♦♦♦♦♦
Ярчайшим огоньком далекое светило окрашивало Небесные Моря, являясь маяком для странников на пути к Вратам Ночи. Оно было где-то там, над головой, высоко-высоко на твердыне небесных раздолий. Путеводная звезда – Гил-Эстель – нетленным полымем озаряющая путь во тьме. Не имея возможности усладиться ее ровным блистанием, Ниар теперь с унынием припоминала ту непревзойденную красоту возлюбленного огонька на небе. К сожалению, память подводила чародейку, вырисовывая в уме неброские полотна, напрочь лишенные священного изящества и доподлинного чуда. Безрадостно улыбнувшись, Ниар приподняла голову, надеясь, что обращает ее к Висте. Свыкнуться со слепотой оказалось непросто. Первые несколько дней невозмутимой темноты чуть не довели Красную Колдунью до исступления. Потеряв интерес к окружающему, старшая Миас силилась удержать в себе рвущуюся наружу мольбу о пощаде. Готовая в любой момент броситься на колени и заклинать Эру даровать милосердие, Ниар постепенно сроднялась с мыслью о собственной ущербности. Многому приходилось обучаться на ходу. Например, различать людей по звуку шагов или по свисту дыхания. От всевозможных действий, простых, по сути, вовсе пришлось отказаться. Так, например, ангбандская воительница лишилась возможности прогуливаться в одиночестве. Каждый ее шаг, даже самый маленький, таил уйму опасностей. И так сбавившие темп путешествия гномы были вынуждены идти в три раза медленнее обычного. Не смеющие попрекать Ниар в ее горе, они, тем не менее, шепотом бранились на несчастную девицу. Эльфийские девы, коих отчаянный отряд Торина Дубощита решился сопроводить до Ривенделла, в силу своих возможностей поддерживали смертную дочь Эннората: Илийя водила Ниар к родникам и источникам, помогая решать дела сугубо женские; Арвен учила старшую Миас ходить, ориентируясь по звукам; словом, каждый раз, когда дочери Мелькора была необходима помощь, красавицы эдхил вновь и вновь оказывались рядом. Ниар, принимающая их расторопность и сознающая цену их бескорыстного труда, даже не знала, как и чем отблагодарить своих спасительниц. Зная, что в долгу не останется, Красная Колдунья утро начинала с мыслей о квенди и день свой заканчивала мыслями о них. Ситуация стала чуть лучше тогда, когда отряд перешел через Седую Реку. Недалеко от Хитлада смельчаков ждал крайне неожиданный, но до ужаса приятый сюрприз. Нашлись кони, отпущенные Ниар еще на подступах к горным кряжам севера. Мирно пасшиеся на мрачном лугу под сенью векового леса, они смиренно дожидались своих хозяев. Арго, заметно исхудавший за время странствования во льдах, привел с собой не только эльфийского мереаса, но и белоснежного камаргу сестрицы. Громко смеющиеся гномы с криками на устах приветствовали лошадок, не чураясь новичка. Ниар же, заслышав о серебристом красавце, даже на какое-то мгновение опешила, не зная, что и думать. Лишь прикоснувшись к тонкому скакуну, Миас сумела узнать в нем преданного спутника Анаэль. Видимо сестрица решила отправить друга к землям, далеким от войны. Едва сдерживая рвущиеся из груди крики отрады, наследница Железной Короны с любовью приобняла снежную лошадку. Остальные, обрадованно начав перекладывать свою поклажу на спину мереаса, лишь дивились способности Ниар находить общий язык с животными. С того самого дня никому более не пришлось сбавлять шаг. Красная Колдунья, не спрашивая ничьего совета, вверила свою жизнь Арго. На время конь стал для чародейки ногами. Крепко ступающий даже по скользким скалам, жеребец нес хозяйку на спине с осторожностью и трепетом. Ровно взбираясь на кручи изо льда, скакун вышагивал впереди всей компании, высоко вздернув голову. Чуть приободрившаяся Ниар лишь улыбалась и довольно похлопывала скакуна по шее. Не так давно судьба вновь преподнесла чародейке дарование, в этот раз руками Кили и Фили. Братья с улыбками на устах (Ниар точно знала, что они улыбались, она буквально слышала их улыбку) поднесли ангбандке ими же сшитую повязку на глаза. Достаточно широкая, длинная, она была сделана из любовно вырезанного куска плотной ткани, похожей на парчу. Валар его знает, где молодые гномы умудрились отыскать дорогой шелк в той глуши, где находился отряд, но факт оставался фактом. Дрожащими руками державшая нежданный подарок, Красная Колдунья даже не сумела поблагодарить племянников Торина. Губы ее скривились, с глаз брызнули слезы. Кили и Фили, тут же девушку приобняв, помогли Ниар надеть обнову. Чмокнув непоседу в обе щеки, попросили не обижаться на своего дядю за молчание и дурное настроение. По их словам, Торин таковым был всегда, и судить его за суровость не следовало. Чародейка, неожиданно раскрасневшись, заверила юношей, что обиду на Короля не таит. Довольные ее ответом, Кили и Фили поспешили удалиться, оставив Ниар наедине с собой. Так шли недели, сменяя друг друга. Воздух постепенно становился теплее, наполнялся щебетом птиц и стрекотом разных насекомых. Поврежденная кость почти зажила. Не видящая теперь, Ниар с дрожанием в сердце осознала для себя простую и светлую истину: плоская некогда вселенная, ранее окрашенная для чародейки исключительно в серые тона, ныне начинала обретать иную форму и заполняться совершенно свежими образами. День ото дня Красная Колдунья становилась сильнее, выносливее, жестче. Тело, крепкое и привыкшее к нагрузкам, медленно, но верно приспосабливалось к неспособности разума обозреть окружающее. Уши улавливали ранее недоступные Ниар звуки, спина и ноги с легкостью находили необходимый баланс. Так что вскоре ангбандка уже и не замечала слепоты. Вспоминались уроки отца и бесконечные ночи тренировок среди кромешного мрака. Каждый отзвук лепестков, каждое малейшее движение травинок на земле отдавалось в голове принцессы тонко звучащим эхо. Эру, желая лишить своего врага достоинства, ошибся. Ниар не потребовалось много времени, дабы понять: для того, чтобы видеть, вовсе не нужны глаза. Иные проблемы Красной Колдунье удалось решить почти