Painful

***

Опаленные стены разрушенных домов, в которых еще несколько дней назад жили люди, сменяли друг друга так быстро, что находу различить что-то кроме больших серых пятен было почти невозможно. От величественного строения некогда известного как «Дворец Шуленбургов» остались лишь руины, покрытые пылью измельченных камней и стекол. Берлин с пугающей скоростью разваливался на глазах, не выдерживая напора противника. Этот «идеальный мир», ради которого они погибали тысячами, ради которого они и начали эту кровавую бойню, на деле оказался не многим крепче, как абсурдно, карточного домика: стоило убрать лишь одну, всего лишь одну составляющую фундамент и основу карту, и всё мгновенно рухнуло вниз. Не забавно ли? Пугающе быстро Слишком неожиданно Неужели это и правда конец? Возле входа в бункер уже стояли солдаты, их бледные лица местами были вымазаны копотью и грязью, а подошвы кожаных сапог запачканы в чем-то подозрительно бурого цвета. Не тратя время на дальнейшие осмотры местных пустынных пейзажей, Германия рванулся сторону огромного стального люка, когда на бегу ему всучили вымоченную в чем-то тряпку. Поборов желание откинуть ее в сторону что-то быстро тараторящего своим дрожащим и срывающимся на шепот голосом кареглазого солдата, Лейтенант, до которого так и не дошел смысл слов распинающегося перед ним юноши, лишь отдал приказ охранять вход и, дернув крышку люка, больше похожую на немного необычный вход в один из парадных залов Рейхсканцелярии, скрылся внутри бункера. Преодолев многочисленные развилки коридоров, Германия смог немного взять себя в руки лишь на подходе к Главному залу. Когда межкомнатная дверь отворилась, Лейтенант сразу понял, зачем ему всунули тряпку. — Oh… Gott…* Пахло смертью и войной, тот самый запах, преследующий каждого солдата на поле боя. Правда из-за того, что система вентиляции более не работала исправно, концентрация трупной вони была в десятки раз выше. От рези слезились глаза, но времени на такие мелочи просто не было. Сделав глубокий вздох, Германия снова открыл дверь и торопливо зашел внутрь. Первое, что бросилось в глаза — это источник запаха. За длинным черным столом в праздничных одеждах восседали уже немного опухшие трупы. Мужчины, женщины и… дети. Пять маленьких девочек в пышных платьицах с умилительными бантиками на их светловолосых головах и один, самый младший, мальчик с небольшой, чудом не выпавшей из ослабевших ручонок, деревянной машинкой. В уголках их губ виднелись кровавые подтеки, как и у большинства здесь присутствующих. — Lebendiger. Es gibt keine lebenden, nur Leichen. — (Живых. Там нет живых, только трупы.) И не поспоришь, живых и правда нет. Поборов трусливое желание проверить у детей наличие пульса, Лейтенант прошел в сторону выхода в следующий коридор. Когда за брюнетом захлопнулась дверь, перед ним предстал местами освещенный мигающим светом проход, на его бежевых стенах Германия сразу заметил широкий бурые полосы, ведущие прямо в кабинет отца. Чувствуя как все внутри замирает, брюнет еле нашел в себе силы сделать шаг. Сначала ватные, отвратительно слабые ноги так и норовили подкоситься, но кем он будет, если позволит себе это сделать, когда там, за этой проклятой дверью может оказаться еще живой отец? Или это все было просто проверкой, все подстроено Фюрером дабы испытать его выдержку в чрезвычайных ситуациях… Конечно, думать в таком ключе было намного легче, но когда его рука уже лежала на дверной ручке, вся уверенность будто испарилась. Встряхнув головой, словно в попытке прогнать роящиеся мысли, Германия наконец открыл дверь. И тут остатки всегда уходящей в последнюю очередь надежды канули в пучине ужасающей действительности. Собрав все свои силы, Германия, цепляясь за многочисленные стеллажи, опустился на коленях перед сидящим на полу отцом. Рейх сидел, облокотившись спиной о стену, а голова его была безжизненно поникшей. Некогда ярко-голубые глаза потеряли свой блеск и приобрели какой-то непонятный, грязно серый подоттенок. На белой рубашке виднелись уже подсохшие, кровавые пятна с грязными разводами, а некогда шелковистые, черные пряди оказались слипшимися и выпачканными кровью. Алый на черном. Какая ирония — Nein…neinneinneinnein. Warum? Es kann nicht wahr sein! — (Нет… нетнетнетнет. Почему? Это просто не может быть правдой!)  — горячие слезы скатывались вниз, прямо на белую рубашку, смешиваясь с кровью, и грязными каплями, падая на такой же залитый кровью пол. Сейчас, со всей силы прижимаясь к такому родному телу отца, сотрясаясь в уже неконтролируемых рыданиях, больше похожих на вой дикого зверя, Германия снова чувствовал себя мальчишкой. Таким маленьким и слабым, совершенно никчемным. Как он мог это допустить? Почему отец решил покончить со всем именно таким способом? Как давно он решился на этот шаг? Почему решил оставить его именно сейчас? И хотя рациональное зерно отмечало, что не может здесь все быть так просто, отец никогда не сбегал с поля боя, даже зная, что победы им не видать, сердце, разрываясь на ноющие клочки, выметало любые другие мысли, кроме бесконечного потока сожалений. Мерзкая дрожь сотрясавшая тело, не дававшая возможности даже пошевелиться, немного отступила, и Германия, чудом найдя в себе силы, которые, казалось, уже давно иссякли, поднял взгляд на родное лицо, когда боковым взглядом заметил лежащий неподалеку глянцевый револьвер. Тогда же в голове его всплыли кровавые следы в коридоре. Если отец застрелился в кабинете, то почему его руки в крови? Яд? Нет, трупы гостей почти не повреждены, в основном лишь небольшие подтеки Германия в очередной раз поблагодарил отца, за унаследованную им внимательность и природную сообразительность. Фюрера заслуженно считали гением, хотя большинство даже не знали, что на самом деле творилось в голове этого улыбчивого голубоглазого брюнета. Очередной приступ тупой боли заставил с силой сжать ненавистную пародию на оружие, когда входная дверь скрипнула, и в кабинет ввалилось человек десять в темно-зеленой военной форме. И, конечно, наряду с обычными солдатами, которые обычными назвать было можно только условно, зашел он. — Сопротивление бесполезно, лейтенант. Просто сдайте свое оружие и проследуйте с нами, и тогда никто не пострадает. Несмотря на то, что на улице было далеко не холодно, учитывая многочисленные пожары и взрывы, на нем поверх генеральской формы был надет черный плащ, который в тени коридора делал русского еще выше. Не долго думая, Германия, молниеносно направив дуло револьвера на врага, спустил курок. Несколько солдат кинулись, чтобы загородить своего генерала, другие бросились в сторону обезумевшего немца. Судьба была явно неблагосклонна к Германии сегодня, карабин оказался пуст. Лейтенант изо всех сил пытался вырваться из крепких рук, сдерживающих его и даже вырубил парочку, но десять русских на одного в конец обессиленного немца — исход ясен как день. Последнее, что он помнил, перед тем как его поглотила тьма — высокая фигура Советского союза, стоящего посреди едва освещенного мигающей лампой кабинета. Сжимающий кулаки русский, смотрящий впереди себя взглядом полным невыносимой боли и жгучей ненависти — неплохая тема «на подумать» во время отключки, верно?