В которой Распределяющая Шляпа делает прекрасный подарок, Дамблдор сильно недооценивает Лили, а решения проблем приходят слишком быстро и легко.
________________________________________________________________________
Смотря на Дамблдора, нарядившегося в очередную яркую, цветастую мантию, и на множество тикающих и светящихся вещиц, предназначение которых так и осталось для девочки загадкой, Лили подумала, что оценивающий взгляд директора ничуть не противоречил его характеру. Волшебник Ленин, говоря о Дамблдоре, вечно упоминал быстро сменяемые маски, но даже за всеми масками скрывались глаза одного и того же человека. Да, многогранного — но многогранность также была присуща и самой Лили; они состояли из множества кусочков мозаики, просто пока никто не удосужился увидеть всю картину целиком. А его гениальность никуда не делась, она по-прежнему была вместе с директором: наряду с лимонными дольками да яркими, вырвиглазными мантиями — но теперь сталь в его глазах стала куда заметней, чем раньше. По крайней мере, именно так подумала Лили, когда посмотрела на Дамблдора. Однако это постоянное анализирование уже начинало надоедать. Похоже, директор решил точно так же, поскольку наклонился к девочке с гораздо более серьёзным выражением лица, которое она когда-либо видела. — Мисс Поттер, я считаю, нам с Вами пора немного побеседовать. Лили вскинула брови: с этими словами она была, несомненно, согласна, однако заминка произошла не по её вине. Вообще это напомнило девочке реплику из фильма — из тех, что использовали для запугивания или убеждения — а не логическое утверждение само по себе. Вроде «Нет, мистер Бонд, я рассчитываю, что Вы умрёте». Да и его на редкость трезвый взгляд и впрямь помогал придать словам серьёзности, но всё равно сказанное казалось слишком бессмысленным, чтобы возыметь реальный эффект. Сидевший у неё в голове Волшебник Ленин напротив уделял всему этому пристальное внимание: анализировал мысли и мотивы поступков Дамблдора, а ещё размышлял, где в кабинете, по мнению самого директора, было бы безопаснее всего спрятать камень, прежде чем отправить его в коридор на третьем этаже. Похоже, Дамблдору надоело ждать, пока Лили ответит, так что он вздохнул: — Вы понимаете, почему оказались здесь, мисс Поттер? И снова очередное заявление, подразумевающее больше, чем содержало на самом деле; Лили оказалась здесь, потому что хотела этого, и вообще-то приложила довольно много усилий. Будь Снейп хоть немного любезнее, она бы пришла сюда пораньше; однако что-то подсказывало девочке, что Дамблдор спрашивал вовсе не об этом. — Из-за Кроли… то есть, из-за Рэббитсона? — спросила Лили, мотнув головой в сторону Кролика, который выглядел так, будто ему выстрелили прямо в голову — остекленевшие глаза ясно говорили о приближающейся смерти. — Но Вы же знаете, ему очень грустно, да и последствия моральной травмы дают о себе знать, к тому же он албанец — Вам стоило бы хоть немного ему посочувствовать. — Возможно, — тут директор мрачно улыбнулся. — Боюсь, мисс Поттер, мы с Вами неправильно друг друга поняли во время нашей последней встречи. Привнести немного хаоса, шалостей и шуток — в духе Ваших друзей, близнецов Уизли — это замечательно. Однако всему есть предел. И когда Дамблдор посмотрел на Лили, ей показалось, будто она слышит его глубинные мысли: директор очень надеялся, что всё происходящее — одна большая шутка, зашедшая, пожалуй, слишком далеко, и нарушившая покой окружающих; и иной ответ для него будет крайне неприятным. Сидевший у неё в голове Волшебник Ленин убеждал Лили игнорировать Дамблдора, слепо соглашаться с каждым его словом, прервать зрительный