Эмили

Кроваво-красный мир… Я умер? Если да, то почему я вижу?.. Где я? Что-то ощущается не так, как раньше. Холодно. Так плохо, что невозможно пошевелиться. Был ли… исполнен контракт? Изменилось ли прошлое? — Сюда, сюда! Пожалуйста! — послышался детский голос. — Здесь человек, он весь в крови! Голоса людей? — Госпожа Шерон! Это опасно! Госпожа!.. — Ему плохо! Нужна помощь! Сейчас я умру. Силуэты… Ребенок? В следующий раз он очнулся в кровати. Над ним склонились люди и что-то говорили. Перед глазами все плыло, и он не мог разглядеть лиц. Человек в белом халате был похож на врача. Кевин попытался приподняться, но ему не хватило сил, и он рухнул назад на подушку. Кто-то поправил ему одеяло, и он снова провалился во тьму. Когда он проснулся в третий раз, в комнате было тихо. Пробуждение оказалось неожиданным, потому что ему приснился кошмар. Он резко принял сидячее положение. «Жив». Глазница тут же дала о себе знать, и рука его потянулась к левому глазу. Эта часть головы оказалась забинтована. «Да, конечно… Бездна… Алиса». — Пожалуйста, будьте осторожнее, — раздался женский голос. — Рана очень серьезная и может открыться. Кевин вздрогнул от неожиданности, потому что, проснувшись, он даже не увидел, что у кровати кто-то сидит. И дело было не в темной комнате. Слева… ничего нет! Чтобы увидеть обладательницу голоса, ему пришлось повернуть голову. У изголовья кровати сидела женщина — молодая, но не настолько, чтобы назвать ее девушкой. Благородное происхождение читалось по ее изящным чертам лица. Она, очевидно, была весьма знатной дамой — об этом говорили ее роскошный наряд и безупречный высокий хвост из длинных волос. — Надеюсь, я вас не сильно напугала. С вашего позволения, я приоткрою шторы, — сказал она, пройдя к окну. В комнате стало немного светлее. Когда женщина вернулась на место, Кевин смог разглядеть ее худое, несколько бледное лицо и сияющую, добродушную улыбку. — Меня зовут Шелли Рейнсворт. А как ваше имя? — дружелюбно поинтересовалась она. «Рейнсворт» — отозвалось у Кевина в голове. Эта фамилия показалась ему знакомой, однако спросонья он не смог сразу вспомнить, кому она принадлежит. — Я… не помню, — солгал он. На всякий случай. — Наверное, просто не хотите говорить мне свое имя, — мгновенно раскусила его собеседница. — Но я могу это понять. Вы несколько дней лежали без сознания и только что проснулись в незнакомом доме. И ваша травма… Все это, должно быть, большое потрясение. Кевин молчал, но слушал ее внимательно, поэтому Шелли продолжила: — Вы потеряли много крови, но все обошлось благодаря нашему доктору с золотыми руками. Сейчас вы находитесь в поместье герцогского дома Рейнсворт. Вас нашли у Врат Бездны. Это весьма необычно, что вы смогли выбраться оттуда. Иногда такие происшествия действительно случаются. Вы можете что-нибудь вспомнить? Кевин постепенно вспоминал все: кукольную комнату, потерю глаза, шаги смерти и то, как он молил Алису не своим голосом. А потом его унесло в глубины Бездны. К его удивлению, смерть никак не хотела забирать его жизнь. Он оглядел себя: его оставили в штанах и белой рубашке с кровавыми пятнами. Лицо и волосы оказались чистые: пока он спал, кто-то о нем позаботился и смыл запекшуюся кровь. В ответ он только отрицательно помотал головой. Вдруг глазницу снова пронзила боль, и он схватился за повязку. Шелли подошла к нему, чтобы посмотреть. — Вот видите, рана открылась, — сказала она. — Даже головой нужно двигать очень аккуратно, без резких движений. Я сейчас позову доктора, и он поменяет вам повязку. Шелли выбежала в коридор и крикнула служанку. Кевин, издавая тихие болезненные стоны, все равно мог думать только об одном: «Получилось ли изменить прошлое?» Смотреть одним глазом было непривычно: приходилось больше обычного поворачивать голову. Вообще-то это ощущалось ужасно: словно кто-то оторвал кусок картинки, которую он всегда видел. Но о потере половины зрения он будет жалеть позже — сейчас оставались вопросы поважнее. Через несколько минут Шелли вернулась с доктором. Кевину поменяли повязку, и он снова остался с леди Рейнсворт наедине. Если она принадлежит герцогскому дому, значит, она может знать что-то о Синклерах. — Я бы хотел кое-что спросить, — сказал он немного осипшим голосом. — Да, пожалуйста. — Я хочу узнать об одной семье… — Если вы что-то вспомнили, это очень хорошо. — Нет, просто… кажется, я только это и помню. Синклеры. Я бы хотел узнать, что с этой семьей. Возможно, это было весьма