сразу. Научившись ориентироваться в пространстве, девушка теперь передвигалась без чужой помощи. Мир, полный звуков, оживал в черноте насыщенными вспышками пламенных отблесков. Объемный, живой и вечно движущийся, он погрузил в себя ангбандку и открылся ей с новой стороны. Она слышала уханье сов в милях от себя, слышала, как капли росы растут на стеблях замерзшей травы. Серенада вселенной показалась чародейке сказочно красивой. А что за запахи порой разливались подле! Этот неповторимый аромат черники, бархатный, медовый и густой! Или же аромат леса, пряный, многослойный, такой до безумия изумрудный! В этом забавном зрении были и свои минусы. Например, как Ниар вскоре выяснила, от гномов пахло до одури скверно. Неповторимое амбре долгого путешествия вилось за подгорными жителями подобно длинным мантиям. Хотя, даже сквозь яростную смесь тошнотворных запахов чародейке удалось уловить приятные ароматы, уникальные для каждого члена отряда. Бильбо, к слову, пах пастилой и сухим пергаментом. От Ори веяло дорогими чернилами и гусями. Кили и Фили стали ассоциироваться у чародейки исключительно с раскалённой сталью и багряным вином. А Двалин, такой могучий и грубый, с домашними сырниками и ромашками. Наверное, в молодости, будучи еще мальчишкой, суровый гном любил гулять по лугам, в поисках этих цветов. Ниар судить не бралась, хотя радовалась новым знаниям, как малой ребенок. Так или иначе, но жизнь продолжалась вопреки всему. Вдохновленная собственными достижениями, Ниар глядела в будущее с надеждой в сердце. Частенько чародейке хотелось пуститься наутек и вернуться к брату с сестрой, но чувство долга перед своим народом останавливало ее от бездумных шагов. К тому же, оставался Торин. Теперь намного более уязвимый, он заслуживал узнать правду. Как минимум потому, что оказался ровней самой принцессе ангбандской. Ниар не в первый раз задумывалась о судьбе молодого Короля-под-Горой. Теперь уже совершенно не страшась признать своих чувств к нему, Красная Колдунья обдумывала свой будущий разговор с гномом. Даже сейчас, сидя в одиночестве у большого валуна, девушка перебирала в уме слова, с которых можно было начать сложную беседу. Шумная компания гномов ужинала у костра. Арвен и Илийя, окончательно привыкшие к грубому, но очень милому народцу, теперь наравне с остальными участвовали в разговорах. Бильбо, так полюбившийся Ниар за все это время, кажется и вовсе забыл, что сам родом из Шира. В речь его, горячую и веселую, то и дело проникали словечки из кхуздула. Прислушиваясь к шуточкам и россказням своих новых друзей, чародейка тихо улыбалась, гадая, что за дорога их ждет впереди. — Тебе нужно поесть. А вот этот голос она слышать не хотела. Как бы дорог он ей не был, страх потерять Торина скрадывал всякую крупицу счастья от общения с ним. Сглотнув, Ниар попятилась, не ведая, как себя вести. Точно зная, что эреборец стоит в трех шагах справа, девушка отвернулась. Поджав ноги, обняла колени, мгновенно забыв о своих тяжелых думах. Сердце пташкой затрепетало в груди. — Я не желаю еды, Ваше Величество, — коротко молвила она, не кривя душой. Желудок, отчего-то сжавшийся в крохотный камень, свел спазм. — Ты не ела ничего с утра, — он неуверенно шагнул в ее сторону. Прикусив нижнюю губу, Красная Колдунья крепко сжала пальцы в замок. — Припасы еще не кончаются, к тому же, пойманный олень здорово скрасил нам ужин. Разве может кто-то остаться голодным, когда провианта вдоволь? А от него пахло огнем и пеплом. Знакомый, до трепета знакомый запах. Порой ангбандке даже мерещилось, что благовоние войны преследует ее по пятам. Этот ни с чем несравнимый дух витал рядом с Ниар даже в раннем детстве. Тот же запах носил с собой Мелькор, ее дерзновенный, неизменно бунтующий отец. Аромат уюта, дома и смерти. — Я не голодна, Ваше Величество, — вновь повторила ангбандка, осекаясь. В горле пересохло, да так, что голос сорвался на хрип. Кашлянув, чародейка с неудовольствием заметила, что начало холодать. Ночной ветерок приносил с собой дыхание севера. А ведь когда-то мертвенный край озарялся янтарным сверканием Иллуина. Благо, старшей Миас не пришлось жить в Эпоху Светильников. То было великое время рождения и расцвета новых порядков, в соответствии с которыми твари, сродные Красной Колдунье, не имели права на место среди Валар. — Пусть так, — спустя пару мгновений изрек Торин. Голос его послышался мягче в этот раз, породив в душе Ниар неподдельный шторм. Выпрямив спину, ангбандка напомнила себе о своем происхождении. Преемнице трона Дор Даэделота не следовало потуплять головы. — Не стану более предлагать тебе пищи. Как твое самочувствие? — Оно в добром здравии, — Ниар горько ухмыльнулась. — Но разве его Величество пожаловало ко мне только для того, чтобы справиться о здоровье покорной слуги? — Я не твой Король, — резко отрезал Торин. Как привиделось Красной Колдунье, эреборец не хотел повышать тона. Однако пророненная фраза долетела даже до галдящих попутчиков. — И ты мне точно не слуга. — Я не служу Вам, все верно, — Красной Колдунье отчего-то припомнились деньки, когда такие же пререкания часто завязывались между ней и Майроном. Тогда Майа еще был высок, красен и юн. Полный праведного гнева и искренно преданный делу отца, он именовал детей Мелькора исключительно по павшим им титулам. Обучая ребятню военному делу, поначалу Саурон ни в какую не желал отступаться от правил субординации. Лишь после очередных воплей Ниар прославленный на весь мир Темный соблаговолил уклониться от формальностей. К сожалению, отличавшийся определенной сентиментальностью и добротой, Майа впал в другую крайность – люди, кажется, до сих пор именуют эту форму общения «сюсюканьем». Ниар от этих воспоминаний даже передернуло. — Но я готова отдать за Вашу жизнь свою точно так же, как и иные преданные Вам компаньоны. — Да, и мне хотелось бы узнать, почему, — бросил Торин мимолетно. Качнув головой, подошел ближе. Обождав, все же решил присесть