♦♦♦♦♦
Тучи сгущаются над Казад-Думом. Клубятся над ним, пылая веерами молний. Разлетаются черным саваном, скрывая в себе остропикий Карадрас. Такова была правда и Торин ее с ясностью осознавал. Однако желание его отправиться в древнее царство от этого не ослабевало, но только становилось сильнее. Представляя себе, как вырывает из мертвых лап Азога ключ от Одинокой Горы, эреборец жаждал поскорее направить свой шаг к Мглистым Горам. — Ривенделл не успел измениться, — с усмешкой на устах произнес Двалин. Встав подле, кинул долгий взгляд на эльфийские постройки. — Нетленные города бессмертных. Как думаешь, Элронд примет нас или даст пинка под зад? — Мы привели домой его дочь, — Торин нехотя обернулся. Арвен и Илийя, только похорошевшие за время сложного путешествия, весело щебетали с Ори. — Он будет благодарен нам за это. Впрочем, не стоит слишком надеяться на помощь с его стороны. Эльфы не одобряли наше рвение отвоевать Эребор. К желанию вернуться в Морию они отнесутся с еще большим маловерием. — Да, но кто их будет спрашивать, м? — широко улыбнувшись, Двалин поймал взгляд Торина. Последний, крайне уставший, заметил беспокойство на лице друга. — Что тебя гложет? — почти уверенный в том, что ответа услышать не захочет, задал вопрос молодой Король. Сняв с плеча тяжелый тюк, битком набитый диким луком, присел на небольшой скальный уступ. Внизу, под ногами, раскинулась все еще цветущая долина Имладриса. Сотни крохотных водопадов, изгрызающих плотную твердь земли, серебряными ниточками спадали к низинам. — Ниар, — без колебаний ответил Двалин. Нахмурившись, присел рядом, будто готовясь к долгой и сложной беседе. — Ты ведь понимаешь, что мы не можем оставить ее тут. Знать не знаю, что между вами произошло и отчего молчание теперь считается нормой общения, но поступить так неправильно. — Здесь безопасно, — сквозь зубы процедил Торин. В последнее время избегающий откровенных разговоров, он сжал руки в кулаки. Всякий раз, стоило имени Ниар прозвучать вблизи, гнома начинало лихорадить. — Эльфы озаботятся о ней. А у нас нет времени делать еще один крюк. Захочет вернуться домой, справится самостоятельно. — Ты сам себя слышишь, Торин? — даже не пытаясь скрыть возмущения, прошипел Двалин. — Как она сможет добраться до Беорна? При переходе через горы мы сами чуть не погибли. Как, по-твоему, ей удастся добраться живой до Каррока? Или желаешь судьбу ее вверить эльфам? — Почему бы и нет? — теряя терпение, огрызнулся Торин. Не испытывая ни малейшего желания продолжать беседу, поднялся на ноги. — Им как раз будет под силу правильно понять, как поступить с этой девицей. — Раньше ты защищал ее с отчаянием, — мрачно заметил друг. — Готов был глотку перерезать любому, кто говорил что-то плохо в адрес крохи. Что же изменилось теперь? — Ей просто лучше остаться в Имладрисе, — отрезал Торин, даже грубее, чем намеревался. Покачав головой, вновь обратился к Двалину, не замечая горечи, проникшей в голос: — И больше не спрашивай меня об этом. Я принял решение, и менять его не намерен. Закончив речь, Торин развернулся на месте и зашагал к тропе, ведущей вниз. Проходя мимо Ниар, невольно обернулся, глядя на лихую наездницу. Кареглазая чаровница стояла рядом с Арго, перебирая косицы в гриве любимца. Вплетенные в конский волос колокольчики тонко пели, вторя движениям смертной. Вороной конь смиренно пощипывал травку, ведать не ведая о проблемах своей хозяйки. «Если бы только ты захотела мне объяснить, что творится, — мысленно обратился Торин к Ниар. Чудовищная боль терновым ободом обвила сердце. — Если бы только попробовала рассказать правду. Я постарался бы понять, клянусь Аулэ. Постарался бы простить и принял бы тебя такой, какая ты есть на самом деле. Но ты не захочешь ко мне обратиться. Не доверишься. Потому что мы похожи. Потому что оба желаем большего, чем дозволяет нам жизнь. Проклятый мир, кто бы знал, как мне не хватает твоей улыбки». Горькие мысли отравляли сознание. Качнув головой, Король-под-Горой отогнал наваждение. Боль стихла, но не исчезла. Торин полагал, что так будет и дальше, до скорбного момента последнего вздоха. И примирялся с этой правдой, полагая, что так будет лучше для всех. — Пора отправляться, — обратившись к компаньонам, гном подхватил первый попавшийся под руки тюк. Бильбо, стоявший рядом, попытался ношу у эреборца забрать. Предостерегающе глянув на полурослика, Торин поджал губы. Ему ужасно хотелось лечь и заснуть, но вместо этого наследник рода Дурина лишь подгонял свой отряд, стремясь побыстрее отделаться от случайных попутчиков. — Спуск к Ривенделлу будет не сложным, но достаточно долгим. Давайте поторопимся и уже завтра отправимся в Морию. С этими словами на устах Король-под-Горой первым ступил на заветную дорогу. Надеявшийся хоть немного отвлечься от тягостных дум, он тут же вернулся мыслями к Ниар. Причем чем ниже приходилось спускаться к долине, тем сильнее становилось желание Торина развернуться и прильнуть к кареглазой красавице, забыв об обидах и подозрениях. Травы в Ривенделле не тронула осень, и они продолжали благоухать летом. Медом. Любовью. Путникам потребовалось меньше часа, чтобы оказаться у эльфийского убежища. Карнигул встретил путников широко распахнутыми вратами.♦♦♦♦♦
