В которой Лили прогуливает, Снейп снова бросает ей вызов, но добивается немногого, а Лили разочарована чуть больше, чем хотелось бы.
___________________________________________________________________________
«Кабанья Голова» — это одно из тех мест, чья репутация находилась на грани дурной. Столь же неопрятный трактир, как и «Дырявый котёл», только без гама и толпы, которые могли бы объяснить царящую вокруг грязь. В углах свисала паутина, на барной стойке валялся какой-то пьяный — а может, даже мёртвый — волшебник, продолжавший сжимать в руке недопитый стакан огненного виски; а ещё откуда-то доносился глухой вой: либо кого-то здесь заперли в подвале, либо это жалкие попытки волшебников развлечь посетителей фоновой музыкой. Во всём Хогсмиде именно этот трактир больше всего напоминал опасный городской квартал, потому Лили решила, что «Кабанья Голова» — идеальное место, чтобы встретиться с Фрэнком и обсудить насущные дела. С тех пор, как Волшебник Ленин заявил, что без понятия, что делать с камнем, всё резко заглохло. — В смысле, ты не знаешь, как это сделать? — спросила Лили уже ночью. На этот раз сон полностью подчинялся её желаниям: они оказались в тёмной комнате для допросов, которые много раз видели в фильмах про полицейских. Яркий свет единственной лампы был направлен в лицо Волшебника Ленина, а на стене висело непрозрачное окно, отражающее их обоих. Прищурившись, Волшебник Ленин вскинул руку, пытаясь прикрыть глаза от слепящего света, и хмуро ответил: — Никто точно не знает, как именно работает философский камень, известен только конечный результат. Ты не могла бы выключить лампу? — Эй, это мой допрос, а их, знаешь ли, не проводят без устрашающих лучей света в лицо преступнику, — резко отозвалась Лили. Мужчина выглядел так, будто хотел что-то сказать, но затем вздохнул и продолжил свои объяснения. — На свете существует лишь один философский камень. Было много попыток создать его — как до, так и после Фламеля — но никакая не увенчалась успехом; впрочем, даже Фламель сумел сотворить всего один. Более того, этот человек оказался крайне скрытным, так что о нём неизвестно ровным счётом ничего, помимо создания философского камня: да и то, только благодаря необъяснимому богатству и долголетию его и жены. Чаще всего, камень используют для получения золота и продления молодости, вероятно, достаточно легко выяснить, настоящий ли он, а потом как-нибудь приготовить из него эликсир; только вот основные способы его применения меня мало интересуют. — Погоди-ка минутку, — проговорила Лили, наклоняясь к Волшебнику Ленину и чувствуя, как внутри неё начинает подниматься что-то тёмное и злое. — Ты годами твердил мне, что единственное приемлемое решение — этот глупый камень. Дескать, зомби, роботы и тёмные ритуалы не сработают, а вот камень — лучший выбор, и при этом ты даже не знаешь, сработает ли он. — Точно сработает, и какое бы решение мы ни приняли, по-настоящему подойдёт только этот камень, — Волшебник Ленин тоже наклонился вперёд; его глаза наполнились решимостью, и пока он смотрел на девочку, в нём не было и толики сомнений. — Потому что он красный и блестящий? — Нет, потому что он является источником огромной силы — будучи в постоянно стабильном состоянии, этот камень способен превращать свинец в золото и способствовать поддержанию молодости. Создание тела — настоящего, нормально функционирующего тела — из подручных материалов требует колоссальных магических сил — которые можно добыть из философского камня. Ну, слова эти звучали достаточно красиво — настолько, что сам Волшебник Ленин купился на них — но Лили не особо поверила. Рассказанное выглядело слишком уж удобным, будто Волшебник Ленин очень хотел, чтобы это было правдой, только вот жизнь редко бывает удобной — особенно, без использования глюков. К тому же в девочке по-прежнему кипело негодование по поводу того, что ею банально воспользовались в ужасно некомпетентном ограблении — ладно бы, если бы камень работал, но даже этому никаких гарантий не нашлось, потому Лили чувствовала, что всё было бессмысленно. Свет немного потускнел, а девочка откинулась на спинку стула, нахмурившись. — То есть, ты не представляешь, с чего начать? Волшебник Ленин вздохнул, а когда напряжение в комнате спало, небрежно ответил: — Я никогда не углублялся в алхимию… Понадобится время, чтобы всё исследовать, проверить, продумать гипотезы, но в целом, я знаю, с чего начать. — Хорошо. Больше им обоим нечего было сказать. После этого Волшебник Ленин, видимо, вообще не хотел говорить о камне. Зато он начал уходить