контакт и определить, какие защитные чары есть в этом проклятом кабинете — но девочка этого не сделала. Что-то останавливало её — то же, что всегда мешало Лили просто следовать приказам Дурслей. И потому она лишь наклонилась вперёд и ровно произнесла: — Тогда наймите того, кто охотнее будет играть свою роль в пьесе. Дамблдор и глазом не моргнул, однако взгляд его окончательно потух, оставив на пепелище лишь понимание и нарастающую тревогу. — Прошу прощения? — Северус Снейп — скрипка, которая так и умоляет, чтобы на ней сыграли — даже не нужно размахивать смычком: просто назовите имя или взгляните на него, и он выйдет на сцену, — девочка экспрессивно всплеснула руками, словно пытаясь наглядно показать мелодию Снейпа — хаотичный и беспорядочный марш, ведущий профессора к саморазрушению. — Хотя, наверное, именно поэтому он сейчас здесь: ведь Снейп — марионетка, которой так легко управлять. — Нам едва ли стоит вести подобный разговор с Альбусом Дамблдором, — тихо произнёс Волшебник Ленин у неё в голове. — Но разве не ты, Ленин, говорил, что мы должны увидеть, как все они нервно вздрагивают? И директор вздрогнул — правда, едва заметно. Снейп в этом плане изощрялся куда меньше: его гнев выражался в стиснутых зубах, а страх прятался в тёмной глубине глаз. Встревоженность Дамблдора проявлялась в молчании — долгом и тяжелом — а ещё в более внимательном и цепком взгляде его голубых глаз — будто он принимал на её счет какое-то важное решение. — Ходят слухи, что он был сектантом, когда движение Гинденбурга ещё парило счастливым дирижаблем в небе и не знало горечи поражения. А ещё Снейп любит мучить маленьких детей — и если он не добавляет их кровавый пот и слёзы в какое-нибудь злобное зелье, то это обычная мелочность. Так вот, если Снейп так ужасен в обучении детей, и у него тёмное, загадочное прошлое, то возникает вопрос — зачем он вообще здесь нужен? Но ответ, на самом деле, не так уж сложен, если пораскинуть мозгами. Что есть скрипка, Ваше превосходительство, если на ней даже сыграть нельзя? Дамблдор долго не сводил с неё взгляда, а затем тихо спросил: — Так все мы — музыкальные инструменты, мисс Поттер? — Конечно. Взгляд Дамблдора помрачнел: — А Вы, как я понимаю, музыкант. — На самом деле, никто не сможет по-настоящему стать музыкантом, Ваше превосходительство, уж Вам ли не знать, — сказав это, девочка скрестила руки. — На мне Вы играете уже довольно давно, пусть не слишком умело и не особо гармонично, но всё же создаёте некое подобие мелодии. Избранная — это же всем известная баллада, разве нет? Сидевший у неё в голове Волшебник Ленин пытался прекратить этот разговор: он не понимал, к чему Лили клонит, и зачем пытается бросить вызов директору здесь и сейчас. Волшебник Ленин всегда отдавал предпочтение тонким намёкам, интуиции и наблюдению за партией с безопасного расстояния, когда каждый ход и нюанс был грамотно учтён. И снова, едва не паникуя, Ленин повторил прошлую мысль — это не тот разговор, который он хотел бы вести с Дамблдором. К чести директора, он не пытался отрицать услышанное, лишь мрачно улыбнулся девочке и произнёс: — Такое видение мира, должно быть, делает Вас очень одинокой, но сомневаюсь, что хоть что-нибудь из сказанного мной сможет изменить Ваше мнение, — со вздохом Дамблдор провёл по лицу рукой, а затем посмотрел на собеседницу. — Вы крайне необычная девочка, Элинор Поттер, возможно, даже больше, чем сами думаете, но полагаю, именно из-за этого у Вас возникают сложности с пониманием простых понятий. У Хогвартса прочный фундамент — он пережил множество битв и войн, но если зайти слишком далеко, то даже его можно разрушить. Будет печально, если школа прекратит своё существование столь рано. Так ли ужасно, мисс Поттер, сыграть роль ребёнка? Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и это было странно — взгляд Дамблдора больше не казался таким холодным; сталь никуда не исчезла, но теперь появились ещё и боль, сожаление, жалость и другие эмоции, которые Волшебник Ленин считал совершенно ненужными во время шахматной партии. Когда директор смотрел на девочку, он не видел ни соперника, ни пешку — просто образ Элли Поттер. Но Лили, как и всегда, ответила в своей манере: — Любопытное предложение, даю медаль за старание, но, к сожалению, я и без того уже много лет играю роль Элли Поттер. Так что Вы не сказали ничего нового. И, дёрнув за нужные ниточки Вселенной, Лили переместилась из этого момента времени, прихватив с собой Кролика и воспоминания Дамблдора об их разговоре. — Что, чёрт побери, это было? — спросил Волшебник Ленин, и одновременно с этим у девочки разыгралась мигрень, поскольку теперь в кабинете было слишком спокойно, чтобы держать их обоих в узде. — Ты сам сказал отнестись к нему серьёзно, что я, собственно, и сделала. А Дамблдор, кстати, дал мне крайне серьёзный ответ, — протянула Лили, осматривая кабинет и гадая, куда мог подеваться злополучный камень. — Кроме того, я лишь хотела попасть сюда, мне вообще-то не о чем с ним разговаривать. Уловив мысли Волшебника Ленина, Лили поняла, что, похоже, упустила нечто важное, но это уже не имело ровным счётом никакого значения, ведь Дамблдор всё равно не вспомнит их разговор. Мужчина прожил у неё в голове достаточно долго, чтобы оспорить правильность её решения, потому он ничего не сказал по этому поводу, лишь недовольно проворчал: — Ну, тогда нам стоит поскорее отыскать камень… Ты что, остановила время? — Только в кабинете, — отозвалась Лили, просеивая пепел феникса — тот замер во время сгорания, так что теперь больше напоминал оранжевое пятно, чем птицу. Кролик не спускал с девочки глаз, выглядя чуть более настороженным, чем на встрече с директором. — Но это же не… — на мгновение Волшебник Ленин умолк, будто хотел обуздать свой порыв, но, похоже, не смог сдержаться. — Нет, это просто-напросто невозможно, ни у кого нет таких способностей. Ты уже становишься больше похожей на божество. Повисло недолгое молчание, его слова словно повисли в воздухе, и Лили на мгновение прекратила поиски, а затем ответила: — Ну, ты же знаешь, я — Смерть. Волшебник Ленин сразу умолк: он уже слышал эти слова, даже обдумывал, но — складывалось такое впечатление — никогда не воспринимал их всерьёз. Её образ у него в головы был смазанным: какая-то смесь Элинор Поттер, Лили, а теперь и Смерти с вокзала — и всё же Волшебник Ленин только пытался собрать их воедино. А Лили тем временем вернулась к поискам: листала книги, изучала тикающие механизмы и ощупывала стол под ними. Она разбирала каждый артефакт, один за другим, и швыряла на пол — чем больше рухляди оказывалось под ногами, тем сильнее росло её разочарование. — Серьёзно, он явно пытается усложнить мне жизнь, — со вздохом объявила Лили, откинулась на спинку кресла, куда уселась, устроив себе небольшой перерыв; и обвела взглядом незапланированную разруху в кабинете директора. Ни одна из вещей не стояла на своём месте, даже мебель была не только раскидана в разные стороны, но и разломана; теперь это место больше походило на последствия великой битвы неодушевлённых предметов, чем на кабинет. — Вполне справедливая теория, учитывая, что именно благодаря нему у тебя было трудное детство, — проворчал Волшебник Ленин, почти такой же разочарованный, как и Лили, но по-прежнему слишком