рядом. Осторожно устроившись подле Красной Колдуньи, подгорный житель какое-то время безмолвствовал. Ниар, с опаской вслушиваясь в дыхание молодого Короля, дожидалась вердикта. — Ты ведь понимаешь, что я не смогу закрыть глаза на некоторые вещи? Многое можно простить, о многом можно забыть. Но я шел к Эребору в надежде вернуть свой дом. Как же мне истолковать произошедшее? Ты – кем бы ты ни была – обманула. И, судя по всему, имела своей лжи определенное оправдание. Просвети меня. Ну, вот и он. Тот самый разговор, которого Ниар рассчитывала избежать. С одной стороны, чародейка больше не желала никого обманывать. С другой же, понимала, как близко находится к своей цели. Отрекаться от задуманного было скудоумно, тем более в паре шагов от вожделенной победы. Только вот сердце отказывалось принимать точку зрения разума. Хладнокровный голос воина твердил ангбандке об оправданных жертвах. А душа противилась непогрешимой истине. — Мне нужна была помощь Вашего народа, — губы сами складывали слова, позволяя разуму лишь следить за речью. Снова и снова Ниар находила в себе отцовское начало. Только Моргот был способен отказаться от любимого во имя праведного. И его наследие не исчезло в тлене – уроки высоких идеалов унаследовала не только Ниар, но и Анаэль, и Талрис, и Саурон. Стремящиеся познать свободу, они, подобно своему Владыке и учителю, имели силу содеять зло. — Я жила вдали от Средиземья на Востоке так долго, что успело смениться несколько поколений Вашего брата. Мне много лет и в уме моем еще тлеют воспоминания о величии существующего мироздания. Здесь, на землях Эндора, сокрыто сокровище, способное высвободить моего отца из плена несправедливого суда. Я ищу его и ведаю, что чада Аулэ могут помочь мне его обрести. — Каким же образом? — поинтересовался Торин, судя по всему глядя куда-то вдаль. — Мы не великие воины и не чудодеи. Ты за одну ночь истребила колоссальную рать Гундабада. Мне до сих пор сложно уверовать в возможность подобного. Ну, так ответь мне – разве при такой силе тебе может понадобиться хоть чья-то помощь? — Я нуждаюсь в ней сильнее, чем может показаться, — созналась Ниар, не кривя душой. И продолжила в том же духе, избирая слова и шлифуя их. — Мое сердце алчет мира и безмятежности, но обрести их недозволенно до тех пор, пока семья моя вновь не окажется воссоединенной и земли моей родины вновь не окрасятся чудесами. Я лишилась дома и жажду его воротить, ровно так, как этого желает Его Величество. — Если все так просто и в умыслах твоих нет зла, то почему не сказала правды сразу? Почему продолжала врать? — в голос Торина проникла обида. Глубокая, легко слышимая обида. Ниар заколотило. — Я хранитель магии, о которой давно забыл Эндор, — и вновь ни капли лжи. Красная Колдунья распрямила плечи. — Как бы Вы отнеслись ко мне, узнай, что я – чародейка? Торин промолчал. Мир нежданно облепила вязкая паутина густой тишины, практически непроницаемой. Ангбандку замутило. Вновь возникло необоримое желание вспрыгнуть на Арго и умчаться прочь. — Я хотел бы верить тебе, но не верю, — сознался Король-под-Горой, очевидно решив нарушить обет молчания. Ниар содрогнулась от подобного заявления. Спину точно проткнули ледяным мечом, а в грудную клетку при этом вонзили напоенный ядом кол. — Да и не смог бы поверить, уж прости меня. Защищать тебя перед своими соратниками, вешая им лапшу на уши, тоже претит, но я не желаю тебе лиха. Убежден, что желать и не буду. Но судить тебя не мне и не мне выслушивать твою историю. Мы направляемся в Ривенделл, как и собирались. Однако дальше долины Имладриса ты с нами не пойдешь. Ниар сглотнула, хотя провалиться сквозь землю. Нежданно возникла дикая надобность услышать голос Осаа. Гномка смогла бы уверить чародейку в том, что Король-под-Горой шутит. К сожалению, подгорная жительница сгинула сразу после того, как услышала с уст ангбандки имя черного клинка, возлежащего в потаенной горнице Мории. Не имея силы ответить эреборцу, старшая Миас коротко кивнула. — Владыка Элронд с удовольствием заслушает мой сказ о погроме у горы Гундабад, Ниар. И я расскажу ему все, без утайки, — продолжил Торин. Лед зазвенел в его голосе успевшей позабыться кичливостью. — Если тебе потребна поддержка, эльфы будут великодушны и помогут тебе. Если нужен кров, еда и вода, они приютят тебя. Одно-единственное, что они спросят – истину. И ты им ее предоставишь. В случае если бессмертные усмотрят в тебе нечто лютое, я буду покоен. Они сумеют укротить всякое зло. Бездушие. Вот чем теперь веяло от Торина. Он в словах своих не колебался и изъяснялся категорично, как привык. Более не было в его манере кротости и полюбившейся ласки, грубоватой, но все же бесценной. Красную Колдунью зазнобило. Превозмогая навалившуюся усталость, чародейка поджала губы. Чуть задрав подбородок, кивнула, как бы давая понять Торину, что намерения его считает предельно ясными. — Доброй ночи, Ниар, — лаконично промолвил Торин, поднявшись на ноги. Быстро отряхнув плащ, гном еще какое-то время стоял поблизости, как обычно смирный и величавый. Разгадать его мысли ангбандка не могла, зато без труда разумела, какие события последуют за прибытием путников в долину Имладриса. Не меняя позы и выражения лица, ангбандка дождалась ухода Короля-под-Горой. Когда эреборец вновь оказался в окружении приятелей, чародейка чуть нагнулась вперед, поднимаясь на ноги. Затекшее тело нехотя приняло возлагаемую на него нагрузку. Потянувшись, медленно и сладко, Ниар стряхнула с себя засохшие травинки. Слова Торина оказались больнее, чем ожидала принцесса. Верно, в глубине души она все же рассчитывала на понимание со стороны гнома. Не стоило давать чаяниям подобного толка возможности разрастить до небывалых величин. Качнув головой, Ниар улыбнулась в лицо тихой и прохладной ночи. Жизнь вновь все расставила на свои места самостоятельно. Противиться естественному ходу вещей было бы неумно, а потому Красная Колдунья с покорностью и вновь крепнущей гордостью напомнила себе о долге перед спящим Белериандом. По воле судьбы ей предстояло унаследовать вслед за отцом Железную Корону Дор Даэделота. Разве могла она проявить малодушие?♦♦♦♦♦
