В которой Волшебник Ленин раскрывает тайны прошлого, Лили пытается получить информацию об Альбусе Дамблдоре из разных источников, а кентавр предлагает расплывчатый одухотворенный совет, в большинстве своем, бесполезный.
___________________________________________________________________________
Той ночью сон был тяжёл и крепок. В сновидениях всегда царила особая атмосфера: хорошая или плохая, иногда зловещая, порой ностальгическая, иногда яркая, а порой пугающая, но понятная, что происходящее вокруг нереально. Это ощущалось в освещении, пейзаже и линии горизонта — сразу становилось ясно, что они находятся не в каком-то конкретном месте, а в нескольких разных мирах одновременно. Та ночь казалась безжизненной: ни мрачной, ни опасной, а наполненной давящей пустотой; они находились в белоснежной комнате без стен, где ничего не отбрасывало даже тени. В центре комнаты стоял Волшебник Ленин, ждал, когда она налюбуется окружающей пустотой, а сам не сводил взгляда с белёсых стен; отчего-то казалось, что теперь в его глазах полно живых и ярких красок, вместо привычного бледно-голубого. — Альбус Дамблдор — не тот человек, с кем можно шутить, — произнёс он, не дожидаясь, когда девочка подойдёт к нему, даже не взглянув на неё. Лили всё равно подошла к нему и всмотрелась в его безучастный профиль: на лице мужчины застыло странное, пустое выражение, пока он невидяще смотрел вдаль. — А кто сказал, что я шучу? Волшебник Ленин слегка нахмурился, а затем повернулся к девочке и взглянул на неё — по-прежнему без всякого выражения; обычно на его лице были видны лихорадочно вращающиеся шестерёнки мыслей, но сейчас царила пустота и безмятежность, присущая, казалось бы, лишь Дамблдору. — Возможно, «шутить» — не самое подходящее слово, впрочем, это не важно; ты не воспринимаешь его серьёзно, хотя следовало бы. Он привык носить множество масок и держать руку на пульсе в каждом мало-мальски важном деле; директор школы — это лишь одна из занимаемых им должностей, так что было бы глупо принимать весь этот фарс за чистую монету. И всё же, пусть даже это была всего лишь маска, Лили впервые встретила человека, который сразу понял её. Волшебник Ленин совершенствовался в этом навыке годами, Смерть тоже неплохо поднаторел, но именно Дамблдор без промедления включился в разговор, и, разумеется, это что-то да значило, пусть даже является фарсом. И значить могло не обязательно дружбу, доверие или что-то в таком духе, но определённо заслуживать небольшого уважения. — Возможно, — сказала Лили, глядя на Волшебника Леина, — но тогда, раз это маска, я ценю усилия, которые он приложил для её создания. И вот оно — вспышка пламени в глубине его зрачков, чистая, незамутнённая ярость, которую стоит подавить, заставить молчать, прежде чем разверзнется ад. — Да тебя водят за нос, Лили! * Внезапно пейзаж переменился, и они оказались не посреди белоснежной бездны, а в серой комнатушке. Посреди неё высился единственный шкаф из старого, покрытого трещинами дерева, а в углу приткнулась узкая кровать. Помимо неё и Волшебника Ленина в комнате находилось ещё два человека — а точнее, образы, воспоминания о людях: один из них был очень маленьким мальчиком с тёмными волосами и твёрдым взглядом светло-голубых глаз, а другой — ещё довольно молодой и рыжеволосый Альбус Дамблдор в канареечно-жёлтом костюме. — Этот человек тебе не друг и никогда им не будет. Он сделает то, что посчитает нужным, а потом будет оправдывать себя уже постфактум, придерживаясь своей крайне непостоянной морали; он без колебаний столкнёт тебя в пропасть, дай ты ему хоть полшанса, — сказал Волшебник Ленин, мерно вышагивая по комнатушке, а затем резко остановился перед стеной; прямой, как скала, и столь же лишённый эмоций. Наконец он произнёс мрачноватым, бесстрастным тоном: — И если ты начнёшь уважать его, даже считая, будто не испытываешь ни капли доверия, то дашь ему шанс, в котором он так нуждается. Лили немного побродила по комнате, прислушиваясь к его словам, а потом села на кровать рядом с мальчиком. Его лицо выражало смесь недоверия, страха и чего-то ещё, что можно было бы назвать надеждой, но едва виднеющееся в глазах ребёнка. Девочка легонько пихнула его, но мальчик даже не дёрнулся: он был больше похож на статую, чем на человека — такой же холодный и неподвижный. — Лили, пожалуйста, воздержись от ненужных прикосновений к нему, — девочка обернулась и увидела, что Волшебник Ленин, сузив глаза, смотрит на неё и на мальчика с эмоцией, которую она не смогла разобрать. — Ну, он же не совсем человек, разве нет? — спросила Лили, хотя и предполагала, каков