решительный, чтобы поддаться этому чувству. А ещё его немного отвлекало нынешнее состояние кабинета, да и недавний разговор с Дамблдором, который всё ещё совершенно ему не нравился. Лили посмотрела на директора, вновь увидев это странное выражение лица, с которым он замер: рот был слегка приоткрыт, словно в попытке ответить на её последние слова. Девочка обратилась к директору: — Не думаю, что Вы мне всё расскажете, даже если я спрошу. Как и ожидалось, он не ответил. — Ну, иначе было бы слишком просто, верно? — ни Волшебник Ленин, ни кто-нибудь другой на это не отреагировали. Кролик бродил по кабинету, медленно покачиваясь из стороны в сторону — похоже он передвигался, будучи кроликом — осторожно переступая через разбитые серебряные артефакты, Кролик подошёл к Дамблдору, рассматривая его осторожным безмолвным взглядом, прежде чем потянуться к чему-то, находящемуся позади директора. Лили наблюдала, как своими нежными бледными пальцами он достал Распределяющую Шляпу, и девочка недовольно застонала при виде неё. — И зачем тебе эта бесполезная рвань, Кролик? Кролик не обратил на Лили никакого внимания и перевернул артефакт так, чтобы заглянуть внутрь своими пустыми чёрными глазами; казалось, он безнадёжно очарован этой сломанной шляпой, которая была не в состоянии даже просто должным образом выполнять свою работу. Лили вздохнула, подошла к Кролику и забрала у него Шляпу, стараясь не сломать её ещё больше. Как бы то ни было, девочка тоже заглянула внутрь, ожидая увидеть там самую обычную ткань, однако вместо этого обнаружила тёмную бездну, будто Шляпа была бездонной дырой. — Что ж, я думаю, это довольно интересно. Во всяком случае, интереснее всего кабинета. — Некоторые из здешних книг тоже были вполне интересными — с интересным содержимым, я имею в виду… — размышлял вслух Волшебник Ленин, но даже ему пришлось согласиться, что они были далеко не так интересны, как философский камень. — Как я и сказала — скучно, — книги по манипуляциям псевдоглюками никогда не оказывались полезными, что неоднократно доказывалось на уроках Защиты и самим существованием Гермионы Грейнджер. Лили внимательно разглядывала шляпу, силясь отыскать дно, но ничего похожего так и не увидела. В последний раз, когда девочка вытаскивала что-то из шляпы, то получила Кролика — возможно, именно поэтому она так заинтересовалась — но к тому же это было единственное место, куда никто из них не потрудился заглянуть. С трепетом Лили сунула в Шляпу руку. Они с Кроликом молча наблюдали, как девочка вытаскивает огромный сверкающий серебряный меч с одним-единственным красным камнем на рукояти — казалось, он уставился на неё, точно глаз. — О, чудненько, всю жизнь мечтала о гигантском палаше, — сказала Лили, вытащив его из Шляпы; он оказался гораздо легче, чем выглядел, но всё равно довольно увесистым — пришлось обхватить рукоять обеими руками, чтобы не уронить его на пол. — Это меч Гриффиндора?! — Лили посмотрела, как тот блестит в лучах света и кажется очень подходящим для прохождения квестов и убийств драконов. — Я думаю, это меч По Умолчанию, — Гриффиндор не настолько крут, чтобы урвать себе гигантский меч. — Нет, Гриффиндора — в смысле человека, основателя. Легенда гласит, что у него был меч, выкованный из гоблинской стали, считавшийся утерянным на протяжении целых веков — видимо, всё это время он находился в Распределяющей Шляпе. Кроме того, если помнишь, факультета По Умолчанию не существовало буквально несколько недель назад. Как бы то ни было, меч оказался намного интереснее, чем всё, что они видели до сих пор. Лили подняла меч, широко расставив ноги, и принялась размахивать им над