В которой Лили переосмысливает свою тактику в отношении слизеринцев и Северуса Снейпа, Рон Уизли снова передумывает, и наступает среда.
_______________________________________________________________________
В конце дня в кабинете Зелий остались только она и профессор Снейп; на доске в передней части класса тонкими белыми буквами было несколько раз написано: «Я буду уважать чужой авторитет». Лили и профессор Зелий смотрели друг на друга и на пустой стол. Кролик терпеливо сопел, наблюдая за происходящим своими черными глазами-бусинками. — Мой дядя делал все, что мог, чтобы искоренить мою магию: он не бил меня, хотя и был несколько раз близок к этому; разумеется, морил голодом, и, судя по всему, что я читала в книгах по психологии, он изо всех сил старался, чтобы я была слишком эмоционально травмирована, чтобы функционировать правильно, — стоило девочке это произнести, как ее глаза уставились на него; пусть тон ее голоса был расслаблен, в нем сквозила невысказанная угроза, которую опознает любой человек, работающий в сфере убийств и насилия. — Это никогда не срабатывало. Снейп ничего не сказал, но что-то в выражении его лица дрогнуло, будто он только сейчас пришел к осознанию того, что, возможно, переступил черту, которую переступать не следовало. — Все дело в очках Дома, Вашем авторитете: они позволяют, своего рода, искусственному национализму представлять все в таком свете, будто Слизерин — это нечто большее, чем просто Слизерин. Это делает глупый кубок, кубок, который ничего такого не делает и ничего не значит, достойным пота, крови, слез и квиддича за весь год. Есть люди, которые бы продали душу за этот Кубок, но я к ним не отношусь. А затем Лили ухмыльнулась ему, не обычной улыбкой, а ухмылкой Волшебника Ленина, в которой не было счастья, а только боль и страдание: — Вы думаете, что, назначив мне отработку, опозорив потерей очков факультета, Вы можете подавить меня или как-то иначе изменить смысл моего существования; как если бы меня вдруг стало бы возможно напугать чисткой котлов, прописями на досках или абстрактной валютой, которая позволит мне выиграть Кубок. Вы никогда не достигнете такого эффекта, но зато сможете достичь чего-то более интересного. Возможно, мне плевать на Кубок, но, по непостижимой причине, все остальные на Слизерине достаточно абсурдны, чтобы думать иначе, и я могу отнять его у них. Учитывая Ваше поведение, Вы приближаете их к провалу и к тому дню, когда они попытаются мне отомстить. И этот день, мистер Снейп, будет крайне занятным. Как ни странно, девочка начинала среду без намерения вытащить Лили Риддл во время рутины отрабатывающего должника под стражей Снейпа, но, как обычно, события текущего дня протекали таким образом, что это стало естественным итогом. Все началось, когда Лили воспользовалась предложением Невилла, утром за завтраком. Она села напротив него, и, таким образом, перед ней оказался еще и Рон, который сидел рядом с ним, и два гриффиндорца, чьих имен девочка не знала. Пузырек изоляции Гермионы Грейнджер вырос до впечатляющих размеров, не так сильно, как у Лили, но она явно существенно опустилась по социальной лестнице со вчерашнего дня и выглядела гораздо несчастнее, будто страдания и отдаленность от сверстников неразрывно связаны. — Странно, как так вышло, что Трансфигурация, которая напрямую имеет дело с манипулированием Вселенной, у нас всего один раз в неделю, а Зелья, которые, в конечном счете, бесполезны — не просто три, а четыре раза в неделю, если считать сдвоенные Зелья по пятницам? Знаете, я всегда знала, что реальность разваливается, но это как очередное подтверждение для меня, — сказала Лили в знак приветствия, опуская Кролика с макушки на стол, и села. — О, э-э, привет, Элли, — застенчиво ответил Невилл, что тоже немного встревожило девочку — он словно ожидал, что Лили не примет его предложение или, по крайней мере, сделает это не так скоро; разумеется, Рон начал пунцоветь в ее присутствии. На мгновение девочка задумалась: собирается ли Невилл аннулировать свое предложение, и если он все же сделает это, то стоит ли ей прислушаться к нему или нет; но мальчик ничего не сказал, даже несмотря на то, что выглядел крайне неловко, потому Лили осталась за столом. — Что, по-твоему, ты делаешь?! — спросил Рон, но Невилл быстро перебил его. — Я, э-э-э, пригласил ее… думаю, это допустимо… — Ты что?! Она же змея, Невилл, злобная змеюка! — воскликнул Рон, дико размахивая руками, из-за чего круассан, который он держал, улетел на другую сторону стола; мальчик был так расстроен, что даже не заметил этого. Невилл, в свою очередь, поднял руки в защитном жесте и начал выглядеть настолько нервозно, что девочка поняла, что скоро будет ассоциировать его с этим чувством. — Не змея, — прервала его вопли Лили, прежде чем