По воле судьбы ей предстояло унаследовать вслед за отцом Железную Корону Дор Даэделота. Разве могла она проявить малодушие? Нет, ни в коем случае. А слабость? Могла ли старшая дочь Мелькора позволить себе хоть на секунду побыть слабой? Тоже нет. Престол Ангбанда требовал от своих хозяев силы, крепкого нрава и умения забывать о добросердечности. Из всей пелорийской тройки только Ниар подлинно соответствовала былым ожиданиям отца. И Анаэль это превосходно понимала. Бессмертная не испытывала зависти или злости по отношению к сестре. Всякий раз, оказываясь рядом с Красной Колдуньей, белокурая эльфийка лишь преклоняла свою голову перед Ниар, памятуя о том, что когда-нибудь ее признают Владыкой Темных Земель. Даже будь у Анаэль возможность поменяться с сестрой местами, волшебница вряд ли бы воспользовалась ею. Никто не мог желать судьбы, подобной той, что выпадала на участь предводителей армии Дор Даэделота. Непреложно, по праву крови Красная Колдунья могла прорицать участь целым поколениям существ Эннората, но вкупе с властью и могуществом Ниар по наследству получила еще и ответственность за будущность своего народа. Этот факт перечеркивал личное счастье, личные интересы, личное миропонимание. Для старшей дочери Вала Мелько не существовало и не могло существовать ничего, кроме потопленных равнин Белерианда. Бывали времена, когда Красной Колдунье приходилось туго. И тогда на помощь ей всегда являлись родные. Анаэль, сама целиком и полностью верная делу отца, никогда не жалела о выпавшем ей жребии. Как не жалел и Талрис. Наперекор всем предрассудкам и небывальщинам, отношения между тремя героями гор Пелори строились исключительно на почтении и взаимной лояльности. В этот раз помочь Ниар Анаэль даже если бы захотела, не смогла бы. Злой рок – а может, великодушное провидение – поставил старшую дочь Мелькора перед тяжелым выбором. Бессмертная не сомневалась в чистоте помыслов наследницы ангбандского трона. Если Красная Колдунья хотела сохранить жизнь Торину Дубощиту, значит, существовала некая причина, оправдывающая грандиозную цену гномьей душонки. Не важно, какие мысли понудили Ниар действовать без утайки. Главное, что чародейка не побоялась выступить против слова Творца. Переведя дух, Анаэль прошла вдоль малахитовой стены. Гравюра, вытесанная в камне, тянулась далеко вдоль цельного куска горного массива, под самый потолок окрашивая холл Мории искусно писаной картиной. Улыбнувшись краешками губ, эльфийка потянула руку к холодной скале. Тонкие пальцы прикоснулись к отшлифованной поверхности изумрудно-зеленой породы. Мало кто знал, но хроа детей Мелькора походила на хроа Валар, обретающихся в Амане. Во время оно сами избравшие себе сосуд, Миас вместе с бренным телом возобладали дарами своей земли, к которым были привязаны смертные доспехи. Тленная оболочка таила в себе истую сущность чародеев Дор Даэделота, многогранную, светящуюся, ярую, как сама материя. Воистину дети Белерианда, пелорийцы располагали силой стихий и стихиями этими были, подобно перворожденным детям Илуватара. В них крылся голос Валинора и сила тех древ, что некогда озаряли девственную Арду. Но не только мощь Амана вобрали в себя три воина Дор Даэделота. Обретя сущность и лицо, возмужав и окрепнув, они взыскали благодать своей родины, ставшей их кровью и плотью. Так Талрис научился вслушиваться в пение душ, Ниар увидела облик Последнего Провожатого, а Анаэль научилась читать истории, сокрытые в материальном облике мира. Дотронувшись до малахитовой стены, эльфийка увидела тех, кто некогда над нею работал. То были веселые и добродушные гномы, любящие эль и работу. У них были семьи и друзья, привычки и традиции, свои страхи и опасения. Их жизнь, будто отражение на воде, замелькала перед глазами Миас колоритными вспышками давно померкнувших звезд. Бессмертная лицезрела лица умельцев, слушала их голоса, вплетенные невидимыми нитями в фееричную гравюру, наслаждалась их песнями. Она коснулась своим благородным сердцем всех перепутий их канувшей в небыль жизни. Так, например, у одного из строителей-гномов по завершении работы родилась дочь, а у другого погибла жена. По прошествии определенного времени кроха-гномка старого ремесленника превратилась в прекрасную девушку, нашедшую свою любовь в лице подмастерья отца. Спустя множество лет далекий потомок этой пары нашел свое место в отряде Торина Дубощита, став неотъемлемой частью истории существ, борющихся за попранные идеалы свободы. Анаэль отдернула руку от гравюры. Того гнома звали Бифур и у него было два чудесных кузена. Все трое приходились близкими друзьями эреборского Короля, о котором бессмертная ничего знать не хотела. Сглотнув, остроухая дева развернулась на месте. Еще некоторое время потратив на мимолетное созерцание прекрасной стены, неторопливо зашагала по направлению к запечатанным вратам Казад-Дума. Бесшумно шествуя по коридору, эльфийка взвешивала принятое решение. Рассуждая и оценивая, Анаэль считала определенный риск оправданным. Ниар, вероятнее всего, поступила бы точно так же. Она увидела его издали, стоящим в нерешительности перед гигантскими вратами. Готовый к тяжелому путешествию, Траин то и дело нервно поглаживал навершие волшебного меча. Порой поглядывая в сторону своего варга, подгорный житель не торопился покинуть крепкие стены Казад-Дума. Там, вне крепости, ширился мир, от которого старый Король-под-Горой успел отвыкнуть. Страх снедал гнома и не позволял ему действовать без проволочек. — На Вашем месте я взяла бы с собой плащ потеплее, — громко сказала Анаэль, сложив руки на груди. Остановившись поодаль, она окинула открытым взором высокие резные ставни. Эти врата оставались закрытыми в течение столетий. Пришел их день вновь раскрыть недра Мории