Карнигул встретил путников широко распахнутыми вратами. Братья и сестры, обычно подозрительно относящиеся к нежданным гостям, в этот раз благодушно приветствовали гномов, памятуя об их веселом нраве. Линдир, тоже сумевший выдавить улыбку при встрече с эреборцами, без лишних вопросов отвел уставших путников к их прежним покоям. Жарко поприветствовав Арвен и не менее жарко Нанивиэль, эльф удалился в сопровождении компании Торина Дубощита, оставив дам дожидаться хозяина Имладриса. — Ваш отец не слишком обрадуется моему возвращению, — Илийя, сильно изменившаяся за прошедшее время, прямым взором поглядела в окно. — Господин Элронд желал отправить меня в Лориэн. — Не говори глупостей, милая, — одернула подопечную Арвен. Изрядно нервничающая перед встречей с отцом, она и сама не знала, чего следует ожидать. — Он вне всяких сомнений с радостью и облегчением поприветствует нас. Ведь мы были в опасности, могли погибнуть. Нанивиэль предпочла промолчать. Оправив наряд, сшитый гномами Даина Железностопа, подтянула кожаный ремень на талии. Клинок, подаренный эльфийке племянниками Торина, приятно звякнул. Грустно поджав губы, Арвен попыталась улыбнуться. С сожалением подступаясь к мыслям об окончании сложного пути, бессмертная признала, что неожиданные приключения стали самым лучшим событием за последние полсотни лет. От печальных мыслей Ундомиэль отвлек звук открывающихся дверей. Развернувшись на месте, эльфийка с опаской остановила свой взгляд на вошедшем в залу отце. Владыка Элронд, чаще сохраняющий безмятежное спокойствие, даже не пытался показаться хладнокровным. Двигающийся стремительно, он в три больших шага подошел к дочери. Окинув беглым взором ее лицо, заключил в крепкие, теплые объятия. Приникнув к груди отца, Арвен ощутила, как слезы подступают к горлу. Уставшая, она только теперь поняла, как сильно ей не хватало домашнего тепла. — С тобой все в порядке? — задал вопрос Элронд, твердым движением отстраняя от себя дочь. — Не обижал ли кто тебя? — Я в полном здравии, отец, — потупив взгляд, Арвен сжала руки в кулаки. Каждое слово следовало взвешивать перед тем, как произнести. Сейчас от вскользь брошенных фраз могли зависеть судьбы с трудом приобретенных друзей. — Мы добрались до Ривенделла без трудностей и опасностей. Наши добрые защитники многим пожертвовали, чтобы доставить меня и Нанивиэль в Имладрис так скоро, как только возможно. — Вот как, — чуть нахмурившись, Элронд ступил стороной. Посмотрев на Илийю, улыбнулся краешками губ, руками подзывая к себе младшую квенди. — Подойди сюда, милая. Я хочу взглянуть на тебя поближе. Явно робея, молодая эльфийка несколько мгновений мялась на месте. Потом же, осмелев, чуть ли не бегом кинулась к Владыке Ривенделла. Как смертный ребенок, подвластный болезням и страстям, она в рыданиях уткнулась в тунику Элронда личиком. И смех, и горечь, и вечная дерзость – все смешалось в Нанивиэль океаном вечных эмоций. — Тише, милая, тише, — сквозь смех проговорил эльф, поглаживая Илийю по голове. — Вы в безопасности и ничего более не угрожает Вам. Арвен, наблюдая за отцом, сложила руки на груди. Вконец успокоившаяся, теперь она думала о гномах, пришедших в Ривенделл вместе с бессмертными девами. Эреборцам не только нужен был приют, но и помощь. Отлично помнившая сложность пути к Гундабаду, Ундомиэль знала, что обязана подгорному народу не только своей жизнью, но и жизнью Илийи. Никогда не приветствовавшая людской жизненной философии, бессмертная вспомнила истину, которую младшие дети Илуватара превозносили над другими правдами. Фиримар говорили, что долг платежом красен. Кажется, как раз и наступало время раздавать долги.♦♦♦♦♦
Никогда не приветствовавшая людской жизненной философии, бессмертная вспомнила истину, которую младшие дети Илуватара превозносили над другими правдами. Фиримар говорили, что долг платежом красен. Кажется, как раз и наступало время отдавать долги. Во всяком случае, Арвен вела себя в соответствии с этим постулатом: беспокоясь о комфорте гномов, она хлопотала, обустраивая гостей. Илийя как могла, помогала заступнице – вышагивая рядом с Кили и Фили, раздавала подгорным жителям теплые одеяла и приятные закуски до ужина. — В прошлый раз нас встретили не так тепло, — заметил старший из двух братьев. Подмигнув спутнице, хохотнул. — Какие-то у вас весьма двойственные понятия о радушии. Конечно, был ужин, вино и тепло. Но каждому отдельные покои? Не слишком ли? — Вы вернули в Ривенделл Леди Арвен, — Нанивиэль смущенно отвела взгляд. Всякий раз, когда молодые гномы обращались к ней, девушка заливалась румянцем. — Мы обещали отблагодарить вас. Мы сдерживаем свои обещания. — Неужели шалопайка перестала говорить, как разбойница? — Кили, хитро улыбнувшись, догнал эльфийку и коротко щелкнул пальцем по носу. — С чего такие изменения, птичка? — Прекрати меня называть так, коротышка, — возмущенно зашипела Илийя, впихивая в руки гнома стопку аккуратно сложенных одеял. — Я тебе не просто смертная девица без ума и гордости. Я эльф. Мне должно говорить красиво. — Вот как? — удивленно вскинув брови, Фили пропустил бессмертную вперед. — Раньше кое-кто открещивался от своего наследия. Мы так опротивели тебе за время путешествия? Или кому-то надоели веселые песни и танцы? — Прекрати говорить глупости, — фыркнув, девушка кокетливо расхохоталась. Остановившись, оправила сюртук безбородого гнома. Широко улыбнулась, наслаждаясь приятной компанией. — Как могут надоесть уроки кхуздула? Нет, дело не в том, что мне вдруг захотелось приобщиться к скучной истории рода. Просто… — Ты не одна из нас, — понимающе кивнув, Кили грустно повел головой. — Оно и понятно, птичка. Мы скоро уйдем, а тебе придется остаться. Не осуждаем, ни в коем случае. Но не нужно говорить с нами, как с чужаками. Мы вместе сражались с орками, грелись