будет ответ; после инцидента с Кроликом она воздерживалась от создания и призыва вещей из ничего, поэтому сотворение целого человека с нуля прямо в её голове казалось довольно опасным делом, даже для такого смелого человека, как Волшебник Ленин. — Где это мы, в твоём воспоминании? — Да, в очень давнем. Тогда я впервые встретил Дамблдора, — тихо сказал он, и Лили всмотрелась в сидящего рядом мальчика повнимательнее — да, тот и впрямь выглядел, как Волшебник Ленин, только маленький и пока не такой опасный. Правда, его нельзя было назвать обычным, ведь даже этот, казалось бы, маленький мальчик, выглядел слишком могущественным для среднестатистического человека, но всё же он был заметно мягче Ленина, которым впоследствии стал. Однако всё равно было странно видеть его таким — почти ровесником, совсем маленьким. — Подойди, тебе нужно кое-что увидеть. Лили неохотно поднялась с кровати — качеством гораздо хуже, чем её собственный продавленный матрас в чулане Дурслей — и встала рядом с Волшебником Лениным, начавшим объяснять ей происходящее. — Прямо сейчас я и Дамблдор — не единственные, кто присутствует в этой комнате. Девочка посмотрела на него, приподняв брови, на мгновение оглядев комнатушку, где действительно находились только они, мальчик и молодой Альбус Дамблдор. — Ну да, мы тоже здесь. Волшебник Ленин недовольно фыркнул, мельком взглянув на неё как-то неодобрительно, прежде чем пояснить: — Нет, мы не в счёт. Помнишь, я рассказывал, что когда-то у меня был друг? Этот разговор произошёл давненько, но навсегда остался в её памяти. Волшебник Ленин редко делился подробностями своего прошлого, только сухими фактами, обычно мало что значащими для него. Тот факт, что у него когда-то был друг, ещё до того, как он стал Лениным, казался крайне захватывающим. Лили нечасто думала об этом, порой не думала совсем, но время от времени пыталась представить себе друга маленького Волшебника Ленина с рыжими волосами. Только ей никогда это не удавалось, а Ленину и вовсе такое не нравилось. — А, да, та самая, которая заскучала и вышла замуж за близорукого парня с плохой причёской, — отозвалась Лили, перефразировав слова Ленина, сказанные много лет назад. Тот недовольно скривился при упоминании об этом, но спокойно кивнул. — Да, правда сейчас мы в воспоминании задолго до того, как это произошло. Как бы то ни было, сейчас она прячется в шкафу. Тут они оба одновременно уставились на безмолвный и, казалось бы, пустующий шкаф. — Хм, а зачем? Волшебник Ленин вздохнул, а затем раздражённо ответил: — Знаешь, даже я толком не разобрался, но это просто важно иметь в виду. И с этими словами он потянул её за собой в дальнюю часть комнаты, отчего теперь они явно стали не участниками сцены, а всего лишь зрителями, и первый акт начался. — Кто Вы? — спросил мальчик слишком резким для ребёнка голосом; на мгновение его взгляд метнулся к шкафу, а затем снова остановился на мужчине. — Вы что-то вроде психолога? Молодой Дамблдор на мгновение опешил; его выражение лица разительно отличалось от того, что было знакомо Лили. Не такое безобидное, почти лишенное духа весёлого праздника, даже мрачное — казалось, будто находясь в этой комнатушке, мужчина думал о чём-то большем, а не о бледном ребёнке. Услышав вопрос, он явно был немного сбит с толку, но тон уловил. — Боюсь, я не совсем понимаю, что это значит, — наконец, сказал Дамблдор, прежде чем добавить. — Потому скажу так — я не тот, за кого ты меня принял. Я волшебник, как и ты, и для меня большая честь пригласить тебя в школу Чародейства и Волшебства Хогвартс в этом сентябре, — тут Дамблдор залез в карман пиджака и вытащил конверт, протянув его мальчику с добродушной улыбкой — правда, выглядящей чересчур натянутой, чтобы быть искренней. На мгновение мальчик вроде даже немного расслабился, будто услышал знакомые слова и взглянул на незнакомца по-новому: ребёнок испытующе посмотрел на Дамблдора, будто выискивая что-то, но, когда не нашёл, его светло-голубые глаза снова встретились с глазами Дамблдора, только теперь куда более дерзко. — Вы не похожи на волшебника; на дальтоника — да, на волшебника — нет. Наверняка это миссис Коул вызвала кого-нибудь, чтоб мне голову проверили, она давно собиралась это сделать, чтоб Вы знали; думает, у меня крыша поехала. Тут маленький Волшебник Ленин горько улыбнулся Дамблдору и постучал по голове, наглядно демонстрируя, о какой крыше шла речь. У него вырвался тихий смешок, но прежде, чем Лили успела это осознать, улыбка погасла. — Знаете, это отнюдь не глупая идея — привести сюда какого-нибудь человека в нелепом наряде и