куда-то вглубь её головы и часами думал над возникшей проблемой. Периодически Ленин просил девочку прокрасться в Запретную Секцию, найти какую-нибудь книгу по алхимии, арифмантике или даже трансфигурации и пролистать её. Каждый раз это оказывалось пустой тратой времени: книги были переполнены нелепыми псевдоглючными теориями, в которых не находилось и доли истины, однако Волшебник Ленин, похоже, не особо ценил мысли и неоценимый вклад Лили. В остальном, он оставил на девочку занятия, Невилла, наблюдение за Кроликом и всё прочее, требующееся для обучения в Хогвартсе. Не было причин для переживаний: в конце концов, если бы Волшебник Ленин сразу добился успеха, то вообще покинул бы её голову, но всё же долгие часы его отсутствия неприятно терзали девочку. Хогвартс без Волшебника Ленина становился более плоским — точнее, сама Лили сильнее сосредотачивалась на этом, ведь рядом не было друга, способного отвлечь её. Потому ей было практически необходимо переключить своё внимание на другие дела, особенно на те, что способны вытащить Лили из школы, пока она, вертя большими пальцами вокруг друг друга, ждала хоть какого-нибудь прогресса. — Эй, Фрэнк, сюда! — позвала Лили Фрэнка, как только он вошёл в трактир. Вампир замер на пороге, щурясь, пытаясь привыкнуть к тусклому освещению, а затем снял солнцезащитные очки и шляпу, которые совершенно точно были необходимы для переменчивой, но ясной погоды. Найдя взглядом её столик, мужчина вопросительно посмотрел на Кролика и общее окружение, а потом подошёл к ним. — Здравствуйте, босс, вижу, сегодня Вы Элинор Поттер, — произнёс Фрэнк, усаживаясь напротив девочки; он постучал пальцами по столу, больше походя на хлипкого бухгалтера, чем на могущественного вампира, которым, собственно, и был. — Ах, да, волосы. Выбраться из Хогвартса оказалось сложнее, чем я думала, да и в Лондон пока не собираюсь, так что это не такая уж и большая проблема, — сказала Лили, рассматривая прядь своих рыжих волос, прежде чем продолжить объяснения. — В смысле, они вообще не позволяют никому выходить за ворота, а если захочешь пройти через Запретный Лес, то окажешься втянут в весьма странные беседы с кентаврами, которые, в основном, просят, чтобы ты отошёл подальше с их зелёненькой лужайки. Не говоря уже о том, что Кролика нельзя оставить одного без присмотра, — добавила девочка, показывая на Кролика. Не то, чтобы она жаловалась; красться по замку и пытаться незаметно его покинуть — это существенно лучше, чем идти на занятия в понедельник. Зелья были ещё терпимыми: в смысле, Лили могла бы понаблюдать, как Снейп страдает и ликвидирует взрывы; но вот у Защиты не оказалось даже такой спасительной благодати, так что даже появляться на этом уроке было пустой тратой времени. Эти занятия сложно было назвать немного неприятными — учитывая, что они причиняли Лили самую настоящую физическую боль, настолько сильную, что наверняка даже Волшебник Ленин не смог бы сосредоточиться на заикании, повествующим о кошмарных бабочках. Правда, едва ли он поблагодарил бы её за такие мысли. — Да, понимаю. Стало быть, твой друг… — Фрэнк умолк, бросив на Кролика странный взгляд. Вероятно, он улавливал многочисленные странности Кролика своим обострённым вампирским чутьём, или же ему просто-напросто было не по себе от пустого взгляда странного мальчика. За те несколько дней, что Кролик провёл в человеческом обличие, он не сильно продвинулся буквально ни в чём. Его навыки английского — да и албанского, если уж на то пошло — по-прежнему отсутствовали напрочь, и единственное, что Кролик мог делать самостоятельно, без чьей-либо указки — бессмысленно глядеть в пространство. Тем не менее, издалека или на фотографии он выглядел вполне человечным, хотя и чересчур симметричным; а вот если наблюдать за ним в жизни, да ещё и вблизи, весь образ разваливался на части. — Вы уже виделись, когда он был кроликом, но в те времена никто не воспринимал его всерьёз; мне нужно было попасть в кабинет директора, так что теперь он стал человеком. Знакомьтесь: Кролик, Фрэнк. Фрэнк, Кролик, — Лили указала на каждого, представляя их друг другу, но ни один даже не шевельнулся, чтобы пожать новому знакомому руку, или хотя бы вежливо кивнуть. Вместо этого они просто молча смотрели друг на друга под приглушённое подвывание, доносившееся откуда-то из недр трактира. — Постой… ты хочешь сказать, что это твой кролик? Тот кролик из шляпы? — медленно спросил Фрэнк, а затем, смерив Кролика оценивающим взглядом, добавил. — То есть, он всё это время был анимагом в таком-то возрасте? — Нет, он не