В которой верная смерть и другие обещания оказываются не такими верными, какими кажутся на первый взгляд, Слизерин пытается образумить Лили и неминуемо проваливается в своих попытках, а Смерть просит Лили сохранить секрет.
___________________________________________________________________________
Казалось, их путь всегда вёл в коридор на третьем этаже. Ещё много лет назад, когда она и Волшебник Ленин, и Косой переулок в равной степени были полны возможностей и тупиков, их всегда вело к той деревянной двери, знаменующей дорогу к верной смерти. В воскресное утро не возникло ни единой мысли об уже прошедшей неделе: ни о Волшебнике Ленине, ни о Дамблдоре, Невилле, Слизерине или о чём бы то ни было ещё, возникла лишь мысль, что наступило воскресенье, где их уже поджидала дверь. Оказавшаяся столь тяжелой и судьбоносной. В этом коридоре на третьем этаже ощущалось нечто странное, а именно то, что всё шло слишком гладко, будто радушное приглашение. На двери висело простенькое заклятие, с которым, по словам Волшебника Ленина, может справиться даже немного подкованный одиннадцатилетний ребёнок, а в коридоре царила тишина. Не было ни предупреждающих табличек, ни защиты — ничего, указывающее на верную смерть, опасность или охраняемую ценность. Просто деревянная дверь, легко взламываемый замок и всепоглощающая тишина. Предчувствия у неё возникали нечасто; как Лили сама пояснила Волшебнику Ленину, концепт смерти как ужасающей силы природы, с которой нужно считаться и стараться избегать, был ей чужд ещё до того, как она упала с дерева и повстречала Смерть в Чистилище; сам концепт смерти ей не очень нравился, но в основном из-за того, что Лили не знала, к чему это, в итоге, приведёт. Девочка сомневалась, что после смерти людей ждёт кипящая сауна расплаты, описанная церковью, но помимо этого у неё не было никакого реального представления о грядущем. Иногда Лили раздумывала — быть может, смерть подобна бескрайней бездне, вроде сна, где никакие кары не обрушиваются на твою голову; реальность просто ускользнёт, будто тебя никогда не существовало. Смерть всё равно вызывала чувство беспокойства, как когда происходило что-то незапланированное, способное нанести ей вред, но никогда не сопровождалась настоящим страхом. Смерть не пугала Лили, не окутывала ужасом до самых костей, не заставляла сердце холодеть. Именно такое происходило с Волшебником Лениным — столько, сколько девочка знала его, и возможно, этот страх жил задолго до их знакомства — он постоянно оглядывался через плечо, выискивая малейшую тень смерти. В его представлении Лили никак не ассоциировалась со смертью, разве что косвенно, учитывая факты, но и они в основном являлись для него гипотезами дядюшки Смерти; для Волшебника Ленина смерть была лишь безликой тенью, о которой он старался лишний раз не думать. Когда они собирались навестить дядюшку Смерть, Волшебник Ленин всегда умолкал, погружая их обоих в ужасающую пустоту. Пустоту, где было лишь снотворное, верёвка или какой-нибудь другой выбранный ими способ, а ещё пугающее погружение во тьму и неизвестность. Ленин всегда испытывал некоторое облегчение, когда их встречал вокзал, а не что-нибудь иное. Дверь выглядела зловеще, и дурное предчувствие всё сильнее охватывало девочку с каждым ударом сердца. — Ты права, попасть сюда было слишком просто. Лили ощутила уверенность, охватившую их обоих — знание, что пока ещё ничего не смогло убить её окончательно, да и смерть в воскресенье казалась вполне ожидаемым исходом. Тем не менее, тот образ коварного Дамблдора и горящего шкафа им обоим было нелегко выкинуть из головы. Лили отбросила гложущие душу сомнения и поправила Кролика у себя на макушке; стоять и пялиться на дверь с невидимой, но угадываемой надписью «СУДЬБА ПРЯМО ЗДЕСЬ» — это было, конечно, здорово и всё такое, но так им ничего не добиться: девочка частенько обнаруживала, что судьба требует, по крайней мере, хоть какого-то движения, а не сваливается с дерева тебе на голову сама по себе. — Верно! Вперёд к неминуемой гибели, разрушению и истреблению! — с этими словами Лили повернула ручку и в тот же