Л
- Кажется, я умер, - говорит Луи. Его голос хриплый и усталый более, чем по одной причине. Пока что у него ничего не болит, но он определённо уверен, что как только это начнётся, то никогда в жизни больше не прекратится. - Думаю, ты убил меня. - Я не убивал тебя, - говорит Гарри, и Луи может услышать улыбку в его без надобности увидеть. Он неторопливо расхаживает по разгромленной кухне во всём своём голом великолепии, совершенно удовлетворенная сила хаоса, которой он является, а Луи и квартира Луи разрушена вокруг него. На его книжной полке штаны. Настоящие штаны. Это то, что происходит в жизни Луи. Это то, что сделал с ним Гарри Стайлс. Оттуда, где Луи растянулся на диване, ему предоставляется прекрасный обзор на дверь спальни. Матрац наполовину свисает, разгромленный вконец, а одеяло переброшено через стул в углу. Под тумбочкой валяется пустая бутылка вина, а лампа болтается на проводе с одной её стороны (он это помнит: его губы вокруг Гарри, и один из локтей Гарри невольно дергается в сторону, когда он выгибается). Бумаги, которые он хранил на кухонном столе везде. Он смутно помнит, как издал удушливый звук и смёл их всех на пол одной рукой и наклонил Гарри над плиткой, и как Гарри это понравилось, понравился контролирующий Луи. Сейчас пять утра. На бедре Луи стоит засос. На рёбрах Луи формируется синяк. Луи может никогда больше не слезть с этого дивана. - Сегодня я должен собрать курсовые, - говорит Луи, глядя в потолок. Дымка секса начинает обосновываться вокруг него, и тревога потихоньку возвращается. - Я должен поставить спектакль в пятницу. - Ты можешь это сделать, - легко говорит Гарри. Луи слышит, как он вытаскивает сковородку из ящичка под печью, который он никогда не открывает. - Я так не думаю, - говорит Луи. - На самом деле я не думаю, что вообще могу двигаться. Сначала Гарри не отвечает, занятый вытаскиванием яиц из холодильника и чаши из шкафчика. Конечно, Луи связался бы с единственным человеком в мире, способным делать омлет после секс-марафона на всю ночь. Но затем внезапно над спинкой дивана вверх-ногами появляется лицо Гарри, криво улыбаясь ему, с ниспадающими везде кудрями. Он выглядел бы почти ангелом, если бы не тот факт, что он абсолютно голый, и Луи может лишь разобрать отек на его нижней губе, где тот её укусил, когда получал минет у стены ванной. - Всё будет в порядке, - говорит Гарри. Он наклоняется и целует Луи в край губ. - У тебя есть я. Луи рефлекторно улыбается, потому что это приятно, а потом чувство в его груди ударяет в горло, и он давится им. Он обвивает рукой шею Гарри и притягивает его в очередной поцелуй прежде, чем у него появится шанс сказать ещё что-нибудь большое и ужасающее, и Гарри счастливо отвечает, открывая рот, чтобы впустить язык Луи. Пока это продолжается, пока есть рот Гарри и тело Гарри, чтобы отвлечь его, он может не подпускать всё остальное. Люди постоянно занимаются случайным сексом. Он может сделать это снова. Он не обязан попадать во что-либо. На пол мгновенья рот Гарри отстраняется, а после он перебирается через спинку дивана и седлает бедра Луи, и, Боже, у него уже начинает снова вставать. Это вообще должно быть возможным? Даже после часового действия на журнальном столике? Даже после той штуки с джемом? Очевидно, Гарри какой-то секс-демон, разработанный специально для того, чтобы его уничтожить. Гарри вновь наклоняется и целует его по-нормальному, и это просто. Это не справедливо, как идеально соединяются их изгибы. У Луи нет ни шанса против того, как