анимаг; просто сейчас он человек, который раньше был кроликом. На самом деле, это не так уж сложно для понимания, — ничего такого не должно было произойти и в помине, но каким-то образом в первый же день внезапного появления Кролика в школе поползли слухи о том, что он некий вундеркинд — анимаг, да ещё и вейла — который перевёлся в Хогвартс из Албании и известен своим трагическим прошлым; впрочем, это было даже здорово, поскольку люди крайне неохотно верили в правду. Каждый день за завтраком, пока Лили тащила Кролика за собой, пытаясь научить его самостоятельно садиться за стол, девочке приходилось вести с Роном Уизли один и тот же разговор: объяснять, что Кролик — это не кролик, но и не человек. Перспектива вновь говорить об одном и том же, да ещё и с утра пораньше, страшно угнетала, потому и сыграла большую роль в решении Лили связаться с Фрэнком воскресным вечером, чтобы встретиться и обсудить дела лично — самое главное, она окажется далеко от Хогвартса хотя бы на несколько часов. — Понятно… — отозвался Фрэнк, настороженно глядя на Кролика. Лили немного удивлённо посмотрела на него: она знала, что Фрэнк крайне ответственен и рассудителен, а «бухгалтер» — это вообще практически его второе имя; но Лили и не думала, что он настолько быстро соображает. По правде сказать, Фрэнк не выглядел так, будто понял или поверил в сказанное, но отсутствие споров и лишних вопросов уже несказанно радовало. — Понятно? — Ну, ты же Лили Риддл, — объяснил Фрэнк с престранным выражением лица, словно он не совсем уверен, что этого аргумента будет достаточно, но не смог придумать ничего более дельного. Странно, но всего несколько дней назад Лили сказала Волшебнику Ленину практически то же самое. — О, ага, круто. В любом случае, оставлять Кролика одного без присмотра — плохо. Похоже, он питается душами мёртвых, самой сутью их существования — вообще, на самом деле, это не такая уж и проблема, потому что даже звучит раздражающе — но он в любой момент может захотеть сменить рацион, — сказала Лили, а затем отмахнулась от мешающих мыслей. — Впрочем, всё это не важно, важное другое, а именно — А.О.Ф. — Ауф? * Ты говорила о чём-то подобном в своём недавнем письме, но, боюсь, я не совсем понимаю… — произнёс Фрэнк, сложив руки на столе и нахмурившись, будто собираясь разгадать сложнейшую головоломку. — Албанский Освободительный Фронт, А.О.Ф. Видишь ли, профессор Квиррел посещал Албанию этим летом во время отпуска, и, естественно, его бесполезность привлекла внимание примерно четырёх или пяти вампиров (он заикался на протяжении всей истории, поэтому я не помню точное число, но какая разница). В любом случае, поскольку заикающийся волшебник отчасти похож на слепого калеку, вампиры решили, что он лёгкая добыча, и уже нацелились выпить его досуха. Но Квиррел каким-то чудом одолел их, и по сей день теперь носит тюрбан, набитый чесноком, чтобы предотвратить возможность подобного нападения. К сожалению, для албанских вампиров ситуация вышла крайне унизительная, а они, как ты и сам знаешь, находятся в затруднительном положении из-за Советского Союза, волшебников и общей мрачной атмосферы. История Квиррела звучит для них на редкость унизительно, причём это самое унижение к тому же публичное и международное. Это стало последней каплей для и без того страдающих кровососов, так что они подняли бунт, принялись грабить деревни, насиловать женщин, отбирать у людей золото, а затем направились в столицу, требуя равных прав и всего прочего, — закончила Лили с ухмылкой, которой она одарила свою ошеломлённую аудиторию, и решила подождать, чтобы новая информация немного улеглась. — Ничего не понимаю, — Фрэнк окинул её очень странным взглядом. — Впервые об этом слышу. — Потому что они сами пока ничего не знают, — отозвалась Лили. — Но всё так и будет. — Будет? — переспросил Фрэнк. — Видишь ли, я решила, что пора заняться политикой, — сказала девочка, а затем перевела взгляд на Кролика. — Вот Кролик — то есть, Лепур Рэббитсон — станет нашим показательным примером. Его обычно безучастное выражение лица сбивает с толку и выглядит достаточно странно, чтобы его вообще можно было принять за глубокую скорбь, но, учитывая необычайную привлекательность Кролика, люди просто обязаны обратить на него внимание. — Мы затеваем революционное движение вампиров в Албании? — с сомнением уточнил Фрэнк, будто не был до конца уверен, что действительно произносит это вслух, но в его глазах появился странный проблеск надежды. Фрэнк нечасто открыто высказывался о своих политических взглядах, однако он сильно