В которой Лили подводит итог недавних событий для очень растерянного доктора Альфреда Митчелла, Волшебник Ленин отчаянно жаждет обрести тело, Смерть дает несколько необходимых, но проигнорированных советов, а Лили участвует в конкурсе талантов, хотя сам талант довольно сомнительный.
_______________________________________________________________________
— Я думаю, что мой воображаемый друг в депрессии, о, а еще я решила принять участие в шоу талантов, где должна победить и одолеть своего заклятого врага — ну, в общем, моего двоюродного брата Даддерса — хотя не думаю, что у меня есть какие-то таланты, которые можно показать публике, — Лили Элинор Эван Поттер смотрела в потолок, сидя на стуле, напротив одного хорошо нам известного Доктора Альфреда Митчелла. Это показывало, насколько сильно вырос уровень их взаимоотношений, поскольку он не попросил ее сесть нормально и посмотреть на него — ведь и Фрейд, несмотря на ряд так или иначе неплохих идей, был не настолько хорош в терапии, чтобы в процессе глазеть в потолок — впрочем, разговаривать так со своим психологом было попросту странно для всех участников приема. Восьмилетняя Лили не сильно отличалась от пятилетней или даже шестилетней — по крайней мере, так считала она сама. Она получила ряд обязанностей, например, теперь в ее владении были земли, деньги и наркотики — куда больше, чем девочка смогла бы употребить, даже если бы захотела — но, по большей части, она была все той же Элинор Лили Поттер, проживающей с Дурслями и занимающейся повседневными делами. Когда ей было шесть лет, и вся эта канитель с Лили Риддл только начиналась, Волшебник Ленин спросил у нее — не хотела бы она просто покинуть маггловский мир и работать полный день торговцем наркотиками? Девочка знала, что Ленин предложил это не потому, что хотел, чтобы она стала наркобароном, лишь для того, чтобы у него было больше времени для поиска способов пересадки его души куда угодно — даже в андроида с противными большими пальцами на руках. А еще он не был поклонником Дурслей — впрочем, Лили тоже — но Ленин был куда менее терпим к тому, что ему не нравилось. Девочка задумалась над этим — честно говоря, предложение было заманчивое, ведь у нее не было особой причины оставаться со своими родственниками. Они и так содрали с нее непомерную сумму процентов за долг, который она даже не могла вспомнить, редко обращали на нее внимание — лишь для того, чтобы, как обычно, дать ей какое-то задание или, так или иначе, обругать, и все прочее, что Волшебник Ленин называл оскорбительным, а девочка — попросту противным. Тем не менее, в некотором роде остаться с Дурслями было куда проще; быть наркобароном, конечно, приятно, да только вот занятие это довольно жестокое, да и отнимает уйму времени. Всякий раз, когда Лили приходила на работу, Фрэнк — ее верный секретарь — всегда ждал ее там, перечисляя иностранцев, которых пришлось угомонить, докладывая о последней партии мака и другого сырья, о последнем недоверчивом продавце, которого пустили в расход, чтобы не путался под ногами, о последних и величайших маггловских товарах, которые теперь будут продаваться, как «магические», а еще о разных происшествиях, которые обычно решались при помощи моментального насилия (оказалось, гонг смерти столь же полезен для обработки людей, не желающих оплачивать свои долги, как и для Дурслей, не отдававших ей комнату), но иногда это занимало целые дни, если не недели. Во всяком случае, жизнь Лили Риддл не стала полностью ее жизнью, она только и делала, что тратила время и увеличивала капитал — будь школа более интересной и/или прибыльной, девочка, вероятно, ходила бы туда. Да и школа, конечно, куда более законное мероприятие, как частенько говорил ей Волшебник Ленин, а иногда и Фрэнк. На Лили Риддл работали и другие вампиры, но Фрэнк был с ней дольше всех — еще с 1937 года — и лучше всех понимал, что именно делать. Все остальные, даже та четверка, которая работала с конца 1930-х