попросить его сказать, будто он тоже особенный. Будто он порой способен творить чудеса, просто подумав о чём-то, просто очень сильно захотев; будто он способен говорить со змеями, а те отвечают ему! Потому что вот тогда-то все секреты Томми и вылезут наружу, да? Она рассказала Вам про кролика или про Денниса с Эми? К концу своего монолога мальчик уже кричал, прижимаясь к стене, а, закончив, наконец, глубоко вздохнул и на мгновение закрыл глаза, будто пытаясь успокоиться. — Это не имеет никакого значения, даже если Вы попытаетесь запереть меня в какой-нибудь клинике с наркоманами и шизофрениками*, то всё равно не сможете удержать меня там. Вы, люди, не сможете до меня и пальцем дотронуться, не сможете даже приблизиться, и нет ничего лучше этого. Нет-нет, самое лучшее — это когда они понимают, что не могут ко мне приблизиться, понимают, что я могу сделать им больно — и ведь я сделаю, да с удовольствием — а они не смогут ответить ровным счётом ничего. Вот это самое лучшее… Улыбка давным-давно исчезла с лица Дамблдора, а рука, по-прежнему державшая письмо маленького мальчика, опустилась. — Что-нибудь изменится, если я ещё раз скажу, что не являюсь психогрофом? — Психологом, — спокойно отозвался мальчик, снова открыв глаза, чтобы посмотреть на Дамблдора. — Да кто угодно может сказать такое, не важно, правда это или нет, Вы пока не предоставили мне никаких доказательств. Какое-то время они просто смотрели друг на друга, точно Клинт Иствуд со своим противником посреди заброшенного города в пустыне, а затем в руке Дамблдора появилась палочка, только направил он её не на Тома, а на тёмный шкаф у стены. После этого воспоминание будто замедлилось, даже почти исказилось: тени стали длиннее, а Дамблдор и мальчик неестественно вытянулись. По глазам маленького Волшебника Ленина стало ясно — тот сразу понял, что сейчас произойдёт, потому что они расширились, выражая лишь одну эмоцию — ужас. Двигаясь до нелепого медленно, он ринулся к шкафу, но, как бы быстро мальчик ни бежал, Альбусу Дамблдору достаточно было сказать всего несколько слов. Шкаф загорелся, а мальчик закричал. — Чёрт возьми, — резюмировала Лили; сцена на этом и закончилась: мальчик закрылся руками, пытаясь защититься от жара пламени, но смотрел на него с отчаянным ужасом и недоверием; Альбус Дамблдор стоял неподалеку с мрачным выражением лица, направив палочку на чем-то оскорбившую его мебель; а шкаф почти затерялся в огненном столпе, возникшем, казалось бы, из ничего. — Это была иллюзия пламени, — тихо сказал Волшебник Ленин — обычный Волшебник Ленин — снова выходя в центр комнаты, его шаги эхом отдавались в гулкой тишине. — Всего через несколько секунд она выскочила из шкафа совершенно невредимая, а мои вещи остались нетронутыми. Тем не менее, в тот момент, в тот самый момент, я лишился всего по прихоти этого человека. Ленин повернулся к Лили, и улыбка, которой он её одарил, была даже не горькой — ядовитой. — Спроси ты его об этом тогда, сегодня или в любой другой день, он бы ответил, что всё делалось ради общего блага — хорошо, если он вообще вспомнит о таком. Воспоминание угасло, и когда Лили почувствовала, что уже покидает сон, Волшебник Ленин сказал ей несколько напутственных слов: — Вот каков он по своей сути; сильно отличается от добродушного и эксцентричного старика, верно? Когда девочка проснулась с затуманенным взором и несколько ошеломлённой, Волшебник Ленин и слова не сказал ни об этом воспоминании, ни о Дамблдоре. Вместо этого он молчал, замкнулся, будто обитал не в её голове, а затерялся в своей собственной. Лили одолевала тревога и изумление, пока она пыталась понять, что могло побудить Волшебника Ленина показать ей это. Воспоминание казалось слишком личным, слишком своим, чтобы он захотел показать ей такое по собственной воле, и Лили это нервировало. Даже больше, чем вид горящего шкафа и теней, пляшущих по комнатушке. Лили решила откопать побольше информации за завтраком, поскольку Волшебник Ленин, похоже, не намеревался в дальнейшем обсуждать с ней эту тему. Устроившись рядом с Невиллом и напротив Рона, набивавшего рот едой с почти сверхъестественной скоростью, девочка начала допрос. — Что вам известно о Дамблдоре? — О Дамблдоре? — переспросил Невилл, взглянув на директора школы, напевавшего какую-то незнакомую песенку и выглядевшего совсем не так, как Дамблдор, которого Волшебник Ленин показал ей прошлой ночью. У них был схожий вкус в одежде, однако молодой Дамблдор был как-то понятнее, даже скорее очевиднее, а у нынешнего директора всё ещё оставалось некое преимущество — свою истинную сущность он прятал