В которой клубок тайн, наконец, распутывается.
__________________________________________________________
24 декабря 1991 года. Лили стояла перед стеной, за которой скрывался вход в кабинет Дамблдора, задаваясь вопросом, как же ей попасть внутрь. На уроке Белки у неё разыгралась ужасная мигрень — это Волшебник Ленин пришёл в бешенство от её решения, которое было самым оптимальным вариантом на взгляд девочки, и принялся настойчиво уверять Лили, что она просто рискует понапрасну. Вообще-то дела обстояли совершенно иначе: Лили ничего не теряла, а получить могла солидный куш; прежде девочка крайне равнодушно относилась к перспективе вновь встретиться с директором, но всё изменилось после того, как они навестили Дамблдора в прошлый раз. Теперь её карман оттягивал украденный философский камень. Нельзя сказать, что Лили сомневалась, справится ли с директором, если дело дойдёт до боя, просто не хотелось рисковать, когда на кону стояло нечто настолько важное, как тело Волшебника Ленина. В общем, Дамблдору нельзя было доверять, участвовать в его странных играх и даже разговаривать — если, конечно, удавалось этого избежать. Но, учитывая нынешние обстоятельства, лучше действовать на опережение, чем ждать, когда всё полетит к чертям. Даже если Волшебник Ленин категорически не согласен. Самый простой и понятный способ избавиться от профессора — обратиться к Дамблдору. Решительно насупившись, девочка принялась перечислять все магические сладости, которые только знала, чтобы заставить каменную горгулью отойти с дороги: — Мышки-ледышки, лимонные дольки, шоколадные лягушки… К сожалению, других она не знала. — Ну же, помоги мне, Ленин. Волшебник Ленин не ответил: то ли потому, что думал, будто пароль никак не связан со сладостями — хотя в прошлые разы всё было иначе — то ли потому, что не хотел говорить бессмыслицу. Так или иначе, ответом на вопрос Лили оказалось молчание. — Куча лимонных долек… Но горгулья осталась совершенно невозмутимой. — Да чёрт с ними, открывай! — поковырявшись в чарах, запирающих вход, Лили всё же смогла заставить горгулью отодвинуться и зашагала по лестнице, ведущей к кабинету Дамблдора. Честно говоря, этот способ являлся далеко не самым честным, однако времени было слишком мало, чтобы тратить его на поиски Снейпа, которого надо будет ещё заставить вновь отправить Лили к директору, оттого приходилось работать с тем, что есть. — Не понимаю, зачем вообще стараться, если можно просто смухлевать, и Вселенная сделает всё за тебя, — пробормотал Волшебник Ленин где-то у неё в затылке, но это замечание явно не требовало ответа. В конце концов, подобной точки зрения придерживались все маги. Лестничный пролёт на этот раз оказался куда уже, чем обычно: видимо потому, что Лили заставила чары пропустить её, и теперь сами стены жаждали сомкнуться и избавиться от незваной гостьи. Ступив на последнюю ступеньку, девочка глупо уставилась на запертую дверь, а затем вежливо постучала. — Эм, это Элли Поттер, — начала Лили, не зная, что ещё сказать. — Нам нужно поболтать кое о чём. Дверь медленно отворилась, будто боясь пускать девочку внутрь. С прошлого раза здесь ничего не изменилось, кабинет по-прежнему был уставлен бесчисленным множеством блестящих артефактов, нацеленных на то, чтобы привлечь внимание посетителей своим жужжанием, тиканьем и свистом; занятные приборчики выглядели так, словно чрезвычайно заняты измерением всех аспектов Вселенной. На стене висели портреты бывших директоров, смотревших на Лили сверху вниз; многие бросаемые взгляды были полны неодобрения и даже настороженности. В центре всей этой феерии восседал Дамблдор, удобно устроившийся на своём мягком стуле в яркой мантии цвета фуксии; директор воззрился на Лили так, словно она в его глазах стала не обычной одиннадцатилетней девочкой, а самой настоящей подделкой. Будто теперь он начал относиться к ней серьёзно. С момента их последней встречи они практически не общались — впрочем, Дамблдор помнил лишь малую долю разговоров. Порой они пересекались взглядом в Большом Зале, и казалось, что директор отчаянно пытался безмолвно сообщить ей нечто важное, но им так и не довелось просто сесть рядышком и поболтать. В основном, их взаимодействие происходило через Снейпа, вот только Лили сомневалась, что Дамблдор велел постоянно назначать ей отработки — впрочем, это и впрямь могло быть попыткой уберечь девочку от неприятностей — но не под постоянным