у одного костра. Мы друзья, а не враги. — Да и накуролесить уже не успеем, — поддакнул Фили, вставая рядом с эльфийкой. — Дядя собирается уже завтра отправиться в путь. Нам осталось провести последний вечер вместе. Так что давайте-ка не ссориться и не спорить. — Да мы и не спорили, — возразил Кили. Поймав взгляд Нанивиэль, нахмурился. Молодой гном казался мрачнее серой тучи. — А ты никогда не думала, что можешь избрать другую участь, бессмертная? Илийя, услышав оброненную приятелем фразу, на безумно долгое мгновение потеряла дар речи. Слова, до боли знакомые, шепотом прошелестели в сознании. Эльфийке уже доводилось слышать подобный вопрос с уст незнакомки, повстречавшейся в Лихолесье. Произнесенная Кили, она не так давно ознаменовала для Нанивиэль начало долгого пути к Ривенделлу. «Ты можешь избрать другую участь, бессмертное дитя Эру». Именно так сказала красавица-гномка, за которой пришлось гнаться сквозь заросли Черного Леса. Чувствуя, как теряет контроль над собственными ощущениями, Илийя сглотнула. Крупная дрожь, охватившая девушку, перерастала в сильный озноб. Моргнув, эльфийка подняла взгляд к друзьям. «Та женщина казалась необычайно высокой и красивой, как для гномки, — подумалось юной Синда. — Она была черноволоса, синеглаза и светла лицом. Кажется, ее одежды были из дорогой ткани. Почему она заговорила со мной?». — Ты хорошо себя чувствуешь? — заметившие отстраненность спутницы, обратились к бессмертной гномы. — Ты побледнела… — Все отлично, — потерянно ответила Илийя, не зная, лжет, или говорит правду. — Просто вспомнилось кое-что, о чем забывать не стоило. Память – капризная женщина.♦♦♦♦♦
Память – капризная женщина. Она то решает сокрыть туманом важные детали прошлого, то выставляет сокровищницу воспоминаний на свет. Ниар, проклиная себя за вечное тяготение к ненужным измышлениям, тихонечко сидела в эльфийской беседке, пытаясь угомонить растущий страх. Ей не нравилось в Имладрисе. Все в цветущей долине вызывало в душе Красной Колдуньи жуткое отвращение, граничащее с ненавистью. Некогда восхищавшаяся эльфийскими искусством и историей, теперь старшая Миас видела в культуре бессмертных увековеченные напоминания о допущенных ошибках. Лишенная возможности пользоваться своим тайным зрением, Ниар руками ощупывала скамью, на которую присела. Тонкие пальчики скользили вдоль до боли знакомых узоров. Вот древний, очень красивый рисунок, похожий на снежинку: ветвистые крючкообразные линии сходятся воедино в цельном ансамбле звездного калейдоскопа. Он называется «Хэкелло» – «Покинутый эльф». Некогда его вырезали на оружии те из Эльдар, что шли следом за Феанором, желавшим вернуть Сильмариллы. А вот другой, в форме широкого крыла. Имя ему – «Намагриэ». Произнося это слово, прощались с жизнью эльфы, жившие в Гондолине. Памятная битва породила множество песен и сказаний, рисунков, начертаний. Черный день памяти для всех живущих ныне бессмертных. Рука Ниар остановилась на очередном узоре. «Улуг». Вырезанный в дереве силуэт Железной Короны. Острый абрис трех стальных зубьев, в которые старые мастера Ангбанда сумели вставить Сильмариллы. Ниар хохотнула, заворожённо изучая знакомые очертания. Почему-то нынче всем казалось, что Мелькор носил высокую, грубо исполненную корону. Наверное, эльфам нравилось омрачать образ извечного врага Арды, пугая смертных ужасающими, но выдуманными деталями прошлого. Мало кто знал, как на самом деле выглядел этот знак власти Дор-Даэделота. «Она была похожа на два тонких голубиных крыла, — вспоминала Красная Колдунья с растущим гнетом в душе. — Кованная из грубого, черного железа, тиара сходилась над переносицей тройным сплетением, где красовались заветные камни. В ней не было никакой прелести и изящества. Лишь простота, граничащая с безумствующей скромностью отца. Он не желал хвастать добытым сокровищем, но кто бы поверил в это? Лишь Саурон, знавший правду. Великий и ужасный Моргот, проклятый миром, надел свою знаменитую Корону, чтобы уберечь своих детей от лишних взглядов. Как прозаично и скучно звучит эта правда». Губы Ниар растянула грустная улыбка. Ей вспомнилось, как отец надевал стальной обод ей на голову, примеряя. Корона сползала на нос, никак не желая удерживаться на лбу: тогда Мелькор с добрым хохотом щелкал дочь по носу и убеждал, что в один прекрасный день тиара окажется крохе впору. Ниар, будучи совсем маленькой, расстраивалась и с завистью глядела на заветный обруч. Теперь Железная Корона не казалась столь привлекательной наградой. Она являлась символом исчезнувшего царства. Реликвия, не более чем… — Ниар? Вам тоже надоели бессмысленные беседы моих сестер? Не осуждаю, честное слово, сама готова сбежать от них назад к горам и троллям. Порой так раздражают бесконечные разговоры о музыке и танцах! Вы давно тут сидите? Торин ищет Вас! Красная Колдунья узнала не голос Нанивиэль, но ее топот. Молодая эльфийка бегала быстро, грузно и весело. Резво переставляя ножки, Илийя слетела с каменной лестницы и остановилась на навесной площади, прямо перед широкой беседкой. Подтянув полы длинного платья, неловко двинулась к Ниар. Последняя, отдернув руку от изучаемой резьбы, приосанилась, натягивая на лицо дружелюбную улыбку. — Я, пожалуй, посижу с Вами, — не дожидаясь ответа от чародейки, бессмертная присела рядом. От нее веяло ландышами и корицей. — Не хочу слушать разговоры взрослых. Они кажутся мне скучными и глупыми. К тому же, совершенно бесполезными. Ангбандка промолчала, не желая спорить с собеседницей. Не сомневаясь в том, что Эльда