под толстым слоем эксцентричности. — Ну, говорят, что он величайший волшебник нашего времени. Особенно прославился тем, что победил Гриндевальда во время первой войны…* Не могу сказать, что так уж много знаю, — Невилл смущенно умолк, когда запас его сведений исчерпался. — Гермиона? — спросила Лили. Гермиона, как обычно, вроде находилась совсем рядом, но обособленно от остального стада. Сидела она, уткнувшись носом в книгу, пытаясь сделать вид, будто не обращает внимания на разговор, но, учитывая, что у неё в руках была «История Хогвартса», которую, Лили была практически уверена, Гермиона уже выучила наизусть, попытка явно слабовата. Девочка вздрогнула, когда её окликнули, и стиснула книгу, так что Лили попробовала ещё разок: — Гермиона? — Перестань! — наконец, отозвалась девочка, захлопнув книгу, и взглянула на Лили с обидой и негодованием. — Перестань относиться ко мне так, будто я магическая энциклопедия! Лили моргнула пару раз синхронно с Кроликом, который тоже молча моргал, сидя на столе, и смотрел на Гермиону. — Так ты не знаешь? — Нет, конечно, знаю… Дело не в этом, и ты это знаешь! Почему бы тебе просто не вернуться за свой стол, Элли Поттер?! — с этими словами Гермиона собрала в охапку книги, столь же бесполезные, как и большая часть знаний, хранящейся в её мозгу, и, не оглядываясь, выбежала из Большого Зала. — Чёрт побери, — сказал Рон в перерыве между пережевыванием еды, — она ещё более странная, чем я думал. Такое поведение немного тревожило — похоже, что постоянное обращение к запасу знаний о Магическом мире вымотало её психоэмоциональное состояние, причём, безо всякой на то причины — но не настолько, чтобы догонять Гермиону. — Оки-доки, а ты что-нибудь знаешь, Рон? — спросила Лили, переходя к следующему источнику информации, хотя она предпочла бы услышать ответ от Гермионы, которая заедала куда меньше Рона (и от неё не было слышно никаких упоминаний о склизких змеях), но приходилось работать с тем, что есть. — Дамблдор — величайший волшебник на свете! — широко ухмыльнувшись, заявил Рон и проглотил последнюю порцию. — Правда? — отозвалась Лили, взглянув на Дамблдора; тот выглядел довольно клёвым и на редкость разумным для мага, но девочка посчитала, что для Волшебника Ленина будет немного обидно услышать про Дамблдора, как про величайшего волшебника на свете. — Чёрт возьми, ну разумеется! — Рон снова растянул губы в своей этой совершенно абсурдной ухмылке, очень похожей на ту, которой он иногда одаривал Лили, когда она ставила слизеринцев на место. — Даже Сама-Знаешь-Кто его боится! — Ох, что за чушь, — по-видимому, время вдумчивого самоанализа Волшебника Ленина подошло к концу. Лили приходилось неохотно делать вид, будто она разделяет это доведённое до абсурда презрение Волшебника Ленина к Альбусу Дамблдору. Он ненавидел одежду старика, манеру его поведения, словесные игры, да практически всё, связанное с ним, но вот «страх» был не совсем подходящим словом. Волшебник Ленин опасался встречи с Дамблдором лицом к лицу, точно так же, как опасался Лили Риддл, но это был не страх. Разум у него не затуманивался и продолжал мыслить ясно — а это о многом говорит. — Хоть я и ценю твои попытки собрать информацию, очевидно, что источники оставляют желать лучшего, — сказал Волшебник Ленин и одновременно язвительно подумал, что единственное, о чём Рон Уизли может высказывать своё авторитетное мнение — квиддич, что лишь ещё больше доказывает его бесполезность. — Альбус Дамблдор вовлечён в политику куда больше, чем думает большинство этих идиотов; прежде всего, он мастер пропаганды, — лаконично начал Волшебник Ленин, но стоило ему продолжить, как перед глазами Лили замелькали разные образы, да так быстро, что она не могла уловить их смысл. Девочка вновь увидела Гинденбургов, феникса, ту сцену в таверне и многое-многое другое, не успевающее уместиться у неё в голове. — В настоящее время он не только директор Хогвартса — должность, позволяющая ему контролировать умы и влиять на новые поколения волшебников Британии по своему смотрению — но ещё и Президент Международной конфедерации магов, и Верховный чародей Визенгамота. В конце первой войны он победил Гриндевальда, как любезно отметил Невилл Лонгботтом, после чего его политическая власть начала расти в геометрической прогрессии. Также Дамблдор выступил против меня и моего движения с помощью сопротивленцев, известных как Орден Феникса. Даже сейчас, напевая что-то себе под нос и усиленно делая вид, что сбежал из психушки, он наверняка что-то замышляет. Что именно он замышляет не пояснялось, а оставалось на усмотрение