З
У Зейна в голове есть в некотором роде картинка, как всё должно произойти, когда они с Лиамом наконец сойдутся. По большей части это фантазия, но, когда мужчина твоей мечты пожарник, не увлечься сложно. Обычно он представляет какое-то ЧП, какой-то решающий момент, когда его жизнь в опасности, и тут приходит Лиам, со стимулом своего странного увлечения сексуальностью Зейна и интеллигенции и задумчивой натуры, и спасает его от неминуемой смерти. У обезумевшего от страха за Зейна Лиама нет выбора, кроме как признаться в своей вечной любви, возможно, даже когда его кожа ещё в саже от пламени. А ещё он без рубашки. Разумеется, этот сценарий может быть сыгран в разных условиях: его квартира, школа, красивая вилла на юге Франции. У Зейна есть запасной план для каждого. Так что, когда во второй половине дня внезапно срабатывает пожарная сигнализация, он готов. Это тот день, для которого Зейн тренировался. Его день из дней. Тот день, когда кто-то включил пожарную сигнализацию. Он на середине оживлённой дискуссии литературных приемов в Грозовом Перевале, когда это случается. Он прыгает со стула, хватая свой пиджак и лихорадочно проверяя свои волосы в зеркале, которое он держит в ящичке стола, перед тем как собрать своих учеников и вывести их наружу. Всё утро штормило — идеальная погода для драматичного признания в любви, если спросить Зейна — так что, они все в итоге ютятся под навесом, ожидая пожарную службу. Но пожарники потоком выходят из грузовика, и Зейн стоит здесь, на парковке, с двумя десятками потрепанных подростков, а Лиама все нет. Привлекательные мужчины кучей вылезают из пожарной машины, чьи сирены должны были петь песню судьбы Зейна, и ни один из них не Лиам. Один из его учеников тянет его за рукав. - Мистер Малик? Я думаю, нам уже можно зайти внутрь. - Идите обратно, если хотите, - говорит он, зло глядя на пожарную машину. - Это не имеет значения. Ничего из этого не имеет значения, - он поворачивается, чтобы взглянуть на девочку. - Надежда - это ложь, - она смотрит в ответ, и то, что видит в его глазах, заставляет её вздрогнуть и развернуться, загоняя остальных студентов внутрь. В конечном счете он присоединяется к ним, и никто не вспоминает его отсутствие, когда они продолжают обсуждать Кэти и Хитклифа. Зейн мог бы использовать собственное грозовое болото прямо сейчас. Это худший день его жизни, и он не совсем понимает, как выразить это без костюмов и декораций. Оставшийся день проходит в дымке того, что приходится говорить с людьми, которые не Лиам, и достаточно скоро Зейн оказывается дома, рассматривая ужин на одного перед телевизором. Ну, или рассматривал бы, если бы в его квартире была еда. Шкафчики так же пусты, как и его душа. Поэтому теперь он в Tesco, устало проходит мимо замороженной пищи. Если и есть современный эквивалент блужданию по болоту в открытой жилетке, то вот он. На замороженный горошек скидка. Это то, что Зейн заслуживает: замороженный горошек со скидкой. Он тянется к пачке, но его рука врезается в чью-то ещё. Он был так погружен в собственную тоску, что даже не понял, что в проходе был кто-то ещё. - Простите, - бормочет Зейн, отводя руку, когда другой человек делает то же самое, а затем его глаза резко поднимаются вверх, и его сознание становится целиком и полностью пустым. Лиам. Прямо перед ним. В проходе с замороженной едой. Он одет в клетчатую рубашку, а в одной его руке корзина, полная покупок, и у Зейна сейчас остановится сердце прямо рядом с горошком. - Зейн! - говорит Лиам, улыбаясь ему, будто это лучший день его жизни. Зейн хочет поцеловать его в губы. - Как поживаешь, приятель? - Да, - автоматически говорит Зейн, потому что способность к пониманию человеческой речи, возможно, была выведена из него посредством потрясения. - В смысле, хорошо. Хожу по магазинам. И, например... Ты знаешь, - он беспомощно поднимает пачку овощей. - Салат. Он видит овощи. Всё плохо. - Хорошо, хорошо, - говорит Лиам, всё ещё улыбаясь. - Слышал, вас слегка перепугали сегодня, не так ли? На мгновение Зейн осознает, что честно не имеет ни малейшего понятия, о чём, во имя Господа, говорит Лиам, но затем в его сознании щёлкает. Точно. Пожарная сигнализация. То, из-за чего он был расстроен весь день. - О, да, кто-то забил тревогу, - удаётся Зейну. - Но всё было нормально. Никакого адского пылания. Он не знает, что он несёт, но это заставляет Лиама смеяться, так что он считает это небольшой победой. - Эх, жаль, что я не был на работе с утра, мы могли бы увидеться, - говорит Лиам. - Провёл полдня на диване с печеньем вместо этого. На самом деле поэтому я тут. Пополняю запасы. Забавно, как всё вышло, правда? Судьба, хочет Зейн крикнуть ему в лицо. - Забавно, ага. - Значит, ешь один? - говорит Лиам. Да, так одинок, о, Боже, я не смог бы быть более одинок, если бы попытался, думает он, но не может этого сказать. Он уже стоит в морозильной камере в своей оболочке из грусти. Ему не нужно доказывать Лиаму ещё больше, что у него действительно нет жизни. - Нет, - врёт он. - Точно, - говорит Лиам, качая головой. - Я уверен, что у тебя есть планы. - Нет, - быстро говорит Зейн, паникуя, - у меня нет ни с кем планов. Лиам смотрит на него какое-то мгновенье, нахмурив