***
— Брейк? — позвала Шерон. — Да, госпожа? — Могу я отвлечь тебя от глядения в окно? Брейк обернулся, чтобы выслушать ее. За окном стояла ночь и хлестал ливень с грозой, и если Шерон предпочла теплое кресло, то ее слугу по каким-то причинам тянуло к бушующей природе. Глаза ее удивленно приоткрылись. — Что такое? — спросил Брейк. — Мне показалось, будто я увидела в тебе… дождь. Совсем как на улице. В твоем взгляде. — То же самое могу сказать и о вас, принцесса. — Я не хочу никакого дождя, Брейк! Я имею в виду… Ты не должен грустить! Мама бы этого не хотела. Когда я вижу твой такой взгляд, мне становится гораздо хуже. Поэтому… оставайся таким, каким был всегда! Каким я тебя знаю. Теперь была очередь Брейка удивляться, но он лишь мягко улыбнулся. — Это не вы должны утешать меня, госпожа, а я вас. — Меня всегда готовили к этому. К смерти мамы. Даже она сама. Но она хотела, чтобы мы с тобой продолжали радоваться каждому дню. Поэтому я не собираюсь много плакать, Брейк. Я буду радоваться жизни для нее. — Мне нравится ваш настрой, госпожа Шерон. — А ты, Брейк, ты будешь… — Буду ли я прежним? Все останется как раньше. Вам не о чем беспокоиться. — Правда? Как хорошо. Это так тяжело… Я теперь знаю, что ты всегда чувствовал. И все это время ты жил вот так, с такой болью, и ты смог справиться. Это удивительно. Мне кажется, только сейчас я стала лучше понимать тебя. Хоть ты и ничего не помнишь о себе, Брейк, и ничего мне не говоришь… Я понимаю все и без слов. «Я почти ничего о себе не помню» — так Брейк говорил всем. Это была неправда. Он помнил абсолютно все, будто это случилось с ним вчера. Но он никогда, ни за что никому ничего не расскажет. Тем более юной госпоже. Хотя ей и исполнилось тринадцать, для него она навсегда останется той маленькой Шерон, что нашла его у Врат Бездны. И он будет оберегать ее от зла этого мира, в том числе и от себя. — И еще… Я приняла решение. Я заключу контракт. — И все же… Вы хорошо подумали, госпожа? Может быть, не нужно спешить? — Я все обдумала. Я не хочу быть всегда бесполезной… — Это вовсе не так. Я не знаю, зачем вам это вообще нужно, госпожа. В жизни полно замечательных дел, которым вы бы могли посвятить себя и добиться успехов. И для которых не нужно связываться с Бездной. — Нет, Брейк, это так. Я хочу быть похожей на маму и хочу помочь тебе. Если ты собираешься искать правду о событиях столетний давности — значит, и я буду это делать. Это мой выбор! Потому что больше всего на свете я хочу помочь братцу Зарксису! — В самом деле… Госпожа, я прошу вас дать мне слово, что вы делаете это не ради меня. — Я делаю это для себя, Брейк. «Глупенькая. Зачем ты спешишь стать взрослой?» Все уговаривали Шерон подождать несколько лет, но та стояла на своем. Ей хотелось скорее стать полезной и помогать окружающим, потому что ее мать всем помогала. Зарксис вздохнул, понимая, что ему не удастся переубедить Шерон. Но это ее выбор, и он будет его уважать. «Простите, госпожа Шелли, я не могу ее переубедить». Брейк вдруг вспомнил слова леди Рейнсворт, которые она сказала не так уж давно: — Не останавливайся на половине пути. Иди к своей цели, даже если кажется, что она только отдаляется. С каждым днем, с каждым полученным опытом ты будешь уходить все дальше и дальше, пока не обернешься назад и не увидишь, насколько ты стал лучше себя прежнего. Другие люди будут судить тебя, но, как бы хорошо или плохо они о тебе ни думали, никто из них никогда не будет прав. Просто помни, Зарксис Брейк, что тот, кого тебе на самом деле нужно победить — это ты сам. У Шелли было прекрасное чувство юмора. Но судьба и болезнь ее не пощадили. Жизнь несправедлива. Она дает и она забирает. Даже на смертном одре Шелли нашла силы улыбнуться ему, и Брейк не понимал, почему такие, как она, уходят, а такие, как он — остаются?***