всему сущему. Заслышав рокочущий голос, Траин подпрыгнул на месте. Явно озадаченный появлением эльфийки, он ошеломленно обернулся, выискивая глазами свою покровительницу. Увидев Анаэль в тени, гном понуро опустил плечи. — Там прохладно, — пояснила спустя пару секунд волшебница. Ступая на свет, широко улыбнулась, чувствуя разливающийся внутри хлад. До последнего момента бессмертную не покидала надежда на благополучный исход интриги Азога. — Что ты тут делаешь? — поинтересовался Король-под-Горой, приосаниваясь. Немного рассеянно оправив рубашку, кашлянул, прочищая горло. — Хочу пожелать Вам доброго пути. Дорога до Мордора длинна и опасна, — Анаэль подняла головку. Не позволяя чувствам пробиться сквозь выстроенную в уме стену, заставила себя опустить руки вдоль тела. Величие – вот что хотелось ей выразить в своей позе и голосе. — А погода нынче совсем дурна. То тучи, то дождь, иногда – даже снег. Будь моя воля, я бы носа не выказывала из теплых палат. Но, Ваше дело. — Чего ты хочешь? — ощетинившись, гном чуть оголил подаренный клинок. Бессмертную тут же охватил приступ смеха. На что мог рассчитывать Траин, угрожая Миас ее же оружием? Бедняга, вероятно, ослеп от смятения. — Остановить меня? — Нет, что ты, — сменив тон, Анаэль ловко расстегнула застежку своей накидки. Плотная, подбитая мехом, она великолепно согревала даже в самые сердитые холода. Стянув с плеч пригожую тальму, бессмертная с легкой иронией решила, что гному она будет в самую пору. Вытянув руку перед собой, метнула накидку под ноги Короля. — Кто я такая, чтобы останавливать тебя или переубеждать? Решение твое, гном, остается только твоим. Лети на юг, как шавка, беги к тому, чей лик устрашает Средиземье. Передай Саурону привет от нас, от Миас, и напомни, что дети Белерианда никогда не прощают допущенных ошибок. Траин не шелохнулся, замерев на месте, будто истукан. Хмурый, сверкающий яркими глазами, он сжимал губы, готовый броситься в битву. Его варг, почуявший настороженность хозяина, опустив голову, утробно рычал. С его длинных белых клыков стекала прозрачная слюна. Косо глянув на волка, Анаэль улыбнулась. Бедный щенок, он, судя по всему, без раздумий попытался бы разодрать в клочья любого обидчика своего спасителя. — Только запомни, гном, — протянула бессмертная волшебница, поймав взгляд Короля-под-Горой. — Ты вернешься сюда сам и попросишь у нас защиты, но не получишь ее. Таково мое последнее слово. Ты свободен отныне. Коротко кивнув, Анаэль хохотнула и на дрожащих ногах устремилась обратно к центру Казад-Дума. Ощущая на себе тяжелый взор гнома, бессмертная с нахлынувшим сладострастием услаждалась происходящим. Ничего доброго в будущем не предугадывалось, однако душа пела и жаждала битвы. Именно так и никак иначе.♦♦♦♦♦
Ничего хорошего в будущем не предугадывалось, однако душа пела и жаждала битвы. Именно так и никак иначе. Прощаясь с Тауриэль, Феанор почувствовал присутствие недруга рядом. Взгляд исподтишка загадочного соглядатая взбудоражил в эльфе давно забытые воспоминания о битвах и побоищах. Ранее не до конца понимавший свою страсть к кровавым расправам, нолдо услышал в себе нарастающий голод буйства. Ему не терпелось встретиться со своими врагами лицом к лицу и неожиданное внимание неприятеля лишь усилило пожар воинственного настроя. Сдерживая в себе желание разодрать орка в клочья, Феанор обошел Больга стороной. Бедняга бродил по южной окраине Чернолесья в поисках пищи. Одичавший, худой, как щепка, чернокровый со страхом поглядывал в разные стороны. Его вороватый взгляд выдергивал из темноты то шелохнувшую ветку, то заскрипевший ствол дерева. Наблюдая столь жалкое зрелище, Верховный Король Нолдор мыслями постоянно возвращался к Тауриэль. Эльфийка должна была уже найти Гэндальфа среди поросшей мхом рытвины. Сам Феанор прознал о беде Олорина благодаря любезно предоставленным ему шпионам – мелкие орки, находившиеся в подчинении у Сарумана, с удовольствием направились к Лихолесью. Сперва не хотевший помогать Майа, Феанор сменил гнев на милость тогда, когда понял, что из ситуации может извлечь приличную выгоду. Манипуляция чужим мнением не входила в его планы, но делать нечего – без армии идти против рыцарей Ангбанда просто безрассудно. По той же самой причине Король Нолдор не лишил жизни чернокрового ублюдка. Загнать орка в ловушку оказалось делом крайне не хитрым. Явно обезумевший приспешник Саурона даже не понял, что произошло. Налетев на силки, урук практически тут же свалился наземь, пытаясь освободиться от пут. Поджидавший свою добычу Феанор не стал медлить – вынув из ножен крепкий меч, приставил лезвие к горлу чернокрового и объяснил, что происходит и почему. Надо признать, орк речь эльфа выслушал до конца, с ошеломительным вниманием и почтением. Кивая головой, уродец прищуривал свои белесые глазки и тряс кулаками тогда, когда речь свою кузнец заводил о Миас. Добравшись до той части беседы, в которой следовало перейти к делам более насущным, нолдо поинтересовался у Больга, на что последний способен пойти, дабы сохранить свою жизнь. Ответ оказался ожидаемым и вполне удовлетворительным. Улыбаясь, Феанор потер ладони и высказал орку свое поручение. Верить в его безукоризненное исполнение кузнец не верил, однако с удовольствием потешил самолюбие, представляя осуществление собственных помыслов. — Иди прямо по этой тропе, она выведет тебя к Дол Гулдуру, — Король Нолдор указал ладонью на тонкую петлистую дорожку, напрочь заросшую плющом. Больг, глядя в сторону, поежился. Высокий и тучный, как великан, для чернокрового воина он обладал чересчур трусоватой натурой. Поморщившись, Феанор прищелкнул языком. — И не сворачивай, иначе выйдешь к болотам. А от старой крепости, я полагаю, ты сможешь найти известный путь к Мордору. Когда попадешь туда, поведай Саурону те вещи, на которых мы с тобой условились. И не напутай ничего, болван. — Все будет передано Владыке слово в слово, — заверил эльфа Больг на корявом