брови, и Зейн думает, как сильно надо удариться головой об дверь морозильника, чтобы вызвать незамедлительную смерть. Хотя у вселенной, похоже, другие планы на его кончину, потому что Лиам просто хлопает его по плечу. - Это реально мудро, приятель. Не иметь планов не значит, что ты одинок. Один в поле не воин, я понимаю, - он кивает себе с взволнованным видом. - Ну, наверное... Мне нужно идти. Кажется, дождь прекратился на какое-то время; возможно, у меня получится выбраться отсюда, пока он снова не начался. - Правильно, - говорит Зейн, слишком усердно кивая. - Да. - Приятно тебя видеть, Зейн, - говорит Лиам с улыбкой, а затем разворачивается и направляется к выходу. - Подожди, Лиам, - выпаливает Зейн его удаляющейся спине. Лиам останавливается, оборачиваясь к Зейну. - Да? - Я, эм, - начинает Зейн. Что, блять, ему сказать? Придумай что-нибудь Малик, думай. - Я волнуюсь из-за моего здания в последнее время. Эм, где я живу. Не уверен, что всё, ну, знаешь, соответствует правилам безопасности и всё такое, - это лучшее, на что он способен, смотря на лицо Лиама. Может, он придёт и проверит всё, а потом, когда увидит, как Зейн небрежно прислонился к двери, его вдруг поразит осознание того, что его родственная душа стояла прямо перед ним всё это время, а потом они поцелуются, и Зейн устроит парад. Лиам хмурится, и Зейн почти сожалеет, что лжёт ему. - Это нехорошо. Вот, что я скажу, - говорит он, возвращаясь обратно по проходу. - Почему бы мне не дать тебе свой номер, а ты можешь следить и позвонить мне, если заметишь что-нибудь. Требуется момент, чтобы успокоить пять миллионов восклицательных знаков, которые только что возникли в его голове. - Окей, хорошо, - говорит Зейн, когда наконец восстанавливает контроль над своим телом, пытаясь вытащить из кармана свой телефон. - Отлично звучит, - Лиам даст ему свой номер. Это связано с работой и технически под ложным предлогом, но ,тем не менее, Лиам даёт ему свой номер. У него постоянно будет прямой доступ к Лиаму. Они, по существу, женаты. После того, как Лиам диктует свой номер, Зейн дважды и трижды проверяет, что он записал его правильно, перед тем, как сохранить на телефоне. - Если заметишь что-нибудь подозрительное, дай мне знать, и посмотрим, смогу ли я разобраться, - серьёзно говорит Лиам. Если Зейн - это замороженный горошек со скидкой, то Лиам - отборный бифштекс из вырезки в человеческой форме. Только, знаете, менее французский. - Договорились, - охотно кивает Зейн. - Я сразу позвоню тебе, - а потом они поженятся. На лице Лиама расплывается улыбка. - Замечательно. В любом случае, мне нужно бежать. Приятного ужина, - он слегка машет Зейну, который начинает махать в ответ, пока не осознаёт, что, наверное, выглядит смешно, так что он делает всё возможное, чтобы сделать это похожим на то, что он собирался провести рукой по волосам. - Да, давай. Тебе тоже... Приятель, - он стремится к беспечности, но думает, что, возможно, промахнулся. Хотя Лиам лишь продолжает улыбаться и исчезает за углом. Зейну удаётся продержаться целых десять секунд прежде, чем упасть на дверь морозильника. Он больше никогда не будет сомневаться в судьбе, до тех пор, пока он жив. Эта клятва длится, пока он не платит кассиру, когда понимает, что не дал Лиаму свой номер, и роняет свою сдачу на пол. Ох, грёбаная судьба.Л
Луи действительно нравится его работа, но ему не нравится каждая её секунда. Особенно вот сейчас, когда он склонился над столом в своё нерабочее время, просматривая первые наброски окончательных композиций учеников на этот семестр. Он мог бы быть дома прямо сейчас, в уюте смотря "Единственный Путь - это Эссекс", но перед рождественскими каникулами осталось лишь несколько недель, а его детям понадобится вся помощь, которую они могут получить. Луи вздыхает и обводит ручкой строчку на страницах перед ним. Введённый персонаж ушёл две страницы назад, пишет он на полях, так что, снова вводя его сюда, не упоминая, что он вообще ушёл - увлекательный выбор, наверное, тебе стоит изменить его, если не планируешь внедрить в сюжет злобного близнеца. Он задумчиво постукивает концом ручки по зубам. Слишком грубо... или недостаточно грубо? Когда он снова подносит ручку к бумаге, Гарри открывает дверь. Он не здоровается, просто бросает в сторону сетку футбольных мячей и идёт к ближайшей к Луи парте. Он тяжело садится, не глядя на Луи, потом через мгновенье встаёт, чтобы пойти обратно к двери и закрыть её. Он возвращается на место и проводит рукой по лицу прежде, чем наконец встретить взгляд Луи. Луи раздумывает, говорить ли ему, что он сидит за партой, куда Джереми Гивенс приклеивает все свои жвачки, но решает, что лучше не сейчас. - Привет. Поговори со мной. С тобой всё в порядке? Нога Гарри подскакивает вверх-вниз, будто его не совсем устраивает неподвижность. - Нет, - говорит он, не отводя от Луи взгляд. - В смысле, да, со мной всё хорошо, и это то—Боже. Я зол, - он быстро смотрит в окно с почти улыбкой, но когда он снова встречается глазами с Луи, это гримаса. - Ты же можешь хранить кое-что — ты можешь уважать конфиденциальность учеников, да? - Да, конечно, что—, - начинает Луи, но Гарри уже вскочил с сиденья и ходит перед столом Луи. - Ты