годов, казалось, постоянно поглядывала на него, чтобы убедиться, что все идет гладко, и все проволочки проверены. Ее собственные обязанности оказались еще расплывчатее, будто Лили просто придумывала грандиозные идеи и дикие решения проблем, а не занималась повседневными задачами; когда дело доходило до управления административными аспектами бизнеса, этим заведовал Фрэнк, пусть и не сильно по желанию. Вообще Фрэнк играл роль хлипкого бухгалтера низшей ступени, и над ним частенько подшучивали, в то время как остальные наслаждались — и были крайне очаровательны — ролью мускулистых наемников. Он, как и все остальные, казалось, ждал, что Лили будет исчезать большую часть времени для школьных и/или других занятий, а потом будет усиленно работать в течение лета. Казалось, Лили Риддл жила по своему собственному распорядку, потому у них не было никаких проблем с тем, что она появлялась время от времени без объяснений, где была целую неделю, или почему приехала так поздно. В конце концов, вся новизна превратилась в рутину. Лили навещала дядюшку Смерть по воскресеньям, по рабочим и выходным дням была в Лютном переулке в главном офисе, ходила в школу или занималась другими делами. Миссис Фигг казалась менее сумасшедшей, или просто перестала быть таковой, поскольку не следила за Лили так безумно, а выглядела несколько измотанной, словно уже не знала, что ей думать; Дурсли вернулись к своему прежнему состоянию до Дурсле-терапии (изменения затронули только тетю Петунью), а еще Лили больше никогда не видела и не слышала ничего от грязнули Северуса Снейпа — агента Большого Брата. Не то, чтобы ей было скучно — девочке нравилось знать, что каждые выходные будет происходить что-то интересное, но для Волшебника Ленина все это было тяжело, а раз уж он — ее личная опухоль мозга, то когда Ленину было тяжело, было тяжело и ей. Оказалось, найти подходящее тело труднее, чем она думала. Сначала Лили посчитала возможным вторичное использование отходов — бизнес Лили Риддл накопил огромное количество сырья, но после нескольких исследований и откровенных переговоров с Фрэнком и Волшебником Лениным выяснилось, что оживление трупа ничего не изменит. Единственный вариант, о котором знали манипуляторы глюков — правда, девочке начинало казаться, что они не заслуживают подобного титула — это нечто, под названием Философский камень, созданное Николасом Фламелем. Согласно слухам и исследованиям, это был действительно могущественный камень красного цвета, в котором было достаточно энергии для создания тела и поддержания молодости, а еще он был способен создать больше золота, чем даже Лили Риддл. Однако никто и никогда не углублялся в специфику того, как его сотворить, как использовать — если удалось создать — или как камень может быть чем угодно, кроме камня, даже если он немного красивый. Чего Лили решительно не понимала, так это того, почему он всего один; она вспомнила, как спросила Волшебника Ленина в свое время: «Ну, то есть, если этот камень действительно способен бесконечно обращать вещи в золото и создать источник вечной молодости, то разве не должно быть множества людей, которые пытаются его сотворить?». Волшебник Ленин сразу становился угрюмым, каждый раз, когда девочка начинала исследовать его маленькую проблему, он постепенно погружался в ту же летаргию, которая у него была, когда она впервые стала Лили Риддл. Также сыграл тот факт, что Ленин, очевидно, знал обо всем заранее, обдумывая это годами, а Лили просто перефразировала бесполезную информацию, о которой он ничего ей не сказал из-за недостатка вежливости. Тем не менее, Ленин явно хотел с ней поделиться: «Честно говоря, когда я был моложе, то тоже так думал, но чтобы гарантировать свое бессмертие пошел по гораздо более быстрому (и, по правде сказать, более грубому) пути, и рассчитывал вернуться к созданию Философского камня чуть позже, но мне всегда было интересно, почему никакая другая ведьма или волшебник не удосужилась попытаться воссоздать