вестроне. Одутловатое лицо чернокрового исказила омерзительная усмешка. Перебарывая отвращение, Феанор подошел к своему посыльному ближе. Никак не изменившись в лице, кузнец сложил руки на груди. Истолковав молчание бессмертного как проявление крайней терпимости, урук вновь закивал головой и опрометью бросился в лесную чащу. Скрывшись в темени, Больг растворился в дымчатой завесе Чернолесья уже спустя пару секунд. Довольный собой, Феанор неспешно развернулся. Продолжая улыбаться, окинул долгим взглядом крохотную лужайку. Опутанная серебристой паутинкой, она все же продолжала жить своей чистой, дикой жизнью: птицы пели в густых переплетениях ветвей; мелкие животные пробегали то тут, то там; даже бабочки пестрили своим роскошным одеянием под сводами деревьев-великанов. Конечно, смрад разложения и забвения витал над отравленными землями Лихолесья, но ничто не могло истребить его первобытной красоты. Прикрыв веки, Феанор позволил себе насладиться моментом идиллии. В последнее время кузнецу благоволила сама судьба. Кто его знает, может быть провидение вдруг решило занять его сторону, а может быть свет Амана вновь вернулся на его дорогу жизни, но факт оставался фактом: задуманное осуществлялось, завесы тайн приоткрывались, а в сердце вновь пела забытая песнь азарта. Король пока не торопился щебетать дифирамбы и уж точно пока не мог отпраздновать победы, однако что-то подсказывало нолдо, что в будущем следует ожидать только светлых вестей. Такова была его правда, и таким он видел окружающий мир. И в уверенности своей он оставался достойным защитником земель Эннората.♦♦♦♦♦
Такова была его правда, и таким он видел окружающий мир. И в уверенности своей он оставался достойным защитником земель Эннората. Серый Странник, такой мудрый и всегда улыбающийся старик, таящий за напускной добротой ум удивительной проницательности. Тауриэль, сглотнув, отступила на шаг от замершей в путах фигуры Гэндальфа. Глотку сдавили тиски, и воздуха вдруг стало не хватать. Тяжело вдыхая и выдыхая, эльфийка вспомнила своего провожатого с ранее никогда не испытываемым ужасом. Смертный оказался прав. Лесная стражница действительно нашла в лесу спящего беспробудным сном Митрандира. Найти его оказалось непросто – все тело чародея покрыл густой плющ и мох, скрывая от чужих взглядов свою великую добычу. Медленно продвигаясь вдоль тракта, Тауриэль чуть не наступила на Олорина. Благо, острый эльфийский взгляд успел выхватить из темноты едва различимый силуэт бледного, осунувшегося лица. Испугавшись, Тауриэль долго выравнивала дыхание прежде, чем взяться за освобождение незадачливого путешественника. Ослабить путы бессмертной удалось, но растения Лихолесья сопротивлялись каленой стали – их плотные, как бритва острые стебли вряд ли мог разрезать даже самый острый клинок Гондолина. Убедившись в тщетности своих стараний, Тауриэль решила попробовать Гэндальфа разбудить. Нашептав ему заклинание на ушко, замерла в ожидании. К сожалению, ничего не произошло. Сковывающая мага сила оказалась могущественнее чар. Испробовав еще пару заклятий, лесная стражница окончательно потеряла надежду самостоятельно освободить Серого Странника. Устало осев на поваленный ствол дерева, Тауриэль принялась обдумывать произошедшие с ней чудеса. До самого последнего момента она не верила своему спасителю. Даже тогда, когда человек привел ее к Лихолесью, эльфийка не сомневалась в своей правоте: смертный был не глуп, но болен. Разве станет кто в здравом уме присваивать себе имя Короля Нолдор и грозить появлением в Средиземье Великих Врагов? Вряд ли. Даже Трандуил, привыкший видеть даже в малейшей опасности крупицу всеобщего заговора, не смог бы воспринять речь смертного серьезно. Но теперь все изменилось. Слова человека оказались правдивыми. Во всяком случае, на счет Гэндальфа. Несчастного заколдовали и оставили на съедение диким тварям. Кто мог поступить так со старым волшебником? Митрандир, по словам Леголаса, отличался несгибаемым норовом и властью над светом. Тот, кто повстречался Гэндальфу на забытом гномьем тракте, обладал большей силой, чем бравый заступник Эндора. Волей не волей, но Тауриэль начала задумываться над предостережением своего спасителя всерьез. И даже на какой-то миг допустила, что говоривший действительно был Феанором. Да только нолдо умер давным-давно, и вернуться к жизни не мог. Если только кто-то достаточно могущественный и достаточно разумный не возвратил его к жизни. Нахмурившись, эльфийка оглядела лицо Митрандира. Для магии пробуждения, о которой сама стражница знала слишком мало, была необходима тьма. Добрыми мольбами мертвые к жизни просто так не возвращались. Феанор же, как часть легенд ее народа и неотъемлемая часть ее истории, не был однозначно хорошим персонажем, и многие братья осуждали сделанный им выбор. Так или иначе, но старому Королю доверять не стоило, ибо многое светлое таковым только кажется. Сглотнув, бессмертная стремительно поднялась на ноги. Разболевшаяся голова гудела от разгоряченных, оплавленных мыслей. Постояв с минуту без дела, Тауриэль решила оставить все рассуждения до более спокойных времен. Сейчас у нее имелась гораздо более пугающая и гораздо более реальная проблема. Наклонившись над Митрандиром, стражница смахнула с его лица двух особо толстых букашек. Очистив одежду от паутины, начала с распалившейся яростью перерезать ветви вьюна. Руки эльфийки вскоре покрылись порезами, и алая кровь заструилась по холодным стеблям. Капая на черную землю, багровая жидкость жадно впитывалась Лихолесьем и исчезала в его чреве, как родниковая вода. Терпя свирепую боль в ладонях и крепнущий в груди страх, Тауриэль решила, что попытается привести к тракту подмогу. Вероятно, Трандуил с удовольствием окажет чародею помощь, в дальнейшем обязуя его на ответную услугу. Потихоньку начинало смеркаться. Удваивая пыл, озираясь по сторонам, эльфийка молила Владычицу Звезд Эльберет ниспослать ей духа и покоя, чтобы докончить начатое. Но тугие путы не стали податливее и свет вопреки желанию ускользал от Тауриэль. Когда дело было сделано, и Гэндальф освободился от оков Чернолесья, наступила ночь. Тьма куполом накрыла Эннорат, с собой приведя отчаяние и стужу.♦♦♦♦♦