знаешь Ричардса? Тома Ричардса? Высоковат, с ежиком, один из моих нападающих? - Луи кивает. - Я попросил его остаться после тренировки, потому что он, кажется, был вне игры. Он не пасовал другому форварду, с которым мы играли, Майку Кендаллу, совершенно не связывался с ним, а те двое обычно практически читают мысли друг друга, - он снова натягивает эту почти улыбку, и Луи уже ненавидит этот взгляд. - Я действительно волновался за него. Я думал, ну, не знаю, я думал, может, у него дома что-то не так. Гарри до сих пор не перестал передвигаться. - И поэтому я спросил его после тренировки, наедине, я спросил его, что происходит, и знаешь, что он мне говорит? - он делает паузу и встречается глазами с Луи. - Он говорит, что он и Кендалл не разговаривают, потому что Кендалл, видимо, сказал Ричардсу, что он гей, не то, чтобы Ричардс так прям и выразился, - хождение возобновляется. - Он говорит мне — тот парень в моей команде, который играл со всеми этими ребятами несколько месяцев, — что больше не хочет играть с Кендаллом, что он сказал остальным парням, - его рука на затылке, он тяжело падает обратно на сидение. - Господи, Луи, я никогда раньше не хотел ударить ученика, но я чуть не потерял контроль. Луи с силой разгибает свои пальцы из кулака, в который они преобразовались, из страницы, которую он смял в шарик. - Что—, - он прочищает горло, - что ты сделал? - Я сказал ему, что в сложившихся обстоятельствах я и сам не хотел, чтобы он играл с Кендаллом или в любой моей команде, и что он отстранен до дальнейших распоряжений, - говорит Гарри, стуча пальцами по парте. Его глаза пылают, и Луи не может решить, должен ли он больше бояться за него или его самого. - Господи, Хаз. - Я знаю, Лу, я знаю, но—блять, мне всё равно, он предал команду и доверие приятеля, и, Боже, мне кажется, будто он предал меня, потому что мне нравился этот ребёнок, - в спешке говорит он, наклоняясь вперёд и кладя голову в руки. - И, чёрт, Луи, завтра я скажу Кендаллу, что команда знает, что я знаю, когда это не моё собачье дело, и я не… - он делает несколько глубоких вдохов и трясёт головой, - я не сделаю этого и не заставлю его играть с мудаком, который с ним это сделал. Нет. Пошло оно. Мне плевать. Луи смотрит на очертания плеч Гарри, натянутых, словно струна. Он почти боится двигаться, не способен справиться со всем, что исходит от парня перед ним. - Ему повезло, что он имеет дело с таким, как ты, - удаётся ему, но его слова кажутся слабыми и бесполезными по сравнению с чистой энергией, исходящей волнами от Гарри. Гарри издаёт грубый смешок. - Ему не повезло. В этом вообще нет никакого везения. Если и есть—Господи, если кому-то и повезло, то это мне, Лу, - он поднимает взгляд, и Луи видит его покрасневшие глаза, его влажные ресницы. Он похож на Рембрандта, похож на нарисованный маслом костер. - Я это ненавижу. Я ненавижу то, что я вышел из школы без всякой такой хрени, делает меня везунчиком. Я ненавижу быть благодарным за то, что... что Кендалл и все остальные не должны даже и думать, чтобы попросить. Они просто должны получить это. Если до этого Луи боялся двигать, то теперь он едва может дышать. Воздух, кажется, на пределе, резинка скоро лопнет. Гарри тяжело сглатывает. - Моим друзьям было всё равно, а мои родители были прекрасны, и в моей школе вроде не было парней, которым нравились парни, так что получилось, что я в итоге встречался с девушками. И всё было хорошо. И всем было всё равно. И, блять, Луи, я думал, что это значит, что всё меняется, становится лучше, но это не так, мне просто, блять, повезло, - он вытирает лицо рукой. - Я просто чувствую... я чувствую себя реально глупо, и я ничего не могу с этим поделать. В комнате тишина, не считая тяжелого дыхания Гарри и звука короткого замыкания мозга Луи. - Хазза, - говорит Луи. - Хаз. Гарри не посмотрит на него. Чтоб это всё. Луи может обработать эту информацию позже. Он встаёт и обходит стол, садится на стул рядом с Гарри. - Гарри, Боже, ты уже делаешь что-то, - он почти не колеблется перед тем, как скользнуть рукой за шею Гарри. - Во-первых, ты можешь сделать, чтобы этот гавнюк гнил на скамейке весь оставшийся сезон, - это заставляет Гарри слезно улыбнуться, и часть мозга Луи делает сальто. - И ты можешь быть здесь для Кендалла. Ты можешь быть за его спиной. Это—, - после всего, что сказал Гарри, он чувствует себя виноватым даже за то, что делает вдох, - это больше, чем кто-то делал для меня, ладно? - взгляд Гарри встречается с его. - Так что, не думай, что это ничего. - Может, это не ничего, но, Боже, - вздыхает Гарри. - Я всё равно идиот. Знаешь, я никогда вам, ребята, не говорил, что я, не знаю, не натурал, потому что я честно думал, что это не важно. Господи, Лу, у меня даже нет слов. Я думал, что это не имеет значения, потому что думал, что все сдвинулись с места. - Это не обязательно должно иметь значение, - осторожно говорит Луи. Если это то, чего хочет Гарри, он может сделать вид, что ему на это плевать. Он может сделать вид, что это не переворачивает его мир, что уже не перевернуло. Он может спрятать это под замок, если надо, если это уберёт с лица Гарри такой вид. - Был бы ты прав, Лу, и, может, вчера я бы подумал, что