Рон успел по-настоящему разойтись и испугать Невилла. — У тебя, похоже, какая-то нездоровая зацикленность на них, хотя может и комплекс. — Я… Нет, я не знаю! — ответил ей Рон прежде, чем опомнился. — Возвращайся на Слизерин! Лили оглянулась на стол своего факультета, где вновь все уставились на нее, словно были больше оскорблены тем фактом, что она покинула слизеринский стол, чем тем, что она вообще оказалась на Слизерине; на самом деле, казалось, что они не могут привести свои мысли в порядок. — Ну, полагаю, что я могла бы, но не собираюсь. Лицо Рона стало заметно краснее, не настолько, как у Панси или Вернона, но уже близко к этому; сидевшие рядом два гриффиндорца, с которыми он недавно подружился, сначала переглянулись, а затем посмотрели на Лили и Рона. — Ух, ну сам посуди, Рон, ты вполне можешь просто позволить ей остаться… — Ты хочешь сказать, что мы должны позволить змеюкам есть за нашим столом, Дин?! — Я все еще не змея, — вновь перебила его Лили, накладывая себе еду в тарелку; это очень здорово, подумала она, что можно есть три раза в день, не изменяя чье-то восприятие реальности. Это была одна из немногих вещей, которые действительно понравились ей в Хогвартсе. — Тебя никто не спрашивал! — воскликнул Рон, поворачиваясь обратно к ней. Его поведение так резко контрастировало, с тем, что было в поезде. Как будто его внутреннее программное обеспечение повредилось из-за того, что Лили распределили на Слизерин, и он оказался затянут в петлю ограниченности Дурслей: только вместо нормальности и неуродливости, петля Рона состояла из змей, множества змей, покрытых болотной тиной. И именно в этот момент их прервал Невилл своим нервным смехом: — Ну… эм… Элли, этот… твой кролик… ты снова возьмешь его с собой в класс? — он показал на Кролика, который подобрался к тарелке Невилла и уставился на него. Мальчик, заставивший Кролика материализоваться в недрах взрывающегося котла, оказался единственным, кто приблизился к пониманию опасности, которую это существо может представлять для всей их огромной реальности. В результате, глядя на белого пушистого зверька, Невилл выглядел более чем расстроенным. — Учитывая, что, когда я в последний раз оставила его одного, Кролик съел всех летучих мертвецов в замке, я подумала, что это хорошая идея, — Лили вздохнула, посмотрев на существо — изменение его формы оказалось полным провалом. О, конечно, это сработало — на несколько секунд — девочка превращала его в галстук, ручку и другие неодушевленные предметы, но каждый раз, стоило ему пропасть с ее поля зрения, как только она оглядывалась на него, он снова становился кроликом. Из-за этого Панси, Трейси и Миллисент проснулись от ее крика: — Стать кроликом было всего лишь предложением, ты не должен воспринимать это настолько серьезно! Девочки выглядели явно не в восторге от нее, когда укладывались спать обратно в то утро; казалось, это лишь укрепило их и без того напряженные отношения друг с другом. Единственное, что останавливало их от вторичного уничтожения ее вещей — воспоминание о Нотте, отправившемся в нокаут накануне — но, судя по выражениям их лиц, повторить это им очень хотелось. — Полагаю, это просто значит, что я потеряю еще больше этих самых очков Дома или получу отработку, — пожала плечами Лили, и все уставились на нее, словно ее небрежное отношение к отработкам и потере очков Дома было чем-то немыслимым. С этой мыслью девочка повернулась в сторону передней части Зала, где стояли четверо огромных песочных часов — с разным количеством песка в каждых — лично она считала, что довольно разочаровывающе отсутствие песочных часов факультета По Умолчанию; Лили предположила, что Хогвартс все еще не признает существование этого Дома и его превосходство над остальными; затем, бросив быстрый взгляд, она заметила, что часы Слизерина не были пустыми — на дне лежала горсть черного песка, олицетворяющая растущий долг по очкам факультета. -… Сколько очков Дома ты потеряла, Элли? — спросил Невилл, кинув озабоченный взгляд на песочные часы. — Ну, восемьдесят в понедельник… Рон поперхнулся апельсиновым соком, а девочка продолжила: — А вчера я посчитала и поняла, что к концу дня потеряла еще восемьдесят. Должно быть, Лили сказала это слишком громко, потому что даже находящаяся на большом расстоянии от нее Гермиона Грейнджер крикнула: — Ты потеряла восемьдесят очков за день?! — Черт возьми, даже Фред и Джордж… Не за один день, — сказал Рон, выглядя одновременно изумленным и испуганным, будто не был уверен, какое выражение лица ему хочется выбрать сильнее; он даже забыл обозвать ее змеей. — Это огромное количество, — заметил Волшебник Ленин у нее в голове. — За день особенно одаренный ребенок может заработать лишь десять или, может, двадцать очков на двух разных предметах. Обычно Волшебнику