его губа подходит между мягкими губами Гарри, того, как рука Гарри покоится на его пояснице, будто она там и должна быть. Это слишком хорошо, слишком много, и поэтому Луи не был в состоянии заставить себя оторваться, кажется, будто дни, но на самом деле лишь часы, с того первого поцелуя под огнями сцены. Огни сцены. Чёрт. Он оставил все прожектора включенными, все костюмы разбросанными, и ему нужно будет прийти туда сегодня рано, чтобы привести всё в порядок прежде, чем начнутся уроки, а потом ему нужно будет сделать копии бланков и позвать его сценографа, чтобы убедиться, что последний кусочек будет раскрашен вовремя, и ему действительно скоро нужно будет идти в душ, чёрт— - Хватит думать, - говорит Гарри голосом, грубым от виски и отдающимся вибрацией глубоко в груди Луи, где они прижимаются друг к другу. - Ещё немного. Да, хорошо, говорит его мозг, потому что реально, как он может надеяться на то, чтобы спорить с этим, но потом Гарри скользит губами вниз по горлу Луи и начинает ставить засос, и Луи должен его остановить. - Подожди, подожди, - говорит он, слегка оттягивая Гарри за волосы. - Не здесь. Слишком видно. Гарри немного воет. - Давай, Лу. Я хочу сделать это где-нибудь, где люди смогут увидеть. Луи закатывает глаза, игнорируя прилив тепла, который посылают через него слова Гарри. В нём не осталось достаточно сил, чтобы справится с этим, не говоря уже о том, чтобы перевернуть их, так что он просто тянет Гарри за локоть, издаёт недовольные звуки, пока Гарри не понимает намёк и не меняет их положение. - Подними руки, - говорит ему Луи. Гарри ухмыляется и делает, как сказано, хватаясь за подлокотник позади него и слегка крутя бедрами под Луи. Нахальный придурок. Луи целует его в губы ещё раз, потом в шею, потом погружает зубы в его левый бицепс. Гарри шипит от давления, обвивая одной ногой коленку Луи, и Луи засасывает его кожу достаточно для того, чтобы заставить его вцепится ногтями в спину Луи. Когда он удовлетворен своей работой, он прекращает засасывать с небольшим, влажным звуком и оставляет поцелуй на этом месте. - Здесь, - говорит Луи. Он отстраняется, чтобы позволить Гарри увидеть то место, где расположилась красная на светлой коже метка в форме рта Луи. - Видно, но не заметно. Никто даже не увидит это, если ты этого не захочешь. Идеальное решение. Гарри улыбается ему, и Луи не уверен, доволен ли он тем, что его пометили, или изобретательностью Луи. - Хорошо, - говорит он, протягивая руку, чтобы коснуться губ Луи кончиком пальца. - Тогда это будет твоим местом. К счастью, Луи спасен от ответа на это, когда Гарри шлёпает его по заднице и спихивает его. - А теперь давай, иди в душ. Я даже дам тебе пять минут перед тем, как зайти после тебя. - Как щедро с твоей стороны, - говорит Луи, пошатываясь на ногах. Гарри лишь сжимает губы, будто пытается сдержать улыбку. - Ты не имеешь понятия. Когда Луи наконец добирается до ванной, ему требуется момент, чтобы подготовить себя прежде, чем посмотреть на своё отражение в зеркале над раковиной. Он совершенно не знает, чего ожидать. Развратный, верит он, слово, подходящее для того, что он видит, открыв глаза. Его волосы - абсолютная катастрофа, просто взрыв на макаронной фабрике, спутавшиеся сзади и сальные от пота и склеенные джемом сбоку, и, серьёзно, чьей долбанной идеей был джем? Его рот ярко красный и ободранный. Пометки на его ребрах и бедрах уже меняют цвет с розового на фиолетовый, и Луи благодарит всевышних, каким-то чудом удержавших его от позволения