так и есть, - он проводит рукой сквозь волосы. - Но если это вот так, если мои ученики презирают то, чем являюсь я? Это имеет значение, хочу я этого или нет. И просто потому что я в состоянии делать вид, что это меня не задевает, не значит, что я способен игнорировать реальность. Луи нежно гладит затылок Гарри. - Ладно. Я понимаю, о чем ты говоришь. Это имеет значение, - Гарри тяжело выдыхает. - Но я думаю, что тот факт, что ты понял это, значит, что ты не так уж и глуп. Гарри делает несколько глубоких вдохов и выдохов. - Боже, Лу, - говорит он, - все в этом мире тупицы, кроме тебя, - и, может, это вес всего сказанного, но они оба растворяются в смехе. - Рад, что до тебя доходит, - говорит Луи. Часть его, которая с облегчением видит, что Гарри с меньшей вероятностью, кажется, разлетится на миллионы осколков, практически достаточно громкая, чтобы заглушить ту его часть, которая до сих пор ни черта не может успокоиться. - Ладно, - говорит Гарри. - Ладно. Я всё ещё могу—я помогу ему и сделаю всё, что смогу, и если это слишком или если я всё испоганю, то всегда могу прийти и поплакать на тебе. Хороший план, - он слегка выпрямляется и, кажется, он сбросил худшее, что на него давило. Он даже быстро поправляет волосы, так что Луи знает, что он не может напортачить. - Ладно, думаю, я готов снова встретиться с этим миром, - он смотрит на Луи и улыбается. - Я бы поблагодарил тебя за то, что выслушал, но я знаю, что ты просто скажешь мне, что я всегда могу с тобой поговорить, - говорит он, прерывая возражения Луи, - так что, я пропущу этот разговор и вместо этого скажу тебе спасибо. Луи открывает и закрывает рот. Его мозг в полном тумане, и единственная связная мысль, которая прорывается - это изумление, что такой человек существует. Может, сейчас это вызывает у Гарри боль, но Луи посылает мысленные благодарности той силе, что позволила ему пройти через подростковый возраст, не будучи разрушенным реальностью. У него такое ощущение, что ему удалось пообщаться с единорогом. Он не осознает, что пялится, пока Гарри не кашляет. Точно, разговор. Луи уже участвовал в нём раз или два. - Справедливо, - говорит он. - И всегда пожалуйста, - Гарри сжимает его плечо, и Луи ощущает каждый квадратный сантиметр прикосновения. Потому что он плохой человек. - Полагаю, мне лучше оставить тебя с твоей настоящей работой, - говорит Гарри, вставая со стула. Он проходит и подбирает сетку с мячами. - Ты обязан? - вздыхает Луи. - Может, у тебя снова наступит переломный момент? Они ведь гораздо менее скучные, - Гарри усмехается ему, а Луи рад видеть, что боль начисто стерлась с его лица. - Может, у меня получится прийти с чем-то таким же травмирующим завтра к ланчу, - говорит Гарри, перекидывая сетку через плечо. - Увидим, - говорит Луи, смотря на него поверх очков. Гарри смеётся у выхода, с щелчком закрывая за собой дверь. Луи ждёт, пока не будет точно уверен, что Гарри ушёл на подходящую дистанцию, а затем издаёт удушенный крик в пустой кабинет.✖
На лобовом стекле Луи есть трещина. Как-то он ехал через строительную зону, и какое-то оборудование отправило в полет булыжник, прилетевший прямо в стекло, и удар сразу же разделил его надвое от угла до угла, расходясь паутиной на концах. Теперь это всегда здесь, поскольку Луи не может заставить себя потратить деньги на ремонт, и каждый раз, когда он едет куда-то, он ждет, чтобы лобовое стекло наконец разбилось. Луи стоит на светофоре и смотрит на трещину на лобовом стекле, и все, о чем он может думать - это Гарри. Со всего того эпизода с Майком Кендаллом прошла неделя, и, может, если бы Луи был лучшим, менее сексуально неудовлетворенным человеком, то прошла бы неделя с того, как Гарри пришел к нему в момент эмоционального расстройства, но вместо этого, уже неделя с того, как Гарри рассказал ему, что ему нравятся парни. Внезапно все фантазии Луи стали гораздо менее абстрактными и гораздо более срочными. Теперь вопрос не в том, нравятся ли Гарри парни, или нет; он в том, нравится ли Гарри Луи, а об этом думать гораздо хуже. Флирт больше не кажется игривым. На чем бы они сейчас не стояли, это не бессмысленно. Луи теперь не просто знает. Гарри знает, что он знает. Они оба осознают, что что-то может случиться, что единственное, что останавливает все - это они сами. Баланс хрупок, и Луи больше не может сказать, где пролегает граница между дружбой и флиртом, или была ли она тут вообще когда-либо, или что, черт подери, все значит. Он постоянно стоит на краю, задаваясь вопросом, это тот момент или это, или это; Гарри прижимается слишком близко, чтобы украсть глоток чая, задевая волосами часть его шеи, Гарри улыбается, когда ловит Луи на том, что он смотрит на его руки, рука Гарри задерживается при каждом прикосновении, оставаясь слегка слишком долго на запястье или талии или плече Луи. Он всегда так делал? Луи слишком вчитывается во все это? Он из кожи вон лезет, лишь задумываясь об этом. Луи может многое, но он никогда не позволял вещам улегаться. Но он и не тот, кто садится и разговаривает о чем-то, и ему остается физическое общение - единственное, что он реально знает, как нужно делать, в любом случае. Он начинает выбирать самые узкие рубашки в своем