присмотром Квиррелла же. — Мисс Поттер, давненько Вы сюда не заглядывали, — проговорил Дамблдор, когда Лили вошла, таща за собой Кролика, и одарил обоих посетителей фирменной улыбкой доброго дедушки (которая, правда, не коснулась его глаз). — Вижу, Вы привели и своего друга, мистера Рэббитсона. — Ага, ну, мы с Кроликом вроде как заключили деловое соглашение. Он же воплощение невообразимого ужаса и всё такое… — отозвалась Лили, подходя к директорскому столу, и заметила полное блюдечко лимонных долек — похоже, эта сладость никому не пришлась по вкусу. Кролик кивнул в ответ на приветствие Дамблдора, признавая факт его существования; девочка хотела было одёрнуть его и сказать, чтобы он прекратил это и снова впал в своё коматозное состояние, но времени не хватало — не стоило сбивать директора с мысли. — Вам что-нибудь нужно, мисс Поттер? Для Дамблдора это прозвучало на удивление резко — без лишних прелюдий — такого начала разговора куда привычнее было ожидать от Волшебника Ленина, Квиррелла и иногда даже Снейпа — если разозлить его до предела. Будто директор решительно не понимал, как себя с ней вести, и потому предпочёл просто спросить в лоб; ну, это вполне соответствовало интересам Лили. — Так, полагаю, Вы заметили, что Квиррелл немного… как бы сказать… внушает беспокойство? — неуверенно спросила девочка и, глядя прямо в глаза Дамблдора, смело встречая проницательность и стальной блеск, продолжила: — Обычно меня такое не волнует, да чёрт возьми, нанимайте, кого хотите, но учитывая, какая жуткая метаморфоза с ним произошла… Думаю, это связано с тем Вашим загадочным сокровищем, припрятанном на третьем этаже, и кто знает, насколько далеко зайдёт происходящее с Квирреллом! Несколько мгновений директор не сводил с неё испытующего взгляда, а затем расплылся в мягкой, сочувственной улыбке. — Увы, мисс Поттер, если бы я начал разбираться со всеми преподавателями, показавшимися мне чудаковатыми или странными, то в школе совсем никого бы не осталось. — А если они планируют обокрасть Вас? — уточнила Лили, и Дамблдор тонко улыбнулся, будто услышал забавную шутку. — Мисс Поттер, Ваши подозрения подкреплены доказательствами? — поинтересовался он, а когда девочка не ответила, продолжил: — Квиринус — скромный и трудолюбивый юноша, поездка в Албанию для него обернулась жуткой трагедией, но он уже давно преподаёт и, кажется, поправляется… — Наверное, Вы хотели сказать, что ему становится хуже — потому что ему, чёрт возьми, хуже. Слушайте, всем будет намного проще, если Вы решите эту проблему, а не я, — перебила директора Лили. С Квирреллом надо было что-то делать. Конечно, он пока не сотворил ничего дурного, да и вообще сидел тише воды ниже травы, но всякий раз, когда Лили оказывалась рядом с ним, её мигрень усиливалась примерно раз в десять, а ещё Квиррелл постоянно улыбался, будто знал нечто такое, о чём девочка не смела даже догадываться. Чего бы ни добивался профессор, едва ли чего-то хорошего, учитывая весь этот театр одного актёра. Притворяться Квирреллом — тряпкой — имело смысл, только если хочешь отвести от себя подозрения и не привлекать внимания, пока не стало слишком поздно. А профессор даже не догадывался, что Лили может или хочет разобраться с этим: во время чаепитий он просто улыбался и задавал вопросы, которыми не имел права даже интересоваться. Квирреллу нравилось копаться в деталях, заглядывать в самую её душу и пытаться понять, как работает удивительный механизм под названием Элинор Поттер, и иногда он заходил дальше, чем девочка могла ему позволить. На этот раз Лили была готова пойти по пути, который обязательно одобрит Гермиона: обратиться к вышестоящим авторитетам, либо действуя с ними заодно, либо полностью передавая им бразды правления над всей этой ситуацией. Впрочем, несмотря на странности Квиррелла, он пугал намного меньше Кролика, внезапно начавшего проявлять разумность, однако достаточно, чтобы раздражать. — Я говорил с Вашими родственниками, мисс Поттер. Девочка вытаращилась на Дамблдора, который заметно посерьёзнел, словно поймал Лили на каком-то ужасном прегрешении, и теперь ей стоило бы испугаться для порядка. Причём его слова вообще не соотносились с темой разговора, да и не содержали ничего существенно важного. Честно говоря, Лили даже не представляла, о чём Дурсли могли говорить с директором: наверное, о великолепии Дадли или дрелей — у них был весьма ограниченный круг интересов, так что