Лили, которая продолжила смотреть на напевающего себе под нос Альбуса Дамблдора — зрелище настолько обыденное, что никто, кроме Ленина, даже не удосужился как-то прокомментировать это. Лили решила, что сбор информации придётся отложить, пока её энциклопедия — также известная как Гермиона Грейнджер — не вернётся. — Ну, в любом случае, спасибо. Чуть погодя, той же ночью, потерявшаяся и оставшаяся совсем одна на пару с Кроликом, прыгающего у её ног, и окруженная лишь деревьями Запретного Леса, Лили решила, что Дамблдор, вероятно, заслуживает некоторого внимания. Поджигать шкаф было не только круто, но и опасно, ведь необходимо учитывать свою репутацию, граничащую с культом личности: если судить по кому-то вроде Рона Уизли или принять во внимание тот факт, что Волшебник Ленин опасался бросать ему вызов даже во времена Революции — это красноречиво свидетельствовало о невероятных возможностях старика. Волшебник Ленин был прав: Дамблдор не из тех, с кем можно шутить, поэтому Лили решила отнестись к нему серьёзно. Естественно, не в ущерб другим, более приоритетным делам: например, таким как её война со Снейпом, разрушение Слизерина, укрепление позиции факультета По Умолчанию и создание квиддичной команды для него, более продуманное решение проблем Кролика, создание тела для Волшебника Ленина, сопровождение Риддл Inc на А.О.Ф., исследование коридора на третьем этаже, встреча с дядюшкой Смертью в воскресенье и, самое главное, выбраться живой из адски мерзкого леса. Желательно до того, как на горизонте появятся пауки-людоеды или кентавры-ксенофобы. — Хотя я и восхищаюсь твоей способностью расставлять приоритеты, это не совсем помогает в данной ситуации, — заметил Волшебник Ленин у неё в голове, но, учитывая, что это замечание было совершенно бесполезным, девочка пропустила его мимо ушей. Всё начиналось более менее сносно: Лили встретилась с Хагридом в назначенное время, у неё на макушке сидел Кролик, и они оба были готовы к всевозможным опасностям и приключениям. Как выяснилось позже, оказалось всё гораздо менее захватывающим, чем предполагалось. — В толк не возьму, зачем Северус отправил тебя со мной, да, нужно собрать травы для его зелий, но ведь кроме этого… — произнёс Хагрид, пожимая плечами и крепко держа фонарь. Похоже, Снейп хотел запугать её, и, если реакция Рона — выражение полнейшего ужаса — на бродящих по лесу оборотней что-то да значила, то, вероятно, это сработало бы на обычном ученике; помимо всего прочего, такое решение со стороны Снейпа выглядело крайне жалким — он явно не хотел сидеть с ней в одном кабинете в своё нерабочее время. Возможно, Лили слишком сильно на него давила во время последней отработки в среду. Вот так они с Хагридом и отправились на поиски растений; внезапно Хагрид решил уделить время разговору о её родителях. Это было бы довольно занятно, будь он хоть сколько-нибудь информативным: вместо этого Хагрида захлестнули эмоции, и он принялся повторять одно и то же снова и снова. Так Лили узнала, что очень похожа на мать — это подтвердил Волшебник Ленин — а ещё выяснила, что её родители были лучшими учениками своего курса (утверждение, которое Волшебник Ленин посчитал более чем спорным), и они были по-настоящему хорошими людьми (это утверждение Волшебник Ленин посчитал ещё более спорным). В остальном казалось, что Хагрид либо не знает никаких подробностей, либо просто не может качественно их выразить. Затем разговор переключился на то, как они гордились бы Лили (в чём девочка не была уверена, учитывая, сколько очков факультета она потеряла за неделю), и что они были слишком юными и хорошими, чтобы умереть (что звучало довольно грубо по отношению к дядюшке Смерти, будто он нарочно выбирал только старых или морально угасших людей). Наверное, так бы всё это и продолжалось, если бы Кролик не решил проявить инициативу. Обычно он был пассивным созерцателем происходящего во Вселенной, предпочитая время от времени прыгать туда-сюда, но, в основном, просто наблюдал своими тёмными глазками. Кролик наносил удар только вне поля зрения обывателей, о чём свидетельствовало исчезновение призраков Хогвартса; однако похоже, что Кролик изменился. Возможно, всё дело было в зелье, в которое его бросили — или в том, что его вообще бросили в зелье — но, в любом случае, он без всякого предупреждения спрыгнул с головы Лили и стремительно умчался куда-то в кусты. — Вот дерьмо! — выругалась Лили и, не оповестив Хагрида, прыгнула вслед за удаляющимся белым пятном, которым, несомненно, был Кролик. Хогвартс, даже наполненный Дамблдорами, Снейпами и скучными разговорами с Хагридом, не