его. Фламель был весьма скрытен в своих исследованиях, мы знаем только то, что для создания камня он воспользовался алхимией — о большем он не распространялся. Как ты уже заметила, Лили, волшебники в целом не часто принимают решения, основываясь на логике». Оказалось, что первоначальная оценка ситуации от Фрэнка была верной. Философский камень, спрятанный Фламелем где-то во Франции, вероятно, наилучший выбор; выяснилось, что волшебники, знавшие о том, что за дерьмо такое робототехника, и все те, кто знал, как создать голема, были убиты Гриндевальдом и/или нацистами во время Второй Мировой войны, и начинало казаться, что единственный вариант, связанным с глюками, это сделать из Волшебника Ленина зомби, которое сможет вечно бродить по миру. Ответом на эту идею было его четкое «Нет». Было несколько других вариантов, которые, по мнению Лили, выглядели довольно сомнительно, да и книги предоставляли по ним лишь обрывочную информацию — даже если были написаны в те времена, когда на земле царили Темные искусства, почитаемые волшебниками; Темные искусства представляли собой глюки, которые калечили, убивали людей или просто имели дело с мертвыми. Волшебник Ленин был не столько фанатом Темных искусств вообще, сколько увечий и убийств, а Темные искусства просто были удобным достижением этих целей. Хотя он и согласился с ней в том, что подобные ритуалы — не лучший выбор. — Темные ритуалы считались бы чем-то вроде машин Руба Голдберга* магического мира, если бы волшебники знали о подобном термине и обладали хоть каким-то реальным здравым смыслом вместо кучи суеверий. Они известны тем, что имеют множество взаимосвязанных этапов, которые, при незначительном влиянии со стороны заклинателя или окружающей среды, выходят из-под контроля и взрываются прямо перед лицом использующего. Обычно, если они, чудесным образом, не развалятся на полпути в процессе, конечным результатом становится более мощная и дикая магия, которую можно было бы создать более безопасными и простыми способами. После того, как я сгорел заживо — пусть и всего один раз за последнее десятилетие — я не хочу испытать подобное снова, так что поищем что-нибудь другое. Еще Лили разобрала бормотание, мол, у него не хватает половины ингредиентов, чтобы начать ритуал, а даже если он и найдет все, то понятия не имеет, как будет выглядеть в итоге. Судя по расплывчатым образам в ее голове, Ленин мог выглядеть, как нечто, описанное в книге Лавкрафта про Ктулху, которая была в библиотеке Лили Риддл в их штаб-квартире. Но, по мере того, как проходило время в Литтл Уингинге, Ленин все больше беспокоился. Несколько лет назад у них состоялся разговор, о котором частенько думала Лили, когда они сидели в ее голове в темной пещере на берегу озера. На заднем плане бушевали волны, но в остальном было тихо, и она могла увидеть свое дыхание, точно дым, поднимающееся в холодном воздухе. Тогда Ленин выглядел почти как Смерть, его лицо выглядело старым и измученным, а глаза словно излучали холодный синий свет. Тогда он был одет во все черное, той ночью в его одежде не было и следа красного. — Я обнаружил, что больше всего меня беспокоит не то, что я умру или навсегда останусь в ловушке внутри твоей головы, скорее то, что я не буду возражать против того, чтобы оказаться пойманным, что поддамся тиши твоей повседневной жизни и оставлю надежду, что однажды смогу вернуться к своим. Я боюсь, что потеряю себя, пока действительно не стану ничем иным, как Лениным. Лили тогда ничего не сказала, он после своей речи — тоже, но такие слова не следовало воспринимать легкомысленно, и девочка обдумывала их всякий раз, когда его молчание становилось слишком давящим. В кабинете психолога доктор Митчелл пролистал блокнот, переворачивая страницу за страницей, на которых что-то записал — он всегда чувствовал, что ему нужно делать как можно больше записей во время ее визитов, иначе никогда не сможет все это запомнить. — Ах да, твой воображаемый друг… Ленин, правильно? Лили