девочка понятия не имела, что Дамблдор посчитал настолько важным. Поистине странным оказалось и то, что Волшебник Ленин отнёсся к словам директора со всей серьёзностью; поначалу он был раздражён очередной встречей с Дамблдором, но сейчас лихорадочно обдумывал, во что может вылиться общение директора с её родственниками. — И?.. — уточнила Лили. — Как это связано с помешательством Квиррелла? — Ты ведь знаешь, они любят тебя, — произнёс Дамблдор и грустно улыбнулся с потаённой жалостью, должной, по всей видимости, ранить Лили в самое сердце. — Э, что? Они как-то слишком отдалились от темы разговора — от совершенно несвойственной Квирреллу жути, проявившейся после принятия эликсира — и, похоже, Дамблдор не особо жаждал к ней возвращаться. — Они любят тебя, дорогая моя девочка, — снова повторил директор помягче, уже не так резко, не сводя глаз с её лица. Не любили они Лили, совсем. Необязательно понимать суть любви — этого великого, всемогущего и загадочного чувства — чтобы понимать: ничего подобного Дурсли к ней не испытывают. Крайне сомнительно, что они вообще способны на такие глубинные чувства, вроде любви. Это требовало слишком усердных мыслительных потуг и серьёзности программной прошивки. Им нравился Дадли, деньги, тихий пригород и обыкновенность — и не нравилась Лили; не так уж сложно для понимания. — Ага, замечательно, а теперь вернёмся к Квирреллу… — начала было девочка, но её тут же перебил Дамблдор, посерьёзневший, как никогда прежде; своим взглядом — таким тяжёлым и ледяным, точно студёный ручей — он вдруг напомнил Лили Волшебника Ленина. — Твоя тётя сказала мне, что ты ушла и даже записки не оставила, а до этого и не подумала упомянуть об учёбе в Хогвартсе, начинающейся осенью. Просто в один прекрасный день собрала вещи и покинула дом на Тисовой улице, будто никогда и не жила там вовсе. Ну, всё правда так и было, однако Лили в принципе не собиралась рассказывать дяде Вернону о школе волшебников. Да дядя Вернон не разрешал Дадли смотреть по телевизору ни одну программу, где хотя бы раз упоминалось слово «волшебство»; трудно было вообразить, до какого оттенка он бы побагровел от злости, услышав о целой такой школе в Шотландии. Впрочем, девочку интересовал и другой вопрос: почему она вообще должна была их предупреждать, если раньше ничего подобного не требовалось? Дурсли всегда существовали, будучи театральным реквизитом, который то ли был необходим, чтобы удержать Вселенную от саморазрушения, то ли появился совершенно случайно без определённой цели. Бессмысленно подвергать сомнению сам факт существования Дурслей или считать их чем-то большим, чем они есть на самом деле. Бессмысленно предупреждать Дурслей о планах отправиться в Шотландию, чтобы отучиться в школе для волшебников, раз уж Лили оказалась воином, одолевшим Тёмного Лорда в младенчестве — о чём совершенно точно не напророчили заранее, нет-нет. Во всём вышеперечисленном не было никакой необходимости и оправданной траты времени, потому сама мысль о том, что кто-то из Дурслей решил обратиться именно к Дамблдору, чтобы спросить, куда Лили запропастилась, была воистину странной. — Зачем я им понадобилась? — спросила она. Решимость на лице Дамблдора сменилась недоверием, возможно даже с толикой страха: — Элинор… они заботятся о тебе, волнуются, как ты можешь этого не понимать? По всей видимости, в мире существовало множество явлений, которых Лили до сих пор не понимала. Главным предметом споров с Гермионой оставалась дружба, Волшебник Ленин часто высказывался насчёт доблести и отваги, а теперь Дамблдор заявился со своим пониманием любви и заботы. Лили потихоньку начинала задаваться вопросом, присущи ли ей хоть какие-то качества, приписываемые людям, или их все можно вычёркивать из списка? Девочка понимала, что есть забота. Смерть заботился о ней, иногда Волшебник Ленин тоже проявлял участие, ещё Невилл с Гермионой может, но всем остальным было на неё наплевать. И Дурсли в списке тех, кому небезразлична Лили, определённо занимали самые низкие строчки. — Надеюсь, ты понимаешь, что помогать тебе с Квирреллом он не собирается, — тихо заметил Волшебник Ленин, пытаясь остановить несущийся поезд её раздумий, пока те не умчались куда-то далеко-далеко. Глубоко внутри девочки задребезжала мысль: сейчас она будто стала тем мальчиком из приюта. Что бы ни сказала Лили, как бы ни поступила — всё равно это, каким-то неведомым образом, заставляло