гардеробе, иногда снимать подтяжки и позволять им болтаться, когда Гарри рядом. В первый раз, когда он это делает, он собирается запечатлеть реакцию Гарри, но потом отвлекается на то, как задирается кофта Гарри, когда он потягивается, и он совершенно упускает момент. Гарри все еще прослеживает его взглядом, но не больше, чем обычно. Луи не знает, что с этим делать; он не имеет понятия, что значит их "обычно" или вообще значило. В итоге он понимает, что не важно, что делает Гарри, он будет накручивать себя. Это начинает превышать дозволенные границы. В сочетании со стрессом от уроков и попыток поставить проклятого Шекспира это делает его раздражительным и резким со всеми, даже с людьми, кто просто пытаются ему помочь. Когда ему звонит мама и спрашивает его про личную жизнь с свойственной ей хитростью, он огрызается на нее, а потом сожалеет об этом всю оставшуюся неделю. Когда отдача от микрофонов практически оглушает их во время технической репетиции, ему кажется, что он скоро будет рвать на себе волосы. - Ох, ради Бога, Найл! - орет он звуковой кабинке в конце театра. - Работаю над этим! - бросает в ответ Найл, и когда Луи начал срываться на Найле вообще? Найл никогда никому ничего не сделал. - Кому-то нужен секс, - говорит Зейн, проскальзывая мимо него с банкой краски. - Забавно слышать это от тебя, - говорит Луи. Он проводит этот вечер, развалившись на диване, смотря старые серии Cake Boss со своего жесткого диска и пытаясь не оплакивать свою молодость. Он чувствует беспокойство, будто у него зуд, от которого он никак не может избавиться. Он смотрит на мужчину на экране, который лепит невозможные формы из того, что должно быть едой, и думает о Гарри. Ладно, он почти всегда думает о Гарри в последние дни, но сейчас он думает конкретно о его историях о работе в пекарне, будучи подростком, сожжении хлеба и краже теста для печенья. Он определенно не думает о Гарри настоящем, на котором лишь фартук, или покрытом шоколадной глазурью - сладкой и липкой на языке Луи. Неа. Ничуть. Он достает телефон и смотрит на экран блокировки, задумавшись. Они всегда писали друг другу в разное время суток: небольшие шуточки или комментарии или все и сразу, но Луи мог поклясться, что даже это изменилось. Это не просто Гарри, отправляющий сообщение с пары о том человеке в следующем ряду, который выглядит, как Робби Уильямс, или Луи, пишущий ему, когда один из его учеников сдает четырехстраничное эссе о сексуальном подтексте разговора Джека и Элджернона про кексы в Как Важно Быть Серьезным. Теперь это поздние ночи,когда Герцогиня раздраженно смотрит с изножья кровати, когда его телефон освещает комнату с лишь каплей того в словах, что он действительно хочет сказать. До сих пор смотря на сладкие розочки, он находит номер Гарри, прямо под номером Зейна в его нынешних избранных контактах. помадка на самом деле волшебная? потому что я не понимаю Не лучшая его работа, но достаточная для того, чтобы запустить беседу. Через несколько минут его награждают ответом. ты должен знать, что пекарь никогда не раскрывает своих секретов, томмо ;) Луи хихикает и сразу отвечает. Мысли о секретах, которые Гарри уже открыл ему, крадутся к задворкам сознания. ты не пекарь, ты полу- компетентный футбольный тренер. такие раскрывают свои секреты? Ответ приходит почти тут же. больше, чем полу-компетентный >:( Изображение Гарри, хмурящегося на свой телефон, слишком хорошее, и Луи не может не постараться позлить его больше. Луи нравится заходить с ним слегка слишком далеко, приставая к нему, пока не перестанет быть уверенным в его следующем шаге. пф. я сам бы смог надрать тебе зад. К слову, он все еще довольно неплох в футболе и по сей день. Хотя Гарри, кажется, не терпится поставить его на место, и Луи ерзает на сиденье, когда приходит следующая смс. хочешь доказать это? меньше работы ртом, больше руками О, Боже. Последнее, что ему нужно в его голове - это Гарри, слоняющийся по своей квартире, в каком бы состоянии раздетости он почти определенно ни был, думающий о Луи и ртах в любом качестве. Он знает, что на самом деле слова в сообщении даже близко не стоят к рейтингу R, но его пальцы на ногах все равно загибаются. Он делает глубокий вдох и ждет несколько минут перед тем, как ответить, отчужденно уставившись на Cake Boss и пытаясь унять себя. Это не срабатывает. я буду делать со своими руками, что захочу, стайлс. и своим ртом. боишься? Он знает, что ему должно быть неловко, что он должен перестать пытаться перейти к тому, что он не может контролировать, но все, о чем он может думать, это переведет ли Гарри дыхание или нет, прочтя то, что отправил Луи. Но через десять минут без ответа, он менее взволнован и более раздражен. трясусь от страха. кстати, у тебя реально есть кроссовки? :) Луи так и видит его самодовольное лицо с удовлетворенным собой видом от такого замечания. Может, это немного привлекательно, но это не значит, что он потерпит это. Проходит целых пятнадцать минут прежде, чем он отправляет ответ, отплачивая Гарри той же монетой. Он собирался переждать двадцать, но не выдержал. придурок. тогда давай это сделаем. ты и я, смертельный футбол, лучший выиграет. Он ожидает еще одной затяжки, но на этот раз его телефон вибрирует меньше, чем через пять минут. Когда Луи читает послание от Гарри, он кидает свой телефон на диван и хватает подушку, зарываясь в нее лицом. твоя задница моя, томлинсон. Ему требуются активные усилия, чтобы взять себя в руки.