кивнула: — Да, волшебник по имени Ленин, хотя и не коммунист, ну, он коммунист, но в то же время не коммунист. В любом случае, дело не в этом. Итак, какое-то время я или мы пытались создать для него настоящее тело, чтобы он мог функционировать в реальном мире, единственная проблема заключается в том, что сделать это сложно, ведь он воображаемый друг, да и по-хорошему… люди, по всей видимости, не создают тела вот так запросто. Доктор Митчелл не сказал, что все понял или ему что-то стало ясно, вместо этого он продолжал смотреть на нее и ждать, пока она закончит. Когда девочка впервые появилась в его жизни в назначенном месте под именем Лили Риддл — так как Волшебник Ленин был совершенно уверен, что за Элинор Поттер все еще велась слежка — как она и подозревала, доктор совершенно ничего о ней не помнил. Конечно, это не имело значения, она вновь поведала ему о более или менее важных аспектах своей жизни. Лили опустила лишь торговлю наркотиками, управление глюками, большую часть событий, связанных с Дурслями и Смертью, но все остальное поведала ему максимально честно, включая существование Волшебника Ленина, хотя и пришлось умолчать о том, что он — реальный человек, а не плод ее воображения. — Я и вправду не знаю, что со всем этим делать. Он отказался от роботов, и точка. Робота, думаю, я уж смогла бы сделать, назвали бы его ХАЛ, он мог бы называть меня Дэйв, и все было бы замечательно, может, мы даже бы поубавили его тягу к убийствам. Но он даже не позволил мне попробовать, я просто просмотрела книгу по программированию, и меня наградили мигренью смерти — даже прочитать не успела! Даже несколько предложений не осилила, мой мозг буквально растворился, а в лоб словно воткнули булавки смерти. Я что, слишком многого хочу — чтобы он просто попросил, чтобы мы рассмотрели другой вариант? Мне, в самом деле, интересно — я хочу слишком многого? — повторила Лили, на этот раз глядя прямо на доктора. Митчелл всегда суетился во время их встреч, не понимая, как ему себя вести, потому что он не был уверен, что с ней делать. Без самоубийства, как непосредственной проблемы, на которой он мог сосредоточиться, доктор, казалось, терялся на пути прогресса. Они начали с темы условных рефлексов, поскольку Лили медленно работала в этой области, занимаясь наблюдением и изучением поведения Дурслей, захватывая другие сферы психологии. В основном, это был ее монолог, но Лили не была уверена, что доктору Митчеллу по душе мысль о том, что шестилетняя девочка, лишенная родительского воспитания и обладающая слишком высоким уровнем интеллекта, так очарована психологией. Большую часть времени он просто позволял ей говорить, иногда задавая вопросы по той или иной теме, но чаще всего выглядел так, словно вообще не понимает, зачем она приходит к нему. — Возможно, Лили, тебе стоит сосредоточиться на друзьях, которые не… воображаемые? — наконец, спросил он, подняв брови. Митчелл совершенно не был уверен в том, кем считать Волшебника Ленина: метафорой, галлюцинацией или детской потребностью в друге. По его словам, именно откровенность Лили в этом вопросе помешала ему разобраться: девочка настаивала на том, что Волшебник Ленин живет только в ее мозгу и больше нигде, поскольку обычно дети не настолько глупы в отношении состояния своих воображаемых друзей. Лили задумалась над тем, что никогда не пробовала завести дружбу еще с кем-нибудь, по крайней мере, с людьми ее возраста. Самым близким, кого она могла отнести к нормальному другу в реальном мире, был доктор Митчелл, а после него Фрэнк, который вообще не считался человеком. В ее голове сидел Волшебник Ленин, который не разговаривал с ней, поскольку Лили снова притащила его на терапию, ворчал только что-то о том, что ей даже не удалось поговорить с ребенком ее возраста, не говоря уже о том, чтобы приблизиться к дружеским отношениям. Но сколько общего может быть у восьмилетки и самозванки, занимающейся наркоторговлей? Лили вышла за пределы области, где