опрометчиво с его стороны. В конце концов Кевин не знал, знаком ли здесь кому-нибудь Красноглазый Призрак. Он мог только предположить, что, если его оставили в поместье, а не отдали Пандоре, его личность здесь неизвестна. Он не стал спрашивать, какой сейчас идет год, поскольку это могло вызвать подозрения о том, что ему известно о связи Бездны и времени. К тому же, как понял Кевин, пока он был без сознания, рубашку с него никто не снимал, а значит и о печати никто узнал. Вряд ли бы он сейчас лежал в комнате герцогского дома, случись кому-нибудь увидеть его завершенную печать. Большая удача. Шелли покачала головой. — Синклеры, — задумчиво повторила она. — Эта фамилия мне немного знакома. Однако я бы не хотела сообщать вам никаких сведений, не будучи в них уверенной. Прошу меня извинить, но я ничего не смогу сказать вам об этой семье. В последнее время я так часто принимаю гостей, что запомнить про каждое благородное семейство становится весьма затруднительно. Хотя, как я понимаю, вы хотите узнать о событиях прошлого… В таком случае я бы попросила вас встретиться с моей матерью, герцогиней Рейнсворт. Я уверена, она должна знать об этой семье больше меня. «Прошлого?..» — мгновенно отметил про себя Кевин. — Я попрошу герцогиню поговорить с вами. Когда вам станет лучше, вас к ней проводят. — Я… Мне уже лучше, — пробурчал Кевин. — Видимо, вам очень не терпится узнать о семье Синклер, раз вы готовы, тяжело раненый, соскочить с кровати, — улыбнулась Шелли, стараясь слегка разрядить обстановку. — Как насчет завтра? Будьте завтра утром готовы к встрече с герцогиней. И да, она может вас не расслышать, если вы так же будете бурчать себе под нос. Поэтому я бы посоветовала вам говорить громче, когда вы ее встретите. Шелли поднялась со своего места, чтобы направиться к двери. — Как понимаю, вы согласны, — продолжила она в ответ молчанию Кевина. — А пока можете пользоваться нашим гостеприимством. Сейчас эта комната в вашем распоряжении. Вам оставили чистую одежду. Можете прогуляться по поместью, только должна предупредить, что здесь легко потеряться. Так что не уходите далеко от комнаты. И будьте аккуратнее с раной. Я надеюсь, вы в скорейшем времени назовете нам свое имя. После тех слов леди Рейнсворт покинула комнату. Потом пришла служанка и объяснила ему, где он может найти ванную комнату. К вечеру Кевин, смыв с себя кровь, грязь и страшные деяния прошлого, переоделся в костюм, который ему оставили, и отправился осматриваться. Далеко он уходить не стал — ему было интересно не столько поместье, сколько факты о настоящем. Знает ли кто-то о том, кто он такой? Его лицо убийцы было известно Риверре. Но если его оставили в доме — значит ли это, что здесь его не узнали? Ему совсем не хотелось попадаться кому-либо на глаза, страх разоблачения был слишком велик. Проходящий мимо человек в черном щегольском костюме и с цилиндром на голове подозрительно прищурился, но ничего не сказал. Около часа Кевин бесцельно бродил по коридорам. Разумеется, он потерял свою комнату, но зато нашел гостиную, в которой сидели люди. Он встал у двери, чтобы прислушаться к разговору, однако ничего полезного не услышал. После недолгих скитаний он сел где-то у окна и просидел так до темноты, пока его не нашла служанка, чтобы проводить назад к комнате. На улице стояла зима и падал снег. Пока они шли по коридору, им встретились два беседующих человека. Один из них упомянул о Трагедии Сабрие, которая случилась восемьдесят лет назад. По несложным математическим соображениям Кевин прикинул нынешний год и понял, что попал на тридцать лет вперед. Каково же было его разочарование, когда он понял, что оказался не в прошлом. Он ведь рассчитывал вернуться назад, до рокового дня, и, возможно, исправить все своими руками. Он в самом деле надеялся увидеть господина и миледи еще раз. Но что-то пошло не так… Получается, Синклеры остались далеко позади? И прошло довольно много лет — даже Эмили к этому моменту должна уже быть взрослой женщиной. Глубоко огорченный, он вернулся в свою комнату. Кто же он теперь Синклерам? Был ли у них слуга Кевин Регнард? Какова его роль в этой реальности? Как сложилась жизнь Романа, Олииви и Эмили? Он хотел узнать ответы на эти вопросы. Но мысль о том, что он перестал быть частью их семьи, больно уколола его. Прежде чем лечь спать, он осмотрел свою комнату. Нужно было представиться каким-то именем — к счастью, ему хватило ума не выдать себя настоящего. Полистав