Поверхность солнца

— Многократно стучась в дверь, нужно понимать, что иногда за ней пусто, — перед зеркалом проговаривает Ли, внимательно следя за каждой эмоцией, потому что всё-таки одна из ведущих ролей, и добиться этого было очень и очень сложно. — Ну как? Вязаная кофта цвета бледной ржавчины с расстегнутыми пуговицами делает Чисо на пару размеров больше. В её случае — отлично, потому что сорок девять килограмм на сто семьдесят сантиметров роста. Она раскладывает новую косметику по полкам, чтобы, в отличие от остальных гримеров, не искать её по всему театру. — М, было бы лучше, если бы ты сделал выражение лица чуть посерьёзнее, а так: верю. Ким выпрямляется, кладя ладони на плечи Ликса и чуть их сжимая. Глаза у неё даже не раскосые, ещё бы — кореянки в ней на треть, и внешность абсолютной американской мисс из какой-нибудь солнечной Джорджии. Пожалуй, именно с ней Ликс общается вне работы и доверяет иногда её мнению больше, чем своему. — Просто сосредоточься. Не мне тебя учить. Все у тебя получится, — она обнимает за шею. Длинные карамельные волосы рассыпаются по плечам Феликса как палантин. — Просто вспомни, что во время выступления ты можешь ударить Усока по-настоящему, и никто не поймёт — вот красота-то. — Ты права. — Разумеется, — Чисо чмокает звонко в щеку и отходит к шкафу, где висит верхняя одежда и сумки. — Сегодня у меня свидание с каким-то учителем музыки. Ну, я тебе его показывала. Он ещё в очках такой, но на общение, по крайней мере, не конченный извращенец. Выскользнув за дверь, она машет рукой и просит не задерживаться допоздна. Феликс кидает ей вслед «удачи» и собирает листы со сценарием. У Ким свидания случаются не так часто, хотя с её-то внешностью непонятно, как до сих пор она не нашла себе пару. Наверное, даже и это не поможет, если ищешь нужного человека; Феликс какого-то очень нужного найти не может, наверное, всю жизнь. Но у него нет никого ближе, чем эта удивительная тридцатилетняя визажистка, которая знает всю его подноготную. — Каждый раз когда я вижу тебя, то это похоже на сумасшествие… Феликс опускает ресницы, не зная куда деть пальцы, открыто мнется на месте и, боже, даже начинает действительно смущаться. Чанбин, после стопки горячительного соджу вперемешку с саке (на этом удивительном смешении Хёнджин начал смеяться, дрожащей рукой разбавляя в пропорции один к двум) чувствует себя мясом на гриле, но только внутри. Перед глазами частично пляшут пылинки, и пить с Хван Хёнджином в полуночный вторник точно никогда не стоит. — …Я так люблю тебя, милый, — как будто Барби заканчивает он, чуть прикусывая нижнюю губу. Хёнджин смеётся, закидывая голову назад и едва не сталкиваясь затылком с лысым мужчиной, сидящим позади. Старшему и кусок в горло после этого мини-представления не лезет — желание поесть отпадает напрочь. Зачем другу захотелось, чтобы Ликс сыграл именно что-то подобное, неизвестно. Со нехило так штормит, и он уже не уверен что это из-за выпитого; в качестве того, в чью сторону произносил Ли эти слова, был, вообще-то, он — сидел напротив и спокойно дожевывал свой салат. — Я точно приду посмотреть на твоего следующего персонажа, зуб даю. — Без зубов только не останься, — добродушно отвечает ему Феликс, улыбаясь уголками губ. — Ты говорил это два спектакля назад, когда попросил меня притвориться вышибалой. — Но получилось убедительно! Даже я поверил. А на другие я не ходил, потому что ты появлялся на пять минут, и иногда слов не было вообще. Я же не буду бередить тебе душу, — Хван кладет руку на сердце, издевается. — Но теперь-то другое дело. Оппа, мы должны сходить. Хёнджин, который выпил больше четырёх, — Хёнджин без тормозов. Он виснет на чанбиновском плече, и Со буквально чувствует спиной, как тот самый мужчина обернулся и странно посмотрел. Хван продолжает вцепляться своими пальцами-клешнями, называя этим дебильным словом и прижимаясь щекой к