можно было просто связаться с кем-то; прошла эту точку невозврата несколько лет назад, даже не осознавая этого. — Не думаю, что это сработает, — наконец, подытожила девочка. — Я ведь на самом деле не… человек, как Вы могли заметить, доктор. Доктор Митчелл не был грубым человеком, он всегда старался быть добрым, и иногда это заставляло его глупо пялиться на нее, пока мужчина пытался придумать способ не согласиться и сказать, что она и впрямь является человеком. — Ты упоминала шоу талантов? — спросил он, рассудительно отложив решение проблемы «Волшебник Ленин» еще на денек. Вероятно, это было к лучшему, поскольку терапией они бы ничего не добились, учитывая мнение Ленина относительно психологов. Это была одна из тех тем, по которой он не сдавал позиций, во всяком случае, его иррациональная ненависть только усиливалась, благодаря накопленному опыту Лили в этой области: что-то, касающееся изучения разума и работы подсознания, казалось ему столь же несбалансированным, как и существование Смерти. Кроме того, депрессия Волшебника Ленина не была чем-то новым, она продолжалась годами, возможно, еще с тех пор, как Лили впервые увидела его — просто тогда она не знала, каким словом охарактеризовать его состояние. Девочка все еще была преисполнена уверенности, что как только Ленин обретет тело и способность делать все самостоятельно, то сразу вернется к своему старому, жаждущему убийств Я, в кратчайшие сроки приведя славную (на данный момент, несуществующую) революцию к победе. Лично она начинала все больше понимать его чувства по этому вопросу, поскольку работала в Лютном переулке. Министерство Магии было не только бюрократической чепухой буржуазии, еще оно приняло несколько весьма сомнительных, с точки зрения морали, законов, которые, как признавал даже Волшебник Ленин, были явно не лучшими идеями. В их главной тюрьме не было охранников, только демоны, высасывающие души, которые казнили людей, медленно поедая их счастье, пока те не превращались в кататонических кукол, чьи тела сбрасывали в канаву и оставляли там гнить. Лили не была уверена, что это более эффективно, чем просто убивать заключенных. Ей казалось, что нужно приложить немало усилий, чтобы заставить демонов высасывать души, но Волшебник Ленин, как и Фрэнк, заверили ее, что, на самом деле, это не так. Начинало казаться, что Империя Глюков Великобритании действительно нуждается в революции. Волшебник Ленин, хоть и ничего не сказал, был весьма рад, что она разделила его чувства. Тем не менее, разбираться со всем нужно постепенно, а пока у них на горизонте следующей величайшей целью было шоу талантов. — Да, возвращаясь к этому, Вы помните, как я говорила, что мои дядя и тетя убеждены, будто бы Даддерс — Бог во плоти? -…Да… — медленно произнес Доктор Митчелл, будто не был уверен, что тетя и дядя действительно так думают, но и не хотел называть ее лгуньей. Однажды он попытался связаться с Дурслями, чьи данные все еще были записаны в ее карточке, или, скорее, вспомнил однажды их разговоры в прошлом, стертые агентом-грязнулей Большого Брата, и, как Лили потом ему сказала, его это к пониманию ситуации не приблизило, а вот ее заперли в комнате на несколько часов, пока девочке не удалось заставить их забыть о произошедшем. Митчелл все еще не знал, что ему обо всем этом думать, или, если уж на то пошло, что думать о Лили, потому он выглядел как человек, которому загадали сложнейшую загадку, и он не знал, с чего начать. — Ну, в любом случае, скоро начнется шоу талантов, и Дадли брал уроки игры на пианино в течение нескольких последних лет и довольно прилично преуспел в этом, учитывая, что он едва ли репетирует, да и ноты читать не умеет, и я поняла, что если он будет участвовать, а я нет, то, даже если он сыграет ужасно — что он и сделает, это же Даддерс — то все равно окажется талантливей меня, и мне будут напоминать об этом каждый день всю мою оставшуюся жизнь. Так что теперь я просто обязана принять участие в шоу