миг, воспользовавшись маленьким глюком, открыла дверь. Возможно, она ожидала, что просто попадёт на вокзал, спрятанный между мирами, или в свой разум, где сильно задержался Волшебник Ленин, или, быть может, в какой-то другой мир, где Лили не доводилось бывать прежде, но, даже шагнув в комнату, девочка не почувствовала, чтобы хоть что-то переменилось. В затхлом воздухе по-прежнему витал запах Хогвартса, а её ступня коснулась твёрдого деревянного пола, который можно было бы встретить в любом другом помещении замка. И потому она открыла глаза и всмотрелась в темноту. Лили никогда раньше не бывала в Аду, она смутно слышала о нём в церкви, когда была ещё совсем маленькой, а потом из различных других источников. У вампиров имелся ряд претензий к христианству, в большинстве случаев, кульминацией которых были описанные верой нелепые и смущающие способы умерщвления этих созданий: например, им приписывали смерть от молитв, святой воды и больших заострённых крестов. Вот почему почти каждый, кто работал в Riddle Inc., имел какое-то мнение об Аде, демонах и просто религии в целом. Тем не менее, Лили ожидала, что Цербер будет побольше, а дорога к вратам Ада подлиннее, и не через Шотландию. — Это обычный цербер, а не Цербер, — вскользь заметил Волшебник Ленин, но они оба согласились в том, что столкнулись с очень большой трёхголовой собакой, скалящей зубы и рычащей на них, уже готовящейся разорвать незваных гостей в клочья. Волшебнику Ленина это явно пришлось не по вкусу. - Как по-твоему, насколько больно умирать во время пищеварения? — спросила Лили, когда собака подошла поближе, позвякивая цепью; девочка не сводила глаз с сочащейся из оскаленной пасти слюны, которой набралось на полу целое веющее угрозой озерцо. — Всегда можно надеяться, что эта тварь убьет тебя с одного укуса, — и, как бы ни старался Волшебник Ленин крепиться изо всех сил, Лили ощущала его тревогу и желание очутиться подальше от мерзкой лужи слюней, похожей на слизь от гигантских космических змей, о которых постоянно болтал Рон. — Самое ужасное, что ты даже не считаешь это сравнение оскорбительным. Как бы то ни было, всё это казалось несколько странным, обещанная верная смерть от собаки явно не была гарантированной; тварь была устрашающей, да, но вовсе не обязательно смертельной. Просто зайдя в эту комнату, Лили столь же легко могла покинуть её, следовательно, избегая гибели, которая, по словам Дамблдора, была неминуемой. Фактически, эта собака даже не могла дотянуться до девочки; вытянув цепь на всю длину, она по-прежнему стояла в нескольких футах от Лили, скалилась, лаяла и рычала, но никак не могла сожрать её заживо. Схожие чувства у девочки вызвала дверь, только собака была поинтереснее, но, тем не менее, ничего опасного в ней не было. Внезапно Лили ощутила разочарование: когда она впервые услышала о коридоре на третьем этаже, то сразу поняла, что они с Волшебником Лениным обязательно тщательно исследуют его, потому что, будучи Смертью этой Вселенной, Лили обязана была время от времени встречать верную смерть где-нибудь в коридоре. Даже Волшебник Ленин чуть погодя согласился с девочкой, сказав, что там должно быть спрятано нечто важное, способное изменить жизнь, раз уж Дамблдор затеял для этого какую-то дурацкую игру. — Даже Дамблдор, — говорил Волшебник Ленин поначалу, — не настолько эксцентричен. И, возможно, они оба слишком уверовали в конечное решение Ленина, что в коридоре хранится нечто невообразимое: философский камень, андроид, да что угодное, позволяющее Волшебнику Ленину выбраться из мозга Лили и возродить свою великую революцию, уже постепенно хиреющую и подгнивающую. Мир без Волшебника Ленина в её голове, без его извечных комментариев, казался почти непостижимым. Всё равно, что всматриваться в тёмный горизонт в ожидании восхода солнца, не зная, появится ли оно вообще, а между тем воздух вокруг становится застывшим и холодным. Тем не менее, это должно было произойти, Лили сама согласилась сыграть эту роль и потому постоянно напоминала себе, что, исчезнув из её головы, Волшебник Ленин не исчезнет вовсе, а после грядущих