Брейк уже давно заметил, что служащие Пандоры заглядывают в библиотеку организации крайне редко. Однажды, когда у него появился неограниченный доступ к архивам, когда он понял, что готов, он решил поискать информацию не только о Бездне, но и о себе, и о Синклерах. Оказалось, что Красноглазый Призрак, известный как Кевин Регнард, все так же существовал в этом мире, только вот никаким образом его не связывали с семьей Синклер. Красноглазый Призрак убивал своих жертв и пропал четырьмя годами раннее, чем умерла семья Синклер. «Остался ли я тем же человеком? Был ли это я? Кажется, будто смешались разные реальности. Воля Бездны… Она действительно способна изменять время». Брейк то и дело натыкался на разные обрывки дел нелегальных контракторов. Трудно было сосчитать их количество. Теперь он не на словах знал, что Пандоре всегда есть чем заняться. К его разочарованию попытки найти настоящее дело Синклеров в этот день не увенчались успехом. Пока он знал о произошедшем в общих деталях, о которых прочитал в старых таблоидах. Оливию Синклер (он с удивлением и огорчением обнаружил, что теперь у нее была двойная фамилия) нашли убитую средь бела дня на какой-то улице Риверры. Сколько бы он ни ломал голову, он так и не смог представить, как такое могло случиться. Ему и не хотелось ничего представлять — он видел достаточно, чтобы мучиться кошмарами до конца своей жизни. И не было ничего приятного в том, чтобы знать, что он обрек ее пережить ужас смерти еще раз. Информации про Эмили он почти не нашел. Скорее всего это было дело не для публичного обсуждения из-за вовлечения ребенка в произошедшее. Но он не был бы собой, если бы не настроился перевернуть вверх дном всю Пандору, чтобы узнать подробности. Наконец, спустя немало лет, к нему пришло осознание того, что его разум способен выдержать любую правду. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Брейк обернулся и увидел герцога. К этому времени он уже знал образ Руфуса Бармы и то, что он был внуком Алистера Бармы. Руфус прикрывал свое хитрое лицо веером и смотрел на него, не моргая, будто оценивая. «Чего он уставился?» Чем шире Руфус ухмылялся, тем больше искажалось лицо Брейка. Это была бессловесная битва взглядов. Герцог лишь издал смешок и пошел дальше по своим делам. — Все герцоги Барма странные и двинутые на голову! — Ты права, Эмили. Но в Пандоре почему-то не любят именно меня. А ведь если подумать, то мне уже за шестьдесят, — шепотом сказал Брейк. — Пожилых надо уважать, какими бы занудами они ни были. Хотя если откинуть время в Бездне… То прожил я немногим больше тридцати лет. Но это дела не меняет. — Да ты уже дед! — пискнула Эмили. — Что за неуважение к старшим! Старость — не радость… И все-таки я обязательно узнаю о том, что случилось. Возможно, это займет некоторое время. За годы службы Брейк навидался многого. Он прочитал множество дел нелегальных контракторов, и каждое новое было не похоже на предыдущее, не похоже на его собственное дело. Он видел трупы и воспринимал их с ужасающим равнодушием. Нормальный человек сказал бы, что в нем что-то сломалось, и оказался бы, к своему удивлению, прав. Брейк был далек от воплощения здравого смысла, но он не был психопатом, каким всем представлялся. В Пандоре его невзлюбили почти все, кто его знал, за исключением Лиама. И было за что. Сначала за холодность, потом — за своенравие и странный юмор. Люди всегда находили повод, но особенно они боялись его трости, внутри которой покоилась