Тьма куполом накрыла Эннорат, с собой приведя отчаяние и стужу. Наслаждаясь феерией мрака, скользя тенью по обледенелой земле, Ниар кроваво улыбалась. Ей вспомнились деньки, когда так же она гуляла по долинам Белерианда, внушая опаску всему живому. Тогда для нее не существовало преград, и страх ей был неведом. Свободная от чужой воли, яростная и страстная, как пламя Удуна, старшая Миас летала над Дор Даэделотом стремительной птицей неся на крыле судейство своего отца. А что теперь? В кого она теперь превратилась? В жалкую и хнычущую собаку, готовую упасть пред Эру и светом его во имя какого-то жалкого гнома. Куда подевалась ее гордость и сила? Где теперь были острый ум и невероятная хитрость? Вздернув вверх голову, Ниар расхохоталась небу в лицо. Пусть слышат Аратар. Пусть слышат Манвэ и Варда. Пусть слышит весь Валинор смех воскреснувшего врага. Теперь Ниар нечего было терять. Она давно забыла о том, что имеет душу и сердце, а вспомнив, пожалела об этом. Душу забрал себе Первый Певец, а сердце растоптал смертный сын Аулэ. Моргнув, Красная Колдунья затихла. Улыбка померкла и горький ком застрял посреди горла. Обернувшись к спящим друзьям, чародейка поникла. Боль невероятной силы раздирала ей грудь изнутри, сдавливая под собой дух, сжигая в себе остатки добра. Видя в гномах своих друзей, Ниар прекрасно понимала, что другом им вовсе не является. Стены самообладания превращались в развалины и наружу, сквозь ураган эмоций, пробивался затихнувший на время гнев. — Спите, пока вам спится, дети Махала, — прошипела Ниар, обходя дугой сладко дремлющих гномов. Чары Белерианда, одеялом накрывшие тела путников, ограждали их от звуков и света. Ничто не могло разбудить смельчаков и никто. Оскалившись, Красная Колдунья сжала руки в кулаки, ощущая небывалый приток сил. — Пусть весь Аман восстанет против меня во главе с Сулимо, я не отступлю от цели своей и, если понадобится, сравняю их мир с землей. Мне не страшны их наветы и сила их тоже не страшна, так как я несу в себе свет, хранимый некогда Вардой, охраняемый Илуватаром и не задетый нотами зла. Желаю, чтобы эти гордецы и глупцы явились ко мне и взглянули мне в глаза. Остановившись напротив Торина, Красная Колдунья замерла. Пошатнувшись, с тоской вспомнила свой разговор с Королем-под-Горой на самом высоком пике Железных Холмов. Наверное, она искренне любила его, той самой любовью, которую привыкла даровать родным, друзьям и подчиненным. Чувствуя себя преданной, униженной и побежденной, чародейка с трудом поборола жажду бросить почивающий лагерь. Слабость являлась пороком, платить за который частенько приходилось собственной шкурой. А расставаться с ней Ниар была не готова. Слишком уж дорог ей был окружающий мир, слишком сильны устои веры. Утробно зарычав, ангбандка прокляла про себя Торина. Кровь закипела от ненависти. В ушах барабанной дробью застучал гнев. Повязка же на глазах пропиталась слезами. Ей не понадобилось много времени, чтобы взять себя в руки. После злополучного разговора с Торином Ниар вела себя тихо и мирно, пытаясь успокоиться и взглянуть на ситуацию со стороны. Выходило плохо, но деваться некуда. Стараясь ни с кем не разговаривать и никого не тревожить, вновь и вновь Красная Колдунья прокручивала в уме сказанные эреборцем слова. Рассудок отлично справлялся с осмыслением, жестко шлифуя факты и отсортировывая информацию. Однако в глубине души нагревался котел боли, начиная бурлить и обращаться в пожар. Дождавшись, когда все гномы улягутся спать, Ниар наложила на своих компаньонов чары и позволила себе громко выплакаться. Ну а после пришла ярость. Бездумная, сухая, голодная ярость, которой теперь Ниар и упивалась. Надменно подняв голову, чародейка хохотнула. Вслушиваясь в дыхание земли, старшая дочь Мелькора представила себе день, когда вернется отец. Метнулась мыслями к воскрешению Белерианда и сосредоточила внимание на едва уловимом шорохе, что раздался в стороне. Чуткие уши уловили движение, легкое, плавное, не принадлежащее человеку. Опустив руки, Ниар осклабилась. — А я все гадала, чью сторону ты в окончательном итоге займешь, — не оборачиваясь, Красная Колдунья обратилась к притаившейся в тени фигуре. Грациозно шагнув в сторону, выпрямила плечи и спину. Мышцы жаждали движения, как разум – интриг. — Не ожидала такого поворота событий, но не расстроена им. Твой приход – приятный сюрприз. Я могу тебе помочь чем-нибудь? Сокрытая мантией фигура шевельнулась в страхе. Наверное, он надеялся остаться не замеченным. Недаром так постарался, организовывая себе ложный лик. Ниар щелкнула пальцами, разминая суставы. В нос бил легко различимый запах магии. Да, этот аромат она не могла спутать ни с чем. — Призывать к себе врагов своих глупо, — молвив чудак под балдахином. Скрипучий голос резал слух. Одно порадовало Ниар – колдун не дрожал пред лицом Ангбанда и не страшился сокрытой в чародейке силы. — Хотя кто его знает, на что вы способны. Дети Мелькора, ведь так? — Наследники Железной Короны, верные служители Дор Даэделота, его защитники и покровители, — разжевала Ниар, останавливаясь напротив собеседника. — Саруман, старый ты прохвост, неужели прознал о нашем существовании? — И до конца надеялся, что ошибся, — признался Майа, снимая с головы капюшон. Ниар попыталась вспомнить, как выглядит посыльный Аулэ. Раньше он был высок, худощав и черноволос. Прошедшие годы, вероятно, посеребрили голову Истари, ссутулили его плечи и покрыли лицо морщинами. — Тот, кто поведал мне о вас, дал вам имя Миас. Что оно значит? — А ты вспомни, шарку, — перейдя на Черное Наречие, колдунья развернулась. Протянув руки к своей повязке, ловко развязала узел на затылке. Стянув плотную полосу ткани, открыла