не любил волшебников, так что Лили неизменно раздумывала, не хотел бы Фрэнк, чтобы их свергли тёмные существа. — Ну, «затеваем» звучит так, будто мы планируем сами стать его первоисточником; более подходящим словом будет «подтолкнём», — поправила вампира Лили. — Революции прибыльны, ты тоже это прекрасно знаешь: вспомни, какой куш мы сорвали в семидесятые, да и в течение всего того сыр-бора с Гриндевальдом. И если бы Министерство приняло моё тогдашнее предложение, в наших руках оказалась бы вся Британия. Ну, то есть, официально, а не как сейчас, что было бы круто. — Почему Албания? — спросил Фрэнк. — Почему не Британия, Франция, или, на худой конец, Венгрия? Потому что Квиррел летом не бывал ни в Британии, ни во Франции, ни в Венгрии — именно так хотела ответить Лили, но засомневалась, что Фрэнка устроит этот ответ. — Революции прибыльны, но приносят толику беспорядка, так что будет лучше держать их подальше от нас. Кроме того, у меня имеются достоверные сведения, что Лорд Гинденбург планирует вернуться и продолжить своё дело. У неё было отчётливое предчувствие, что, когда Волшебник Ленин по-настоящему вернётся в этот мир, он не захочет, чтобы Лили наступала ему на пятки. Потому лучше всего будет оставить Британию в покое, пока славная революция во главе с Волшебником Лениным не утрясётся. Сам Ленин ничего не добавил к её мыслям, но внутри головы девочки смутно ощущалось его согласие. — Гинденбург… Ты имеешь в виду Волдеморта, сценический псевдоним Тома Риддла? — уточнил Фрэнк, а затем умолк. — А разве ты не сожгла его заживо? Я полагал, что он мёртв. — Ну, есть мёртвые, а есть по-настоящему мёртвые, и вот он относится к первому типу, понимаешь? В любом случае, Гинденбург, скорее всего, вернётся, а даже если нет, из всего того расистского дерьма, которое я постоянно слышу в гостиной факультета, становится понятно, что через несколько лет ситуация в стране будет довольно неприятной даже без его помощи, — не то, чтобы Лили ожидала, будто Малфой и Панси Паркинсон возглавят великое восстание и уничтожат всех магглорождённых, но нужно быть готовой ко всему. Фрэнк медленно кивнул, не столько понимая, сколько принимая её ответ, а затем достал блокнот и ручку: — Так каким образом мы собираемся подтолкнуть Албанию к революции? — Я рада, что ты спросил, Фрэнк, — произнесла Лили, наблюдая, как тот готовится к записям. — Нам нужен свой человек, какой-нибудь албанский вампир — харизматичный, жутковато выглядящий, пугающий людей, которых он собирается истребить, но при этом довольно мягкий с теми, кто на его стороне. Нужно, чтобы он стал лидером от нашей стороны: рассказывал, что А.О.Ф., стратегии и всё прочее — его идеи. Ему даже не придётся ничего делать, он просто должен будет сидеть и одним своим существованием пугать впечатлительных домохозяек. — Подставное лицо, ладно, подыщем кого-нибудь, — пробормотал Фрэнк, записывая обговорённые детали. — Туда же мы отправим одного или двух наших ребят — не тебя, ты остаёшься в Англии. Я подумываю о том немце, участвовавшем в кампании Гриндевальда, и ещё, возможно, о Стефане, который вполне может стать нашим посредником и убедиться, что военная интервенция проходит должным образом. Начнём с чисто партизанского движения: будем держаться лесов и деревень, а не больших городов — подождём, пока у нас появятся последователи, прежде чем расширять круг интересов. Параллельно мы будем разжигать пропаганду, заставим происходящее выглядеть на редкость пугающе — вероятно, в разы хуже и страшнее, чем есть на самом деле. Начнётся паника, по мере выполнения нашего плана будут появляться всё новые и новые подробности, и если их Министерство Магии окажется хоть немного столь же некомпетентным и никчёмным, как наше, то их система рухнет до того, как мы достигнем границ страны, — рассказала Лили, а затем добавила. — Наверное, заодно займёмся продажей наркотиков, раз уж всё равно будем там — вот и неплохая прибыль. Фрэнк судорожно записал всё это и, закончив, посмотрел на девочку: — План слишком расплывчатый. — Детали я расскажу по ходу развития событий; для начала найди мне харизматичного лидера революционного движения, а потом уже поговорим, — ответила Лили и кивнула сама себе, барабаня пальцами по грязному столу, обдумывая другую тему для разговора. Дела в Албании и вправду занимали все её мысли: теперь, когда проблема Кролика более или менее разрешилась, да и камень нашёлся, Лили не совсем понимала, что теперь делать с Риддл Inc. Сидевший у неё в голове Волшебник Ленин по-прежнему возился со своими размышлениями о