изменений, она ничего не потеряет. Волшебник Ленин всегда принадлежал миру, не только ей одной, и Лили не станет удерживать его подле себя. И вот они добрались до коридора на третьем этаже, где не было ничего, кроме трёхглавой собаки и смутного разочарования. — Значит, Дамблдор запер здесь собаку? — собака, конечно, крайне полезное создание, но едва ли стоит такого внимания, уделённого ей во время приветственной речи на пире. — Сомневаюсь, что всё так просто, церберы обычно используются в качестве сторожей. Глянь, на чём он стоит, видишь люк? — и действительно, в тени гигантской собаки приютился люк, небольшой квадрат с одной-единственной железной ручкой. — А, так это первый уровень, — за время, проведённое в Хогвартсе, девочка снова вспомнила Дадли и его увлечения разного толка. На этот раз ей на ум пришли видеоигры — пиксельные фигурки на экране, перемещающиеся туда-сюда, сталкивающиеся со страшными препятствиями на пути, чтобы перейти на следующий уровень. Дверь была началом игры, собака — первым уровнем, стало быть, впереди их ждёт ещё много всего. Уперевшись ногами в деревянный пол, повернувшись к чудищу лицом и отбросив малейшую мысль о боли или смерти, Лили выдохнула и приготовилась пробежать под собакой к небольшому люку, ведущему куда-то вниз. Девочка вообразила себя неподвижным прудом, с идеальным отражением неба и деревьев на гладкой поверхности, на который сверху упала одна-единственная капля, вызывая рябь. И вот такой рябью она ринулась вперёд, скользнула мимо собаки, бросив на неё лишь взгляд, и открыла люк, где можно было укрыться от преследовавшей девочку злобной твари. И затем Лили спрыгнула. Люк над ней захлопнулся, заглушая неистовый лай, погружая девочку во тьму и тихий шорох. Поразмыслив, Лили создала над ладошкой шарик света, и тут же шорох драматично усилился, отдалённо напоминая крик, а девочку начало уносить куда-то вниз, в центр комнаты; она разглядела трещины в стенах, куда рвались тонкие чёрные лозы, отчаянно пытаясь спрятаться. — Растения? — до сих пор Лили занималась Травологией лишь единожды, и хотя этот предмет оказался куда опаснее и интереснее, чем она думала, верная смерть от растений была несколько неожиданной. Даже Волшебник Ленин казался слегка обескураженным, хотя и знал, как называются эти растения. — Думаю, нам пора идти в следующую комнату. Однако следующая комната оказалась совершенно пустой, как и последующая, а затем и следующая за ней. Вся серия пустующих комнат заканчивалась большим пустым залом, в котором были лишь колонны и драматичная обстановка, но ничего более. После нескольких безуспешных попыток обыскать комнаты, отыскать защитные или дезиллюминационные чары, Лили сдалась. Усевшись на пол с Кроликом, запрыгавшим возле её ног, девочка притворилась, что она Дамблдор, и попыталась понять, что представляет собой трёхглавый пёс, растения и несколько пустующих комнат. Всё это действительно было немного на него не похоже, или, по крайней мере, на то, что директор обещал: он не стал бы делать что-либо просто так, обещая верную смерть и оставляя только растения, собак и пустые комнаты. Однако Волшебник Ленин настаивал на том, что весь образ Дамблдора был вымышленным, и он абсолютно точно никогда не делал ничего без какой-то цели, особенно что-то столь радикальное, как всё это сооружение. При этом даже Волшебник Ленин был ошеломлён тем фактом, что они вообще ничего не нашли. — Может, это метафора такая? — спросила девочка, но её тут же грубо заткнули. Лили знала, что Ленин пытался это скрыть, вырвать с корнем до того, как оно начнёт давать побеги, но отчаяние снова начало захлёстывать его; после стольких лет поисков он подумал, что хоть этот путь сможет куда-то его привести. Возможно, вывел бы Волшебника Ленина на другую дорогу, да хоть куда-нибудь, а не в тупик, в который он вложил больше сил, чем следовало. Теперь, после проблеска надежды, его поглотили горечь, разочарование, гнев и чувство безнадёжности, которых он всегда старался избегать. Такие периоды отчаяния никогда не длились слишком долго, ведь Волшебник Ленин был олицетворением стойкости и