катана. Прошло время, изменился и Брейк. Внешне он стал другим, но порой его истинная сущность проскальзывала наружу. Он научился надевать маску, как актер в театре. Всё вокруг — лишь игра по его правилам. Он показывал и говорил людям лишь выгодные себе вещи. Шут — его амплуа. Обманывать всех очень легко. Глядя на беззаботную улыбку, выслушивая дурацкие шутки, трудно представить человека, молящего на коленях Волю Бездны любой ценой изменить прошлое. А ведь это действительно был он, неистово желавший вернуть время назад. Эта глупая улыбка умела скрывать абсолютно все, любую ненужную эмоцию. Страх, боль, ненависть. Он научился вызывать эти чувства у других одними лишь словами. За эти годы он неплохо изучил психологию людей, которая оказалась до безобразия простой. И в какой-то момент люди стали лишь средством для достижения собственных целей. Он научился использовать их слабые стороны, их обиды, привычки, страхи, научился манипулировать ими. И понял, что не все жизни одинаково ценны. — Брейк, — как-то раз обратилась к нему Шерон. — Мне всегда было интересно узнать, как ты нашел милую Эмили. Ты не мог бы мне рассказать? — Думаю, мне нечем вас порадовать, госпожа Шерон, — ответил Брейк, присев на стол перед ней. — Тут нет никакой невероятной истории. Я не находил Эмили. В один прекрасный день мы просто нашли друг друга и поняли, что это судьба, — жизнерадостно произнес Брейк и пожал плечами. — Поначалу я даже сопротивлялась! — сказала Эмили. — Но… найти кого-то и найти друг друга — разве это не одно и то же? — спросила Шерон. — Нет, не одно. Ты находишь кого-то, если этот кто-то тебя не ищет. Но если он тоже ищет тебя, как и ты его, то вы нашли друг друга, — развел руками Зарксис. — Знаешь, Брейк, это верно, — ответила Шерон, отпивая чай. — Интересно, почему я никогда прежде об этом не задумывалась? В одном романе главный герой говорит, что «искал ее всю жизнь». Но девушка ничего подобного не говорит, и тогда получается, что он ей никогда не был нужен? И все обман? — Я в таких делах не эксперт, госпожа. В человеческих отношениях все чуть более сложно, чем на словах и бумаге. Шерон понимала, что братец Зарксис очень скрытный и не любит говорить о себе. Брейк обычно был веселым, но иногда, когда он думал, что его никто не видит, лицо его омрачалось, словно он что-то вспоминал и это терзало его. Нередко, читая книги, Шерон представляла его на месте главного героя, и ее уже много лет навязчиво преследовала идея спросить его на тему любви. Она беспокоилась о нем, о глупом старшем брате, который выстроил вокруг себя непробиваемую стену. Что он прятал за ней? Ей так хотелось взглянуть хотя бы одним глазком! Почему никогда не делился с ней своими переживаниями? Время от времени она пыталась спросить что-либо, самые безобидные вопросы, но Брейк всегда уходил от ответа отговорками или делал вид, что прослушал. Кажется, настало время спросить прямо. — Брейк, можно тебя кое о чем спросить? — Смотря о чем, принцесса, — мило улыбнулся Зарксис. — Спрашивайте. — Ты… когда-нибудь влюблялся? Шерон очень трудно дался этот вопрос. Она немного покраснела, но сделала вид, что спросила что-то совершенно обыденное. Так уж велико было ее желание выведать хоть что-то. Возможно, она даже заметила, как лицо Зарксиса на мгновение побелело. — Что? — Ну... Ты любил девушку? На этот раз Шерон улыбнулась своей жуткой улыбкой и наклонила голову в ожидании ответа. «Я не приму отговорок» — читалось на ее лице. Брейк только развел своими длинными рукавами и отвел глаза. — Ну разве такие вопросы спрашивают вот так в лоб? Где ваша женская деликатность, принцесса? И вообще, к чему