Гарри поставить один из таких ему на шею. Он ни за что бы не смог скрыть этого без какого-то реально сложного маневрирования шарфом. Он в полном беспорядке, и что хуже всего, ему это нравится. - Возьми себя в руки, говорит он своему отражению. Он оттягивает душевую занавеску и чуть не получает инфаркт, когда видит что-то скрывается в его ванной, пока не осознает, что это Герцогиня, свернувшаяся в углу с глубоким укоризненным видом. Вероятно, ванная была единственным оставшимся безопасным местом в его квартире. - Прости, милая, - говорит Луи, протягивая руку, чтобы виновато погладить её голову. Она бросает на него взгляд и уклоняется от его прикосновения, выскакивая из ванной и исчезая за дверью. Верный своему слову, Гарри даёт ему достаточно времени, чтобы спокойно помыть голову под тёплой водой, прежде, чем забраться в душ позади него. Он скользит руками по пене на животе Луи и притягивает его спину к собственной груди, роняя голову на плечо Луи, чтобы поцеловать влажную кожу на его шее. Тело Луи тает от прикосновения, и он закрывает глаза, затыкая свой мозг на несколько минут, просто чтобы почувствовать руки Гарри, охватывающие его бедра, и влажные волосы Гарри, прилипшие к его щеке. Каждая клеточка тела Гарри скользкая и близкая, и Луи получает всё это, может прикоснуться до этого, как ему угодно. Он накрывает одну из рук Гарри своей собственной и чувствует улыбку Гарри на своём плече.З
Зейн такой замечательный друг, если честно. Он сам себе напоминает об этой вечной истине, крепче сжимая свой кардиган и шагая по коридору. Кто ещё вытащил бы себя из кровати в этот непростительный час, на целых тридцать минут раньше, чем обычно, просто чтобы зайти и проверить, как Луи справляется со всем, что на него навалилось сейчас? Никто. Ладно, может, Гарри, но он не считается. Желание трахнуть кого-то порождает проявление нечеловеческой силы и самоотверженность. Уж Зейн-то знает. Он заворачивает за угол и чуть не останавливается, как вкопанный. Открыта единственная дверь класса, впуская свет в тусклый проход, и отсюда Зейн может услышать звуки пения. Он знает, что Луи умеет петь. Невозможно иметь такие долгие, созависимые отношения, которые у Луи с театром, без этого таланта. Несколько лет назад он откопал видео с Луи в роли Дэнни Зуко на YouTube и месяц дразнил его по этому поводу, но даже по зернистому видео малобюджетного школьного спектакля было ясно, что Луи создан для выступлений. Теперь он с трудом позволяет кому-нибудь послушать, как он поёт, наверняка, заперев эту часть себя с той частью, которая верит, что романтика - это лишь трата времени впустую. Но прямо сейчас перед его лицом Луи стоит на стуле в своём классе, прикрепляя бумаги к доске объявлений, и поёт для себя: - Met a boy, cute as can be (Встретил парня, милее не бывает)— - Доброе утро, - говорит Зейн. Луи едва не падает со стула от неожиданности. Он поворачивает голову, хватаясь за стену для поддержки, но его плечи расслабляются, когда он видит, что это лишь Зейн. - Оу, привет, - говорит он, слишком усердно стараясь вести себя, как обычно и указывая непосредственно на то, что он Определённо Что-то Скрывает. - Что ты тут делаешь так рано? - Я заходил, чтобы посмотреть, не нужна ли тебе помощь, - говорит Зейн. Он прищуривается, глядя на Луи. Под его глазами круги, и он склоняется на левый бок, но каждая его частичка выглядит абсолютно спокойной, удовлетворенной и... оу. - Боже милостивый. Ты наконец трахнул Гарри. - Что? - щебечет Луи, полу-падая