Непрошенные картинки проплывают перед его глазами. Гарри в футбольной форме, покрытый грязью и потом. Гарри, прижимающий его к стене в раздевалке. Гарри, берущий все, что хочет. Луи наощупь находит на диване свой телефон, выглядывая из-за подушки, чтобы напечатать настолько безобидный ответ, насколько может. да, ладно. ты много говоришь, но мы увидим. когда сделаем это? Если последнее сообщение пришло через несколько минут, то это приходит через несколько секунд, и мысль о том, что Гарри нетерпеливо смотрит на свой телефон, заставляет Луи сильно укусить подушку. сейчас. заедь за мной. И, оу, это посылает дребезжащий жар в мозг Луи. Гарри не часто становится настойчивым, но Луи знает, как это выглядит: горящий взгляд и изогнутые губы. Луи сделал его таким несколькими сообщениями, и он гордился бы собой, если бы не был в таком дебильном состоянии. хазза, уже почти полночь На самом деле проблема заключается не в том, что уже поздно. Проблема в том, что Луи не уверен, что сможет справиться, будучи наедине с Гарри прямо сейчас, если несколько смс о футболе действительно заставили его рассмотреть вариант выключения Cake Boss, чтобы подрочить. отступаешься? я знал, что ты со мной не справишься Это совершенно никак не помогает. идиот. буду через двадцать минут Большой палец Луи нависает над кнопкой отправки на несколько секунд перед тем, как он наконец зажмуривается и нажимает на нее. Это нехорошая идея. Он это знает. Но он не может отступить, не сейчас. Поездка до Гарри занимает лишь десять минут, но Луи нужно еще десять, чтобы переодеться в спортивную форму и подумать о мертвых животных, пока его стояк не уймется. Он сохраняет спокойствие и уравновешенный темп на всем пути до дома Гарри. Он не будет укоряться. Может, перспектива провести время с Гарри и заставила его согласиться на спорт в ночной час, и, может, несколько невинных смсок и возбудили его, но он не будет спешить. У Луи есть хоть какое-то достоинство. Когда он подъезжает, Гарри уже снаружи на тротуаре, одетый в шорты и футболку, с шапочкой, натянутой на уши. Он несет спортивную сумку, которую он скидывает с плеча на заднее сиденье, когда залезает на пассажирскую сторону. Луи наблюдает за всем: то, как его шорты сидят низко на бедрах, то, как его тело изгибается, когда он разворачивается. - Привет, - говорит Гарри, протягивая руку, чтобы пристегнуть ремень. Он улыбается Луи с красными от ночной прохлады щеками, и Луи так сильно старается держать себя под контролем. - И тебе привет, - говорит Луи, отводя взгляд от кудряшек, вылезающих из-под шапки Гарри. - Готов проиграть в собственной игре в буквальном смысле? - Перестань задерживаться и езжай, Томлинсон, - говорит Гарри. Луи не нужно повторять дважды. Он выезжает с тротуара лишь немного слишком быстро, и ведет к школе, они двое кидаются едкими комментариями в адрес друг друга, а между ними потрескивает напряжение. Они смеются к тому времени, как вываливаются из машины Луи, но до сих пор не кажется, что воздуха достаточно, чтобы заполнить легкие Луи по пути через парковку мимо луж света, образованных фонарями. Скоро они впадают в тишину, их дыхания клубятся на свежем воздухе, а плечи касаются с каждым шагом. Они достигают ограждения, окружающего поле, и Гарри достает из сумки ключи к воротам. Замок открывается с невероятно громким ударом, и Луи издает нервный смешок. Гарри оборачивается на звук с ухмылкой. - Не переживай, вокруг никого. Луи знает это, знает, что даже если кто-то есть, то Гарри разрешено находиться здесь, когда он хочет, но это все еще кажется опасным. В последнее время все кажется своего рода опасным. Гарри открывает ворота и указывает Луи, чтобы тот прошел, затем ныряет под трибуны, чтобы разблокировать скрытый выключатель и зажечь свет. Ярко зеленое и поле под открытым ночным небом наполняется светом перед ними, и прятаться некуда. Луи косится на Гарри, идя задом-наперед по полю и чувствуя, как слова смешиваются в его голове, как и всегда, когда он нервничает. - Переживать? Кто переживает? Единственный, кому стоит переживать - это ты, Стайлс, потому что сейчас ты переживешь унизительное поражение от рук Томмо, - он делает паузу и снова обдумывает это предложение. - Или ног Томмо. Что будет более унизительно. Гарри лишь смеется и достает из сумки мяч. Он подбрасывает его в воздухе и начинает отбивать коленями, выше и выше с каждым разом, следя за мячом глазами. Его концентрация делает его формы длинными и ровными, а его шея бледная и идеальная под флюоресцентными лампами поля. Луи сглатывает. Возможно, он в своей голове. Вдруг Гарри пинает мяч, ловя его в воздухе и отправляя его парить мимо Луи. Он разбегается, проносясь около Луи прежде, чем тот вообще понял происходящее. Луи матерится под нос и рвется за ним, удовлетворяясь, когда быстро закрывает ворота. - Слишком медленно, Гарольд, - говорит он, заходя со стороны с резким скольжением, которое выбивает мяч из-под ног Гарри. Он выпрямляется