Ленину требовалось немало времени, прежде чем начать комментировать происходящее: у Лили складывалось впечатление, что тот не слишком-то утренняя пташка; и, как правило, ничего интересного в это время не происходило — лишь только днем у Ленина получилось насладиться новой серией единственной мыльной оперы, которая была ему доступна для просмотра: «Жизнь и Времена Элли Поттер: Мессии Псевдоглюков и Школьницы». — Да, кстати, насчет этих очков факультета, что они дают? — спросила Лили, неопределенно махнув рукой в сторону песочных часов. — Дают? Это очки Дома! — заявил Рон так, будто это говорило само за себя; еще жестикулируя руками для пущего драматического эффекта, словно это поможет сделать очки Дома более похожими на самих себя. — Гермиона? — громко позвала Лили, глядя на девочку в поисках информации; хотя она общалась с Гермионой всего пару раз, у Лили складывалось впечатление, что Гермиона Грейнджер — более эффективная версия энциклопедии, которая знает множество случайных и, в основном, не относящихся к делу фактов о британской магической культуре. Гермиона выглядела так, словно не хотела признавать само существование Лили, даже если бесцеремонно подслушивала; лицо Грейнджер покраснело, но, в конце концов, ее желание доказать богатство своих знаний победило, и девочка ответила: — Ну, согласно «Истории Хогвартса», система очков факультета была введена уже после смерти основателей. Это должно было вдохновить учеников и привить им гордость за свои Дома, а по итогу факультет с наибольшим количеством очков выиграет кубок года. Волшебнику Ленину Лили сказала: — Я не понимаю магов. — Нет, ты прекрасно их понимаешь: весь смысл очков факультета в том, чтобы с их помощью получить Кубок в конце года, — от него так и сквозило цинизмом, причем не столько из-за Кубка и его смысла, сколько из-за гомона маленьких детей, будто это что-то стоящее. Ленин считал это способом жалких людей подарить себе ложное чувство ценности. — А этот Кубок, он делает что-нибудь этакое? — спросила девочка, заинтересовавшись: может, из этого Кубка стреляют зеленые лазеры смерти, или, может, он из жидкого золота — это Лили еще могла бы понять. — Нет, это просто Кубок. У девочки было чувство, что однажды Волшебнику Ленину понравился Хогвартс, что он даже полюбил его: каждый раз, когда Ленин говорил о нем, в его словах чувствовалась ностальгия и горечь, и даже если какие аспекты ему не нравились, он все равно относился к ним с нежностью. Чем больше времени Лили проводила здесь, тем более нелепыми ей начинали казаться манипуляторы псевдоглюками, будто пытаясь управлять разрушением Вселенной, они сами стали неисправными элементами реальности. — Погодите минутку, они что, — произнесла Лили, кивая на слизеринский стол, — все огрызаются на меня и пытаются угрожать, дескать, я оскорбляю их Дом и культуру, просто потому, что из-за меня они могут упустить Кубок? Ни у кого не было ответа на этот вопрос. Лишь Волшебник Ленин отозвался у нее в голове: — Ну, еще они верят в более абстрактные понятия: такие, как достоинство и честь, от которых тебе удалось избавиться за считанные часы; но что касается физических реальных наград, то да, это просто Кубок. Эти качества, тем не менее, куда важнее, чем тебе кажется: целые народы рождались и погибали за честь и достоинство. И с этими зловещими словами Лили прекратила разговор об очках Дома, продолжившийся у нее в голове, и просто закончила завтракать. Когда девочка зашла в кабинет Зелий, никто со слизеринской стороны не заговорил с ней; они просто смотрели на нее так же, как накануне: потемневшими глазами, полными гнева и предательства. Как будто Лили, которую явно гнали прочь с первого же дня, должна была остаться рядом с ними на завтраке, а ее неспособность сделать это непростительна для них. Лили заняла свое место в дальней части кабинета, не говоря ни слова; медленно, но верно она понимала, с этим нужно что-то делать. Девочка не привыкла смешивать вместе две своих различных жизни: Элли Поттер и Лили Риддл; но открылся незначительный факт — к Лили Риддл люди относились гораздо серьезнее. Никто не воспринимал Элли Поттер всерьез; ну, то есть, окружающие уверяли в этом, но рассматривали ее скорее как символ, а не как нечто, которое смогло бы разорвать их голыми руками и съесть. Образ Мессии не вынуждал вас дважды задуматься, прежде чем разбрасываться оскорблениями и портить ей жизнь; образ наркобарона вынуждал, и Лили начинала скучать по такой репутации. Появление Снейпа оказалось не менее драматичным, чем в первый раз: он влетел, словно тень, черная мантия развевалась позади него, точно крылья облезлой вороны, и при звуках его шагов класс тут же умолк. Только повернувшись и посмотрев на своих учеников, Снейп заметил, что Кролик все еще сидит на голове