возможных преображающих свойствах камня и его использования в качестве источника энергии, а не мистического артефакта. Похоже, его нисколько не заботила ситуация в Албании, разве что, немного веселила, но в целом Ленин игнорировал Лили, будто радио, по которому начали крутить плохую песню. — Фламель, — медленно проговорила девочка, представляя Волшебника Ленина у себя в голове, склонившегося над камнем и разглядывающего его покрасневшими от долгих часов работы глазами, беспрестанно размышляющего и проверяющего свои гипотезы. — Что, прости? — переспросил Фрэнк, отстранённо перелистывая записи, вероятно, пытаясь собрать воедино имеющиеся факты и детали для их нового дела. — Фламель живёт во Франции, — вновь медленно проговорила Лили. — И он единственный, кто хоть что-то знает о философском камне, — эта мысль пришла внезапно, будто над её головой вдруг загорелась лампочка. Волшебник Ленин, вероятно, не оценил бы помощь, но раз уж их положение стало совершенно безнадёжным, то они вполне могут навести старику визит — например, летом. — Возможно, мне стоит встретиться с ним, когда я выберусь из Хогвартса… У нас есть что-нибудь на него? — Честно говоря, я не в курсе, — ответил Фрэнк. — У Фламеля репутация крайне замкнутого человека, которого невозможно купить. Значит, он практически не интересовался наркоторговлей — как и многие волшебники, впрочем; Лили Риддл придала этой торговой отрасли флёр тёмных существ — хотя сама по себе наркоторговля не имела ничего общего с вампирами, но сие уже совсем другая история. А ещё это значит, что с ним пытались устроить встречу, запугивая и предлагая золото, но ничего не сработало. Лили подумывала, что можно было похитить Фламеля, но это может вылиться в такие проблемы, что она пока не была уверена, что хочет в такое встревать. Кто знает, может он просто захочет поговорить с Элинор Поттер. — Ну, придумаю что-нибудь, это не приоритетная задача, — пожала плечами Лили. — Да. Какое-то слишком отстранённое согласие: Фрэнк смотрел не на неё, а на бармена, опасно сузив глаза, а бармен смотрел на него в ответ. Мрачное выражение лица старика, не сходившее всё утро, несколько потускнело и сменилось тревогой, узнаванием и явным недоверием. — Прошу меня простить, Лили, — Фрэнк медленно поднялся из-за стола — так драматично, как бывает только в фильмах, где нет необходимости торопиться или лишний раз дёргаться — только намеренно плавно двигаться. Затем, не сводя глаз с бармена, он подошёл к нему и сел за стойку. Со стороны бармена было довольно похвально то, как он потянулся к своей палочке — не слишком быстро и без лишней нервозности. Фрэнк безучастно наблюдал за этим, но стоило мозолистым пальцам старика коснуться палочки, лежащей на стойке, спросил: — Ты уверен, что хочёшь разрушить своё собственное заведение? Бармен замер, и Фрэнк продолжил: — Ты выглядишь достаточно умным, чтобы сложить два и два, так что я поясню. Тебе известна наша репутация: ты знаешь, что вызвать авроров не удастся, как знаешь, что если начнёшь кричать и тыкать в меня палочкой, то точно так же ничего не добьёшься. Мы не нарушили никаких законов, не пытались продавать свой товар, просто решили устроить небольшое совещание. Мы же не хотим поднять тут всё на уши из-за такой малости, верно? — Верно, — хрипло ответил бармен и напоследок закашлялся; его щёки покраснели то ли от смущения, то ли от гордости. Фрэнк вежливо улыбнулся. — Отлично, и я надеюсь, ты понимаешь, что распространять слухи — не лучшая идея. Не только ради твоего благополучия, просто представь, что случится со страной, если они всерьёз решат, будто Лили Риддл — Девочка-Которая-Выжила. Но это так, мысли вслух. Старик ничего не ответил, вероятно, ощущая, что в этом нет необходимости. Фрэнк, похоже, тоже так посчитал, поскольку снова повернулся к Лили: — Ну тогда, если на этом всё, я отправляюсь обратно в Лондон. Если всё же распространится новость о том, что Лили Риддл и Элинор Поттер — один человек, я уверен, люди будут сметать наш товар с полок, чтобы узнать об этом побольше. С этими словами Фрэнк поднял воротник и снова вышел на улицу, под тускловатый осенний солнечный свет, оставляя участников разговора за спиной, даже не оглянувшись. Лили повернулась к бармену: она давно заметила его, но старика, похоже, не слишком заботило, какие встречи проходят в его трактире. Учитывая состояние этого места и то, что располагалось оно в Хогсмиде, Лили посчитала, что бармен вообще не входит в число людей, кого волнует хоть что-то. Тем не менее, они встретились взглядом, и было не похоже, что