права, опустила голову, мысленно отгораживаясь от Илийи. Какое-то время обе девушки молчали, позволяя звукам внешнего мира заполнить неловкую тишину. Когда же затянувшаяся пауза стала не в меру тягостной, Ниар решила обратиться к эльфийке. Подсознательно догадываясь, что Нанивиэль появилась рядом не просто так, Красная Колдунья задала вертящийся на языке вопрос: — Илийя, ты ведь не в поисках приятной компании явилась ко мне. Тебя тревожит что-то? И если да, то, как я могу помочь тебе? В моих силах немногое. Лишь добрый совет могу тебе я дать. — Да, неловко как-то получается, — поведя головой, напряженно проворковала эльфийка. Впившись руками в лавочку, качнулась вперед. — На самом деле я просто гуляла, размышляя о всяком. А когда увидела Вас, решила подойти. Не сказала бы, что нуждаюсь в совете или чьем-то одобрении, но Ваше мнение услышать хотелось бы. — Тогда объясни, что гложет тебя, кроха, — неохотно ответила Ниар, чувствуя, как переступает грань дозволенного. Ей не следовало напрямую вмешиваться в жизнь старших детей Илуватара. Средств для манипуляции существовало и так предостаточно. К тому же, Нанивиэль располагала к себе. — Я постараюсь ответить честно, не скрывая ничего и не утаивая. — Я, в отличие от гномов, Вам безусловно верю, — в голос Илийи проникли нотки восхищения. — Мне нравится думать, что существуют люди, способные помогать ближним без корыстных мотивов. Наблюдая за Вами, я заметила, как самоотверженно Вы себя ведете. Как у Вас это получается? Неужели не страшно? — Страшно что? Рисковать собственной жизнью? — Ниар стало смешно. Кто бы мог подумать, что она, пребывая в Имладрисе, станет раздавать моральные уроки эльфам? Иронично. — Как бы громко это не звучало, но время, отведенное мне, рано или поздно закончится. И меня не волнует, когда именно. Я не верю, что после смерти окажусь где-нибудь в прекрасном месте, где нет ни боли, ни страданий. Мне кажется, что после меня вообще ничего не ждет, кроме пустоты и вечной ночи. Поэтому я стараюсь использовать каждую секунду с определенной пользой. К тому же, если есть возможность помочь кому-то, даже ставя на кон собственную судьбу, почему бы этой возможностью не воспользоваться? Я не то существо, чья жизнь может цениться выше жизней моих друзей. — То есть, Вам не страшно, — подытожила Илийя. Горько хмыкнув, вымолвила: — А мне вот страшно. Хоть я и не хочу жить вечно, как мой отец и моя мать, мне страшно сделать выбор. Честно говоря, мне страшно даже подумать об этом выборе. — Выбор штука весьма забавная, Нанивиэль, — Ниар помрачнела, осознавая, что перестает говорить на темы отдаленные и бесформенные. Разговор начинал обретать вполне ясные границы и цвета. — Порой кажется, что выбирать не из чего. А порой возможностей появляется так много, что выбрать правильную просто нереально. За свою жизнь я убедилась только в одном: следует поступать так, как велит поступать сердце. Так или иначе, но ты уже знаешь, чего хочешь. Тебе требуется лишь найти в себе силы изменить то, что нужно изменить. — А можно еще один вопрос? — Илийя развернулась к ангбандке. Не смея игнорировать эльфийку, Ниар обратилась лицом к девушке. Тяжело дыша, Нанивиэль помялась, прежде чем озвучить мысли. — Если бы вдруг Вам повезло стать одним из нас, Вы бы согласились? Я имею ввиду, согласились бы Вы… — Я поняла, о чем ты ведешь речь, — Ниар нахмурилась, пытаясь решить, к чему юная барышня завела столь философский разговор. Молодые разумы нуждались в возвышенных думах, но Красная Колдунья не понаслышке знала, какими опасными могли оказаться исконно невинные мысли. — И нет, я не желала бы жить вечно. Это дар, которого я не заслуживаю и которым я не смогла бы распорядиться здраво. Мне хватит и времени, отпущенного судьбой. Не нужно гореть долго, чтобы гореть ярко. — Вот значит как, — Илийя не казалась удивленной. Наоборот: интонация ее окрепла, стала утвердительной, сильной. — А что значит гореть ярко? Как понять, что следует делать? — Я думаю, тебе лучше спросить у старших, — Ниар не желала развивать темы. Ей все больше казалось, что произнесенные слова окажут не самое лучшее влияние на эльфийку. Желания брать ответственность за чужие поступки Красная Колдунья не испытывала. — И так было сказано слишком многое. — Мне интересно, — настаивала бессмертная. — Никогда раньше не приходилось говорить о бессмертии, как о даре, ниспосланном судьбой. Я им обладаю, и, честно говоря, не знаю, хочу ли обладать им и дальше. — Ладно, — нетерпеливо буркнув, Ниар встала со скамьи. Отряхнув подранный наряд, смахнула с лица несколько непослушных прядок. — Если ты так настаиваешь, то я выскажу свое мнение. С раннего детства в моей семье было заведено говорить, что правильность поступка измеряется количеством крови, которую нужно пролить, чтобы этот поступок совершить. Чем меньше жертв требовала цель, тем вернее она была. Эта точка зрения с моей не совпадает, но это не значит, что никакого смысла в ней нет. У каждого из нас есть определенный жизненный долг, от которого не убежать, не спрятаться. Если вдруг возникает вопрос, как поступить, следует действовать в соответствии с интересами той стороны, которую представляешь. Только нужно правильно решить, какую позицию занять – то, что одним кажется правильным, для других будет ложным. Истина же обычно не имеет никакого отношения к общественным суждениям. Искусство правления заключается в том, чтобы увидеть правду, не зависимо от предвзятости взглядов. — Вы говорите так, будто рассуждаете о государствах и