упорства, но Лили всё равно терпеть их не могла. Волшебник Ленин становился вялым, уплывающим куда-то прочь от материального мира, и девочке оставалось лишь наблюдать, как он отстраняется всё дальше и дальше как от неё, так и от реальности. Однако Лили ничем не могла его поддержать, ведь, что бы она ни сказала, комната оставалась пустой, а они — ни с чем. - Да ладно тебе, давай лучше навестим дядюшку Смерть. В конце концов, сегодня же воскресенье. Волшебник Ленин ничего не ответил; казалось, он не в силах даже проявить обычное недовольство и раздражение при упоминании Смерти. Вместо этого Ленин начал ощущаться каким-то тяжёлым, будто начал погружаться глубоко в себя, где его самые сокровенные мысли оставались спрятанными от взгляда девочки. Вытащив перо из кармана — хранить под рукой легко трансфигурируемые предметы было очень удобно — Лили привычно превратила его в лезвие и одним быстрым движением перерезала себе горло. По возвращении ей придётся очистить одежду от пятен крови, вскользь подумала девочка, будто издалека услышав, как лезвие упало на пол, уже частично вернувшись в свою первоначальную форму, но это было не важно — ведь Дамблдор не исполнил обещанное — да и этот способ навестить дядюшку Смерть казался куда проще всех остальных. Попав на вокзал, Волшебник Ленин лишь пристально уставился вдаль, за пределы границ Кингс-Кросс, и, не сказав ни слова ни ей, ни Смерти, и не оглядываясь, он зашагал куда-то вперёд. Слова Смерти рассеяли повисшую тишину: — Ах, мне так любопытно, как прошла твоя первая неделя. Немного погодя они устроились за полюбившимся столиком с чайником чая и двумя чашками и завели непринуждённую беседу, куда более приятную, чем ожидала Лили, поскольку, хоть и прошла всего неделя, она выдалась до жути утомительной. Хогвартс оказался шумным, грязным, многолюдным и эмоционально истощающим. Её вертело из стороны в сторону, бросая в лицо девочки детей, слизеринцев, очки факультета и Дамблдоров, вынуждая жонглировать ими всеми сразу. Благо, Смертью жонглировать было не нужно. — Не сказать, чтоб прямо ужасно, как и не сказать, что по-настоящему здорово, просто… загружено. Мне нравится быть занятой чем-то, это намного лучше, чем не заниматься вообще ничем, но в то же время… — девочка умолкла и покачала головой, не в силах описать чувства словами. Дядюшка Смерть улыбнулся ей той доброй улыбкой, которую Лили так редко видела. Она не осознавала этого до Хогвартса, где у неё выдалось беспрецедентное количество взаимодействий с людьми, но именно такую улыбку можно было увидеть у отца или дедушки. — Не могу сказать, что чувствовал то же самое, моя жизнь до Хогвартса была далеко не столь захватывающей, как твоя, поэтому школа для меня оказалась самым прекрасным и лучшим местом, которое я когда-либо видел… Тем не менее, соглашусь, Хогвартс — это свой отдельный мир с чудесными и ужасными сторонами, не всегда заметными на первый взгляд, — на мгновение Смерть посмотрел вдаль, туда, где скрылся Волшебник Ленин, а затем вновь повернулся к девочке. — Я не видел его столь подавленным с тех пор, как ты впервые привела его в Косой переулок. — В общем, всякое случалось, или ещё не успело случиться — так я, по крайней мере, думаю. Сначала случилась история с Дамблдором, ну, я поговорила с ним, и это было довольно круто; а ты знал, что он, похоже, частенько поджигает шкафы? — Как ни странно, я слышал об одном таком случае, — пробормотал Смерть со странным выражением лица — будто не совсем понимает, как относится к этой детали биографии директора. — Не важно, в общем, случилась история с Дамблдором, в которой мы вроде как разобрались, но сегодня, когда мы заглянули в коридор на третьем этаже, грозящий верной смертью, то обнаружили следующее: во-первых, никакой верной смерти там не было, а во-вторых, там не было вообще ничего. И мы подумали… ну… мы думали об этом больше, чем следовало. Лили не знала, что такого сказала, но Смерть внезапно встревожился, а его лицо побледнело сильнее обычного — а ведь обычно его кожа была цвета слоновой кости — и стал похож на человека, забывшего нечто важное или