и начинает бежать по полю другим путем так быстро, как может, ведя мяч перед собой. Он слышит топот ног Гарри сзади на секунду слишком поздно, не в состоянии остановить Гарри от грубого столкновения с ним и кражи мяча. Гарри останавливается в нескольких шагах от Луи, тяжело дыша сквозь ухмылку. - Просто привожу тебя в ложное чувство безопасности, Лу, - говорит он, поставив левую ногу на мяч. Луи может быть немного запыхавшимся, но он достаточно знает, чтобы увидеть в глазах Гарри ожесточенную радость, хищную посадку его плеч. Его щеки и губы ярко-розовые то ли от холода, то ли от напряжения, и Луи видит, как тянутся мышцы под его футболкой, когда он перемещает свой вес для следующей атаки. Он хорошо выглядит в соревновательном духе. Сохраняя зрительный контакт, Гарри делает финт вправо, затем влево, и Луи сильно накреняется и следует за ним каждый раз. В конце концов, Гарри проскальзывает мимо него движением спины,касаясь плечом Луи с силой, которая кажется намеренной. Луи недалеко позади него и на этот раз он хватается за футболку Гарри, замедляя его, чтобы украсть мяч. Однако Гарри не сдается так просто, и они проводят, что может быть минутами или годами, поднимая ставки, ругаясь и смеясь и используя все более грязные приемы, чтобы вернуть владение, носясь по полю туда-сюда. Луи осознает где-то рядом с линией, что они никогда не устанавливали того, как именно выиграет один из них в том, во что они играют, но затем Гарри рывком бежит по полю, и Луи слишком занят его преследованием, чтобы задумываться. Один из них — Луи не может сказать кто — наконец заходит слишком далеко, недооценивая свои силы, и двое превращаются в клубком из конечностей посреди поля, а мяч медленно откатывается перед тем, как остановиться. После этого Луи делает выпад, но Гарри слишком быстрый, бросаясь телом на Луи, чтобы сдержать его. Его руки находят запястья Луи, удерживая его внизу, и Луи должен признать, что его хорошо и по-настоящему пригвоздили. Внезапно все стало так тихо, остались лишь звуки их, пытающихся восстановить дыхание, а Гарри теперь сидел на нем верхом. Его шапочка сорвалась где-то в рукопашне, и огни поля над ним заставляли его кудри серебриться. Луи всегда знал теоретически, что Гарри больше него, но знать это физически отличается, чувствовать тело Гарри, накрывающее его, и пересчитывать звезды. Он уже представлял их в такой позиции раньше, но действительно ощущать здесь Гарри, чувствовать его собственным настоящим телом, а не воображаемым, слегка слишком. Половина его завязалась в нервных окончаниях, не способная к рациональным мыслям, а другая половина за несколько миль отсюда, анализируя все, что происходит, откуда-то из космоса. Обе половины в примерно тридцати секундах от катастрофического провала, и это может иметь последствия, к которым Луи не готов. Луи встречается с Гарри взглядом, и рот того расплывается в улыбке, которая оставляет Луи настолько запыхавшимся, насколько любой удар. - Попался, - говорит Гарри. - Кажется, я выиграл, - однако, он все еще застывший, а его улыбка уверенная, в его глазах вопрос, на который Луи не хочет отвечать или не знает как. Вместо этого он думает о траве, колющей его затылок, сужает свое внимание на этом ощущении. - Значит, вот как получается, - мягко говорит Луи. Он тянет время, удерживает этот момент между ними. Гарри издает смешок, затем поворачивается, чтобы вдохнуть холодный воздух. Луи забыл температуру, не в состоянии воспринимать ее серьезно, когда он может почувствовать жар Гарри вплотную к своему телу. Даже это кружит ему голову, мысль о том, что тепло, просачивающееся в него, принадлежало Гарри полминуты назад. - Ты мне скажи, - тихо говорит Гарри. Луи делает глубокий вдох, чувствуя, что паника проделывает свой путь сквозь него, задевая каждый нерв. Он ищет ответ - что-то искусное и остроумное, что вытащит его из этого без какого-либо риска, но когда он обнаруживает, что его мозг полон напряжения. Его горло, кажется, становится все уже и уже, и когда он выдыхает, вместе с этим выходит и небольшой стон. Руки Гарри рассеянно ослабляются на его запястьях, и если Луи честен с собой, то, что происходит дальше - чисто "бей или беги". Он подскакивает, пользуясь моментом невнимательности Гарри, и переворачивает их обоих. Оставляя Гарри лежать на спине, Луи бежит к мячу, подхватывая его руками. У него нет плана, нет тактики, помимо двигайся двигайся продолжай двигаться, но когда он оглядывается, Гарри уже в вертикальном положении и бежит за ним, слава Богу. Луи бежит и удерживает мяч между стойками ворот. Когда он поворачивается, держа мяч над головой, Гарри замедляется до полной остановки с усталой улыбкой на лице и шапкой в руке. - Знаешь, это не совсем то, как играют в эту игру, - утомленно говорит Гарри, натягивая шапочку обратно на голову. - Ожидать, что я буду играть по твоим правилам, было твоей первой ошибкой, юный Гарри, - говорит Луи, кидая ему мяч. Гарри задумчиво смотрит на него. - Ага, полагаю, что так, - говорит он, склонив голову на бок. Затем он роняет мяч и до того, как Луи успел среагировать, Гарри уже схватил его за ноги и перекинул через плечи, как пожарник, игнорируя крики беспокойства и возражений