Лили. — Мисс Поттер, что это за несуразица у Вас на голове? — спросил он таким тоном, что все гриффиндорцы испуганно вжались в скамьи. Лили уже устала отвечать на этот вопрос. Медленно, но верно вопросы о Кролике дошли до того, чтобы стать такими же отвратительными, как «как мило, дорогая» или другими эквивалентными выражениями. В основном, девочке надоело произносить одни и те же слова, которые целиком и полностью игнорировались; она начинала понимать, почему люди лгут, даже если это мешает общению — по крайней мере, это немного менее скучно. — Квинтэссенция невыразимого ужаса? — произнесла Лили удивительно ровным тоном, который говорил о ее растущем разочаровании ситуацией. — Проблема в том, что я тоже не знаю; мне известно лишь, что она приняла облик кролика. Постепенно голова каждого присутствующего в кабинете повернулась к ней; каждый смотрел на нее в предвкушении, будто ожидал, что на нее обрушится смерть от велоцираптора, раз уж Лили осмелилась ответить на риторический вопрос профессора Снейпа. И казалось, что тот удивлен ответом и возмущен им; если уж он так сильно им недоволен то, в первую очередь, не стоило тогда вообще ничего спрашивать. Снейп стиснул зубы и сквозь них прошипел: — Пять очков со Слизерина за Вашу наглость, мисс Поттер. А теперь избавьтесь от этого существа. Приступы гнева обычно были прерогативой Волшебника Ленина — когда он был особенно расстроен реальностью или иным образом обескуражен — однако Лили глубоко вздохнула и сказала себе, что есть какая-то причина, по которой она уехала в Хогвартс, просто она об этом еще не задумывалась, и сдаться, позволив Кролику поглотить Шотландию — не вариант. — Это существо может съесть Ваше сердце и стереть Вас с лица земли. Вы уверены, что хотите, чтобы я оставила его без присмотра? — спросила девочка с натянутой улыбкой, не достигшей ее глаз; это была среда и, как показал вторник, у нее медленно, но верно истощалось терпение. Это было странно: Дурсли заставляли ее выполнять куда более нелепые и утомительные задания, но обычно они требовали от нее намного меньше. Когда Кролик появился впервые, он не вызвал никаких вопросов, Дурсли не настаивали, чтобы Лили кормила его или как-то еще заботилась — вместо этого они просто попытались наказать ее — и гонг смерти напомнил им, что наказание станет карой для всех. Обычно, когда девочка говорила, что что-то может съесть их или уничтожить иным образом, Дурсли воспринимали ее всерьез, чаще всего, переходя на упреки об ее уродских делишках и угрозы отдать ее в приют — но они воспринимали ее всерьез. В Хогвартсе, казалось бы, заботились о благополучии Лили, давали ей еду три раза в день, кровать — которой не было в чулане — но взамен ее воспринимали не как личность, а, скорее, как образ маленькой девочки, которая должна следовать неизвестному списку правил для маленьких девочек. — Десять очков со Слизерина, — резко отозвался Снейп, его голос стал громче, и с каждой новой потерей очков взглядов от однокурсников становилось всё больше; все оставшиеся после Трансфигурации теплые чувства к Лили испарились без следа. По крайней мере, со слизеринской стороны; гриффиндорская сторона, похоже, разрывалась между ужасом и искренней радостью — девочка озвучила их самые смелые мечты, но эти мечты оказались немного страшнее, чем они сами предполагали. — Самое печальное, что так, вероятно и есть, — сухо отметил Волшебник Ленин. — С другой стороны, не думаю, что буду расстроен, или что Вселенная погрязнет в хаосе, если Северус Снейп прекратит свое существование. И это был последний аргумент Волшебника Ленина насчет того, почему Лили должна посещать школу в центре Шотландии, когда вместо этого могла бы продавать наркотики в центре Лондона. Между Кроликом, занятиями, дружбой и всем остальным, у девочки просто не хватало времени, чтобы по-настоящему посвятить всю себя уничтожению психики Снейпа. Это не значило, что она об этом забыла, вовсе нет, просто то казалось менее важным, когда Лили находилась в кабинетах, полных детей, которые колебались меж чистой ненавистью и обожанием. Революции — это классно и здорово, а еще было несколько случайных хороших моментов — Хогвартс словно выдыхался время от времени и становился, конечно, более интересным, чем обычная школа; однако теперь истинной целью посещения школы для Лили стал Снейп. Казалось, что, хотя она даже не сосредотачивалась на этом, каким-то образом, просто находясь с ним в одном помещении и разговаривая, Лили делала его очень несчастным. Похожее несчастье она приносила и Дурслям — просто напоминая о своем существовании, девочка причиняла им боль. — Интересно, — тихо сказала Лили Волшебнику Ленину, — насколько сильный дискомфорт и боль я могла бы ему причинить, если бы действительно попыталась? — Боюсь, я не смогу