глаза, чувствуя, как ночной свет проникает в них. Эру лишил ее возможности смотреть на мир, как подобает это делать людям. Но он не мог лишить ее возможности лицезреть сущее вровень с духами, демонами и драконами. — Это слово твоего родного языка, старого, сложного, забытого. Но если ты понимаешь и мой язык, можешь называть нас Тагруму. — Тебе известен Валарин? — Саруман, казалось, удивился. Ниар прищурилась, всматриваясь в лицо Майа. Многогранный мир преобразился: тот дар, коим до сих пор Красная Колдунья пренебрегала, оказался, наконец, полезен. Ночное зрение дозволяло улавливать незаметные движения света, окрашивая окружающее в жемчужные тона. — Сколько тебе лет? — Я намного младше тебя, Курумо, — сообщила чародейка без утайки. Пару раз моргнув, поглядела на звезды. Окруженные нимбом молочного сияния, холодные небесные стражи безразлично взирали на спящее Средиземье. — Ты явился ко мне. Как нашел и зачем пришел к воину Дор Даэделота? — Подобно остальным, услышал твой зов, — глава ордена Истари произносил слова медленно, с гордостью и величием. Ниар от его манеры говорить покоробило. Истинный сын своего рода, Саруман ничем не отличался от тех надменных владык Амана, что изгнали отца из Эа. — И шел на еще слышимое в воздухе эхо, оставленное спетой тобою песней. Полагаю, вскоре многие захотят встретиться с дочерью Моргота. И я далеко не самый плохой гость, колдунья. Я явился к тебе с заинтересованностью и новостями, которые могут показаться тебе занятными. Ниар снова хохотнула. Сложив руки на груди, оглядела Майа с ног до головы. Странно, но чародей все еще не испытывал страха. Даже увидев огонь в глазницах Миас, не отступил и не запаниковал. Напротив, все более уверенно вел себя Курунир, и все шире становилась его улыбка. — Ты – шавка Валар, с которыми я не имею ничего общего, — огрызнулась ангбандка, опять ощущая кипящее в крови бешенство. — Ты прислан сюда, чтобы избавить мир от тьмы. То есть ты мой враг и довериться тебе я не могу. — Я пришел сюда, ожидая увидеть пред собой существо, схожее духом и телом с Сауроном, — голос Курунира осип, став ниже на тон. Взгляд налился свинцом. — Но увидел простого человека, избитого, покалеченного, усталого. — Разочарован? Другими ты нас представлял? — задыхаясь от едва сдерживаемого сарказма, Красная Колдунья поморщилась. Искоса глядя на Истари, прикидывала, как легче убить надоедливого Майа. Пока не задаваясь никакими вопросами, Ниар позволила себе плыть по огненной реке чувств. — К сожалению, мы есть то, что мы есть. Ты не ответил на вопрос, Курумо: зачем явился ко мне? Разузнать о моих планах? Или, быть может, понадеялся лишить меня жизни? Смею заверить, последнее тебе не по плечу. Саруман, мерзко оскалившись, лишь покачал головой. Со стороны похожий на старого коршуна, Майа облокотился на посох. Выждав минуту, заговорил, в этот раз голосом веселым и звонким. — Нет, я не разочарован, и – нет, я не собирался заполучать твои тайны, дочь Моргота. — ступив стороной, глава ордена Истари посерьезнел в лице. Глядя на Ниар исподлобья, он продолжил: — Искреннее восхищение я чувствую к вам, воины погибшего королевства, и желаю стать вам другом. Только не подумай, что мне не известна цена чужой преданности. В тебе, как и в твоем отце, кроется невиданная сила и воля, коих мне всегда не хватало. Так вышло, что Вала Мелько ныне коротает дни вдали от Эа, но ему на смену пришли его дети, более сильные, умные и решительные. В той войне, что некогда была предсказана, будет только один победитель и имя ему Эру. Полагаю, тебе это и без меня известно. — Продолжай, — без энтузиазма приказала Ниар. Чародей задел в ее душе струнку страха, беспокоить которую Красная Колдунья не хотела бы. Однако в словах Белого Мага таилась первозданная, исконная истина и ангбандка желала понять, к чему вел посланник Ауле. — Твой отец со времен Великой Песни желал лишь одного – свободы для созидания без участия Илуватара, и был в своем стремлении по-своему прав, — Курунир, кажется, не шутил. Нахмурившись, принцесса Дор Даэделота ощутила смутное предчувствие скорой беды. — Он хотел освободить Фэа существ Эндора от воли Первого Певца, позволив им свободно решать свою судьбу. Искренне и честно Мелькор мечтал о мире, где Создатель не вершит суд над своими творениями и позволяет им свободно путешествовать даже за Чертогами Безвременья. Таков был его завет и таким оказалось его наследие. В тебе я вижу его отражение и былой пыл, коим обладал один из величайших Валар. Возможно, тебе суждено погибнуть в своей немыслимой и дикой борьбе, но я хотел бы верить, что действительно существуют силы, находящиеся вне воли нашего общего праотца. А потому, дабы заслужить твое доверие и твое покровительство, я открою тебе завесу тайны, которая, вероятнее всего, тебя заинтересует. Как ты явилась в Эннорат, так и враги твои не заставили себя ждать. Один из них уже путешествует по раздольям Средиземья и желает вернуть тебя и твоих близких в Аман. Он опасен, силен и тщеславен. Когда-то возглавлявший смелый и гордый народ, бессмертный эльф охотится за тобой и не боится тебя. Имя ему Феанор, Верховный Король Нолдор, создатель Палантиров и Сильмарилл. Последняя реплика старика вышибла из Ниар дух. В темноте повисла гудящая тишина, сдавливающая барабанные перепонки. Глыба льда, мгновенно образовавшаяся на месте сердца, разрасталась и становилась все холоднее. Ангбандка, покачав головой, растерянно улыбнулась. Попытавшись представить себе того, кого описывал Саруман, безотчетно поежилась. Хмыкнув, тут же почувствовала дрожь во всем теле. Холодный пот выступил крупными каплями на лбу. Сын Мириэль и Финве, предок Келебримбора, давно умерший владыка огня и металла. Еще один призрак из Страны Теней. Кто мог его призвать? Ниар зарычала, уподобляясь балрогам. В ее глазах заплясал огонь, он же окутал ее тело, языками оплетая руки, ноги, торс. Восставшая из пепла ненависть воспылала невиданным пламенем. …Майрон…