заслуживал быть съеденным Кроликом вместе с остальной Шотландией. — Элли! — услышала она перепуганный оклик вслед, но звучащий уже где-то вдалеке, поскольку Лили изо всех сил старалась не упускать Кролика из виду. Она быстро выбросила всё из головы, продолжая нырять под ветки и перепрыгивать через корни деревьев, просто следуя за белым кроликом. — А спускаемся мы в кроличью нору… — послышался комментарий Волшебника Ленина, такой тихий, что с трудом разберёшь. Лили догнала Кролика на пустой полянке; на небесах сверкали звёзды, а Кролик смотрел на неё так, будто не произошло ничего особенного. И именно в этот момент девочка поняла, что безнадёжно заблудилась. — Есть идеи, где мы сейчас находимся? — спросила Лили у Волшебника Ленина, временно выбросив Дамблдоров и все прочие дела из головы. — В общих чертах да, но я давно не был в Запретном Лесу, а ты не обращала внимания, куда идёшь, — проворчал Волшебник Ленин, что, по мнению Лили, ясно значило одно — он тоже понятия не имел, где они оказались. Через секунду мужчина добавил, — Это существо опасно, мы не можем оставить всё как есть. — Эй, я же говорила, что добавила проблему Кролика в свой список дел, — сказала девочка, ведь и правда, главным приоритетом для неё был вовсе не Дамблдор, а Кролик. — Ну разумеется, куда Дамблдору до него… — складывалось впечатление, что Волшебник Ленин поморщился у неё в голове, но больше ничего не сказал. Лили сомневалась, что Дамблдор в ближайшее время собирался съесть целую Шотландию, потому считала свою точку зрения вполне оправданной. Вздохнув, она погладила Кролика и снова усадила его себе на голову. — Прости за зелье и за Панси, если всё дело в этом. Я же не знала, что ты так легко воспламеняешься… хотя это было здорово. Кролик у неё на голове дёрнулся, но было не очень понятно — значит ли это, что Лили прощена, или же нет. Оглянувшись в ту сторону, откуда, предположительно, она пришла, девочка двинулась туда, надеясь, что сможет успешно вернуться назад. Стоило ей сделать шаг, как виски заломило той самой знакомой болью, мучавшей Лили ещё с прошлой ночи и никогда не проходившей полностью. — Только ты, Лили, могла умудриться заблудиться в Запретном Лесу в первую же неделю учёбы. — А что мне было делать, позволить Кролику съесть что-нибудь ещё? Он и так уже слопал мертвяков, а если теперь это будет что-то важное? — спросила Лили, переступая через корни деревьев, теперь казавшиеся куда менее проходимыми чем на пути сюда. Хотя они оба знали, что речь, на самом деле, шла вовсе не о Кролике — в конечном итоге, все разговоры у них сводились к Дамблдору. Всего на секунду Лили взглянула на него и увидела нечто достойное, как Волшебник Ленин вспылил. В тот момент — да и до этого — девочка не осознавала, насколько серьёзно Волшебник Ленин относится к ней и её мнению о мире. Он не всегда слушал её и, конечно же, далеко не всегда соглашался, но десять лет, проведённые в голове Лили, сделали её для Волшебника Ленина куда важнее, чем он стремился показать. Лили была не просто местом, где Ленин обитал, пока она не найдет ему тело; и, хотя он боялся, что застрял в голове девочки навечно, и изо всех сил старался вырваться из своего заточения, Волшебник Ленин всё равно подстраивался под неё. Лили значила больше, чем Дадли Дурсль или даже Рон Уизли, но сама не понимала этого. После наблюдений за Дамблдором и таких откровенных обсуждений ситуации со Слизерином, между ними появилось какое-то напряжение. Внешне ничего не изменилось, он по-прежнему оставался у неё в голове, а она — в его, но напряжение тоже никуда не девалось. Лили не знала толком, что сказать — слишком сложно это было — и могла разглядеть лишь обрывки его мыслей, похожие на нити, из которых соткан гобелен, вот только узор не различишь. Потому она шла молча, произвольно поворачивая то направо, то налево: в зависимости от того, что вспоминала, проходя мимо того или иного дерева, но, в целом, это ни к чему её не привело. Ночь становилась всё темнее, а взошедшая на небосвод луна казалась огромным серебряным глазом, под чьим взглядом Лили ощущала себя ничтожным фотоном. — Ты очутилась далеко за пределами своих земель, маленькая волшебница. Что ж, похоже, она всё-таки столкнулась с ксенофобными кентаврами. Перед Лили стоял темнокожий кентавр, выглядящий, по большей части, именно так, как она их себе представляла: очень мускулистый мужчина с нижней частью тела очень мускулистой лошади. Он смотрел на неё холодно, с отстранённым интересом, но ещё и немного с укоризной, будто Лили совершила какую-то ошибку. Девочка хотела было уточнить, что, на