этого сделать, мистер Снейп, — наконец, сказала девочка, будто констатируя простой и неопровержимый факт Вселенной. — Сэр, мисс Поттер, Вы будете называть меня «сэр» в этом классе и во всех других местах, понятно? Еще десять баллов за Ваше неуважение, — Слизерин издал возмущенный вопль, многие из ребят повернулись, чтобы взглянуть на нее, а некоторые даже схватили палочки, будто собирались напасть на Лили прямо здесь и сейчас. — Уберите их, пока не навредили себе, — сказала девочка, глядя на софакультетников. Нотт, похоже, не усвоил урок, к нему присоединились недоделанный сутенер и два роботизированных голема — которые, казалось, были запрограммированы на активные действия, стоило Малфою даже дернуться. — Поттер, еще пять баллов за угрозы своим сверстникам! Лили возмущенно посмотрела на него, вскинув брови. — Позвольте, мистер Снейп, когда я угрожаю кому-то, это становится понятно всем. В этот самый момент он просто посмотрел на нее, его лицо наполнилось невыразимым гневом, а затем профессор начал перекличку ровно и монотонно — что едва ли скрывало его ярость — ни на секунду не отрывая от Лили глаз. Девочка сделала короткую паузу в их беседе, чтобы понаблюдать за классом; судя по лицам ее слизеринских товарищей, ее положение стало еще хуже, чем раньше; вместо того, чтобы смотреть на нее так, будто Лили — грязь под их ботинками, которую нужно оттереть, они словно увидели в ней мерзость перед лицом Господа. Однако если посмотреть на гриффиндорскую сторону класса, то это совершенно другая история. Невилл все еще выглядел встревоженным, но дружелюбным, как и всегда; однако остальная часть их Дома полностью изменила свои взгляды на нее. Рон, который обычно путал ее со склизкой змеей, диковато улыбался ей, будто Лили только что взорвала Звезду Смерти, да и многие другие, казалось, разделяют его восторженность — только чуть спокойнее. Лишь Гермиона Грейнджер выглядела потрясенной и испуганной, будто Лили только что сожрала младенца у всех на глазах; но, насколько девочка могла судить, та была единственной с подобным выражением лица. — Думаю, Лили, тебе только что удалось обрести поддержку. И Волшебник Ленин на время закончил смотреть мыльные оперы; шестеренки вновь завращались, метафорическая шахматная доска установлена, и игра в революцию возобновилась. — Видишь ли, Лили, Магическая Британия десятилетиями была на грани гражданской войны. Моя собственная революция — состоявшая, как ты заметила, в основном, из тактики городских партизан — была не настоящей войной, которую они жаждали. Даже в этом классе ты можешь с легкостью заметить раскол; система лишь укрепляет его, все, что им нужно, так это небольшой толчок, — в этом свете Снейп оказывался просто частью поврежденной системы, которая делает такие различия, как Слизерин и Гриффиндор, очень важными. Это было похоже на более сложную игру в шахматы, в которую Волшебник Ленин играл очень давно. — Я думала, ты вербуешь слизеринцев, — заметила девочка; насколько она могла судить по различным мелким деталям, на данный момент она вербовала членов с противоборствующей стороны его революции. Разумеется, его выбор последователей был скорее удобством, чем тем, во что Ленин действительно верил. Судя по впечатлениям о его преданных товарищах, мнение Ленина о них было не слишком-то высоким; конечно же, Снейпа никогда не уважали — даже во время самой революции. — Как правило, да, однако, достаточно заполучить одну сторону населения, а другую можно подавить страхом. Научи их этому как можно раньше, и они запомнят, что не стоит вставать против Элли Поттер, если хочешь жить. Нет, в конце концов, тебе просто нужна бездумная преданность одной стороны, необязательно всех, — сказал он, даже не упоминая, что это должна была быть революция Волшебника Ленина, а не ее. Лили не была уверена, как именно вписывается в его план — будучи пешкой или аватаром самой себя, когда как он сам будет где-то в другом месте — так или иначе, это были темные, не упомянутые подводные камни, о которых Волшебник Ленин сам старался не задумываться. Через десять лет после поражения он все еще был на Эльбе. Этот факт оставил неизгладимое впечатление на обоих, и иногда, когда дни выдавались спокойными, они задавались вопросом: найдут ли когда-нибудь его тело. Возможно, в этом заключался самый большой страх Ленина, и поэтому они никогда не обсуждали это. Тем временем Снейп закончил перекличку и написал на доске еще один перечень инструкций. — Сегодня мы увидим, удалось ли вам, болванам, чему-нибудь научиться на своих прошлых ошибках; однако я даже не надеюсь, что оставшегося времени вам хватит для завершения зелья. Постарайтесь не выставить себя идиотами. В понедельник слизеринская сторона класса хихикала, теперь же стояла тишина, а невысказанные правила