потерявшегося на ровном месте; взгляд Смерти стал тяжелым, будто он вспомнил что-то неприятное. Наконец он спросил: — Лили, ты уже зашла в коридор на третьем этаже? — Ну да, он же сказал, что это верная смерть. В смысле, как я могла отказаться от такого приглашения? — девочка вскинула брови — это выражение лица, выказывающее сомнение, она почерпнула у Волшебника Ленина много лет назад, но Смерть, казалось, даже не заметил этого. — И там не было ничего особенного? — спросил он с необычным для Смерти любопытством. — Ну, собака разве что, да парочка растений… — О, это скоро изменится, и я предполагаю, какой именно будет защита. Затем Смерть неохотно — будто он не был уверен, стоит ли всё ей рассказывать, и применимо ли вообще его знание к её собственной, совершенно иной Вселенной — поведал историю о единственном в своём роде красном камне, принадлежащем некоему Николасу Фламелю, и как тот попал в Хогвартс под защиту Альбуса Дамблдора. — То есть, в этой до нелепого драматичной комнате… — Да, будет храниться философский камень… Но, Лили, этот камень не имеет права на существование, он лишь притягивает насилие и смерть, как это происходит и в данный момент. Он должен быть уничтожен. — Не имеет права на существование? Я должна рассказать Ленину, ведь это именно то, что он искал… — девочка направилась было туда, куда ушёл Волшебник Ленин, чтобы сообщить ему хорошие новости — оказывается, где-то в Хогвартсе спрятан философский камень, и, если они правильно разыграют свои карты, то он будет ждать их в коридоре на третьем этаже. Однако Смерть схватил её за руку, да так сильно, как никогда прежде, и посмотрел на девочку горящими глазами. — Не буду лгать и говорить, что знаю этого человека — твоего Ленина — так же хорошо, как знал Волдеморта, живущего в моём мире. Я понятия не имею, на какие чудеса или ужасы он способен, но, тем не менее, ясно осознаю, что философский камень может помочь ему обрести силу. Глядя в эти глаза, наполненные таким количеством разнообразных эмоций, которых она не знала и никогда не испытывала, девочка увидела в них последствия своего решения. Смерть когда-то намекнул, что, если Волшебник Ленин оборвёт с ней все связи, то мир сгорит, объятый пламенем; что тогда, что сейчас — Лили по-прежнему задавалась вопросом, насколько верит в такой исход. Оставалась слабая возможность, о которой девочка даже помыслить себе не позволяла, что Волшебник Ленин не оставит её. Всё потому, что Лили всегда существовала бок-о-бок с Волшебником Лениным, и, когда он уйдёт, нет никаких гарантий, что она не превратится каким-то образом обратно в Элли; Элли, сидевшую часами в одиночестве в чулане, думающую лишь об одном и том же по кругу. Хотя не было никаких сомнений в том, что Волшебник Ленин уйдёт, а Лили сделает всё, что в её силах, чтобы помочь ему с этим; ясно, что он вернётся к своей революции, как и весь остальной мир, а Лили просто будет где-то, может, рядом с ним, или может совсем в другом месте. Но они станут двумя отдельными сущностями — Лили и Ленин — которые больше не будут ютиться вместе у неё в голове. — Ты не можешь просто дать ему камень, Лили. И девочка лишь молча стояла, пока он сжимал ей руки, смотрела на Смерть широко раскрытыми глазами, безмолвно вопрошающими, как он мог сказать ей подобное, и мысленно взвешивала Волшебника Ленина и дядюшку Смерть на весах, почти страшась узнать, кто для неё весомее. Оставшееся время они провели, болтая на отвлечённые темы: о Малфое, Роне и обо всех, кого Лили повстречала. Для кого-то, столь далёкого от времени и пространства, у Смерти было слишком много мнений, касаемо Хогвартса и его обитателей: от Гермионы Грейнджер до Малфоя, он даже произнёс несколько расплывчатых и загадочных фраз о Дамблдоре. Казалось, прошло так много времени с тех пор, как Лили виделась со Смертью, ведь она позабыла, какие на самом деле прекрасными бывают воскресенья, и как они проводили время со Смертью на станции до появления Волшебника Ленина — хотя Лили и Ленин вроде были вместе всегда. В конце концов, откуда-то из-за горизонта вернулся Волшебник Ленин; весь в чёрном, тёмные