Дамблдора усомниться в её способности любить и сопереживать другим. Том Риддл сказал, что ему нравится причинять людям боль, и Дамблдор поджёг его шкаф. Элинор Поттер сказала, что ни черта не интересуется мнением и чувствами своих родственников: что директор сделает тогда с ней? В тот же миг Лили напрочь позабыла о Квиррелле и о пугающей привычке Кролика демонстрировать зачатки разума — изнутри девочку пожирал холод. Тихая, бездонная ярость, задающаяся вопросом: как Дамблдор может просто сидеть, смотреть на неё — видя перед собой якобы сотворённое его руками орудие — и заявлять, будто Элинор Поттер не работает должным образом? — Они — автоматика, лишённая разума симуляция живых людей, которая не имеет никакой реальной цели; им просто нравится думать, что дела обстоят иначе, — произнесла девочка, глядя прямо в глаза Дамблдору; теперь и её голос заметно похолодел. — Дурсли умеют устраивать неплохие шоу, но стоит задержаться с ними подольше, как всё начнёт разваливаться, и проявятся ошибки в программе. Директор выглядел встревоженным, словно ожидал от Лили совсем иного; правда, чего именно он ожидал, было неясно. Девочка почувствовала, как её губы растягиваются в едком оскале Волшебника Ленина. — Им нравится считать себя людьми, но вот беда — они ошибаются. Больше сказать было нечего; Лили не отрывала взгляда от Дамблдора, встретив ожидаемую сталь, но и не подумала отступить: — Так Вы собираетесь разбираться с Квирреллом или нет? Старик не ответил, потому Лили отвернулась, подхватила чем-то ошеломлённого Кролика и понеслась к двери, но прежде, чем она успела покинуть кабинет, Дамблдор задал последний вопрос: — Хочу спросить ещё кое-что, пока ты не исчезла столь же загадочно, как и пришла. Полагаю, ты слышала о Лили Риддл? Девочка замерла, вцепившись в дверную ручку, решив просто подождать, к чему он клонит. — До меня дошёл слух, будто ты уже довольно долго выдаёшь себя за неё; это правда? Лили не ответила, лишь ушла, хлопнув напоследок дверью, и бегом спустилась по винтовой — чересчур узкой — лестнице с Кроликом на буксире. Она уже шла по сверкающим рождественскими украшениями коридорам, когда голос Волшебника Ленина перекрыл перезвон колокольчиков и звук её шагов. — Ты даже не удосужилась стереть ему память. — Об этом надо было поговорить, — и Лили оставалась уверенной в своём решении: да, она могла стирать воспоминания Дамблдора бессчётное множество раз, пока это не потеряет всякий смысл, но не лучше ли просто показать, что балладу об Избранном не так-то легко написать или сыграть? Скрывать подобное она не собиралась. — Не надо было об этом говорить! Уж точно не с ним. Потому что Дамблдор проворачивает подобное далеко не в первый раз: уже пострадали Волшебник Ленин и Смерть, и это только те, кого Лили хорошо знала. Она не собиралась устраивать игры в духе маленького Волшебника Ленина: улыбаться и смеяться по команде, лишь бы стать тем, кого окружающие страстно хотят увидеть. Впрочем, на Дамблдоре эта ерунда не сработала. Такие игры Лили никогда не были интересны: даже когда Дурсли могли запереть её в чулане — а в кабинете директора она и подавно не прибегнет к такому. — Ну, с ним я тоже никогда не был честен, — заявил Волшебник Ленин, будто это что-то меняло. Чувствуя, что такой аргумент в их споре совершенно бесполезен, мужчина сразу добавил: — А теперь он ещё и подозревает, что ты выдаёшь себя за Лили Риддл; наверняка всё хорошо закончится. Наверняка всё закончится насилием и террором, если Дамблдор будет действовать по известному ему сценарию, вот только директор известен своей любовью к длительным партиям, так что пока он, скорее всего, попридержит эту информацию до тех пор, пока настоящая Лили Риддл не вернётся из отпуска. Вот только едва ли выходки Лили станут известны Лили Риддл — учитывая, что та не появлялась в миру уже почти пятьдесят лет. Девочка остановилась посреди коридора, глубоко вздохнула и отпустила беснующиеся внутри гнев и напряжение. Лили всегда любила Рождество, этот сверкающий и светлый день. Пусть ей не дарили подарки — естественно, ведь она была слугой, а слугам положено только убирать бардак, оставшийся после празднества, но уж точно не участвовать в нём — однако вся эта суета Лили очень нравилась. В Рождестве было что-то такое тёплое… напоминавшее о Смерти. Надо будет навестить его сегодня вечерком, подумала девочка, я и так слишком долго откладывала визит. В Хогвартсе оказалось