головой; он был для неё великоват, но всё равно очень понравился девочке. Она теперь была как Дадли с палкой, только раз в десять более устрашающей, и хотя Лили никогда даже не думала, что ей нужен гигантский меч, сам факт выбора пришёлся девочке по душе. Подняв меч к свету, Лили провозгласила Кролику и всему кабинету в целом: — Я посвящаю в рыцари факультет По Умолчанию — убийцу Гансов Груберов и других мерзких недостойных созданий! Пусть твоя сталь никогда не забывает вкус крови и костного мозга! — Положи его, пока не выколола себе глаза! — вмешался Волшебник Ленин, отчитав её тем же тоном, что и в старые-добрые времена, когда велел девочке слезть с дерева, пока она не упала и не сломала себе шею. — Знаешь ли, это моё тело, так что мне решать, что с ним делать. Если вдруг ненароком ослепну, то просто добью себя, умру, а затем регенерирую, — вот Кролик определённо не возражал против того, что Лили завладела гигантским клинком серебряной погибели; в целом, он вообще никогда не возражал — если не считать момента, когда его бросили в котёл Панси — но девочка ценила его безмолвную поддержку, сопровождаемую остекленевшим взглядом. К несчастью для Волшебника Ленина, никаких по-настоящему веских контраргументов у него не нашлось, и потому, вооружившись мигренью, сравнимой разве что с присутствием Белки, он рявкнул: — Хватит играться с мечом! Продолжай искать камень, он должен быть где-то здесь. Лили отложила меч и вздохнула: — Может он преспокойно лежит где-то в подвале, а мы его просто не заметили. — Сомневаюсь, я согласен со словами твоего дядюшки: Дамблдор слишком драматичен, чтобы спрятать такую ценную вещь среди недоделки. Нет, он пока только готовит сцену, поэтому явно хочет держать камень поближе к себе. Что ж, всё это было очень здорово, но директор умудрился спрятать камень настолько хорошо, что даже Волшебник Ленин понемногу начинал расстраиваться. Но сдаваться было рано. — Ну, давайте посмотрим, что ещё есть в этой бесполезной шляпе, — со вздохом сказала Лили, бросив меч на пол и снова сунув руку в артефакт. Её пальцы коснулись чего-то, похожего на прохладную гладь безмятежной реки, и девочка словно со стороны услышала свой голос: — Ой! Лили показалось, будто она поняла, что это, как только прикоснулась; ткань, которая не была тканью, обволокла шепотком её пальцы, и все мысли девочки вылетели из головы. Ощущение было таким знакомым, но в то же время бесконечно далёким: навевало мысли о железнодорожных вокзалах и рокочущей реке с одним-единственным мостом, переброшенным через неё* — всё это вызывало невероятную ностальгию. Ткань выглядела старой и поношенной, тёмно-пурпурного цвета с множеством других оттенков, спрятанных глубоко внутри; однако от неё исходила сила, и Лили хватило одного лишь взгляда, чтобы понять — странная ткань с самого начала должна была находиться рядом с ней, а не храниться в шляпе. Не задумываясь, девочка накинула её себе на плечи — мантия оказалась большевата, как и меч, но, тем не менее, Лили всё равно чувствовала, что она принадлежит именно ей, и никогда не должна была исчезать так надолго. И, когда девочка сунула руку в шляпу в третий раз, она твёрдо знала, что, наконец, время пришло. В её ладони оказался он — огромный красный камень со сколами и тёмно-красным центром. — Бинго. Волшебнику Ленину было трудно принять тот факт, насколько легко оказалось найти камень; а ещё то, что Распределяющая Шляпа, словно компенсируя свою неспособность грамотно распределять учеников по факультетам, внезапно превратилась в идеальный мешок с подарками. А вот Лили вовсе не казалось, что всё получилось легко и просто, ведь это