одежды резко контрастировали с бледной кожей и залёгшими тенями под потускневшими, усталыми глазами. Он выглядел измученным, потрёпанным, но более настоящим, чем ощущался у неё в голове. — Готов уходить? — спросила Лили. — Да, — поморщившись, ответил Волшебник Ленин. И этого было вполне достаточно. Девочка проснулась от запаха засохшей крови на своей школьной форме и бездумно уставилась в сводчатый потолок последней комнаты; не сказав ни слова Волшебнику Ленину, она отодрала перо от пола и убрала все следы своего пребывания здесь. Какой странный день, подумала Лили, выходя из коридора и возвращаясь в гостиную Слизерина, которая, как она ожидала, будет немного более захватывающим местом, да и не потребует стольких размышлений. Вообще все выходные оказались переполнены одними размышлениями и тяжёлыми думами о ней и Волшебнике Ленине, которые так переплелись и напрочь запутались, что Лили никак не могла разобраться в них сама. Эта неделя прошла в странном темпе: то слишком загруженная, то наоборот тянулась медленно-медленно, а теперь она подошла к концу, а впереди простирался целый учебный год и даже не один. Внезапно всё это показалось Лили ужасно утомительным: так много дел, которые предстоит сделать, так много времени придётся потратить, а бесконечный список заданий у неё в голове только растёт, растёт и растёт. Вдобавок гостиная, вопреки ожиданиям девочки, оказалась не пустой, а наоборот переполненной кучей обозлённых детей. Если бы они пристали к ней в субботу, то Лили устроила бы им шоу или даже ещё одну пятницу, но первый курс Слизерина и несколько ребят постарше дождались воскресенья, чтобы накинуться на неё, как только она войдёт в гостиную факультета. Для того минимального ущерба, который Лили нанесла этим людям, взгляды, которыми её одарили, были слишком колючими; даже те, с кем она вообще ни разу не разговаривала, вроде Дафны Гринграсс и Ромильды Вейн*, смотрели на неё одновременно с презрением и отвращением. Они так крепко стиснули палочки, что костяшки их пальцев побелели, и, стоило Лили войти в гостиную, как воцарилась тишина — то самое тяжелое молчание, наступающее перед битвой; впереди всех, точно ужасная пародия на лидеров, стояли Малфой, Паркинсон и Нотт, каждый из которых боролся за главенствующее место в противостоянии с Лили. — Поттер, — заговорил Малфой, когда девочка только-только перешагнула порог и застыла в дверном проёме; её руки свободно повисли по бокам, а глаза сузились. — Думаю, ты и сама знаешь, зачем мы все сегодня собрались здесь. Эти слова, наверное, должны были иметь какой-то вес; из-за насмешки и самоуверенности в его голосе казалось, что недоделанный сутенёр зачитывает выученный наизусть сценарий, но, как обычно, Панси Паркинсон понадобилось выставить себя полной задницей и испортить весь порядок сцены. — Да, принцесса Потти, сегодня мы покончим с тобой! Некоторые покосились на Панси и поморщились, но общая напряженная обстановка от этого не изменилась. В любой другой день Лили бы подыграла им, но сейчас ей нужно было сесть и многое обдумать: о камнях, Смерти, магах и мире без Волшебника Ленина — ей нужно было обдумать многое, что было гораздо важнее даже войны со Слизерином. — У меня сегодня нет на это времени, так что занимайтесь тем, что обычно делаете по воскресеньям. Никто не сдвинулся ни на дюйм. — О, на это ты найдёшь время, Поттер. Было так забавно: с первого взгляда Лили могла сказать, кто знал, что это сработает, а кто — нет. Малфой, стоявший впереди всех, уверенно отыгрывал свою роль, но по выражению в его глазах становилось ясно — он прекрасно понимает, что всё закончится катастрофой. Скорее всего, Панси Паркинсон умоляла его вмешаться, а Нотт стал насмехаться, и Малфой осознал, что у него нет другого выхода, кроме как возглавить это движение, что, собственно, он и сделал — встал во главе событий с надеждой, что их корабль не врежется в айсберг. Забини тоже выглядел несколько нерешительным, как и Гринграсс, но остальные казались более или менее уверенными в себе, будто несколько отозвавшихся учеников со вторых и третьих курсов и несколько часов