сложновато найти подходящее место для самоубийства, но что важнее — Лили чувствовала себя неуютно из-за того, что нарушила данное Смерти обещание, и не стала уничтожать камень. А ведь он просил так настойчиво, так отчаянно, что едва ли оценит её выбор. Однако странный разговор с Дамблдором заставил девочку вспомнить о сентиментальности, основательно задев за живое. И именно в этот самый момент Квирреллу надо было появиться из-за угла. Теперь, когда большая часть учеников уехала на каникулы и покинула школу, Квиррелл стал счастливым обладателем пренеприятной привычки появляться везде, где Лили совершенно не желала его видеть. В Большом зале, в коридорах, неподалёку от гостиной Слизерина — практически в любом месте, которое она только могла придумать. — Задумались, мисс Поттер? Квиррелл снова вёл себя совершенно иначе; даже несмотря на то, что теперь Лили добавляла в волшебный чай минимальную дозу эликсира, побочные эффекты никуда не делись. По крайней мере, девочка надеялась, что на этом последствия приёма эликсира закончатся — одному лишь Богу известно, во что ещё может вылиться второе половое созревание профессора. За время каникул он значительно подрос; Квиррелл был невысоким, значительно ниже МакГонагалл и остального преподавательского состава, однако недавно у него случился скачок роста, отчего теперь он почти сравнялся со Снейпом. Лицо профессора тоже претерпело серьёзные изменения: скулы стали выше, а нос — тоньше и меньше. Квиррелл будто находился посреди странной переходной фазы — словно полусырой кусок глины — отчего было трудно определить, что в его внешности исказилось сегодня. Как так вышло, что Дамблдор и остальные преподаватели не тревожились по этому поводу? — Может, они недостаточно внимательны к нему, — рассудительно предположил Волшебник Ленин: кто в здравом уме вообще обратит внимание на Квиррелла, если он вызвал всеобщее облегчение уже тем, что перестал заикаться? Для Лили это показалось надуманным оправданием. Впрочем, тот же Снейп обладал эмоциональной зрелостью пятнадцатилетки, да ещё и был в прошлом сектантом-убийцей, а Хагрид обвинялся в непредумышленном убийстве — в чём-то Дамблдор был прав, когда говорил, что у каждого здесь своя непростая история. По сравнению с остальными преподавателями Квиррелл особой странностью не отличался. — Мммм, а у Вас разве нет никаких… дел? — поинтересовалась Лили, осознав, что Квиррелл ждёт ответа и явно жаждет поболтать; будто они не стояли посреди коридора в канун Рождества. — Если Вы имеете в виду Рождество, то семьи у меня всё равно нет, да и праздновал я только однажды, и это был… крайне занимательный опыт, — профессор закончил так, словно вообще не был уверен, о том ли Рождестве говорит. Вот честно, Лили решительно не понимала, почему маги отмечают этот праздник, если — по словам Волшебника Ленина — поголовно являются атеистами; нет, порой встречались язычники, но в большинстве своём веры в высшие силы у них не осталось. Это даже по ругательствам можно было заметить: если в Магической Британии и поминали кого-то, то не Бога, а Мерлина. Так или иначе, где-то по пути волшебники прибрали к рукам Рождество, начисто проигнорировав все религиозные аспекты этого праздника. — Замечательно, — сказала Лили и подождала, пока он уйдёт, но Квиррелл остался на месте, словно и сам ждал от неё чего-то эдакого. — Вам что-нибудь нужно? — спросила девочка. Профессор ответил не сразу, просто наблюдал за ней невзначай, будто мысленно разбирая Лили на винтики и скрупулёзно собирая обратно. Затем Квиррелл улыбнулся. — Да нет, просто решил поздороваться. О, и ещё я подумал, может, поделитесь со мной чаем в честь праздника? Это мой любимый сорт, — сколько бы профессор ни улыбался, его глаза оставались холодными; казалось, он ничем по-настоящему не наслаждался, а если и удавалось, то не слишком долго. — Нетушки, — отозвалась Лили. — Взамен я зачту Вашему другу, мистеру Рэббитсону, экзамен, несмотря на его полнейшую неграмотность и немоту, — предложил Квиррелл и добавил: — А ещё лично прослежу за тем, чтобы Слизерин лишился Кубка Школы из-за исторически беспрецедентно низкого количества очков. Квиррелл по-прежнему смотрел на неё и улыбался, будто и правда ждал, что она согласится на эту несуразную сделку; будто глупые перепалки со Снейпом и приставания Гермионы с просьбами научить Кролика делать уроки сравнимы с волшебным Кулэйдом. - Нет, наверное, он просто хочет понять, насколько это важно для тебя, — медленно предположил Волшебник Ленин, а затем промелькнула мысль, что Квиррелл и не ждал, что его затея сработает — это своего рода проверка, посчитает ли девочка странным, что он запросил столь низкую цену. Они все знали, что с волшебным чаем что-то не так, но куда важнее были перемены в Квиррелле, и эта странно знакомая улыбка, которой профессор теперь беспрестанно одаривал девочку. — Я подумаю о Вашем предложении, — ответила Лили. — Сегодня 24 декабря, мисс Поттер, на раздумья у Вас осталось всего несколько часов, — заметил Квиррелл, чьи глаза слегка потемнели. Какое-то время они молчали, пристально глядя друг на друга; и вновь взгляд профессора словно пронзил её насквозь, узнав всё необходимое. — Ну, полагаю, на этом всё. Счастливого Рождества, мисс Поттер, и Вам тоже, мистер Рэббитсон. И затем Квиррел не спеша удалился, оставив Лили задумчиво смотреть ему вслед, пока профессор шёл по коридору и не свернул, наконец, за угол. — Он очень странный, — подытожила Лили. А ещё он вывел её из себя куда больше, чем хотелось бы. — Всё было бы намного проще, если бы Дамблдор просто согласился избавиться от него. — Вряд ли Дамблдор станет избавляться от преподавателя посреди учебного года, особенно из-за твоих надуманных наветов, однако… Возможно, он даже подозревает, что с Квирреллом творится что-то неладное — это вообще-то вполне очевидно — но хочет выждать момент и узнать, что тот собой представляет, — пояснил Волшебник Ленин; в его словах был смысл, по крайней мере, в сравнении с предположением, что Дамблдор совсем ничего не заметил. — Есть идеи, что с ним такое? Тут Волшебник Ленин умолк, помедлил и, наконец, мысленно отвлёкся от камня. В низу его живота засело пренеприятное чувство — покалывание, щемящие сомнения — на которое он решительно отказывался обращать внимание. Мужчине ещё предстояло рассказать Лили обо всём, облечь свои подозрения в слова… всё это было не к добру. — Одна идейка имеется. Вот только делиться ею не хотелось. На мгновение Лили задумалась о том, чтобы надавить на старого друга, но отношения между ними и без того стали достаточно напряжёнными. В последнее время девочка слишком много рассуждала о любви, дружбе и заботе, чтобы поднимать больную для Волшебника Ленина тему. По-настоящему близких и дорогих ей людей у Лили было очень мало. Потому она, таща за собой Кролика, просто отправилась обратно в подземелье Слизерина, где им предстояло провести весь остаток дня. — Сегодня вечерком поболтаем со Смертью, а завтра займёмся Квирреллом. Потерпит до Рождества. Вот так Лили и очутилась в спальне вместе с Кроликом, решив подвести итог семестра, прежде чем погрузится в ледяные объятия смерти. — Дружба, честь, доблесть, героизм, любовь… Почему люди превращают такие простые слова, образы в нечто настолько важное? — спросила она Кролика; тот не ответил, но внимательно слушал, как бы странно это ни звучало. Его глаза больше не были похожи на рыбьи — такие остекленевшие и расфокусированные — нет, они были прикованы к девочке, словно Кролик ловил каждое сказанное ею слово. — Будто они — проявления физической формы реальности: вроде стула, книги или даже человеческого тела. И столь же необходимы для жизни, как кислород или кровь в наших венах… — Лили замолчала и огляделась, отметив тёмно-зелёную ткань покрывал и ненавязчивый свет уходящего солнца, пробивающийся сквозь шторы.* — В этом месте я вообще ничего не понимаю. С этими словами она трансфигурировала писчее перо в нож и приставила его к горлу. — Ты готов, товарищ Кролик? Кролик кивнул, и хотя Лили вроде начала привыкать к его реакции, это всё равно бесконечно нервировало. Но, по крайней мере, он не говорил по-английски. Девочка коротко улыбнулась Кролику, взяла за руку, а затем вонзила нож себе в шею, чтобы через несколько секунд боли истечь кровью на собственной кровати и очутиться на знакомом вокзале. Там, будто он никуда не уходил, никогда и не двигался вовсе, стояла высокая фигура Смерти, который задумчиво смотрел на поезд. — Лили… — начал было он, но тут девочка резво подбежала к нему и крепко-крепко обняла. Смерть напрягся, немало удивившись, а оставшиеся позади Волшебник Ленин и Кролик замерли, растерянные представшей сценой. На самом деле, Лили не была особо тактильным человеком — не лезла из кожи вон, лишь бы пообниматься с кем-нибудь — но слишком уж давно она его не видела. — Рад