и полу-слезая со своего стула. - Как ты—о, Боже, только не это, - его глаза в ужасе метаются по кабинету, - здесь же ничем не пахнет, да ведь? - Что, нет, почему бы... - мозг Зейна улавливает слова Луи, и внезапно он чувствует глубокое недоверие к каждому столу в кабинете. - Луи. Ты этого не сделал. - Нет, нет, - быстро говорит Луи. - Я- конечно, нет. Этика и всё такое. Зейн чуточку расслабляется, но его самодовольство остаётся на месте. Он это знал. Он несколько месяцев пытался сказать Луи, что Гарри неплохо сложен для секса, и он был прав. Он знает. - Но ты действительно трахнул Гарри, - с ухмылкой говорит он. Луи открывает и закрывает рот, как взволнованная, недавно трахнутая рыба, но, кажется, не может придумать, что соврать. Наконец его плечи поражённо опускаются, и Зейн едва может сдержать смех. - Как ты узнал? - говорит Луи, сдавшись. - Приятель, - говорит Зейн, кладя руку на плечо Луи. - Ты пел ‘Summer Nights’. Луи состраивает лицо. - И? - Сейчас декабрь, а ты это ты, - говорит Зейн, и он не может не засмеяться на печальное выражение лица Луи. Это неплохо смотрится на нём. - Расслабься, Лу, я счастлив за тебя. Было, ну, хорошо? Зейн слышал все малейшие детали сексуальных подвигов Луи более, чем раз, описания задов мужчин, которых он никогда не встречал, и детали, которые никогда не хотел знать, но на этот раз Луи лишь слегка смеётся, отворачиваясь. - Он очень... проворный, - говорит Луи, и румянец на его щеках говорит Зейну всё, что нужно. Так значит, Луи Томлинсон всё-таки способен смущаться, а? Зейн ещё повеселится с этим. - Расскажи мне больше, Луи, - говорит Зейн настолько серьёзно, насколько способен. - Расскажи мне больше. Вы очень далеко зашли? - Ещё пять секунд и я прибью тебя этим степлером, - говорит Луи, но в этом абсолютно никакой силы. Он слишком много краснеет, чтобы выглядеть угрожающе. - Так вы двое... - Зейн оглядывает его. - Что теперь? Луи опускает глаза, пожимая плечами. - Я не знаю. Это не... Я не знаю, - он кашляет. - Ах, кстати, у тебя есть код, чтобы разблокировать ксерокс наверху? Этот, который внизу не работает, а тем я никогда не пользовался. - Ага, я поднимусь с тобой после первого урока, - отмахивается Зейн, зная, что это нацелено, чтобы сменить тему. - Так у вас ещё не было того разговора? Луи продолжает делать вид, что он сильно заинтересован в степлере. - Хм? Какого разговора? Зейн закатывает глаза. Заставить Луи раскрыться о таких вещах обычно достаточно сложно; Бог знает, это похоже на поход к стоматологу. - Тот разговор. Тот "о, привет, раньше мы были друзьями, которые не трахались, а теперь мы друзья, которые трахаются" разговор. - Нет, мы, эм, - Луи прочищает горло, - мы отложим это до завершения постановки, знаешь? И конца семестра. Я занят работой, а у него экзамены, ну. Мы разберёмся с этим позже, - он случайно открывает степлер и поспешно снова закрывает его. - И, эм, больше нет. Знаешь. Секса. Пока семестр не закончится. Зейн поднимает брови, опираясь на стол Луи. - И ты с ним об этом поговорил? - Да, - беззащитно говорит Луи. - И о другом мы тоже поговорим. Когда-нибудь. - Ладно, ладно, это не моё дело, - говорит Зейн, поднимая руки. - Всё равно я не вижу, о чем тут так много говорит, - мямлит Луи. - Как ты и сказал, теперь мы друзья, которые трахаются. Не похоже на какое-то супер-открытие. - Это не то, что я—Боже, - Зейн проводит рукой по лицу. - Не моё дело. Точно. В любом случае. Это всё секретно или я могу рассказать Найлу? Луи смеётся. - Найл может