такие вопросы? — Она же и так знает ответ, зачем еще спрашивать! — сказала Эмили. — Нет, мне это неизвестно, — с улыбкой ответила Шерон. — Я хочу знать, чем живет мой покорный слуга. — О, так это вполне естественно, что вы этим интересуетесь. Кто, если не я, станет вашим подопытным? Вы придумываете сюжет для своего первого любовного романа, я прав? — Я просто подумала... — Шерон вдруг пришла в нормальное состояние. — Мои книги так далеки от меня. Это должно быть очень грустно — никогда не испытать этого чувства. — Тоже мне, нашли повод расстраиваться! У вас еще все впереди. Не стоит переживать! Вокруг полно молодых принцев вроде Оза Безариуса! — Да причем здесь я, Брейк?! Я про тебя спрашиваю! — А причем здесь я? — произнес Зарксис, прикрываясь рукавом. — Я слишком стар для этого! — Но ты же был молодым! — Неужели вы забыли, что я люблю только себя, госпожа? Такой, как я, может любить только себя. И так было всегда. Шерон поняла, что ей ничего не добиться, как ни старайся. Лишь женская проницательность и интуиция, заостренная десятками прочитанных романтических романов, подсказывали ей, что Брейк что-то не договаривает и нарочно ускользает от подобных тем. Нет, она никогда не поверит, что братец ни разу не испытал хотя бы маломальское чувство влюбленности! Это была бы просто ужасная жизнь, которой можно только посочувствовать! Но если уж Брейк посчитал эту тему деликатной, то он, по крайней мере, понимал ее значение. А чтобы понимать, нужно быть хоть немного осведомленным. — Если это так, — сказала Шерон, решив подколоть Зарксиса, — то мне тебя очень жаль. Любить кого-то, кроме себя, очень приятно. И в любви нет ничего постыдного, чтобы ее скрывать. Знаешь, Брейк, я найду тебе свой лучший роман и заставлю его прочитать, чтобы научить уму-разуму. Брейк вдруг упал на стол и ни с того ни с сего рассмеялся. — Я сказала что-то очень смешное? — спросила Шерон. — Ты сегодня необычайно весел. — Вот скажите, принцесса, чем чашка чая похожа на то, что вы называете «любовь»? — Чашка чая и любовь… Какое интересное сравнение, Брейк! Но я совсем затрудняюсь ответить… Шерон стала с повышенным интересом рассматривать свою фарфоровую чашку — ее узоры, пустое донышко, изящную ручку. — Так что, вы отгадали загадку? — Нет, я сдаюсь, — улыбнулась Шерон. — Поведай мне. — А я тоже не знаю. — Как же так! У твоей загадки нет ответа? — Наверное, есть. Но я его не знаю точно так же, как и вы. А теперь скажите, принцесса, вы верите в чудеса? — Чудеса? В какие именно? — В любые. — Я верю в силу любви. Это лучшее из чудес, и никакие другие я не признаю! — Такая молодая, а уже такой скептик! — заметила Эмили. — Ах, такого ответа я и ждал от вас! А зря! Станете старше — поверите! Я вот верю. А веселый я потому, что у меня сегодня прогулка, которую я планировал довольно давно. — Куда ты идешь? — В одно чудесное место, где меня всегда ждут. Этим чудесным местом было ничто иное, как кладбище. Спустя много лет Брейк решил наведаться в Мемориальные Сады Риверры — он много раз проходил мимо этого места, но так и не решался его посетить. На днях же он увидел во сне Клэр-Холл. Ему приснилось, что он снова видит двумя глазами. Двери в гостиную были приоткрыты, но фортепиано пустовало. Он любил вспоминать те дни. Это был другой мир с другими людьми. Все, что они ему дали, он пронес сквозь время, печали и невзгоды. Старую кладбищенскую тропинку покрыли хрустящие под ногами осенние листья. Это место стало для него почти что родным. Он знал здесь каждое деревце, каждый поворот. Ветки оголились лишь наполовину, а их длинные прутья, как пальцы, тянулись к нему и приветствовали его. Словно все