менялись. Ситуация стала более напряженной: Снейп вычитал очки у собственного факультета, что было неслыханно на протяжении многих лет — если сведения Лили были верными. В глазах первокурсников лишь сейчас война между ними, Гриффиндором и Лили стала по-настоящему серьезной. Зелье, которое они варили сегодня, было менее взрывоопасным, чем зелье понедельника; возможно, Снейп понял, что взрывы не являются признаком прогресса, да и не только котлы способны плавиться и взрываться. Невилл, Рон и роботы-приспешники сумели создать ядовитый газ, что вынудило Снейпа уничтожить все, что им удалось сотворить в своих котлах; но больше ничего не случилось. Лили не стала тратить много времени на чтение текста о зелье, но сделала достаточно и обманом — с помощью Ленина — приготовила зелье; Снейп поперхнулся, когда она показала его. Снейпу, мысленно отметила Лили, не понравилось, что ей все удалось. В тот же момент девочка решила, что станет лучшим чертовым учеником по Зельям, которого этот профессор видел когда-либо за годы своего жалкого существования. А еще Лили решила, что ей придется составить список того, что не нравится Снейпу, чтобы она могла более точно осуществлять это, заставляя его страдать. — Постарайся не убить его в течение первого года и не доведи до самоубийства, — встрял Волшебник Ленин, когда они уходили. – Это мой главный источник развлечений. Невилл догнал девочку, пока та шла по коридору. — Эй, Элли, это было… Как ты так с ним управляешься? — он тепло улыбнулся ей, прежде чем продолжить. — На днях, когда он вызвал меня, я ничего не смог сделать… — Хм, Снейп? — спросила Лили, на что Невилл энергично закивал. — Ну, я уже говорила тебе, что он не так страшен, как ему хочется это показать. Кроме того, я думаю, что у меня было… ну, не прозрение, но я переосмыслила ситуацию. — А? — спросил Невилл, слегка покраснев от смущения, будто это было ошибкой с его стороны — не понять сразу. — В последние пару дней я была так занята уроками и присутствующими там людьми, что у меня не было времени, чтобы расставить приоритеты, — сказала Лили. — Но теперь, когда время на обдумывание у меня появилось, все должно быть в порядке. — О… Это хорошо, думаю, что мне нужно больше концентрироваться на занятиях. А ведь прошло всего три дня. Ты же видела Гермиону Грейнджер — то есть, ты видишь ее только на Защите и Зельях — но она и впрямь хороша во всем, — мальчик выглядел несколько разочарованным, когда говорил это; не обязательно потому, что хотел, чтобы Гермиона могла бы быть и похуже, просто считал, что сам мог бы стать лучше — это читалось между строк во время разговоров Невилла с ней. По какой-то причине он, казалось, думал, что феноменально хуже любого другого манипулятора псевдоглюков; хотя, скорее всего, Невилл хуже ее и Ленина, а еще нескольких других людей, но, по большей части, все школьники были на одном уровне. Одна лапша быстрого приготовления вовсе не обязательно будет намного лучше другой, просто другой марки. Однако казалось, что сами волшебники смотрят на свою магию совсем иначе, чем Лили, и она сомневалась, что Невилл поймет, если она попытается объяснить это. После этого Невилл попрощался и отправился на Травологию, оставив Лили идти на Чары с остальными слизеринцами — где у них совместных урок с Хаффлпаффом. Чары лишь привели ее к выводу, что в качестве преподавателей Хогвартса нанимали только сумасшедших, и что ее предыдущая оценка здравомыслия МакГонагалл, должно быть, была ошибочной; потому что, как только Флитвик назвал ее фамилию во время переклички, он потерял сознание. До этого момента он был полон энтузиазма и, может, немного игривым, но это не выглядело странным вплоть до обморока. — Ну, полагаю, подобное здесь является нормальным, — Лили наблюдала за классом, но вновь ее слова никому не понравились. Прежде чем кто-то смог ответить, Флитвик вернулся в строй и принялся объяснять чудеса Чар и всё, что они смогут с ними сотворить. Остальное не стоило упоминания: они пытались отработать несколько заклинаний, Лили просто использовала глюк и создала шарик света на ладони, заработав двадцать очков Слизерину и множество хвалебных слов от полугоблина. Очевидно, что глюки, которые он назвал беспалочковой магией, были почти невозможны для ребенка ее возраста, а то, что Лили так легко ими пользовалась, было почти неслыханно. — Потенциал, мисс Поттер, в Вас скрыт огромный потенциал! — воскликнул Флитвик, глядя на нее, и слизеринцы с хаффлпаффцами тоже уставились на девочку. Будто бы только что Лили напомнила им о своих способностях, которые они видели накануне на Истории Магии, но только сейчас начинали верить, что ей не нужна палочка. Дети выглядели так, словно были не совсем уверены, как принять это осознание. Таким образом, Лили решила что Флитвик — самый милый