самом деле, вся вина лежала на Снейпе, а потом на Хагриде, а затем на Кролике — именно из-за них она сошла с проторенной тропы — однако кентавр явно не принадлежал к числу тех, кому нужны такие оправдания. Хотя Лили всё равно не оказалась бы в подобной ситуации, если бы её не отправили на отработку в Лес; потому нужно было хоть что-нибудь сказать. — Ну, я заблудилась, — отозвалась Лили, выйдя на поляну, где стоял кентавр, смахивая грязь и прилипшие веточки со своей мантии. — Начинаю задумываться о том, что мне следовало просто всё время поворачивать налево. — Мысли о том, что мы можем заблудиться — и есть самое великое заблуждение. Благо, временное, — ответил кентавр, которого, похоже, никак не оскорбило её приближение. Волшебник Ленин испытал даже большее раздражение, чем Лили; хотя он и был расстроен из-за неё, всё же предпочитал, чтобы им обоим не компостировали мозг. — Ну, тогда я заблуждаюсь целиком и полностью, — отозвалась Лили, озираясь в поисках огней Хогвартса, которые она выискивала на протяжении последнего часа. — Есть идеи, как меня разубедить? Кентавр указал рукой куда-то вправо от Лили, вероятно, на замок. — О, как любезно. Какое-то время они просто глядели друг на друга, рука кентавра всё ещё была устремлена в сторону замка, а девочка продолжала смотреть на него, гадая, отчего же не может сдвинуться с места. И тут она поняла, что выбита из колеи размолвкой с Волшебником Лениным — никогда прежде такого не случалось. Когда они впервые встретились, их отношения были более чем натянутыми, но сейчас всё стало иначе, и Лили не знала, что делать дальше. Да, она может вернуться в замок, обратно в гостиную Слизерина, но какой во всём этом смысл? Лили совершенно запуталась, но одно знала точно — простое возвращение в школу не решит всех её проблем. — Похоже, я заблуждалась ещё больше, чем думала, — сказала Лили и, глубоко вздохнув, села на землю, к неприкрытому изумлению кентавра. — Мне нужно немного поразмыслить. — Я, Флоренц*, отношусь к волшебникам куда терпимее своих сородичей, и всё же полагаю, что было бы неразумно задерживаться здесь надолго. Лили тихо фыркнула: — Иногда мне кажется, что я тоже чересчур терпима к волшебникам; впрочем, это лишь половина проблемы. — Разве ты сама не волшебница? Тут девочка протянула ему руку: — Я Лили, ну, Элли Поттер, но знаете… имена такие эфемерные. Кентавр осторожно коснулся её мозолистой ладонью, словно не понимал, что означает этот человеческий жест. Стоило ему услышать имя девочки, как его глаза немного расширились — кентавр, казалось, взглянул на неё по-новому. — Я слышал твоё имя даже в здешних священных лесах, оно эхом разносится среди звёзд. — Элли Поттер или Лили? Кентавр улыбнулся ей: — И то, и другое. И что мне теперь с этим делать, подумала девочка, запрокинув голову и глядя на звёзды. Те ярко мерцали вдали, и Лили задумалась, действительно ли её имя — или имена — царили среди них квантами света? Узнать это наверняка было попросту невозможно. Сколько тысяч лет потребовалось, чтобы её имя достигло дальних уголков Вселенной и стало известно кентаврам? Что видела Луна, глядя на неё и Волшебника Ленина в её голове? — На самом деле, я не волшебница, правда, многие пытаются убедить меня в этом, но… Убеждённость не определяет реальность, Вы же понимаете, поэтому я никогда не была и не буду волшебницей, сколько бы они ни настаивали. — Не совсем уверен, что правильно всё понял, — заявил кентавр после минуты молчания, серьёзно обдумав её слова. — Небеса всегда ясно видят, каково положение человека во Вселенной; всё уже записано, остаётся только прочитать. Лили предположила, что примерно тот же смысл несут и обычные методы гадания, но звучало это в разы лучше, чем полагаться на психоделический кризис, вызванный приёмом ЛСД; и, если можно прочесть о смерти звёзд и о расширении Вселенной, то, вероятно, и о многом другом тоже. — А там что-нибудь написано о том, как мне порадовать Ленина и объяснить ему, что десятиминутное восхищение Дамблдором никоим образом не означает мою симпатию к нему, и что я всегда буду поддерживать пролетариат и славную революцию, независимо от того, какой оборот она примет? — Нет… Жаль, это было бы кстати. — И что же тогда там написано? — То, что тебе суждено совершить великие и ужасные дела. — Олливандер успел Вас опередить, — Лили на мгновение вытащила из кармана палочку и тут же сунула её обратно. — Что-нибудь ещё? Кентавр одарил её слабой, нерешительной улыбкой, прежде чем продолжить: — Тебе суждено прописывать и переписывать себя самостоятельно, пока не изменится твоё значение во