здесь ждало его возвращения. Надгробие Оливии Синклер теперь было другим. Ее белый памятник с Ангелом Воскресения был самым заметным и вычурным в округе, хотя и обветшалым. Смиренно сложив руки на груди, держа в одной трубу страшного суда, ангел пронзительно и бесстрастно взирал на чуждый ему земной мир. Кое-где появились трещины, надписи истерлись и побледнели. Не было сомнений, что об этом произведении искусства позаботился Роман Синклер. Его же собственная могила, как и могила Эмили, была самая обычная. Даты смерти у всех изменились. — Я пришел. Брейк наклонился, чтобы расчистить могилу от листьев и травы. Приглядевшись к иным ухоженным надгробиям, он понял, что к Синклерам никто никогда не приходил. Впрочем, заброшенных памятников и забытых почивших тут было достаточно. Не зря он принес зонт. Пошел дождь, хотя вдалеке небо оставалось ясным и солнечным. На земле образовались лужи; порывистый ветер срывал желтые листья, которые затем оседали на воде. Позади послышался звук, похожий на стук каблуков. Шаги. Возможно, прохожий или… Брейк вздрогнул и обернулся. Никого. Только пустая дорога, отражающая небо, и дождь, стучащий по земле и зонту. Неужели он на секунду предался надежде и подумал, что... встретит здесь призраков прошлого? Его лицо озарила слабая улыбка, и ветер разнес слова среди молчаливых, печальных каменных плит: — Чудесный денек, не правда ли? Сегодня я весь день просидел на крыше. Никто не замечал меня, в моем сознании было пусто. Но мне было наплевать. Теперь это мое обычное состояние, часть меня. Я знаю причину. Я потерял свою душу, я — пустая оболочка. Душа... я отказался от нее в тот судьбоносный день. Я жив и мертв одновременно. Почему так? Скажи мне, почему? Самое ужасное то, что я знал, что этим все и закончится, но все равно шел по этой тропе. Сейчас я менее слеп, чем был тогда, хотя зрение мое угасает, и я уже почти не помню твоего лица. Но если бы я увидел его, то сразу бы узнал. Ты ничего не просила взамен, ты только отдавала. Все, что ты ненавидела — это то, чем я стал. Я перестал кому-либо доверять, хотя часто задумываюсь, что бы произошло, если бы я рассказал всем правду. Трудно держать все в себе, но только это я всегда и делал. И к чему это привело? Я здесь, потому что ты умерла. Это твоя смерть привела меня в это время — она была моим проводником, как у слепого. Но знаешь, твоя смерть ничего не поменяла. Я весь день наблюдал за городом. Мир не поменялся. Он был таким, когда нам было хорошо и когда было плохо. За все эти годы я понял, что все, что пришлось нам пережить — просто насмешка судьбы. Она так решила за нас, выбрала в главные роли. Наверное, мы ей чем-то понравились. Сколько же лет прошло? Я совсем потерял чувство времени. Даже пытался все забыть, но выжечь прошлое оказалось невозможно. Нельзя избавиться от самого себя, даже если испытываешь отвращение. Теперь я знаю о себе все, и это медленно отравляет меня. Ты не представляла, как закончится твоя жизнь, и жила без страха. А я знаю, что меня ждет и какая будет моя смерть. Меня не погубит ни враг, ни болезнь — в конце я сам себя уничтожу. Это и будет моим искуплением. Наверное, я всегда стремился к саморазрушению, делал неправильные выборы. Если бы тогда я повел себя по-другому, все бы сложилось иначе. Мне бы хватило одного единственного дня, чтобы все изменить, но теперь бессмысленно об этом думать. Я не хочу больше никого подводить. И я буду нести свой крест до конца. И знаешь что? На самом деле мы никогда не были далеки, и мы никогда не были ближе, чем сейчас. Сегодня солнечный день. Я все еще здесь, и я кое-что понял. Я не хочу умирать. Уже не хочу.