вообще-то потребовало недюжинных усилий с её стороны, включая превращение Кролика в человека. Ну, по крайней мере, она вознаграждена за все труды, а это уже лучше того, что происходило большую часть времени. Выглядела находка немного неприятно — напоминала любой другой красный камень — но раз у Волшебника Ленина её вид не вызывает вопросов, значит, всё идёт, как должно. Однако Лили ожидала, что по размеру камень окажется побольше, а ещё будет зловеще светиться, точно глаз какого-то неизведанного животного, внимательно глядящего на неё. Но он просто был странноватого цвета и ничего более, что уже казалось странным, но не настолько, чтобы устроить сыр-бор. Тем не менее, в камне чувствовалось что-то этакое — не так сильно, как в мантии — но до боли знакомое. Будто в памяти Лили было приготовлено для него особое местечко, о котором она не могла вспомнить. Кролик коснулся камня своим бледным пальцем, склонив голову, будто с любопытством, хотя выражение его лица осталось безразличным; на мгновение он замер, словно беседуя с артефактом. Однако, если Кролик что и узнал, то делиться не стал, даже когда его рука медленно отстранилась от камня. — Знаешь, я понимаю, что ты вытворял подобное, когда был кроликом, но когда ты стал человеком, это выглядит очень странно, — если Кролик и понял её слова, то никак этого не показал, просто отошёл подальше и начал тыкать пальцем в валяющиеся на полу обломки артефактов. — Стало быть, миссия выполнена, да ещё и до пятницы, — сказала Лили и принялась привязывать ниточки Вселенной к исходным положениям, тем самым, возвращая все тикающие артефакты на их законные места. Заодно девочка создала подделки: фальшивый меч, камень и мантию — которые она сунула в шляпу, на случай, если Дамблдор вдруг вознамерится достать вещи, которые, на самом деле, ему даже не принадлежали. Затем Лили скинула мантию и сунула её в свои ультраглубокие карманы — вместе с мечом и камнем — и медленно подошла к своему креслу, улыбаясь Дамблдору. — Хорошая попытка, Ваше превосходительство, но, боюсь, Вы недостаточно постарались. Девочка помахала Кролику, чтобы тот сел рядом с ней, но он, к сожалению, не понял намёк. Вместо этого Кролик моргал, уставившись в пол, прежде усеянный разбитыми артефактами. Потому Лили пришлось встать, усадить его на место, а потом снова сесть самой. — «Миссия выполнена»?! Неужели это всё, что ты можешь сказать в такой момент?! — недоверчиво возопил Волшебник Ленин, отчего в голове девочки разбушевалась жутко болезненная мигрень. — Ага, — ей и правда больше нечего было сказать. — Десять лет, Лили, десять лет я искал этот камень, и мы, наконец, нашли его. После половины недели усилий ты просто-напросто вытаскиваешь камень из чёртовой Распределяющей Шляпы, и всё, что можешь сказать: «Миссия выполнена», — если бы у него были настоящие волосы — а не образ волос, который воображала девочка — Волшебник Ленин вцепился бы в них. — Хочешь, чтобы я сказала ещё что-нибудь? — спросила Лили, и тут же ощутила какое-то дурное веселье от Волшебника Ленина — будто всё зашло слишком далеко, отчего ему стало одновременно и смешно, и горько. — О, прошу, говори, Лили, мне прямо не терпится услышать, что ты придумаешь на этот раз! — он явно не был так уж воодушевлён этим предложением, но, учитывая его настойчивость, девочка выбрала кое-что подходящее случаю. — Быть или не быть — вот в чём вопрос. Что лучше для души…* — её почти тут же перебил Волшебник Ленин. — И спустя одиннадцать лет ты до сих пор не понимаешь сарказма! — девочка услышала, как он глубоко вздохнул, успокаиваясь и собираясь с мыслями, и отпустил гнетущий гнев, ярость и совершенно