талантов, проблема только в том, что — как мы успели обсудить с Волшебником Лениным — у меня и впрямь нет никаких сценических талантов. Лили не умела играть на пианино, а Волшебник Ленин еще в юности считал музыку пустой тратой своего революционного времени, так что так она не могла отобрать успех у Даддерса. Она обнаружила, что весьма спортивна и способна с легкостью обогнать Дадли, но ведь по сцене не побегаешь. После этого идеи закончились. Лили умела очень хорошо говорить, не как взрослая, но по-умному. Была хороша в продумывании идей и много болтала, но кроме этого… — Я думаю, это неправда, ты весьма талантливая художница, — заметил доктор Митчелл, возможно, ему вспомнился набросок Волшебник Ленина, которое она дала ему в начале их возобновленной терапии, когда он спросил ее, на что конкретно похож Волшебник Ленин. Доктор был шокирован, когда девочка дала ему тот набросок, осмотрел его, а затем, глядя прямо нее, спросил, нарисовала сама ли она его — что было весьма странным вопросом, ведь кто еще, кроме Лили, мог знать, как Ленин выглядит, он же живет в ее мозгу, в конце-то концов. — Хотя ты точно не сможешь рисовать на сцене. Ну, как бы то ни было, я что-нибудь придумаю, — остальная часть их встречи прошла аналогичным образом, Митчелл предлагал ей идеи, а Лили напоминала ему, что для этого ей нужен сценический талант. Час закончился тем, что он задумчиво уставился на нее. — Почему ты так настаиваешь на этом шоу талантов, если не веришь, что сможешь хорошо выступить? Лили уставилась на него, передвинувшись, села прямо, и снова задумалась о своем положении в роли Элинор Поттер и том, зачем ей вообще что-то делать. — Это просто то, что мне необходимо делать: школа, домашние дела, шоу талантов — это то, чем нужно заниматься без какой-либо реальной причины. Реальность не всегда последовательна, особенно, когда разваливается, и кто я такая, чтобы пытаться найти в ней хоть какой-то смысл? Позже, ночью того же дня, когда шоу талантов должно было состояться только через несколько дней, Лили отклонилась от своего обычного графика посещения Смерти по воскресеньям, и навестила его в среду, а шоу, на которое она записалась, должно было пройти в пятницу. Увидеть Смерть — было похоже на встречу с родственником, чувствовалось утешение и умиротворение, когда Лили смотрела на него и знала, что он останется таким, какой есть, и что события в ее собственном мире ни коим образом его не коснутся. Сидя в кафе с видом на обломки здания — дело рук Волшебника Ленина несколько лет назад — которые Смерть так и не удосужился убрать, они принялись обсуждать масштабную проблему в виде шоу талантов. Волшебник Ленин придерживался мнения, что ей вообще не стоит выступать, потому что на самом деле у нее нет таких талантов; правда, Лили посчитала, что это может быть из-за того, что они пытались обнаружить точное местонахождение камня во Франции, и пока не добились особого успеха. Вполне возможно, ничего не получалось потому, что они сами так и не попали во Францию, полагаясь на вереницу слухов и заголовки магических газет; это немного напоминало время, когда Ленин хотел, чтобы она посетила Косой переулок — он преисполнился идеи, что ей нужно побродить по французской деревушке, и, хотя, она и так все время проводила вдали от Дурслей, вряд ли ей стоило делать это в другой стране. — Да я уже поняла, что у меня нет талантов, ну, конечно, их нет, ведь я отлично притворяюсь торговцем наркотиками — или думаю, что я торговец наркотиками — не суть. Хороша в том, чтобы запугивать людей, но нельзя встать на сцене и начать запугивать зрителей, чтобы те вернули долги — о таком я точно никогда не слышала, когда читала о шоу талантов, — в конце своего монолога, попивая чай, Лили посмотрела прямо на Смерть, стараясь пропустить мимо ушей нетерпеливые постукивания ногой Волшебника Ленина. Смерть был не в восторге от ее идеи взять на себя роль Лили Риддл — частично из-за беспокойства о ее безопасности, как это было