старик собирается вернуться обратно к работе и игнорировать её в ближайшее время. Лили встала, потянув за собой Кролика, и подошла с ним к стойке, где уселась, чтобы понаблюдать за барменом. Он выглядел смутно знакомым — не в том смысле, что девочка видела его раньше, нет, скорее, она видела кого-то очень похожего, что затрудняло попытки вспомнить. В остальном, старик неплохо соответствовал своему окружению — такой же бедный, измождённый и в целом довольно несчастный. — Одно сливочное пиво, если можно, — сказала Лили, кладя на стойку несколько сиклей. Бармен забрал их и принялся старательно наливать напиток в стакан, не сводя с девочки глаз. — Итак, Элли Поттер… — начал он после того, как пододвинул к Лили пенящееся пиво, а, завидев её благодарную улыбку, замер, будто не зная, куда ему деваться. — Единственная и неповторимая, — во всяком случае, насколько она знала. Возможно, где-то там существует другая, более настоящая Элинор Поттер, но пока она не явила себя миру, будем считать, что таковой является именно Лили. — Разве ты сейчас не должна быть в школе? Довольно странный вопрос, учитывая, что старик буквально только что был свидетелем деловой встречи людей из Риддл Inc., но Лили предположила, что он просто захотел привнести в происходящее немного обыденности. Бармен заметно посерьёзнел, даже посуровел, с недоверием разглядывая её. — Возможно, но кто и впрямь так считает? Знаете, все считают нужным сказать, что я должна делать, и чем больше я следую чужим советам, тем явственнее понимаю, насколько всё это неважно. Как и магические делишки в целом — тоже полная чушь, скажу я Вам, — девочка одарила старика заговорщической улыбкой, которая ну никак не сгладила растущее напряжение. Бармен выглядел немного сбитым с толку: наверное, из-за слов про магию, ведь волшебники жили и умирали магией. — Семь лет — или даже дольше, если хотите достичь высот в этом деле — семь лет тратится на попытки обуздать Вселенную, когда как на самом деле вы просто осваиваете глупую палку. Сначала я думала, что маги пускают пыль в глаза своей тарабарщиной на латинском и волшебными палочками, но потом оказалось, что всё это действительно важно для них. Причём они сами даже не осознают этого — или просто не хотят задумываться — но отбери у них палки или убей всех преподавателей палочковому искусству — и все волшебники станут точно такими же, как лишённые магии люди, которых они так сильно ненавидят. В этом во всём есть изрядная доля иронии, если хотя бы немного задуматься, — Лили сделала глоток горьковатого напитка; едва ощущающийся алкоголь согрел её внутренности, но девочка задумалась: правда ли настоящее пиво не такое масляное на вкус, как это. — Думаю, всё так, — согласился бармен с очень ясным выражением лица, которое Лили редко видела на лицах волшебников. Он выглядел старым — достаточно старым, чтобы пережить не только революцию Волшебника Ленина, но и кампанию Гриндевальда, при этом ему недоставало самоуверенного высокомерия, присущего, казалось бы, большинству магов. — Даже более чем так, это самая настоящая правда, причём вселенского масштаба, — сказала Лили. — Вот почему Хогвартс — в конечном итоге, очень глупое место. Просто потому, что здесь ничего такого не понимают. Вот, например, Зелья: самым частым уроком у нас стоят Зелья. Можно подумать, что лучше поставить что-нибудь базовое, вроде Чар или Трансфигурации, да даже Защиты, чёрт возьми, но нет — Зелья! Лили распалялась всё сильнее. На самом деле, это была не вина бармена, он, вероятно, даже не осознавал, что сам предложил ей выговориться, но впервые за последние дни кто-то действительно прислушивался к мнению девочки, по какому бы то ни было поводу. С пропавшим с радаров общественности Волшебником Лениным и Кроликом, выражение лица которого было менее живым, чем у баклажана, у Лили просто-напросто заканчивались варианты собеседников, и этот разговор отчасти внёс в её жизнь глоток свежего воздуха. — Зелья требуют для изучения гораздо больше времени… — начал было бармен, но Лили перебила его, не желая слышать никаких попыток разумного объяснения. — Ну, может быть, если бы это не было уроком, на котором просто постоянно всё взрывается. Ну серьёзно, Снейп настолько засранец, что фактически подвергает жизни своих учеников опасности ради собственного мстительного удовольствия. Хотя на самом деле, я даже не уверена, нравится ли ему это, поскольку он постоянно выглядит до нелепости несчастным, так что, возможно, от мучений маленьких детей Снейп не испытывает внутреннего удовлетворения. Впрочем, полагаю, большая