империях, — Нанивиэль по примеру Ниар поднялась со скамьи. Складки ее нового платья зашуршали шепотом шелка. — Но я спросила не о том. — Разница минимальна, — пояснила Ниар, вдумчиво выбирая фразы. — Защищать интересы страны, защищать собственные интересы – меняется лишь масштаб, но логика остается прежней. Найди равновесие и смелость, чтобы идти по выбранному маршруту. И знай, что за все придется заплатить определенную цену. — И кто же устанавливает эту цену? — не унималась эльфийка. Обойдя Ниар сбоку, остановилась прямо перед чародейкой, преграждая ей путь. — У кого узнать, как дорого может обойтись свобода? — Вопрос извечный, а ответ вполне очевидный, — Ниар улыбнулась, с трепетом и ужасом понимая, что наставляет бессмертную на путь скользкий и опасный. — Только тебе и решать, как много платить за право оставаться независимой от традиций, наветов и чуждого мнения. Затем и нужна храбрость, Нанивиэль. Свобода по сути своей понятие весьма эфемерное, а на практике оно оказывается похожим на прыжок в бездну. Решиться подойти к краю может каждый. Но не у каждого за спиной есть широкие и сильные крылья. Дело ведь даже не в бессмертии, судьбе, небесном провидении. Дело в риске. Чтобы получить многое, нужно и рискнуть не меньшим.♦♦♦♦♦
Дело в риске. Чтобы получить многое, нужно и рискнуть не меньшим. Торин, размышляя о Мории, вновь и вновь вспоминал об отце. Не храня крепкой надежды встретить Траина вновь, молодой Король-под-Горой все же тешил себя размышлениями о битве с Азогом. Хотелось отплатить бледному орку сполна. За истязания, за убитых собратьев, за неутихающую вражду. Только в этот раз гном не был намерен ограничиться победой поверхностной. В Торине крепло и росло желание вырвать гундабадцу сердце из грудной клетки, чтобы позже преподнести его на блюде своей сестре. Своим друзьям. Своим людям. — То есть Вы не знаете, где сейчас находится Гэндальф? — Элронд, отпив из кубка сухого, задумчиво посмотрел в сторону. Сидя за широким столом, эльф достаточно часто бросал долгие взгляды на горизонт: кроваво-красный глаз солнца окунал земли Эннората в рубиновые волны. — Он отправился по своим делам, оставив нас еще на подступах к Лихолесью, — не желая слишком уж распространяться, Торин старался выражаться фразами общими, всеобъемлющими. — Больше вестей от него мы не получали. — Митрандир не из тех, кто в нужный момент друзей оставляет на волю случая, — Владыка Ривенделла выразился более обеспокоенно, чем можно было бы ожидать. Внимательно следя за собеседником, Торин прищурился. — Вы совсем не обеспокоились? — Мне казалось, что волшебник сам способен за себя постоять, — медленно произнес гном. — Он ведь вел нас на битву с драконом, которой так и не состоялось. Неужели что-то могло навредить великому Гэндальфу Серому? — Азог отобрал у Вас ключ, — оставив философский вопрос без внимания, Элронд отставил кубок с вином в сторону. Сложив руки на груди, вытянул губы в трубочку. Торин хорошо знал это выражение лица. Так хитрые и дальнозоркие давали понять своим менее удачливым партнерам, что помощи оказывать не собираются. — Как же вовремя, не находите? — Если Вы считаете, что этому факту я могу обрадоваться, Вы сильно ошибаетесь, — едва сдерживая в себе праведный гнев, Король-под-Горой отвернулся. Не хотелось продолжать дискуссии, но с правилами дипломатии спорить было сложно. Элронд предоставил Торину и его друзьями временное, но все же убежище. — Мои намерения были тверды и неколебимы. Треклятый орк же сумел разнести их в пух и прах… — Я ни в коей мере не сомневаюсь в Вашей отваге и чести, Торин Дубощит, — бессмертный, будто приняв замечание гнома за оскорбление, слегка поморщился. — Напротив, я сочувствую Вам и удивляюсь неотвратимой удаче Азога Осквернителя. Но позвольте спросить – откуда он узнал про ключ? — Считаете, он причастен к отсутствию Гэндальфа? — не улавливая хода мыслей остроухого, Торин поджал губы. Ему никогда не нравились туманные беседы. Не зная, стоит ли ожидать от эльфа разъяснений, подгорный житель тут же добавил: — Вряд ли орк сумел бы навредить колдуну. — Честно говоря, меньше всего меня волнует Азог, — признался Элронд нехотя. — Приведя Вас в Имладрис в первый раз, Гэндальф сообщил нам некоторые вести, которые многие сочли бы за дурное предзнаменование. Каюсь, я принял их к сведению, но не отнесся к словам Митрандира серьезно. Теперь у меня есть основания полагать, что в опасениях нашего общего друга было больше смысла, чем хотелось бы. — О чем Вы говорите? — не желая более гадать, прямо спросил Торин. — Гэндальф не посвящал нас в свои дела, но у Лихолесья он уже выглядел обеспокоенным и усталым. Может ли этот факт как-то Вам помочь? — Не знаю, но уверен: Митрандир после прощания с вами направился к Дол Гулдуру, — Элронд поглядел Торину в глаза, впервые глядя на него не как на назойливого гостя, но как на правителя, равного себе. — Тьма сгущается над Средиземьем, и мы никак не можем понять, где же находится источник наших бед. Торин промолчал. Понятия не имея, о какой такой тьме ведет речь бессмертный, он подумал о Ниар. Вспомнились недавние слова Балина. Седобородый просил подопечного поразмышлять о таинстве бескорыстной помощи. И ведь действительно: кареглазая чаровница стала полноправным участником долгого похода как раз тогда, когда исчез Гэндальф. В таком совпадении не было ничего сверхъестественного и пугающего. Если бы не колдовство, которым Ниар владела. Торин с некоторых пор вообще не сомневался в магической сущности смертной красавицы. «В