встрече, Лили. Как тебя приняли в школе? — девочка подняла голову и увидела мягкую, грустную улыбку, которую так старательно пытался изобразить Дамблдор, но безуспешно. Вдруг Смерть бросил взгляд мимо неё, на Кролика, и вскинул брови: — Бог ты мой, он стал человеком. — Ой, ага, я совсем забыла, что не рассказывала… тревожит это как-то… — отозвалась Лили. Все вместе они направились к столику в кафе; Волшебник Ленин и Кролик то плелись позади, то нагоняли их, пока Лили рассказывала Смерти о произошедшем за месяцы, что он пропустил. О том, как на Гермиону напал тролль, о Невилле, странном поведении Рона, Снейпе и о многом другом — слушая одни истории, Смерть просто кивал, на других изображал лёгкое удивление, а порой и вовсе хохотал, будто Лили особенно смешно пошутила. — Ну, мне кажется, всего за несколько месяцев ты перевернула это место с ног на голову, — сказал он, отсмеявшись. — Честно говоря, я уверен, что весь преподавательский состав не в себе, включая самого Альбуса Дамблдора… От одного только упоминания преподавательского состава настроение Лили снова испортилось, поскольку она опять вспомнила о Квиррелле и о том, что так и не разобралась с этой проблемой. Сидевший на другом конце стола Волшебник Ленин немного напрягся и вдруг резко поднялся из-за стола и зашагал куда-то вдаль. — Ленин! — окликнула его девочка вдогонку, но он даже не обернулся, просто продолжил идти, словно и смотреть-то на неё не хотел. — Столь же очаровательно драматичен, как и всегда, — заметил Смерть, пока они наблюдали за удаляющейся фигурой Волшебника Ленина. — Я сегодня ходила к Дамблдору, — объяснила Лили. — Он поэтому такой? — Просто Ленин не считал, что у меня достаточно весомая причина для разговора с Дамблдором… но я не могу просто оставить всё, как есть… — девочка осеклась, и последняя фраза так и повисла в воздухе. Смерть посмотрел на Лили, встретился с ней взглядом зелёных глаз, зная, что девочка хочет спросить кое-что — завести разговор, который откладывала слишком долго. — Дядюшка Смерть, а ты знаешь, что такое приключилось с Квирреллом? И без колебаний, даже глазом не моргнув, Смерть ответил: — Он — носитель духа Тёмного Лорда Волдеморта. (Так небрежно, будто это просто слова). Казалось, сейчас самый подходящий момент чему-нибудь громко разбиться, но тишину нарушило лишь звяканье фарфора, когда Лили опустила чашку на блюдце. — Что? — Квиринус Квиррелл и правда посетил Албанию летом 1991 года, вот только встретил там отнюдь не вампиров. Он столкнулся с бессмертным духом Волдеморта, который отравил его разум, въевшись в затылок, точно паразит, чтобы воспользоваться представившейся возможностью пробраться сквозь защиту Хогвартса и заполучить философский камень, — объяснил Смерть опять-таки небрежно, словно обрушившиеся на голову Лили факты были не более и не менее важными, чем его обычные речи. — Разумеется, так обстояли дела в моей реальности, в твоей могло быть всё иначе, — задумчиво добавил он. Бессмертный дух Волдеморта, Волшебника Ленина… Это вполне объясняло, почему Волшебник Ленин вёл себя довольно спорно по отношению к Квирреллу: включая желание девочки поговорить с Дамблдором о мерах против чудаковатого профессора или даже простых обсуждений странностей Квиррелла. Если Квиррелл — ещё один Волшебник Ленин… Лили редко вспоминала о прочих осколках души Волшебника Ленина; тот объяснял как-то, что его существование означает присутствие другого него, дрейфующего поблизости — однако девочка никогда всерьёз не задумывалась об этом. Он пропал десять лет назад, потому знание об осколках для Лили было лишено всякого смысла, и она считала Волшебника Ленина настоящим. Но тут Лили вспомнила, что первым делом сказал Смерть, когда она познакомила его с Лениным… — Ты говорил вроде, что Волшебник Ленин даже не оригинал, а просто несчастная копия… — Крестраж, это явление называется крестраж, — поправил её Смерть, а заметив непонимающий взгляд девочки, пояснил: — Крестраж — это осколок души, помещённый в некий материальный объект, благодаря чему дух волшебника не покинет этот слой реальности после кончины. Этакий дешёвый способ обмануть смерть, практически всегда ведущий к тяжёлым и неожиданным последствиям. — Так Волшебник Ленин… — Крестраж, да, а вот сидящий в Квиррелле дух — нет. Девочка откинулась на спинку стула. Значит, другой Волшебник Ленин — Гинденбург, Волдеморт — тоже охотится за философским камнем. Может, даже