телу, надувая губы и строя глазки. С отчаянием и мольбой смотря на идеального-выглаженного-уложенного Ли, старший все ещё надеется на его помощь. Из них троих Ликс самый младший и самый трезвый (пусть Чанбин выпил всего одну, сути дела не меняет), что определённо делает его частично ответственным за происходящее. — Хён, может, тебе пора баиньки? — Может, — нехотя говорит Хёнджин, окончательно принимая вертикальное положение. — Если вы оплатите мне такси, то в день рождения Будды я попрошу Чана купить мне светящегося дракона и, может быть, разрешу вам его подержать. Его сносит окончательно — глупо хихикает, а Со проверяет бумажник на наличие денег, потому что зарплата ещё совсем не скоро, а все остатки на банковской карточке, которая лежит где-то дома. Правильно мама учила, что все должно лежать на своих местах; у Чанбина даже рыба какая-то неправильная получилась, и плита работает как адский котёл, а рабочие бумаги лежат вообще возле телевизора — о чем речь. Кое-как втащив Хвана в машину, Ли захлопывает дверцу, вытирая несуществующий пот со лба. На улице людей довольно-таки много, несмотря на позднее время. Чанбин всего лишь прослеживает взглядом от чёрных джинс до воротника белой рубашки, которая так удачно оттеняет кожу, и сглатывает, поймав взгляд младшего. Он любит симпатичных девушек, похожих на Гу Хару или Ким Тэри, например, но никак не представителей своего же пола. Феликс абсолютно точно далёк от его предпочтений и всего того, что ищет; но что-то неведомое заставляет не прекращать смотреть настолько открыто. Знакомы ведь всего почти две недели, и то встречаются через Хвана, но после его слов кажется, будто несколько лет, серьёзно. — К тебе? — просто спрашивает младший, засовывая руки в карманы. Совершенно очевидно, что не один подумал об этом. — Ко мне. Лифт в доме, слава всем святым, оказывается пуст и относительно чист. Чанбин зажимает его в углу, шаря по телу ладонями и с удовольствием позволяя делать то же самое младшему. С громким оповещением они прибывают на нужный этаж, и ключ входит на удивление с первого раза в замочную скважину. — Поцелуй меня. Феликс почти хнычет, цепляясь руками за кожаную куртку и подставляя шею. Он невероятно гибкий сам по себе, дело не в занятиях по лёгкой атлетике, которые он бросил восемь с лишним лет назад, чтобы с головой уйти в актерство, вовсе нет. Чанбин узнал совершенно случайно во время разговора о детстве, и теперь совершенно не жалеет об этом — можно будет использовать по-максимуму. Из него можно лепить все, что захочется, сам позволяет и всем видом кричит: делай, что хочешь. Старший шарит по стене в надежде найти выключатель, но Ли перехватывает руку, кладя ладонь себе на талию. Без света плохо видно, куда вообще идти, но Феликсу нравится так, не отвлекаясь. На Чанбина одуряюще действует запах моря и чего-то ещё — привкус ощущается на языке, отдавая лёгкой горечью. Кровать кажется просто гигантской, стоит уложить на неё худого, почти прозрачного Ликса. Ему нужно было похудеть для роли до ничтожных пятидесяти пяти — для парня его роста это очень мало; и выступающие рёбра выглядят совсем не сексуально, когда Чанбин расстегивает на нем рубашку. У Со вообще не укладывается в голове, как кожа может быть такой идеальной и отливать фантастическим оттенком в свете фонарей за окном. Он на секунду замирает, побаиваясь даже притронуться — она вот-вот лопнет под напором костей. — Такой тощий, — совсем не романтично, да и не к месту. Кончик ребра слишком ощутим, когда шаришь ладонями по телу. — Ты же, мать вашу, сейчас развалишься… Младший обхватывает тонкими руками за шею, и пухлые губы врезаются в его. Чанбин неловко расставляет руки по бокам от его лица, а после наваливается всем телом, проводя пальцами в обычно залаченных светло-рыжих волосах. В джинсах неприятно жмет, и Ли нащупывает пряжку ремня старшего, чтобы тот ни на секунду не переставал