доме у Беорна она успокоила Ори, — со скупой отстраненностью подумалось эреборцу. Разрастающаяся в душе вьюга сметала едва стоящие укрепления спокойствия. — Просто коснулась его и прогнала дурные сны прочь. Тогда мне чудилось, что в подобном не стоит искать предосудительного. Теперь я готов дуть даже на воду, лишь бы вновь не обжечься. Легче, правда, не становится. Да и не станет. Осталось лишь решить совпадает ли мое “хочется” с действительным “правильно”». — Я зря накинулся на Вас с расспросами, — нарушая неловкое молчание, Элронд достаточно корректно сменил тему. — Вы вернули Арвен и Нанивиэль домой, сделав огромный крюк. Не получая вестей от родных, я не находил себе места. Только представьте испытанное мною облегчение, когда слуга доложил о возвращении дочери в целости и сохранности. Учитывая, какие натянутые отношения сложились между нашими народами, хочу выразить Вам мою благодарность. Просите, чего желаете – мы предоставим любую помощь. Торин приподнял вверх правую бровь, так и желая сострить. Вряд ли за теплыми словами бессмертного действительно крылась готовность кинуться в бессмысленный бой бок о бок с гномами. Владыка Имладриса старался оставаться радушным и справедливым, вот только даже ради выплаты долга он не согласился бы отправить своих бойцов к Казад-Думу. И мотивы эльфа Торин прекрасно понимал. — Нет, нам ничего не нужно, — холодно изрек Король-под-Горой. Глядя прямо в глаза Элронду, постарался изобразить искренность. — Мы завтра же отправимся далее в путь, назад, к Эред Луин. Только до этого проводим нашего милого хоббита в Шир. Мистер Бэггинс стал нам побратимом – теперь мы просто не можем бросить его на произвол судьбы. — Вот как, — моргнув, эльф прищурился. — Неожиданно, если честно. Я ожидал от Вас чего угодно, но только не такого признания. И все же, впереди Вас ждет долгий путь. Вы можете остаться в Ривенделле столько, сколько захотите. Мои мастера помогут подлатать доспехи и наточить оружие. Только попросите, и я ручаюсь исполнить любое Ваше желание. Торин на мгновение задумался, колеблясь. А потом все же решил высказать свою маленькую просьбу вслух: — Есть одна вещь, о которой я смею вопрошать. С нами путешествовала юная девушка, повстречавшаяся нам на пути к Эребору. Она жила у оборотня по имени Беорн, быть может, Вам знакомого. Мы привели в Ривенделл Арвен и Илийю, но временем, чтобы вернуть Ниар домой, мы, к сожалению, не располагаем. Я хотел бы попросить Вас проследить за тем, чтобы наша спутница добралась до Каррока в добром здравии. Ее судьба тревожит мое сердце. Мне не хотелось бы обижать тех, кто помогал мне и друзьям моим в долгом путешествии. Признательность – черта мудрых и справедливых правителей.♦♦♦♦♦
Признательность – черта мудрых и справедливых правителей. Трандуил не слишком жаловал Гэндальфа, но отказать магу в помощи не мог. Глядя на несчастного, эльф не ощущал жалости. Бессмертным руководило чувство долга. И прагматизма. Волшебник попал в ловушку и Трандуил догадывался, в чью именно. Тауриэль, показавшая собратьям путь к Серому Страннику, очень туманно разъяснила обстоятельства своей встречи с чародеем. Пропадавшая все это время где-то в Лихолесье, лесная стражница упрямо не желала объяснять своему Королю причины излишнего беспокойства. Впрочем, Трандуил и не собирался давить на подчиненную. По крайней мере, пока. Забот и так хватало. Обойдя стороной кровать, на которую добрые слуги положили Гэндальфа, бессмертный замер на месте. Спящий наместник Валар выглядел не умиротворенно спящим, но мертвым. Сильно похудевший, пепельно-серый, Олорин едва дышал. — Как он? — зашедший в палату Леголас обратился к отцу. Легко вышагивая, юноша остановился рядом с южными вратами. — Ты можешь ему помочь? — Я не знаю, — промолвил Трандуил. Обычно не признающий бессилия, в этот раз бессмертный не решился слукавить. Сковывающая Майа магия не имела ничего общего с теми чарами, с которыми привык иметь дело эльф. — Митрандир не слаб, он мог постоять за себя. То, что сломило его волю и погрузило в беспамятство, вряд ли может быть сломлено моими силами. Я постараюсь, но говорить уверенно не могу. — Кто мог совершить такое? Разве Гэндальф желал кому-то зла? — Леголас всегда был честнее и благороднее своего отца. Возможно, отчасти благодаря мягкосердечности. Даже не пытающийся искать корыстных умыслов, которые мог бы скрывать Майа, он лишь удивлялся случившемуся. — Опять же, мне это неведомо, сын мой, — Трандуил поморщился. Мысли Короля умчались в прошлое, перед глазами замелькали картины давно прошедших войн. Тусклые воспоминания постепенно наливались красками. — Когда Гэндальф очнется, свой вопрос адресуешь непосредственно ему. — Как думаешь, что могло там случиться? — озабоченный более обычного, Леголас встревоженно переступил с ноги на ногу. Чаще старающийся держать эмоции в себе, сейчас он и не пытался скрыть от отца растущее волнение. — После того, как Арвен и Нанивиэль пропали, наши дела становятся все хуже день ото дня. И этот дракон, покинувший Эребор. Ведь это недобрый знак. Я слышу, как отчаянно поют деревья в лесу. Воздух пахнет гнилью и смертью. Нужно ли нам опасаться чего-то? «Войны, — тут же подумал Трандуил, не торопясь озвучивать мысли вслух. — Вот чего следует опасаться. И не дракон является нашим самым страшным врагом, но тени, что прячутся днями в старых крепостях былых властелинов. Олорин направился к Дол Гулдуру, видимо пытаясь прояснить то, что беспокоит всех нас. И очевидно, он нашел ответы на свои вопросы». Символ всевидящего ока. Манифест противоборствующей стороны, эдакая квинтэссенция постулатов тех, кто некогда был предан Саурону. Трандуилу говорили, что темные метки все чаще можно было встретить в Лихолесье, бурыми разводами крови нарисованные на коре многовековых деревьев. Тот, кого не верящие называли Некромантом, вероятно, являлся владельцем изуверской подписи. Хотя без подтверждения Гэндальфа судить о чем-то все еще было слишком рискованно. — Пусть наши лекари осмотрят его еще раз, — бессмертный, сощурив глаза, вгляделся в лицо смелого мага. Избравший жизнь в Средиземье, Олорин множество раз демонстрировал свой талант ввязываться в ненужные распри. А Трандуилу не хотелось начинать паниковать без обоснованной причины. — И скажи Тауриэль, чтобы зашла ко мне. Бросив долгий взгляд на сына, Король спешным шагом направился к выходу. Пройдя мимо Леголаса, поймал на себе его упрямый, негодующий взор. Вопреки мудрости и вдумчивости, последний все еще оставался идеалистом и не понимал двойственных правил стратегических игр. Трандуил принца ни в чем не упрекал, но надеялся когда-нибудь заслужить его одобрения. И хоть физической необходимости в подобном не было, духовного равновесия эльфу не хватало. За долгие сотни лет Король Лихолесья убедился в том, что без поддержки близких в делах военных обойтись можно без труда. Но становилось гораздо легче, когда спорные и сложные решения дорогие сердцу люди принимали с пониманием и тактом. А ведь как раз наступало время перемен и трудностей. Чаще склоняющийся к мирным способам решения проблем, Трандуил с сожалением думал, что более не сможет остаться в стороне от битвы. Пугал эльфа не дракон, покинувший Эребор, и не постоянные набеги орков. Десятилетия назад бессмертному уже приходилось сдерживать напор небесных змеев, да и черную кровь когда-то давно ему довелось пролить изрядно. Ужас же в душу Короля вселяла зловещая неопределенность, скрывавшая в себе мрак и отчуждение. Сжав губы в ниточку, Трандуил легким шагом пересек широкий коридор замка, направляясь к своим покоям. Ему необходимо было подумать. Грядущее требовало к себе внимания. И не только.♦♦♦♦♦
Грядущее требовало к себе внимания. И не только. Ожидающая вердикта своего Короля, Тауриэль считала, что будущее затребует от всех неимоверной смелости и терпения. И каким бы невероятным оно ни казалось, каким бы чудовищным ни выглядело, реальность в итоге оказывалась даже хуже ожидаемых перемен. Она вернулась домой без особой надежды на понимание и поддержку. Однако братья встретили Стражницу с радостью и облегчением. Смеясь, улыбаясь и даже шутя, эльфы Лихолесья проводили бессмертную в стены замка, накормили ее без лишних расспросов, дали время для отдыха и восстановления сил. Тауриэль постаралась воспользоваться короткой передышкой разумно: уединившись в ванной комнате с младшей помощницей, она целый час просидела в кадке с горячей водой, мысленно готовя речь для Трандуила. Рассказ выходил путанным и дерганным. Понимая, что Король вряд ли поверит в подобного рода историю, эльфийка решила оставить большую часть подробностей на потом. Не забывая о Гэндальфе, бессмертная закончила умывания и без промедления направилась к Владыке Лесных Эльфов. При встрече с Тауриэль Король не выказал удивления или радости. Он просто приподнял одну бровь, коротко кивнул и осведомился у своей слуги, все ли в порядке. Стражница ответила утвердительно, почти сразу перейдя к делу. Повествование оказалось недолгим, и речь вскоре пошла о Гэндальфе. Упоминание имени Серого Странника взволновало Трандуила. До определенного момента остававшийся сдержанно-спокойным, он начал хмуриться и часто перебивал эльфийку уточняющими вопросами. Убедить Трандуила в необходимости действовать оказалось сложнее, чем ожидала Тауриэль. Упрямый, закрытый и осторожный, сын знаменитого Орофера долго не мог поверить в правдивость слов своей подопечной. Стражница, слегка обескураженная подобным поведением Владыки, лишь упрямо повторяла свои аргументы, вновь и вновь, снова и снова. Когда же Трандуил все же решил отправить патруль на разведку, Тауриэль вызвалась идти во главе отряда. Король не запротестовал, хотя философски заметил, что эмоциям не стоит дозволять руководить рассудком. Так или иначе, но в итоге Тауриэль своего добилась. Отлично знающая тропы Чернолесья, она без страха и опасений повела вверенных ей людей прямиком к дожидающемуся помощи Гэндальфу. Недовольные собратья мысли свои старались держать при себе, но их раздражение эльфийка ощущала и без слов. Сомнения доблестных воинов развеялись лишь тогда, когда бессмертная остановилась у схода с Мен-и-Наугрим. Ясные взоры лесных эльфов приковал к себе едва заметный абрис обвитого плющом старика. После Тауриэль уже не пришлось уговаривать друзей шагать быстрее обычного. Будто единое целое, Стражи подхватили Олорина, раздирая на куски крепкие путы магии. Несколько ловких следопытов резво соорудили из валежника носилки и уложили на них чародея. Без переговоров и рассуждений, бессмертные решили направиться назад, к крепким стенам своего лесного замка. И хоть дорога назад оказалась сложнее и дольше, все помощники Тауриэль были преисполнены воодушевления. Все последующее обратилось в огромный ком неразберихи и суеты. Доставленного на дружественную землю Гэндальфа тут же начали осматривать личные лекари Трандуила. Что-то нашептывая себе под нос, они бегали вокруг чародея, вслушиваясь в его дыхание и пытаясь угадать причины сна, сморившего знаменитого Серого Странника. Спутников