практики в заклинаниях помогут им выстоять против неё. Забавно, что в историях побеждённых сторон обычно не фигурирует то, что они первые спровоцировали врага. Стандартный совет Волшебника Ленина при подобных сценариях набатом стучал у неё в ушах, ему даже не пришлось озвучивать это: заставь их истечь кровью, причини боль, не обязательно унижать, но важно сделать это настолько мучительно, чтобы, когда они снова захотят напасть, при одной лишь мысли об этом у них начнут трястись руки. Небрежно взмахнув рукой, Лили наблюдала, как все упали на пол без сознания, их волшебные палочки выкатились из разжатых пальцев, и девочка одну за другой подняла эти деревянные палки и убрала в свои подпространственные карманы. — То, что ты собираешься сделать, граничит с кощунством, — заметил Волшебник Ленин у неё в голове, эта мысль как гонг прокатилась по всему сознанию девочки, но, тем не менее, она не перестала внимательно осматривать каждую палочку и затем засовывать её в карман. Лили всегда казалось странным, насколько кошмарно изувечены маги из-за того, что полагались на свои дурацкие палки — отбери палку, и большинство из них станет обычными людьми, никак не связанных с глюками. Они годами ходили в школу, чтобы овладеть искусством владения палкой, выучить слова владения палкой, и ни разу даже не подумали о том, что их палки каким-то образом стали больше похожи на волшебников, чем они сами. В конце концов, без палки они переставали быть волшебниками, но вот палка без человека всё равно оставалась палкой. — Они получат их обратно, — к тому же у Лили не было времени, чтобы причинить им физическую боль, а её последний план предполагал гораздо больше потерь очков, чем за эту авантюру; когда-нибудь у неё случится эпическая битва со Слизерином, но явно не сегодня. Лили устала, слишком устала, чтобы быть жестокой и творческой, поэтому просто повторила то, что делала постоянно, а они пусть сами разбираются с последствиями. Она была готова лишить Слизерина огромного количества очков, благодаря чему необъяснимым образом становилась всё популярнее на Гриффиндоре, искать камни и думать о Дамблдоре, но Лили категорически отказывалась потворствовать детским прихотям. — Они не оценят этот жест, — но, похоже, это всё, что намеревался сказать Волшебник Ленин, потому что он тут же умолк и вновь вернулся в то созерцательное состояние, в котором пребывал до этого. Пытался продумать, куда двигаться дальше, что планировать, попробовать ли нечто новое, как не уступить позиций невидимого друга Лили. Похоже, Волшебник Ленин слишком устал, чтобы подшучивать над ней, он не ожидал, что Хогвартс окажется таким утомительным. С этими мыслями Лили зашла в пустую спальню, положила Кролика на тумбочку и со вздохом рухнула на кровать; перед тем, как закрыть глаза, она напоследок подумала, обращаясь к Волшебнику Ленину: — Смерть говорит, там философский камень. Это был не мир Смерти, он не имел никаких прав на их Вселенную и будущее, и ему следовало помнить об этом. (Следующее утро, а значит и следующая неделя, началась на более весёлой ноте, чем предыдущая. Лили забралась на слизеринский стол перед своими взволнованными и лишёнными волшебных палочек сверстниками и посреди хаоса зала выкрикнула всего одно слово, которое, как она точно знала, вызовет мгновенное молчание и пристальное внимание. — Волдеморт! Затем, когда все взгляды остановились на Лили, в недоумении, ужасе, возмущении и множестве других эмоций, она сунула руку в карман и вытащила одну-единственную палочку. — Палочка производства Олливандера, семёрка по шкале смертоносности, прошлым вечером принадлежала Малфою. Я слышу один галлеон, два, пять? И, как и предсказывал Волшебник Ленин накануне, похоже, никто не оценил её аукцион, зато Лили никогда ещё не теряла столько очков за один присест. Так что вторая неделя началась куда бодрее, чем первая. И ей предстояло сделать кое-какое дерьмо.)***
Примечание переводчика: *Не помню, упоминала ли я это, но вообще в оригинале Ромильда Вейн должна быть на два года младше Гарри (то есть, Лили). Почему она уже присутствует в истории — загадка.