узнать, да, ему всё равно не будет особо интересно. Но больше никому, окей? Мне не нужно еще каких-нибудь любопытных варвар со своими вопросами, - он тыкает Зейна в живот, и Зейн даёт ему лёгкий подзатыльник. - Просто присматриваю за тобой, дурачок. Ладно, мне нужно открыть класс. Скоро увидимся, - он выходит из кабинета и уже на полпути в коридоре, когда он разворачивается, снова просовывая голову в класс Луи. - Эй, Лу? - Луи выжидающе смотрит на него. - Я реально счастлив за тебя, ага? - Луи опускает голову, но Зейн всё равно видит глупую улыбку на его лице. - Спасибо, Зейн, - тихо говорит Луи, и Зейн напевает себе под нос, идя обратно по холлу. Если то, что он напевает - “Summer Nights”, то он определённо не собирается говорить об этом Луи. Позже он рад, что остановился этим утром, потому что после того, как он помогает Луи с ксероксом, он едва ли видит его до премьеры спектакля. Зейн тоже должен заканчивать семестр, и даже когда у него есть свободный момент, у Луи его нет. Каждую лишнюю секунду Луи тратит на постановку, и даже когда Зейн заходит на репетиции, чтобы помочь, Луи разрывается примерно на двадцать частей, обычно лишь успевая направить Зейна к чему-то, что нужно доделать, прежде, чем умчаться, чтобы разобраться с пятью другими проблемами. Однако, с лучшей стороны, ему удаётся видеть общение Луи и Гарри, поскольку Гарри, кажется, пользуется каждой возможностью, чтобы появиться в театре, обычно с чаем. Они всегда рядом с учениками, так что, возможно, эти двое думают, что держат всё под прикрытием, но даже если бы Луи не рассказал Зейну о случившемся, Зейн смог бы и сам понять это, увидев их вместе. Он знает, что искать. Когда Зейн переехал в свою квартиру три года назад, его мама пришла, чтобы помочь ему обустроиться. Когда они закончили — или когда он думал, что они закончили — она ушла к своей машине и вернулась с двумя маленькими комнатными растениями. Она сказала ему, что он должен быть не единственным живым существом в этом доме, поцеловала его в щёку и поставила их на подоконник. К тому времени, как подходило Рождество оба растения явно скривились, безошибочно прорастая по направлению к солнечному свету, который лился через окно каждый день. Гарри и Луи похожи на эти растения, если растения могут быть солнечным светом друг для друга. Раньше они были скверными, но сейчас всё гораздо чётче: то, как они бессознательно поворачиваются и стремятся друг к другу. Гарри с этим осторожен, двигаясь медленно и ровно вокруг Луи, будто тот пугливый зверёк, которого Гарри боится спугнуть, и Зейн всё время ловит его на том, что он тянется, чтобы коснуться Луи, но отстраняется в последнюю секунду. Луи же, в свою очередь, до сих пор кажется немного недоверчивым, наблюдая за Гарри через всю комнату и психологически настраивая себя несколько минут прежде, чем подойти и скользнуть пальцами по запястью Гарри, а потом унестись прочь для каких-то других неотложных задач с таким видом на лице, будто он не может поверить, что ему сошло это с рук. Другой раз Луи поймает взгляд Гарри, и его лицо озарится искренней улыбкой, пока он не опомнится и не улетучится за кулисы, а Гарри не будет улыбаться ему вслед. Это мило и по-детски и редко, и Зейн наполовину восторгается своими друзьями и наполовину кипит завистью. Хотя по большому счёту, это лишь доказывает его веру в то, что сила любви способна сдвинуть даже самые неподвижные горы (читай: гордость Луи Томлинсона), поэтому он не может особо жаловаться. И этого достаточно, чтобы