из ее профессоров, будучи единственным, на данный момент, кто был вежлив в вопросе Кролика: сказал, что ему стоит оставаться в спальне, но если Лили абсолютно уверена, что должна привести его в класс, то Кролик может оставаться здесь так долго, пока не помешает учебному процессу. Поскольку тот был единственным профессором, который был обеспокоен состоянием школы и окрестностей, а именно — что произойдет, если Кролик съест их — Лили мысленно подарила ему золотую звезду, подобную тем, которые она сама получала в первые дни обычной школы. Но где было действительно интересно, так это на уроках Полета. На улице, с метлой, лежащей перед девочкой, на солнце, в прохладную осеннюю погоду, с Кроликом, сидящим у нее на голове, Волшебник Ленин сделал свое первое заявление: — Я ненавижу летать. Лили внезапно вспомнила их первый совместный визит на железнодорожную станцию к дядюшке Смерти — тогда она взобралась на дерево миссис Фигг, чтобы сломать себе шею; девочка подумала, что в тот момент это была идея умереть (что Ленину никогда не нравилось), но, похоже, сама суть была в высоте. — Высота — сама по себе преодолимая проблема; моя проблема заключается в том, что между тобой и землей нет ничего, кроме деревянной палки, — после чего Волшебник Ленин добавил. — Это довольно жалкий и разочаровывающий способ умереть. — Ну, тогда хорошо, что тебя сожгли заживо, — заметила Лили. — Ох, заткнись. — Привет, Элли! — крикнул Невилл со своего места на гриффиндорской стороне поля; стоявший рядом с ним Рон буквально светился от энтузиазма, а на его лице была все та же абсурдная улыбка. — О, привет, Невилл, — помахала рукой Лили и вспомнила название предмета, на который, по его словам, мальчик собирался. — Как там растения? — Травология прошла отлично! Прежде, чем Невилл успел продолжить рассказ об удивительных растениях, Малфой усмехнулся и прервал их: — Поттер, не могла бы ты не общаться со своим жалким парнем в моем присутствии; это было бы очень любезно с твоей стороны. Невилл, стоявший на другой стороне поля, немного поперхнулся воздухом, а слизеринцы захихикали; Лили же просто глупо смотрела на него, не вполне уверенная, как должна на это ответить. Это утверждение было не столько оскорбительно, сколько ошибочно, но, глядя как на реакцию гриффиндорцев, так и слизеринцев, становилось очевидно — это было оскорбление, которое Лили просто не поняла. Обычно девочка пропускала такое мимо ушей; в большинстве случаев ей не было смысла понимать других, но, видя неловкость Невилла, она не могла не задуматься, каким образом это стало словесной победой недоделанного сутенера. Довольно скоро пришла инструктор и выдала преамбулу об опасностях полета — это сложно было воспринимать всерьез, учитывая опасности, подстерегаемые их на каждом уроке. Видимо, вручать маленьким детям средство, с помощью которого можно искажать реальность более чем опасно: это как бегать с огромными ножницами, а не простыми, с обычным размером; преподаватели явно чувствовали, что ученикам нужно постоянно напоминать об этом, потому что они могут случайно себя убить. — А сейчас я хочу, чтобы вы подняли руку над метлой и сказали «вверх», — все они подняли руки над метлой и выкрикнули нужное слово; метла Лили тут же взмыла, призыв вещей — едва ли ей нужно практиковать этот навык; но у многих других метлы шлепнулись на землю, точно сумасшедшие золотые рыбки. У Гермионы и Невилла, пожалуй, были самые золотые рыбки из всех; в конце концов, они сдались и просто подняли метлы, смущенно озираясь, чтобы проверить, заметил ли это кто-нибудь. — Теперь, когда у вас в руках появились ваши метлы, я хочу, чтобы вы на них сели, вот так, — продемонстрировала женщина, — и мягко оттолкнитесь от земли. Похоже, ей не хватало своей доли насилия в этот день, раз уж на Зельях ничего не взорвалось; маленький толчок Невилла оказался сильнее, чем он предполагал, и мальчик взмыл в воздух, а потом рухнул на землю, упав на руку. При виде распластавшегося на земле Невилла, не сдержавшего слез, многие слизеринцы снова начали хихикать. Хотя это было странно — Лили, как правило, никогда не было дела до чьей-то боли, но, видя Невилла, испытывающего ничтожную боль, и остальных, игнорирующих это, девочка почувствовала внутри что-то холодное. Притихшего мальчика мадам Хуч увела в Больничное Крыло, напоследок сказав, что все должны оставаться на земле, и если хоть кто-то начнет летать до ее возвращения, их всех исключат. И поэтому она оставила гриффиндорцев и слизеринцев на поле совсем одних. В этот самый момент Малфой поднял что-то — стеклянный шар с дымом внутри. — Эй, это Невилла! — крикнула девочка из Гриффиндора, на что Малфой усмехнулся. — Напоминалка? Она ему понадобится, — ухмыльнулся Малфой, схватив одну из метел и затем взлетая вместе с