Луи. Луи созерцает руку Гарри вверх-ногами. Он предпочел бы быть в нормальном положении и не опасно прижиматься пахом к мышцам и костяшкам плеча Гарри. Конечно, это очень хорошая рука, но даже так. - Гарри, - говорит он обманчиво спокойным голосом. - Что за хрень ты делаешь? - Если ты можешь составлять правила, то и я могу, - говорит Гарри, шагая по полю. Он даже не звучит так, будто прилагает усилия, придурок, и Луи нужно перестать чувствовать что-то из-за того, как физически легко для Гарри швырнуть его, или в другом случае в скором времени он окажется в очень рискованной ситуации. - Мое правило говорит, что проигравший обязан пронести победителя по полю, - его хватка на бедре Луи становится крепче, и это все, что Луи может сделать, чтобы не извиваться от этого. - Хорошее правило, - говорит он в руку Гарри. - Можешь хоть немного предупредить победителя в следующий раз? - В следующий раз победителем буду я, - говорит Гарри, и Луи может слышать улыбку в его голосе, даже если не может увидеть. - Так что, конечно, я предупрежу себя. - Хитрожопый, - ворчит Луи. Он сверкает глазами вниз на траву, что действительно несправедливо. Трава никогда не давала ему никаких затруднительных сексуальных позывов. По крайней мере, не напрямую. А после мир переворачивается, и его усаживают в вертикальное положение на край поля. Гарри поднимает свою сумку и вырубает свет перед тем, как открыть ворота и с кивком провести через них Луи. Луи улыбается, даже если он не может встретиться с Гарри взглядом. - Я могу привыкнуть к такому, - говорит он, ожидая, пока Гарри догонит. Гарри лишь смеется. Они снова молча пересекают парковку, и Луи не может с точностью сказать, что это за тишина. Они достигают его машины, и только тогда, когда сумка Гарри ударяется о его заднее сиденье с бухом Луи осознает, что она пуста. - Твой мяч, - говорит он. - Прости, я не понял. Мы можем— - Я заберу его в понедельник, - пожимает плечами Гарри. Он залезает на пассажирское сиденье и закрывает дверь. Обратный путь к Гарри практически столь же быстр, как и путь в школу, и когда Луи подъезжает к его дому, он не может решить, хочет ли он, чтобы Гарри оказался вне этой машины как можно скорее, или хочет продолжать ехать, пока не закончится бензин, так что Гарри не сможет уйти. Гарри отстегивает ремень безопасности и тянется к заднему сидению за сумкой. Затем он поворачивается к Луи, протягивая руку. Луи неуверенно обхватывает ее своей. - Хорошая игра, - говорит Гарри, улыбаясь одним краем губ, а затем он выскальзывает из машины, оставляя Луи с иллюзорным теплом в руке и глупым выражением лица. Оба остаются на месте весь путь к дому Луи, а он сам изо всех сил старается игнорировать настойчивую пульсацию в паху. Ему кажется, будто он задыхается в небольшом пространстве своего автомобиля, потрясенный от воспоминания чувства. Вес Гарри, прижимающий его к земле. Губа Гарри, зажатая между его зубами от сосредоточенности. Голос Гарри, низко рокочущий в его груди. Все это подбрасывало дрова в его разгорающиеся сумасшедшее, ужасное желание, и теперь огонь зажегся под его кожей, тлеющий между его нервными окончаниями и заставляющий его потеть на своем сидении. Когда он наконец добирается до своей квартиры, то останавливается только на достаточно долго, чтобы запереться на засов, перед тем, как шатко дойти до спальни. Он делает это даже не на кровати, вместо этого падая на колени в дверях. Он опирается об кровать предплечьем, уткнувшись носом в одело, и стягивает штаны достаточно для того, чтобы взять себя в руку. Он стонет на первое прикосновение, отчаянно нуждаясь в нем, в чем-нибудь. Он не тратит время впустую, делая тугие, быстрые толчки, и, черт, делать это насухую почти больно, но если он не освободится в течение двух последующих минут, то сдохнет. Мелко дыша, он позволяет пережитым частям ночи завладеть им. Он думает о Гарри над ним и запахе травы и о чувстве, если бы его трахнули на этой траве, и его лице, когда он смотрит на него сверху вниз. Он представляет, как Гарри разбивает его в пух и прах на линии полузащиты, под светом, в открытую. Он помнит крепкие руки Гарри на своих запястьях и все его тело сотрясает дрожь. Еще один, два, три движения, и он готов, кончая в собственную руку со сломанным звуком. Он не знает, как долго сидит здесь, отходя меньше от оргазма, чем от всей ночи. Боже. Он, блять разрушен, и все становится лишь хуже. Он может только представить, что подумал бы Гарри, увидев его вот таким: одиноким на полу спальни с высунутым членом и полной рукой спермы. Что с ним не так? Он не был таким не из-за кого с шестнадцатилетнего возраста, и он напуган и не может перестать думать о подтянутом парне из кабинета биологии каждый раз. Это все полностью вышло из-под контроля. Луи наконец набирается энергии, чтобы пойти помыться, решив, что оставаться на полу, пока он не превратится в пыль под тяжестью своего печального, печального состояния, не совсем то, как он хочет умереть. И когда он поднимает голову, его взгляд падает на подушку. Там сидит Герцогиня, властно ухаживая за одной своей лапой и глядя на него с тем, что может быть лишь презрением. Он падает лицом обратно на кровать со стоном поражения.