и с Лениным, но к этому примешивалось и что-то еще, тогда его лицо помрачнело, он посмотрел на нее так, словно не узнавал, и не мог выразить истинного ужаса, отчего казался лишь слегка встревоженным. Всякий раз, когда упоминалось о ее роли Лили Риддл, Смерть всегда так выглядел — то противоречивое выражение лица появлялось хотя бы на мгновение — и девочка не могла не задаться вопросом, чего именно он ждал от нее. — Такое не практикуется, — тихо пробормотал Смерть с задумчивым взглядом, что означало, что он воспринимает ее всерьез. — Если честно, я тоже не могу вспомнить, чтобы у меня были такие таланты, несмотря на театральность, присущую многим аспектам моей жизни. Я никогда не был великим исполнителем. Но подожди, я запутался, зачем тебе участвовать в шоу талантов, если у тебя даже идей нет, что там показывать? Девочка вздохнула: ей уже надоело отвечать на этот вопрос, почему вообще должна быть какая-то причина? Разве состязания с Дадли недостаточно, или обязательно необходимо что-то большее? — Это человеческая черта — искать причину там, где ее нет — это называется абсурдизм, — через стол отозвался Волшебник Ленин, не глядя ни на кого из них, скорее, рассматривая осколки стекла и обугленные кирпичи, которые все еще валялись на станции. — Если отставить философию в сторону, то это вряд ли причина для того, чтобы выйти на сцену и выставить себя идиоткой — а ты этого точно добьешься, если и дальше будешь преследовать эту цель. — Я не буду выглядеть идиоткой, пожалуйста, мне просто нужно найти талант: какой-нибудь по-настоящему потрясающий талант, который поразит целую толпу людей… — хмурый взгляд Лили прояснился, поскольку в голову не приходило ничего другого — она входила в число людей, которым не хватало ни одного из этих заветных талантов, так нравящихся широкой публике, вместо этого у нее… И эта мысль поразила ее, точно Волшебник Ленин со своей мигренью смерти, у нее же есть самый талантливый талант из всех, а Лили даже не подумала об этом. — Глюки, я же умею манипулировать глюками лучше, чем кто-либо другой! — Не уверен, что это хорошая идея, — Смерть выглядел слегка встревожено, а вот Волшебник Ленин огрызнулся. — Хочешь еще одного визита от правительства? — Ну пожалуйста, им необязательно знать, что я и впрямь управляю глюками, — сказала девочка, глядя на мужчин перед собой, которые навязывали ей свою точку зрения — вообще они редко так делали, ведь это означало, что им придется притворяться, что они на одной стороне, пусть и на несколько мгновений. — Назову это магическим шоу, просто притворюсь, что все это — фальшивка, как обычно и бывает — будет здорово. Наступил странный момент, когда Волшебник Ленин и Смерть посмотрели друг на друга, не впиваясь озлобленными взглядами, а так, будто разделяли одну мысль, не имеющую ничего общего с неприязнью. Наконец, Смерть странно помрачнел и предложил последний совет. — Лили, ты должна понять, что Дурсли поймут, что именно ты делаешь, и… Понимаю, ты просто живешь с ними, но будут последствия, если ты их к этому подтолкнешь, и довольно жесткие. Когда делаешь что-то, нужно учитывать других людей, а не только себя, одно простое событие, вроде шоу талантов, имеет множество далеко идущих последствий. На самом деле, девочка могла дать лишь один ответ, и даже тогда она знала, что Смерть хочет услышать от нее совсем иное, но пришлось повторить: — Дурсли уже совсем другие. Держа эту мысль в голове, Лили приобрела забавный наряд, состоящий из черного смокинга, цилиндра и черно-белой пластмассовой палочки. Она разослала приглашения всем: на работу, доктору Митчеллу и даже Смерти, хотя он и не мог появиться в ее Вселенной. Вскоре наступил вечер пятницы, и огни сцены будто мерцали прямо перед ней, когда Лили слушала, как Дадли довольно неплохо играет на пианино — учитывая его таланты в других областях — слушала заикающихся актеров и других музыкантов. Все это выглядело точно фальшивый радостный мир, его нереальность была явственно