зажечь огонь под его задницей, так сказать. Ничто не заставляет тебя желать привести обратно в движение твой эпичный роман так, как двое твоих трахающихся друзей. Три дня он проводит, разрабатывая нервы, составляя и удаляя два десятка разных сообщений, прежде, чем наконец отправить Лиаму приглашение на день рождения Луи/Рождественскую вечеринку. В ответе Лиама полно искренних благодарностей и обещание попытаться прийти, если он сможет отпроситься с работы, и Зейн, наверное, делает круг почёта вокруг своей квартиры в одних штанах. Даже учитывая всё то время, которое он проводит маниакально проверяя, не говорит ли Лиам что-нибудь по поводу того, сможет ли он пойти, конец недели обрушивается шквалом. Зейн проводит экзамены и собирает курсовые и, когда он падает на своё сиденье на премьере Много Шума Из Ничего, он наконец-таки закончил этот семестр. Он просто достаёт свой телефон, чтобы поглядеть на пустой почтовый ящик ещё немного, когда кто-то проскальзывает на сиденье рядом с ним, и, оборачиваясь, он видит Гарри. - Не против, если я присоединюсь? - спрашивает Гарри. - Конечно, нет, - говорит Зейн, убирая телефон в карман. Поскольку Найл в звуковой кабинке, ему в любом случае на самом деле не с кем сидеть. И вообще-то он собирается поговорить с Гарри уже несколько дней. - Так ты уже закончил семестр? Гарри тяжело вздыхает. - Ага, наконец. Сдал сегодня последний проект. Всю ночь проявлял плёнку, но о, это прекрасное чувство, когда всё закончено. А ты? Зейн кивает. - Я тоже сегодня закончил. В смысле, на каникулах мне придётся проверить ещё туеву хучу работ, но могло быть и хуже, - на несколько минут они впадают в тишину, смотря, как остальные зрители занимают места и мимолетом замечают актёров, выглядывающих из-за занавеса, пока Зейн не прочищает горло. - Итак, - говорит он. - Гарри. Гарри поворачивается на своём месте, глядя на него с плохо скрываемой улыбкой. - Зейн. Зейн чувствует себя идиотом, но на нём лежит ответственность. - Мы с Луи дружим уже достаточно долго, - Гарри кивает. - И он может быть полном придурком, но я всё равно люблю его. Ещё кивок. - Я понимаю, о чём ты. Зейн не может слегка не улыбнуться на это, а потом вернуть своему лицу серьёзность. - Поскольку я его люблю, меня бы очень расстроило, если бы ему, я не знаю, причинили боль как угодно. Кто угодно, - он смотрит Гарри в глаза. - И я, как ты знаешь, прекрасно знаком с различными техниками поджогов. - Что и требовалось доказать, - говорит Гарри, продолжая проваливаться в том, чтобы скрыть свою улыбку. Зейн не разрывает зрительный контакт. - Прекрасно. Знаком. Он удерживает взгляд Гарри ещё около пяти секунд перед тем, как сломаться. - Боже, у меня почти получилось, - говорит он, хихикая, и заставляет Гарри разразиться смехом. - Не переживай, приятель, если бы я не знал, то обгадился бы, - говорит он, вытирая слезы. - Техники поджогов, блин, - он похлопывает Зейна по спине. - Ты хороший друг, парень. Я рад, что ты у него есть. Зейн протягивает руку и взлохмачивает его волосы. - Я есть у вас обоих, дурень, - в этот момент свет начинает затухать, и они оба возвращаются к соответствующим сторонам подлокотников и устраиваются для шоу. - Но я тебя убью, - шепчет Зейн, когда занавес открывается, и Гарри показывает ему большой палец до того, как начинается первый монолог. Спектакль хорош — удивительно хорош, если уж Зейн честен. Между двумя главными героями прекрасная и искренняя химия, и они замечательно подбирают время для комедийных вставок, а зал