книги, найденные в больших стеллажах (в основном они оказались на историческую тематику), Кевин придумал себе новое имя… Странное и неординарное, оно оказалось достаточно звучным. Зарксис Брейк. Его жизнь — это постоянная борьба. Борьба с самим собой, с судьбой, со смертью — иначе говоря, с теми вещами, которым принято сдаваться; борьба за свою жизнь и жизни близких; бесконечное разрушение преград на собственном пути и ломание чужих судеб. Он не плохой и не хороший человек, он только сам за себя. Он воин, и это имя он дал себе сам. Так он и представился на следующий день. Однако Кевина Регнарда, или уже Зарксиса Брейка, — а может и того, и другого, поскольку жизнь этого человека в тот день разделилась на до и после, — ждало новое потрясение. С утра у него немного закровоточила глазница, но он никому не сказал об этом, чтобы не терять время. Он познакомился с герцогиней Шерил Рейнсворт. Ей оказалась пожилая, но очень сообразительная и изящная для своего возраста леди. Как и сказала Шелли, слух и зрение подводили герцогиню, однако на первый взгляд этого было не понять. Лишь в будущем, при более тесном общении, Зарксис станет замечать, что возраст Шерил берет свое. — Дом Синклер… Что с ним сейчас? — задумчиво произнесла герцогиня. Лицо ее опечалилось. — Этого дома больше не существует. «Почему?..» Лицо Зарксиса приобрело такой несчастный и ошарашенный вид, что герцогине Рейнсворт стало больно на него смотреть. Однако она продолжила: — Неизвестно, были ли это интриги знати, противостоящей Синклерам, но… Старшая дочь этого дома была убита, а младшая, обезумев от горя, стала нелегальным контрактором. «Как это?..» — Она пожертвовала всю семью цепи, и ее поглотила Бездна, — закончила рассказ герцогиня. Зарксис стоял в ступоре. О, если бы прямо сейчас его приговорили к петле, это было бы едва ли страшнее. Не столь же больно, как в тот день, когда он вернулся в Клэр-Холл… Это больнее вдвойне. Старая боль потери вернулась с прежней силой, но с ней пришла новая — невыносимая мысль о том, что все его старания оказались напрасны. Абсолютно все было напрасно. Но хуже всего было то, что он снова заставил дорогих людей страдать — страдать с новой силой, только на этот раз совсем по другому сценарию. И в этой реальности Эмили не было места. Он с силой сжал кулаки — до того, что ногти впились в кожу до крови. Чтобы не сломаться в момент новой правды, чтобы не сойти с ума. Он убил Эмили. Он просто уничтожил ее жизнь. А Роман и Оливия все равно умерли — с ним или без него. С этого момента Зарксис Брейк закрылся в себе. Настали нескончаемые дни самокопания и анализа своих действий и поступков. Несмотря на его странный вид, не вызывающий доверия, обе госпожи Рейнсворт предложили ему остаться в поместье — ему, неизвестному человеку, которого по неясным причинам выбросило полуживого из Бездны. Мало кто решился бы приютить такого подозрительного и неразговорчивого типа, как он. Но у женщин дома Рейнсворт оказалось большое сердце: особенно это касалось Шелли, так как именно она замолвила за него слово герцогине. Они ничего от него не требовали, поскольку видели, насколько он разбит и что ему требуется время прийти в себя. В поместье он познакомился с детьми. У Шелли была маленькая дочь — Шерон. Она была даже младше Эмили — девочка лет четырех или пяти была копией своей матери. Застенчивая поначалу, Шерон пряталась за юбкой Шелли, с интересом разглядывая нового постояльца дома. Но довольно быстро она привыкла к его присутствию и даже стала искать его компании. Постоянным спутником и опекуном Шерон оказался мальчик лет четырнадцати по имени Лиам Лунетт. Он был высок для своего возраста, носил чопорную одежду и круглые очки, которые все время поправлял, и всем своим видом походил на сына местного священника. В первые дни Лиам относился к Зарксису с недоверием — особенно ему не нравилось то, что маленькая Шерон так резко переключила всё свое внимание с него на этого молчаливого, неотзывчивого чурбана. Она нарекла Зарксиса «братиком», а потом заявила Лиаму, что выйдет за братика замуж. Лиам был повернут в шок. Вряд ли маленькая Шерон понимала значение замужества — она, как и любой ребенок, просто подражала любимым детским сказкам, где «замужество» подразумевало «жить долго и счастливо» и «вместе навсегда». Однако Лиам воспринял ее заявление всерьез и еще больше обозлился на гостя. Да так, что напал на него с кулаками! На этого заносчивого Зарксиса Брейка! Впрочем, терпеть