заметна, ведь подобного просто не могло происходить: реальный мир намного более темное и сложное место, в котором ей было привычней выступать. Одетая в свой наряд, Лили сидела, точно сложив крылья, ожидая момента, когда ей придется противостоять всему миру. — Ты ведь понимаешь, что, скорее всего, после этого тебе снова придется стереть воспоминания своих родственников, — сухо заметил Волшебник Ленин, дав не совсем обескураживающее, но все же наблюдение. — Я готова к этим последствиям, — она делала это уже так много раз, чтобы улизнуть на работу, скрыть глюки, с помощью которых Лили выполняла домашние поручения, и кучу всего другого. Кроме того, было по-своему странно, но ей и вправду казалось, что участвовать в шоу талантов необходимо. Также необходимо, как ходить в школу, жить с Дурслями, притворяться Лили Риддл, прятать Волшебника Ленина в голове или навещать дядюшку Смерть. Все эти события и действия были тем, что делало ее собою, и казалось, у девочки нет выбора в этом вопросе. — Хочешь увидеть какой-нибудь конкретный глюк? — спросила Лили, когда зрители зааплодировали выступающей перед ней одиннадцатилетней девочке, склонившейся над флейтой и выглядящей очень довольной. — Не все так просто, ты же знаешь, магия, зачастую, сложна, — начал было Ленин, но затем умолк, возможно, подумав, что пока Лили ничего не казалось сложным, даже если он сам утверждал, что подобное просто невозможно; а затем сказал. — Знаешь, покажи им классику, вытащи кролика из небытия и достань его из шляпы. А затем Лили вышла на сцену, ослепленная светом софитов, и посмотрела в черную безликую яму, которая, тем не менее, была ее зрителями. — Добрый вечер, дамы и господа, сегодня я продемонстрирую несколько классических фокусов, исключительно для вашего развлечения, — она сняла цилиндр перед ними: бледными и худыми работниками Лили Риддл, доктором Митчеллом, который смог или не смог прийти, Дурслями, которые боялись самого ее взгляда. — Реальность, в конце концов, является куда более гибким понятием, чем думает большинство людей. Не всегда это происходит в нужном месте в нужное время, иногда слишком поздно, а иногда рано, а порой и внутри шляпы, которая прямо перед вами. В одной руке у нее была цилиндр, а другой Лили вытащила белого дрожащего кролика, которого в цилиндре не было, с заговорщицкой улыбкой посмотрев на публику. — Я фанатка классики. Как и предсказывал Волшебник Ленин, ей пришлось стереть память Дурслям, иначе ей пришлось бы просидеть запертой в спальне несколько дней, а этого она не могла себе позволить, пока Лили Риддл вовсю работала. Тем не менее, даже когда все осталось неизменным, девочка не сожалела об этом единственном кролике, о той фальшивой вещице, которую она сотворила из небытия — и который все еще носился и прыгал по ее комнате, как любой настоящий кролик. — Думаю, я назову его Кролик, ему же нужно имя, раз уж он, похоже, не исчезает. Как думаешь, Кролику нужна еда? Волшебник Ленин был ошеломлен настолько, что даже не впал в депрессию. — Ты сотворила кролика, настоящего кролика, а не иллюзию, в возрасте восьми лет без палочки. Это невозможно. Кролик прыгал вокруг, как бы опровергая слова Волшебника Ленина, хотя у него были и отличные от настоящего кролика черты: он ни разу не сходил в туалет и не искал еду. Он больше казался похожим на саму идею кролика, чем на реальный организм, возможно, Лили не была достаточно конкретна, когда всколыхнула Вселенную словом «кролик», будто застрявшим в ее голове. Это было странное ощущение, нечто большее, чем от обычных глюков, казалось, Лили перешагнула через какой-то барьер в неизведанное, вытащила оттуда Кролика и положила его в свой цилиндр. На мгновение она увидела все, что простиралось за его пределами, свет и тьму, а еще — вращение Вселенной, но затем перед ней вновь были лишь сверкающие огни и кролик. — Ну, Ленин, ты же знаешь, как говорят. Реальность — это то, что не исчезнет, даже когда ты перестанешь в нее верить.