Вселенной. — Звучит утомительно. — Марс следует за тобой по пятам, приглядывая, точно огромный красный глаз, но твоя истинная цель — не эта война. — Звучит по-прежнему утомительно. — Небеса согласны с тем, что ты не волшебница, — резюмировал кентавр странно торжественным тоном: будто стараясь подбодрить, но втайне печалясь о её судьбе — будто быть жалким волшебником лучше, чем ничего. Лили на мгновение поразмыслила, не стоит ли ей обидеться на это, но решила, что, учитывая её способности управления псевдоглюками, волшебницей девочку и вправду не назовёшь. Тем лучше — она предпочитала быть просто Лили. — Я же говорила, никакой другой лапши быстрого приготовления с псевдоглюками, кроме меня, нет*, за что Вселенной большее спасибо; я получила всё самое лучшее. — Не совсем понимаю, что такое «лапша быстрого приготовления», — произнёс кентавр, вопросительно приподняв брови. — Ну, будто жуёшь пересоленный картон по самой низкой цене, — пояснила Лили, но, судя по выражению его лица, это мало, что прояснило. Впрочем, для девочки так звучал весь их разговор. Взглянув на Кролика, она спросила: — А звёзды говорят, что из себя представляет Кролик на самом деле? — Звёзды не говорят о подобных мерзостях, — сказал кентавр, смерив Кролика испепеляющим взглядом, отчего тот предупреждающе дёрнул ушами. Некоторое время они молча смотрели на иллюзию кролика, но вскоре кентавр снова нарушил молчание: — Ты говорила, у тебя какие-то трения с волшебником по имени Ленин, верно? Лили кивнула — эти слова довольно точно охарактеризовали нынешнюю ситуацию. — Когда жеребята ссорятся, лучше дать им обсудить причины, чем позволять обиде забродить и загноиться. — То есть, нужно просто поговорить с ним об этом? — Зачастую, это помогает. Лили посчитала, что это, вне всякого сомнения, намного лучше, чем звенящая тишина, царящая у неё в голове сейчас. Взяв Кролика и усадив его себе на макушку, девочка напоследок улыбнулась кентавру: — Этот расплывчатый разговор был самым интересным из всех за сегодня, включая разглагольствования Хагрида о моих умерших родителях. — Мне тоже было приятно побеседовать с тобой, Лили-Элли, но тебе стоит немедленно вернуться в замок. Для юных волшебниц крайне неразумно оставаться в лесу после наступления темноты. С этими словами кентавр развернулся и зашагал в направлении, противоположном тому, который указал Лили, пока не скрылся в чаще, словно никогда не появлялся на этой полянке. Он оказался не таким ксенофобным, как ожидала Лили, и далеко не таким загадочным, но всё же куда более интересным, чем большая часть прошедшего дня. — Насчёт разговора с Дамблдором — это ничего не значило, просто промелькнувшая на мгновение мысль, — наконец сказала Лили Волшебнику Ленину, пока они шли обратно. — Я знаю. И, странное дело, когда они вот так умиротворённо подходили к сверкающему огнями замку, казалось, что Ленин был искренен. (Снейп, МакГонагалл и Хагрид выглядели не такими воодушевлёнными перспективами её приятного открытия, так что с Лили сняли ещё сто очков за то, что она сбежала от Хагрида и заблудилась в Запретном Лесу во время отработки. Вот так и получилось, что даже в субботу — в выходной — Лили втянула Слизерин в ещё большие долги по очкам факультета.)***
Примечание переводчика: * «play someone like a fiddle» — разговорное идиоматическое выражение, означающее «ловко манипулировать кем-либо», «обманывать», «водить за нос» (дословно «играть на ком-то как на скрипке»). *Очень надеюсь, что никто не оскорбится на «шизофреника», это речь маленького мальчика, не призванная кого-то задеть. *Имеется в виду первая магическая война, а не вторая мировая, здесь нет ошибки. *Вообще в оригинале кентавра зовут Firenze, однако так по-итальянски звучит название города Флоренция, потому я остановилась на имени, придуманном Росмэн — Флоренц. Причем забавно, что в фике явно используется образ из фильма: кожа и шкура у него описаны как «тёмные», хотя по книгам он блондин со светлой кожей и шкурой (разве что на шкуре есть тёмные пятна). Лили обращается к Флоренцу на «Вы», потому что стиль её речи при общении с ним чуть более вежливый, чем с остальными. *Это отсылка к мыслям Лили; тогда она сравнивала волшебников с лапшой быстрого приготовления. Цитата: «Одна лапша быстрого приготовления вовсе не обязательно будет намного лучше другой, просто другой марки». Я искренне прошу прощения за столь долгий перерыв. Не могу объяснить, чем он был вызван — другие переводы вполне себе продолжались — но забрасывать точно не планирую. Спасибо всем, кто ждал, и отдельное — Madlena Fox за то, что пнули меня хорошенько: D