эту выходку последний не стал, и мальчик познакомился с его ногой и положением «лицом в пол». Какое-то время между ними были напряженные отношения. Новость о странном чужаке, которого приютил дом Рейнсворт, разлетелась достаточно быстро. Добрались эти сведения и до Пандоры, поскольку всем было известно, что его принесло из Врат Бездны. Это не могло не тревожить Красноглазого Призрака. Но время шло, и никто не догадывался о его истинной личности. Возможно, только у Шерил возникли какие-то подозрения. Зарксис допускал, что мог выдать себя, спросив о Синклерах, хотя ему пока не было ясно, как именно Красноглазый Призрак связан с Синклерами в этой версии реальности. Быть может, его вопрос не значил ничего или же у Шерил были свои источники. Но герцогиня молчала и только внимательно наблюдала за Зарксисом Брейком. Аристократы, посещавшие дом Рейнсворт, смотрели на него с презрением и опаской. И правильно делали. Зарксис избегал всех, в том числе и детей. Он нашел уединенное место у окна и просиживал там целые дни. Косые взгляды людей были ему безразличны. Слишком сильно он погряз в своем болоте отчаяния и мрака, чтобы увидеть оттуда что-то еще. Всякая надежда, которая оставалась раньше, исчезла. Она рассыпалась на мелкий песок, и прах ее разнес ветер над бездонным океаном. Душа его стала этой водой — пустой и безликой, холодной, темной. Она замерла, как водная гладь в безветренную погоду. Только части воспоминаний о погибшей семье, как куски разбившегося корабля, проплывали по ней мертвым грузом. Он вывернут наизнанку. Он стоит на краю обрыва и никак не может спрыгнуть — все ждет, пока что-нибудь столкнет его туда. А может, он уже находится там. Зарксис не видел света. Он не отвечал людям, которые протягивали навстречу руку, потому что прошлое застилало ему взор. Он ненавидел себя за свои поступки, которые ни к чему не привели. Не нужно было сочувствия, незаслуженного и унизительного, и улыбок этих людей, ибо сам он уже давно потерял способность и к тому, и к другому. Когда люди уходят, они что-то оставляют после себя — какую-то значимую, осязаемую вещь, которая была дорога им при жизни, или давний подарок. Только Зарксису не осталось ничего, кроме снов о прошлом — о тех моментах времени, когда они могли встретиться в одной комнате, в одном коридоре, в одном саду. Когда можно было протянуть ладонь и получить в ответ знак доверия — маленькую детскую руку или нежную девичью. В погоне за собственным искуплением он сломал их судьбы еще раз. Почему все сложилось таким образом? Оливия умерла снова, но на этот раз в одиночестве. Кто и зачем убил ее? Как это произошло? Почему никто не помог, не защитил? Отцовское сердце Романа Синклера предчувствовало беду, поэтому в тот простой, но такой далекий день в Клэр-Холле он попросил Кевина Регнарда присмотреть за его старшей дочерью. Для этого и существуют слуги, подобные ему. Но, как всегда, в нужный момент его не было рядом. Страшно было представить, через что он заставил пройти Романа и Эмили, изменив прошлое. Малышка, однако, не выдержала смерти сестры в более сознательном возрасте. К тому времени ей должно было быть десять-одиннадцать лет, а дети в таком возрасте, уже понимающие мир, имеют очень бурную фантазию. И какая-то чертова Цепь смогла пробраться к ней и рассказать сказку о возвращении мертвых. А ведь Эмили оказалась такой же, как и он. Но, в отличие от Кевина, у нее не было ни единого шанса на исполнение контракта. Она не была столь же сильна духом и быстро потеряла себя, позволив Цепи захватить ее сознание и уничтожить всех людей в Клэр-Холле. Это он загубил жизнь Эмили Синклер. Итак, в гонке со смертью не выиграл никто. Синклеры прожили дольше на четыре года. Но они умерли, и все умерло вместе с ними. Кто же оказался виноват? Убийца? Кевин Регнард? Или Воля Бездны? Эта проклятая Алиса. «Я убью ее. Убью собственными руками. УБЬЮ АЛИСУ». «Ненавижу ту, что забрала мой левый глаз». Конечно, Воля Бездны взялась исправить прошлое — она и исправила. Может, некоторым людям просто суждено умереть не своей смертью? Так или иначе, Алиса не будет прощена. Зарксис возненавидел ее, возненавидел так сильно, что поклялся обязательно исполнить ее просьбу — убить ее. Прежде чем он поймет, зачем ему жить дальше, пройдет время. Поток, который смывает все на своем пути — людей, горечь, обиду. А пока он заплачет, роняя слезы на снег, свернувшись клубком под свинцовым зимним небом, и никто никогда этого не увидит.