бессмысленную горечь. — Знаешь, я никогда не соотносил себя с Гамлетом. Мне всегда казалось, что Гамлет — гриффиндорец, но, возможно, этот отрывок подходит к случаю больше, чем мне бы хотелось. Быть или не быть — и правда, в том вопрос. — Ты говорил о чём-то таком, — сказала Лили и покопалась в памяти. — Либо делай, либо — нет, но пытаться не стоит, как-то так, да? То немногое терпение, присущее Волшебнику Ленину, быстро истощилось: — Я не имел в виду ничего особенного. А знаешь что, давай обсудим это позже, не думаю, что сейчас осилю такой разговор. Почему бы тебе… не запустить время… и не вытащить нас отсюда. — Принято, товарищ Ленин, — отозвалась Лили и закрепила последнюю ниточку Вселенной на место; реальность снова пришла в движение, а Дамблдор закрыл рот и смущённо посмотрел на девочку, пытаясь вспомнить свои стёртые мысли. — Итак, Вы хотели поговорить о школе, поведении, жизни и всём таком, — сказала Лили, развалившись в кресле. Дамблдор постарался собраться с мыслями, несколько раз моргнул и рассеянно кивнул: — Ах, да… Да, конечно; скажите мне, мисс Поттер, Вы понимаете, почему оказались здесь? Девочка задумалась, сможет ли провести один и тот же разговор во второй раз: она частенько испытывала ту же неуверенность с Дурслями, однако теперь, когда у неё в руках очутился камень, никаких причин оставаться не было, да ещё и отлично чувствовалось нетерпение Волшебника Ленина, пылающее внутри неё. Пришло время уходить. — Потому что Квиррелл — более известный, как Белка — пусть и куда более чокнутый профессор, по сравнению со Снейпом, но, оказывается, куда компетентнее, когда дело доходит до восстания и анархии. И это должно быть довольно печально для Снейпа, ведь, по идее, он проигрывает Белке, верно? — спросила Лили с заговорщической улыбкой, прежде чем встать и бросить на Дамблдора последний взгляд. — Что ж, это было весело — познавательный разговор, благодаря которому мы многое узнали друг о друге, а также о жизни и Вселенной. Но, боюсь, обсуждение остальных тем нам придётся отложить до следующей недели. Пойдём, Кролик, нас ждут приключения! — она стащила Кролика с кресла и в последний раз отсалютовала его превосходительству Альбусу Персивалю Вулфрику Брайану Дамблдору. А затем вышла из кабинета, не оглядываясь. Стоило девочке очутиться в коридоре, как она развернулась, чтобы посмотреть на весьма внушительных каменных горгулий, скрывающих за собой лестницу; это была победа — одна из первых её настоящих побед в Хогвартсе, так что Лили с ухмылкой воскликнула: — Выкуси, Хогвартс! Горгульи ничего не ответили, даже когда она заскакала по коридору, весело махая каждому ученику и профессору, попадавшемуся ей на пути. — Нашла камень, нашла меч и нашла свою мантию всего за один день. Осталось только заставить всё это работать, и мы сможем вернуть тебе тело. Волшебник Ленин был необычайно тихим и отстранённым, а в его задумчивости ощущалась какая-то печаль. Тихая грусть, в которую он впадал довольно редко, отличная от его обычной жуткой депрессии; вдруг Волшебник Ленин негромко заговорил, да так, что Лили с трудом его расслышала. — Верно, если бы я ещё знал, как это сделать. Девочка остановилась как вкопанная посреди коридора с неприкрытым шоком на лице: — Что?***
Примечание переводчика: * Слова про реку и мост — имеются в виду реки смерти, присутствующие в разных мифологиях. Не помню, чтобы через Стикс проходил мост, но у славян есть река Смородина и Калинов мост — первая же аналогия, которая пришла мне в голову. * «To be, or not to be: that is the question: Whether 'tis nobler in the mind to suffer…» — цитата из «Гамлет» Уильяма Шекспира.