шариком. — Отдай его, мерзкая змея! — крикнул Рон, на что Лили тихо отозвалась: — Мне нравится тон, но, к сожалению, он тоже не змея. Малфой подбрасывал напоминалку так и сяк, ухмыляясь, будто полностью наслаждался происходящим; остальная часть Слизерина подбадривала его, как безмозглая толпа, а Гриффиндор все сильнее гневался с каждой минутой. Лили смотрела на все это с холодным и расчетливым выражением лица. Девочка решила, что Невилл Лонгботтом нравится ей больше, чем большинство людей; а Волшебник Ленин сказал, что он важен. В этот же миг что-то произошло: стеклянный шарик, наполненный туманом, насмешки детей, напоминавшие о порванных за день до этого туфлях — все это заставило ее похолодеть. Лили прекратит развлекать этих людей так же, как когда-то покончила с чуланом — пришло время перестать подчиняться их прихотям. — Сутенер недоделанный, у тебя есть десять секунд, чтобы вернуть свою задницу на землю, прежде чем я отправлю тебя в Больничное Крыло, — четко произнесла она, и весь гам прекратился: обе группы в красном и зеленом уставились на нее в таком молчании, будто на поле остались лишь Лили и Малфой. — Недоделанный… И что же ты собираешься сделать, Потти? — с насмешкой спросил он, решив устроить отменное шоу — даже позаимствовав прозвище, придуманное Панси, правда та только улыбнулась в ответ. Лили надеялась, что тот скажет нечто подобное, ведь тогда будет необходима демонстрация ее намерений. — Десять, — начала девочка; выражение превосходства на лице Малфоя увяло, и он посмотрел на своих приспешников, чтобы успокоиться. — Девять, — взгляд мальчика ожесточился, когда он встретился глазами с другими слизеринцами; возможно, понимая, что их надежды здесь и сейчас направлены на Малфоя и этот самый момент. Это шоу, в котором Слизерин поставит Потти на место: именно это выражали их лица. — Восемь, семь, шесть, — мальчик занес руку, явно собираясь бросить шарик в сторону леса — Лили пришлось бы столкнуться с множеством всего запрещенного, чтобы заполучить его. С учетом того — девочка сделал мысленную пометку, чтобы не забыть заглянуть в Запретный Лес, когда появится больше времени — что это место явно было превосходным способом навестить Дядюшку Смерть, если рассказы о кентаврах, великанах и гигантских пауках-людоедах были правдивы. — Пять, четыре, три, — Малфой послал ей хитрую улыбку, прежде чем снова взглянуть на лес, и его рука двинулась вперед. — Два, — напоминалка начала покидать кончики его пальцев. — Один. Улыбка Лили превратилась в ухмылку. Она призвала шарик, который оказался у нее в руке, а затем щелчком пальцев сломала метлу напополам, из-за чего Малфой рухнул на землю вниз. — Ты был прав, — заметила Лили, обращаясь к Волшебнику Ленину, — это и впрямь выглядит неприятно. Она подошла к Малфою, который, в отличие от Невилла выглядел так, будто ему удалось избежать перелома конечностей, отделавшись сильными ушибами; мальчик посмотрел на нее широко раскрытыми глазами, когда Лили встала рядом, заслоняя солнце от его взгляда. — Не стоит отбирать вещи других, это не хорошо. С этими словами Лили ушла, вернувшись на свое место изгнанницы на слизеринской стороне поля, оставив Малфоя лежать в одиночестве; слизеринцы уставились на нее в ужасе. Взмахом руки девочка починила метлу, так что к приходу инструктора улики исчезли, оставив лишь страх. После урока Рон подошел к ней с широкой улыбкой. — Это было потрясающе, Элли! — воскликнул он, схватив ее за руки, а затем застенчиво сказал. — Слушай, мне жаль за все эти подколки насчет Слизерина… то есть, ну, ты же знаешь, какие они, но… Сначала Снейп, потом Малфой, ты прям злая ведьма! — Эм… хорошо? — неловко отозвалась Лили, удивляясь — когда это насилие внезапно стало таким популярным; хотя это объясняет, как Дадли удалось стать настолько популярным в их старой школе. — Ты можешь сидеть за столом Гриффиндора в любое время, насколько я понимаю, ты теперь — почетный член нашего факультета, которому просто приходится куковать на Слизерине! Насилие оказалось ответом на вопрос, просто Лили подзабыла об этом. Думая о гриффиндорцах и слизеринцах, друзьях и врагах, очках факультета и блестящих кубках, а еще обо всем, что ей предстоит сделать, девочка вошла в кабинет Снейпа, чтобы отбыть вторую вечернюю отработку. И вот, после ее монолога, они уставились друг на друга; на доске вместо слов, которые Снейп требовал написать, обвиняющее-размашистыми белыми буквами было выведено: «Я могу превратить Вашу жизнь в Ад, мистер Снейп, постарайтесь иметь это в виду». С этими словами Лили схватила со стола Кролика и пошла из класса обратно в гостиную. Снейп не стал упоминать, что ее отработка не окончена, и что физически она не написала на доске ни строчки. Профессор лишь смотрел ей вслед молчаливой тенью ворона, и ничего не сказал.