имеет на него больше прав, раз является настоящим Волшебником Лениным. Но разве её Волшебник Ленин стал менее реальным, менее важным только потому, что не у него когда-то было тело? Волшебник Ленин знал обо всём или догадывался — во всяком случае, думал — но ни разу не предложил Лили отдать весь волшебный чай Квирреллу. И никогда не упоминал, что они должны отдать профессору камень. Впрочем, говорил он на эту тему совсем немного. — Ладно, не важно; Волшебник Ленин — не просто копия, не за прошедшие десять лет, — заключила девочка. Смерть ничего не ответил, просто принял её слова к сведению с таким задумчивым видом, будто это была требующая размышлений головоломка, с которой не управиться даже за пару минут. Лили вскочила, отодвинув свой стул от стола. — Ужасно извиняюсь, но мне нужно идти: настала пора разобраться кое с чем. Но я обязательно вернусь, обещаю. Девочка схватила за руку Кролика, стащив его с соседнего стула, и помчалась вслед за Волшебником Лениным. — Ленин! Лили пронеслась мимо магазинчиков, руин, оставшихся после приступа гнева Волшебника Ленина пять лет назад, мимо окраины вокзала, прямиком на неизведанные земли, высматривая мужчину в чёрных и красных одеждах. — Ленин! Наконец, девочка обнаружила его сидящим невдалеке от Хогвартса, уныло всматривающимся в гладь озера поздним весенним утром. Лили замедлила шаг, задаваясь вопросом — его ли это образ школы или её — и, в итоге, подошла к мужчине. — Если бы я хотел, чтобы меня нашли, то вернулся бы на ваше милое чаепитие, — проговорил Волшебник Ленин, даже не взглянув на неё. — Сегодня чаепития не будет. Девочка уселась прямо на траву позади старого друга, оставив Кролика стоять — тот, как и всегда, выглядел странно ошеломлённым и растерянным — каждый молча устремил взгляд на озеро. — Смерть сказал, что Квиррелл — твоя копия, другой ты. Волшебник Ленин неопределённо промычал что-то — сложно было понять, соглашался он или наоборот — оставив простор её воображению. — Я давно знала, что ты крестраж — Смерть рассказал, когда я познакомила вас — вот только не понимала, что это значит. Тут на губах мужчины промелькнула слабая улыбка, и он повернулся к Лили: — Самое смешное, что я тоже. Волшебник Ленин вздохнул и вновь отвернулся к озеру: — Теперь нас уже трое: он, я и полноценный крестраж, который мы сотворили. Я никогда особо не вспоминал о нём, даже представить себе не мог, что он обладает разумом. Я застрял в твоей голове на десять лет, а он заперт в своём вместилище уже пятьдесят… Мужчина осёкся и умолк, отстранённо глядя вдаль, погрузившись в размышления. Было странно видеть его таким. — Что, по-твоему, нам с ним теперь делать? — спросила Лили, говоря о Квиррелле. — Ну, он вправе ожидать, что я помогу, отдам ему камень, но… Не хочется оказаться в западне, стать просто якорем, удерживающим его в этой реальности. А если он прознает, кто я, узнает, что ненароком сотворил в ту памятную ночь, то запрёт меня… нас… в самой высокой башне, какую только найдёт, и выбросит ключ. Нет, я обрету тело: и так уже достаточно прождал и зашёл слишком далеко, чтобы всё оказалось напрасно. Каким-то неведомым образом Лили поняла, что его ответ всегда будет таким. — Ну, а что нам делать-то? Мужчина встретился с ней взглядом; вдруг пропала опостылевшая потерянность, вспыхнул прежний огонь, и вернулся революционный дух, который он хранил в своём пролетарском сердце. — Для начала найдём способ избавиться от Квиррелла, или хотя бы выставим его из Хогвартса. — Какой-то расплывчатый план, — заметила Лили и почти почувствовала его раздражение. — Он станет более конкретным, когда у меня будет время подумать; если Квиррелл — это я, а не просто съехавший с катушек профессор, чудесным образом излечившийся от заикания, то его будет нелегко перехитрить и одолеть. Дай мне немного времени, и мы прогоним его из замка. С этими словами Волшебник Ленин схватил девочку за руку, наглядно продемонстрировав, что им пора возвращаться; спустя мгновение Лили, Волшебник Ленин и Кролик отправились обратно в мир живых. Это была её последняя ночь в Хогварте впервые за долгое время.***
Примечание переводчика: *Знать не знаю, откуда в озере закат, но сделаем вид, что в спальне Слизерина окна магические. У Дамблдора скачут обращения с «ты» на «Вы» и обратно, потому что он не знает, как вести себя с Лили. Тем более что с «моей девочкой» у меня ассоциируется только «ты», а с «мисс Поттер» — Вы.