Тауриэль, сопровождавших храбрую Стражницу на пути к старому гномьему тракту, Король попросил явиться в тронный зал. Встревоженная бессмертная пожелала друзьям удачи, а сама направилась в цветущие сады Лесного Королевства. Только спустя несколько томительных часов Трандуил призвал к себе Тауриэль. Бледнее обычного, раздраженный и усталый, Владыка Лихолесья заставил пересказать свою подчиненную историю встречи с Гэндальфом еще один раз. Выполнив распоряжение Короля, бессмертная откланялась и поспешно вернулась на пост. Растерянная и утомленная, она упрямо пыталась вычленить из сумбурного потока размышлений хотя бы одну ценную мысль. Тщетно борясь с нарастающим смятением, бессмертная мыслями возвращалась к Феанору, гадая, где сейчас бродил прославленный на весь мир Кузнец. — Даже не представляю, что тебе пришлось пережить, — спустившийся с навесной лестницы, Леголас тепло улыбнулся Тауриэль. Последняя, обернувшись, ощутила разливающееся в груди тепло. — Мы совершенно потеряли всякую надежду найти тебя. Твои следы обрывались у поймы реки. А после того, как треклятый дракон поднялся на крыло, пробиться ниже по течению не вышло бы даже у самого смелого из нас. — То есть Вы струсили перед огнем, — бессмертная широко улыбнулась в ответ. В ее словах не прозвучало укора, но наследник земель Лихолесья отчего-то шутки не оценил. — Не так уж и страшно было вдали от дома. Звезды и небо помогли мне, хвала Варде. Я нашла путь назад, а травы исцелили раны на моем теле. — Ты выглядела напуганной, — Леголас подошел ближе. Ровный взгляд его глаз вынудил Тауриэль потупиться. — Когда вернулась, ты выглядела ужасно напуганной. Я знаю тебя множество лет, я видел, как ты расцветаешь и становишься сильнее. Мне не приходилось ранее видеть в твоих глазах ужас подобного рода. — Ты преувеличиваешь, — очередного долгого разговора по душам Тауриэль могла и не выдержать. Развернувшись на каблуках, эльфийка спешно зашагала в сторону западных врат. Ей не стоило покидать места службы, но занимаемый пост позволял некоторые вольности. — Ничуть, — Леголас не унимался. Догнав эльфийку, поймал ее за руку, останавливая. — Расскажи мне, что произошло там. Отец не желает поведать мне подробности. Да и кажется мне, он сам немного растерян. — Хотела бы я рассказать тебе что-то путное, но, боюсь, сама мало понимаю, — Тауриэль не кривила душой. Поддавшись чужой воле, сбавила шаг. — Слишком темным стал наш старый лес, над слишком многими вещами мы теперь не имеем никакой власти. — О чем ты речь ведешь? — старый друг нахмурился. Во взгляде его промелькнула горечь, смешанная с отчаянием. — Быть может, я могу помочь чем-то? Или сумею успокоить тебя, если ты позволишь? — Вряд ли моему сердцу будет дозволено ощутить прохладу безмятежности, — хмыкнув, бессмертная прикрыла веки. — Что ж, кое-что я, пожалуй, тебе все же скажу. Там, в лесу, после встречи с гномами, на нас напали орки. Меня ранили, и я упала в реку. Без сознания я плыла туда, куда вели меня древние воды. Когда же суша приняла мое искалеченное тело, меня на берегу нашел некто очень могущественный и великодушный. Этот некто спас меня, излечив увечья и очистив кровь от яда. — Кто это был, Тауриэль? — голос Леголаса зазвенел. Сжав губы, эльф качнул головой. — Если он обидел тебя, или оскорбил, только скажи, и я найду его. Клянусь. — О, боюсь, нам не придется искать его, — Тауриэль расхохоталась. — Только вряд ли ты поверишь мне, если я назову его имя вслух. — Не заставляй меня, — попросил Леголас полушепотом. — Ты его выгораживаешь? Зачем? Если он действительно помог тебе, то мы отплатим твоему другу добром и золотом. Он станет гостем в нашем доме, и даже отец выкажет ему почтение. — Дело не в том, хорош он или плох, — бессмертная прищурилась, обдумывая внезапное желание посвятить принца в маленькую тайну Феанора. — Дело в том, что он много могущественнее меня и тебя вместе взятых. И даже Владыка Трандуил вряд ли посмеет спорить с ним на правах равных и нерушимых. Я скажу тебе, кем был мой спаситель, но обещай, что не станешь сомневаться в моих словах. — Обещаю, — Леголас не колебался. Он всегда был таким. Прямолинейным и честным. — Я не стану подвергать твое слово оценке и буду стоять на его правдивости даже если все остальные сочтут его ложью. — В таком случае, загляни мне в глаза, Леголас, — бессмертная на несколько секунд задержала дыхание. Вспомнились запахи и ароматы чая, которые заваривал Феанор для спасенной сестры. — Загляни и пойми, что я не лукавлю. Меня спас тот, кто некогда покинул Валинор, призвав с собой братьев на войну. Его называли разными именами, и разные подвиги приписывали ему. Он стал для нас олицетворением мятежа, хотя когда-то мы называли его Верховным Королем Нолдор. Он – тот, кто сотворил Сильмариллы, Вечный Свет влив в бездушные камни. Собрат, давно погибший, но вновь вернувшийся. Феанор, сын Мириэль и Финвэ, проклятый за свою омытую кровью алчность. Оцепенелый Леголас вначале шутливо улыбнулся но, заметив серьезность своей собеседницы помрачнел. Коротко кашлянув, подался вперед, произнося самый разумный вопрос из тех, что уже задавались Тауриэль: — Ты грубо шутишь надо мной или за время одинокого скитания ум твой помрачился? Повтори произнесенные слова. Ибо я их не уразумел. Эльфийка криво ухмыльнулась, ощущая, как усталость медной мантией ложится на плечи. Наступающая ночь пугала бессмертную сгущающимися у горизонта тучами. Густые барханы дождей и ветра казались такими же ужасающими, как и пустота, разверзшаяся в душе.