оттягивать пряди. Молния поддается не сразу, Чанбин отстраняется чтобы окончательно раздеться самому, с Феликса он стягивает брюки и белье в первую очередь. Мужское тело определённо не может вызывать желания у того, кто любит исключительно женщин. Феликс — ведьма, его забыли сжечь на костре почти четыре века назад, и теперь толкает Чанбина к греху, иного объяснения нет. Он вновь тянет на себя, не оставляет пространства между ними, ластится, разводит ноги шире, и говорит совсем невинно с капелькой смущения: — Тебе придется растянуть меня. Старший сглатывает вязкую слюну, в голове пусто, но Ли медленно берет его за ладонь, и обсасывает пальцы, смотря из-под опущенных ресниц. Чанбин начинает тяжело дышать как при забеге (в голове всплывает чёртово представление в закусочной), и едва ли не ругается матом, потому что это похоже на какой-то сон или удачный эпизод в эротическом фильме. Ли так нежно делает это, что Чанбин уверен, он просто притворяется; не может отличить чёртову сцену в спектакле и реальность. Его отчего-то накрывает с головой раздражение. Вынимает пальцы из плена горячего рта, и переворачивает Феликса на живот, заставляя прогнуться. Спина у него такая же костлявая, с множеством родинок, образующих созвездия; Ликс все такой же покорный и нежный. На ощупь кожа ещё лучше, если окончательно забыться — Чанбин едва удерживается, чтобы не провести по ней и языком. Средний и указательный входят туго, младший корчится от боли, но не говорит ничего. За это хочется сделать ему больнее, чтобы перестал играть — Чанбину это не нужно; грубее, разводит пальцы внутри, но опять ничего. Феликс бессвязно шепчет тихое «пожалуйста, хён» и насаживается сам. Человек не может доверять человеку настолько — старший убежден в этом точно так же, как и лягушки земноводные; Феликс для него ирреален и непонятен. — Я… Чанбин входит резко, почти сразу на всю длину, и младший еле слышно стонет, мгновенно замалкивая и утыкаясь лицом в мягкое одеяло. Он выгибается как кошка, кладет руку Со себе на шею, а после резко приподнимается — они становятся максимально близко, так, что даже Чанбин не сдерживает стон. Грудью старший чувствует почти каждый позвонок, каждую капельку стекающего пота и понимает, что ни одна партнерша не отдавалась так рьяно. Никогда. Тогу мирно себе плавает в аквариуме с кучей всякой растительности, и Со становится стыдно перед этой рыбиной, которая видела многое в своей жизни, но точно не такое. — Тебе хорошо? — сбивчиво спрашивает Феликс, подмахивая в такт толчкам и стараясь мазнуть по губам старшего. — Чанбин, тебе же нравится? Со кусает его плечи и шею, не отвечая, потому что признавать, что ему больше чем простое «хорошо» внутри парня он не хочет и не будет. Это всего лишь секс, желания тела и ничего больше — нужно это понимать (Чанбин оправдывает себя этим). — Ещё, господи, — Феликс касается кончиков пальцев языком, заводит руку за голову хёна, поворачивая к себе, чтобы полноценно поцеловать. — Я… — вновь пытается он что-то сказать, но не выходит. Его прорывает на какие-то разговоры, и Чанбин не даёт ему произнести ни слова, сжимая пальцы на горле сильнее. Младший кончает первым, до него не нужно было даже докасаться. Ли крупно дрожит, его голос звучит лучше чем пение Селин, когда он протяжно называет хёна по имени; и Чанбина следом настигает ошеломительный оргазм, после которого звон в ушах и дикая слабость во всем теле. На секунду кажется, что даже мозг отключается — пусть так будет подольше. Чанбин заваливается рядом, накрываясь одеялом почти под горло, и на автомате притягивает парня ближе. Накатывает внезапное опасение того, что Феликс задаст вопрос по новой, а Чанбин не знает что отвечать в таком случае. Он поворачивает голову к Ли, но тот лишь учащенно дышит, лёжа на боку. Поразительная удача. Поразительная и выбивающаяся из всех возможных рамок ночь, проведенная не с девушкой.