часть взрывов произошла по моей вине, но это всё равно именно его урок, — Лили на миг замолчала, чтобы рассмотреть Снейпа и Зелья в целом, подумывая, чего бы ещё добавить к своим словам. И прежде, чем бармен успел произнести хоть слово, она заключила: — Дело в том, что вся система образования нелепа, жестока и переполнена людьми, которые понятия не имеют, что творят. После минутного молчаливого размышления старик сменил разговор на более удобную для себя тему. А именно, начал выгонять её из трактира: — Наверное, все сейчас ищут тебя и твоего друга. Вряд ли, по крайней мере, пока. Ещё только утро, разгар Защиты. Снейп, вероятно, был слишком занят своим извечным раздражением, чтобы бить тревогу, а Квиррел слишком занят собственной некомпетентностью, чтобы вообще заметить её отсутствие. — Ну, тем хуже для них, разве нет? — спросила Лили и демонстративно сделала долгий глоток сливочного пива, показывая, что в ближайшее время она никуда отсюда не денется. Не то чтобы для этого была какая-то серьёзная причина — нет, девочка могла вернуться в Хогвартс прямо сейчас; но в её интересах было вообще избегать уроков Защиты, поскольку головная боль от Квиррела всегда вызывала мигрень у Волшебника Ленина и отвлекала его от размышлений. Мужчина неопределённо угукнул и посмотрел на неё, а когда стало ясно, что Лили уходить не собирается, уставился куда-то над её головой, будто перед ним никого не было. Девочка провела пальцем по грязной стойке, и её осенило. — Эй, у меня вопрос. Вы ведь волшебник, так что манипулирование Вселенной — Ваше основное занятие, но почему тогда это место настолько грязное, если Вы можете просто прибрать здесь с помощью магии? Бармен медленно посмотрел на девочку, а затем тоном, не допускающим возражений, сказал: — Ты с другом, вон отсюда, идите-ка обратно в школу, может, научитесь чему. Затем старик подошёл к стойке, схватил Лили и Кролика за шиворот и вышвырнул их на улицу Хогсмида, после чего захлопнул дверь трактира прямо у них перед носом. Девочка наблюдала, как тот быстро уходит вглубь «Кабаньей головы» и нахмурилась. — Не могу поверить, он выгнал платёжеспособного клиента — вообще не похоже, что старик может себе такое позволить. Кролик по этому поводу ничего не сказал, лишь начал рассеянно разглядывать всё вокруг с тем же интересом, что и в Хогвартсе или где-нибудь ещё. Лили стояла посреди улицы и смотрела вперёд, на замок; не то, чтобы она совсем не хотела возвращаться, или что было какое-то другое место, требующее её немедленного присутствия. Несмотря на то, что пожитки девочки лежали у неё в карманах: меч По Умолчанию, камень, мантия — всё равно в замке оставалось ещё кое-что, а значит, она не могла просто взять и уйти. «Кое-что» было нематериальным и до жути надоедливым, а ещё это нельзя было унести с собой в подпространственном кармане: её связь с Невиллом, обязанность лишить свой факультет Кубка Школы, туманное обещание создать собственную команду по квиддичу — всё это было нелегко отбросить или проигнорировать. Тем не менее, было что-то неприятное в рассматривании всех этих дел со стороны. Лили не могла понять, что именно: крылось ли это в каких-то мелочах, Дамблдорах, Снейпах, белках, притворяющихся Квиррелами — но что-то было не так. Будь эта любая другая неделя, то Волшебник Ленин уже раздражённо вклинился бы в размышления девочки и сказал, чтобы она пошевеливалась, и Хогвартс гораздо увлекательнее, чем ей кажется. Но в голове Лили стояла тишина. Девочка решительно двинулась вперёд, к школе, таща за собой Кролика, решив, что нет смысла сожалеть о решениях, в принципе не заслуживающих сожалений. Она должна была добыть камень для Волшебника Ленина — никакой иной альтернативы не предполагалось — ему просто не суждено и дальше жить у неё в голове — в этом и заключалась непреложная истина. Ей просто нужно привыкнуть. Лили решила вернуться в Хогвартс тем же путём, что и ушла. Правда, такой способ не позволял запросто пройти через метафорические главные ворота — по крайней мере, это было нелегко, учитывая замки и прочные щиты, но не невозможно. Всего лишь потребуется изрядная доля концентрации и время. Тем не менее, ей удалось произвести впечатление на Волшебника Ленина, который даже ненадолго отвлёкся от размышлений о камне, только чтобы позлиться на то, что девочка не стала быстро взламывать защиту Основателей, при этом планируя уничтожить Албанию. А хитрость такого способа заключалась в том, чтобы одновременно вытаскивать правильные ниточки защитных чар — это было немного похоже на обезвреживание