смеётся, когда надо. Финальная сцена наступает до того, как Зейну успевает надоесть, и когда он присоединяется к овациям встающих зрителей, он действительно наслаждается. Каждому члену каста достаётся свой момент в центре внимания, а потом двое главных героев вытаскивают на сцену Луи для аплодисментов. Гарри рядом с Зейном засовывает два пальца в рот и громко свистит. Когда аплодисменты затихают, люди начинают вставать и расходиться. Гарри и Зейн двигаются против течения, направляясь к сцене, где Луи обнимает разных актёров и членов команды. Когда он поворачивается и видит их приближение, он соскакивает со сцены и притягивает их обоих в объятия. - О, Боже мой, это не было ужасно, это действительно не было ужасно, - в спешке говорит он, приглушённый головой Гарри. Зейн смеётся и вылезает из групповых объятий, видя, как рука Гарри соскальзывает, чтобы обвить талию Луи. Он оглядывается, внезапно ощущая покровительство над ними, и слегка перемещается, чтобы закрыть их от обзора аудитории. - Это не было ужасно даже ни капли, - говорит он Луи, чьё лицо до сих пор полу спрятано в плече Гарри. - Ну, кроме того, когда Клаудио чихнул на Геро, но я полагаю, что это не совсем его вина. - Да, и Беатриче и Бенди Дик* реально хороши, - добавляет Гарри. Луи стонет и прикрывает рукой глаза. - Бенедикт. Ты знаешь, что Бенедикт. Гарри лишь улыбается и утыкается носом в волосы Луи. - Бенди Дик. - Кстати, - говорит Зейн, и Луи поднимает глаза. - Думаю, твои актёры ждут тебя. Зейн кивком указывает на толпу позади них. Ученики слоняются по сцене, обнимая и поздравляя друг друга, но, кажется, не горят желанием уходить куда-то без своего руководителя. Зейн сделает вид, что не видит, что некоторые из них начинают замечать, как Гарри держит Луи. - Чёрт, да, извиняюсь, - говорит Луи, наконец оттаскивая себя от Гарри. - Мне нужно, извиняюсь— - Не парься, - говорит Гарри. Иди поздравь своих детей. Они великолепны. Увидимся завтра, да? В то же время, на том же месте. - Ты идёшь на завтрашнее шоу? - говорит Луи, слегка открывая рот. Гарри просто кивает, и лицо Луи расплывается в улыбке, столь яркой, что она почти ослепляет. Гарри улыбается в ответ, засунув руки в карманы, и кажется, будто всё вернулось, не считая того, что теперь Гарри и Луи внутри собственного маленького отдельного освещённого мира. - Ну, а я нет, - вмешивается Зейн, по большей части чтобы напомнить этим двоим, что он существует. - Прекрасная работа, Лу, реально здорово. Увидимся на следующей неделе, - он оглядывается на Гарри, потому что он начинает бояться, что физически не сможет вытащить его из какого бы то ни было гравитационного притяжения, в которое Луи, кажется, втянул его. - Давай оставим его с этим, ага? Гарри неохотно прощается с ним, и Зейн чувствует себя немного глупым, потому что вообще попытался высказать ему речь на тему ты-сломаешь-ему-сердце-я-сломаю-тебе-ноги, когда он видит, как тот смотрит на Луи, исчезающего в толпе тел в костюмах. - Как насчёт бутылки пива? - говорит Зейн, тыкая локтем Гарри и вытаскивая его из какого бы то ни было поезда мыслей, в котором он находится. - Эта неделя была длинной, можно этим воспользоваться. Я уверен, что Найл тоже будет за. - Ага, - говорит Гарри, наконец отведя глаза от спины Луи. - Да, прекрасно звучит. Гарри позволяет управлять собой, и Зейн держит руку вокруг его плеч весь путь из театра, так, на всякий случай. *Дик пишется по английски, как Dick, что означает "член", а Бенди (Bendy) может переводиться как "гибкий".