бомбы: если перерезать не ту ниточку-провод, то вся система рухнет и взорвётся, поднимая всех на уши. И только после того, как Лили закончила, девочку внезапно пробила дрожь, словно над ней нависла чья-то тень, и, подняв глаза, она увидела надвигающуюся фигуру разъярённого Северуса Снейпа. Странно, что он вообще её нашёл, впрочем, Лили простояла там уже какое-то время, и, если бармен был прав, её давненько начали искать. В любом случае, Снейп пришёл и счастливым отнюдь не выглядел. — О, здравствуйте, а послеобеденные занятия уже закончились? — спросила Лили, не пересекая защитные чары, а просто глядя на профессора. — Поттер, — он глубоко вздохнул, будто пытаясь успокоиться, правда, без особого успеха. — Поттер, Ваше посещение моих уроков и всех остальных является обязательным. То же касается и Рэббитсона. Что бы ни думал об этом Снейп, дела обстояли иначе. Достаточным доказательством, например, была История Магии — даже сам профессор пока не удосужился явиться. — Разве меня не должен был встретить Дамблдор или что-то в подобном духе? — спросила Лили, вскинув брови. Не то, чтобы девочка очень хотела увидеться с ним так скоро после предыдущего раза, но он, как минимум, устроил бы презанятный разговор. — Директор — крайне занятой человек, у него нет времени на Ваши глупости! — Снейп сделал ещё один глубокий вдох, который вновь совершенно его не успокоил. — Двести очков Слизерину* за неуважение, за то, что Вы зря потратили время своих старост и сверстников, за пренебрежение образованием и за то, что вынудили меня прийти сюда и привести Вас обратно в школу. Лили безмятежно посмотрела на него и сказала: — А знаете, мне не нужно обратно в школу. — Что? — Я могу остаться здесь, восстановить защитные чары и может, прогуляюсь до Хогсмида, — девочка сунула руки в карманы и заметила. — Кроме того, разрушать концепцию соревнований за Кубок Школы просто назло мне — довольно нелепо. — Вы вернётесь, хотите этого или нет! — профессор направился к ней, но врезался в прочный невидимый щит. Чертыхнувшись, Снейп вытащил палочку и попытался развеять его, но слова заклинания разбились о щит и упали в грязь, точно раздавленные бабочки. — Ага, тогда поступим следующим образом: Вы вычитаете четыреста очков, чтобы компенсировать те двести, которые зачем-то присвоили мне, и назначите отработку за моё ужасное поведение, а затем я вернусь в школу, где Вы сообщите всем, что я прогуляла Зелья и всё остальное, — Лили сделала паузу, заметив горечь в глазах мужчины, и добавила. — Вы и сами знаете, мистер Снейп, что можете либо облегчить себе жизнь, либо наоборот до крайности усложнить её. Его глаза стали похожи на глаза Дамблдора: в том смысле, что Снейп начал смотреть на неё иначе; Лили задумалась, действительно ли он воспринимал её всерьёз до этого самого момента. Снейп часто поражался Лили, возможно, сам думал, что воспринимает её всерьёз, но раньше что-то постоянно ему мешало. Всякий раз, когда профессор смотрел на девочку, казалось, что он видит не её, а кого-то другого, не удосуживаясь заглянуть вглубь: например, её отца, мать, Элинор Поттер, может даже Тёмного Лорда Гинденбурга, но никогда не Лили. А теперь, когда иллюзии развеялись, они смотрели прямо друг на друга. Проблема заключалась в том, что Снейп был пешкой, воображающей себя игроком или — в более мрачные моменты своей жизни — шахматной фигурой высокого ранга; крайне опасно считать себя могущественнее, чем ты есть на самом деле. Профессор мрачно растянул губы в фальшивой улыбке и сквозь сжатые зубы процедил: — Хорошо, тогда четыреста очков со Слизерина. Щит развеялся, будто его никогда и не было, а Лили потащила Кролика сквозь защитные чары, мигом оказываясь на территории школы. Тут Снейп продолжил: — Однако Вы будете ходить на отработки всю неделю. — К Вам? — спросила Лили, и улыбка, которой Снейп её одарил, стала больше похожей на акулью, будто девочка задала именно тот вопрос, который он хотел услышать. — Нет, к профессору Квиррелу. Наслаждайтесь. — Вот дерьмо. На этом их разговор был окончен: Снейп направился обратно в школу, оставив Лили смотреть ему вслед и думать о том, что для человека, столь не похожего на мстительного, он всё-таки оказался удивительно коварным.***
Примечание переводчика: *Простите за это «ауф», но я пыталась сохранить шутку, как могла. *Да, Снейп действительно так сказал. Я всё ещё нахожу уморительным то, что Фрэнка на самом деле зовут Константин. Огромное спасибо за подарок читателю (читательнице) с ником Skutcher! Личка у Вас закрыта, так что выражаю свою благодарность тут с: