Время серых

(Набу, тем же вечером) Солнце плавно упало на вершины зелёных гор, утянув с собой жару летнего дня. Наступил тихий вечер с воздухом почти неподвижным, тёплым и ласкающим, словно парное молоко. Рен любил такие вечера на террасе, любил безмятежную тишину и возможность наблюдать, как сумерки набрасывают на всё свои покровы, окутывая дымкой горный массив, скрадывая сочный цвет пышной зелени над головой и яркость цветов в мраморных вазах, а потемневший камень балюстрады, что резко выделялся на светлом фоне озера, начинает сливаться с тускнеющей водой. Обстановка позволяла отвлечься от политической суеты и располагала к неторопливому размышлению на высокие темы: например, о красоте картин природы и произведений, рождённых гениями архитектуры и искусства, и о ничтожности условно разумных живых масс, копошение коих, к счастью, почти не ощущалось в дивном уголке Озёрного края. Лирик и практик прекрасно уживались в Скайуокере Третьем, и никогда не устраивали препирательств между собой, аккуратно уступая друг другу место в соответствующие моменты жизни Кайло. Лирику было ясно, что без поддержки практика он не жилец. Ведь если бы будущий сенатор два года назад не взялся за ум, лежал бы теперь в могиле, или, в лучшем случае, скитался где-нибудь в постоянном страхе за свою шкуру, а жизнь загнанного зверя не создаёт условий для культурного досуга и созерцания. Практик, в свою очередь понимал, что, несмотря на цинизм избранной профессии, Рен всё же сохранил в глубине души романтичность, которой время от времени следует давать волю. Иногда, прерывая снобистскую игру мысли, накатывали воспоминания о смерти Хана. Раньше они приносили только боль и горечь невысказанной мольбы о прощении. Но Кайло был слишком эгоист, а его нынешний наставник великолепно умел перенаправлять практически любые эмоции внука в русло, выгодное самому внуку. Мало-помалу, чувство вины начало доставлять Рену откровенное удовольствие: выбрав подходящую минуту, он смаковал душевную боль подобно тому, как знатоки перекатывают на языке вино многолетней выдержки. Ему нравилось думать, что он не какая-то тварь без совести. В бытность ситхом Кайло только и мечтал превратиться в чудовище, чью толстую шкуру не пробить чужими страданиями и упрёками. С тех пор, однако, его взгляды на монструозность поменялись. И пускай кое-кто окрестил его монстром, сам он себя таковым не считал. Монстр, ха! Вот Сноук – да, был форменным чудищем Тьмы. Себя Рен относил к образцам куда более симпатичным. С Ханом, конечно, получилось ужасно. Бедняга Хан… Угораздило его повстречать Скайуокеров и спутаться с ними. Летел бы мимо, занимался своей контрабандой – может, горя б не знал. Но – потянуло его распустить хвост перед принцессой и подтвердить репутацию лихого парня. А после, когда их с Леей семья уже развалилась с треском? Семь лет оставался в стороне от Сопротивления, вернулся потихоньку к прежним полузаконным делам – чтобы в самый неподходящий момент вспомнить об отцовском долге. Скажи ты экс-супруге пару жёстких слов – и не вмешивайся больше ни во что. Ан нет: Лея велела – пойти, привести заблудшего отпрыска домой, и Хан пошёл. Его последний взгляд… печально, что и говорить. Но уж так сложилось: издержки гражданской войны и непримиримых политических разногласий в семействе Скайуокеров. Удобно, конечно, свалить всю вину на мерзавца, предавшего светлые идеалы демократии и джедаизма… Вот только «мерзавец» не согласен, и требует справедливого раздела вины как минимум на троих. Побередив немного душевные раны, Кайло аккуратно смазывал их бальзамом самооправдания и вновь отдавался красоте Озёрного края. Прежде Рен не обнаруживал способности любоваться ландшафтом – слишком был погружён в себя, а ландшафты стояли в сторонке, ни на что не влияя, он и не замечал их. Люк, правда, регулярно что-то говорил о единении с природой, но эти слова влетали в одно ухо Бена и без задержки вылетали из другого. Бена волновали совсем иные проблемы: безоговорочно превзойти всех однокашников, добиться особого внимания магистра, показать, доказать… Какая тут гармония с природой? А на службе у Первого Порядка внутреннее состояние Кайло гармонировало разве что с лавовым пейзажем Мустафара. Сноук быстро развеял наивные претензии новичка и объяснил что к чему, когда Кайло, считая себя весьма ценным приобретением Порядка, посмел возразить новому учителю. Наказание последовало немедленно – Сноук не пожалел Силы, вразумляя юного идиота. Затем наказанного окружил мрак. Нет, речь не о Тёмной стороне, а о самом обычном мраке: в комнате, куда красные гвардейцы Верховного Лидера оттащили почти бессознательное тело Рена, было темно. Когда он почувствовал, что уже способен подняться и контролировать Силу, не спешил осветить помещение тем или другим способом – не хотелось. Подниматься, впрочем, не хотелось тоже. Солоноватый привкус крови на искусанных губах, кожу щёк стянули высохшие дорожки слёз. Темнота укрыла его, помогая продлить отупелое, безразличное состояние. В темноте, с пустой головой, казалось, почти не больно. Но долго так не пролежишь… Вот тогда ему впервые пришло в голову убить Сноука. Пугающая идея – ведь он ясно понял, что с Лидером не совладает, и страшно было представить, что сделает Сноук, если выудит из мозга ученика преступную мыслишку. Ещё одна глупость юного Рена – он забыл о неписаном кодексе адептов Тёмной стороны. Сноук знал, конечно. Знал и одобрял, считая, что всегда сумеет справиться с Кайло; и бессильная ненависть к учителю только глубже утянет незадачливого экс-падавана во Тьму. В девятнадцать лет ненависть надолго стала самым сильным мотивом, что удерживал Рена в жизни. Избавиться от Сноука, разделаться с Хаксом, расквитаться с отцом-кровосмесителем, отвергнувшим сына…. Кайло запрещал себе думать, что Люк его отец, но память об откровении Силы в ночь гибели Нового ордена преследовала его, как бы он её ни гнал. С годами и опытом появилась надежда когда-нибудь одолеть Сноука: Рен незаметно для учителя приподнял голову, а к ненависти прибавилась остервенелая жажда власти. Он не понимал, что такое власть, для него она была лишь способом самоутверждения – манящей, вожделенной целью, в которой воплотились все его мечты. Теперь, оглядываясь назад, Рен видел жалкую суть обозлённого мальчишки, но больше жалел чем обвинял – способность, также недоступная ему прежде: ведь как бы ни ненавидел он Люка, ненависть к себе была, пожалуй, даже сильнее. Энакину пришлось повозиться. В первые недели после Крэйта Скайуокер-старший не оставлял внука буквально ни на минуту: стерёг по ночам его сон, а днём повсюду следовал за подопечным неотвязной тенью. Кайло и не возражал – слишком был напуган заговором Хакса и свалившейся ответственностью. Первое выступление нового лидера перед оставшимися в живых членами верхушки Порядка, как и следовало ожидать, оказалось провальным. Уже на первых абзацах своей речи Рен заметил, что не справляется с интонацией, да и с лицом непорядок. Запинаться, останавливаться было нельзя, но внутренняя паника нарастала. И его вовремя лишили возможности провалить дело. То был не паралич, и пут Силы он не чувствовал – но тело продолжало двигаться независимо от его воли, каким-то образом сознание полностью утратило возможность контролировать плоть, хотя и ощущало её. Он был заперт внутри себя, а его бренной оболочкой управляла чужая Сила. Голосовыми связками кукловод не пользовался: они словно заледенели, а говорил Энакин, в совершенстве подражая голосу внука. Но Энакин не был бы Энакином, если б оставил Кайло без дела ужасаться происходящему. «Смотри.» прозвучало прямо в мозгу. Перед Реном из Силы соткалось нечто вроде зеркала: он видел себя, мог наблюдать за «своими» движениями и мимикой – образец, на который ему предлагалось ориентироваться в будущем. С безвольным телом призрак управлялся легко, но мимические мышцы, по ощущениям Кайло, оставались в покое – значит, на лицо «куклы» Энакин навёл иллюзию. Несмотря на дикое, невероятное положение, незадачливый Верховный Лидер с первых секунд увлёкся зрелищем. Программная речь Кайло началась в кресле на приподнятой на несколько ступеней над полом площадке, что была вписана в широкую, неглубокую нишу, образованную закруглённой стеной Малого зала совещаний. Возвышение служило постаментом для голограммы Сноука, а в тот знаменательный день превратилось в сцену, где новый Лидер должен был показать своё актёрское мастерство. Рен успел с кресла встать, когда его на ходу перехватили умелые руки… точнее, Сила деда-кукольника. Объявляя… нет, настойчиво предлагая отправить в утиль название Первого Порядка и титул Верховного Лидера, как сделавшие себе чересчур мрачную рекламу, «Кайло» непринуждённо сошёл с постамента и приблизился к длинному столу, по обе стороны которого расположились участники совещания. Оставив незанятым свободный стул во главе стола, «Рен» лишь положил руку на высокую спинку и продолжал говорить стоя. За время выступления он ещё только раз покинул избранное место, чтобы мерным шагом обойти стол, не задержавшись ни перед одним из присутствующих. Нехитрые, кажется, приёмы, но как чётко, органично, без малейшей натуги всё исполнено! Лидер дал понять, что не намерен идти по стопам Сноука, представляя себя как владыку-полубога, и демократично снизошёл почти до уровня подчинённых, удерживая, однако, необходимую дистанцию. Скупые движения и мимика, ровная речь, подкрашенная эмоциями в определённых местах. «Рен», которого Кайло видел в зеркале Силы, излучал уверенность в себе и праве на занятое им место. На аудиторию Лидер явно произвёл впечатление – неожиданное, даже почти ошеломляющее, но не негативное. Конечно, с первого раза ему не поверили, но первый плюс, первый балл в его пользу поставили несомненно. А Кайло влюбился в своего двойника, как подросток в актёра-звезду на экране, которому так хочется подражать, и однажды стать им. Правда, у подростка есть выбор – предпринимать ли попытки подступиться к подножию кино-Олимпа или нет. У Рена выбора не было: его подталкивали и жизненная необходимость, и восхищение увиденным. Но глухой страх полностью лишиться воли, даже разума, стать в руках Энакина игрушкой настолько послушной, какой он никогда не был при Сноуке, несмотря на изощрённую жестокость тёмного наставника, поселился в Кайло. Немного придя в себя, он спросил деда, насколько легко сделать другого пользователя Силы марионеткой в самом буквальном смысле. «В данном случае – совсем легко.» Рен почувствовал, как немеет шея, затылок, и деревенеют плечи. «Почему?» «Ты не сопротивлялся.» «Конечно, я не успел – ведь понятия не имел, что ты сделаешь!» Призрак покачал головой: «Внутренне ты готов был подчиниться мне, что бы я ни сделал.» Кайло прикусил язык. Да, правда. Он готов был душу и тело отдать Энакину, лишь бы тот поддержал, выручил в рискованной ситуации. А страх рассеялся вскоре: действия Энакина ясно показывали – на лёгкую жизнь бездумной куклы внук может не рассчитывать. Период, когда дед водил Рена за ручку и придерживал за шиворот на всех крутых поворотах, плавно сменился эпохой полевых испытаний – единичных сначала, но неумолимо учащавшихся; в ту эпоху Кайло не раз позавидовал марионеткам. Скайуокер-старший был прекрасным наставником и изощрённым мучителем в одном лице. Внезапность проверки являлась одним из методов: с некоторых пор Кайло знал, что в полной готовности необходимо пребывать всегда, поскольку державшая его рука может разжаться в любой момент во время какой-нибудь важной встречи с представителями крупного бизнеса, например. Энакин неизменно наблюдал за ходом дела, но, выбрав для себя случай отпустить внука в пробное самостоятельное плаванье, уже не вмешивался, если считал, что Кайло достаточно подготовлен, чтобы справиться с ситуацией. Вот только на первых порах мнения ученика и учителя о готовности расходились довольно резко, и неоднократно Рену приходилось барахтаться, намотав на кулак все нервы. От объёма усвояемой информации (включая читавшиеся онлайн мысли подчинённых) у Кайло распухал мозг – образное выражение, но головные боли в то время бывали самыми настоящими, частыми, иногда очень сильными. Огромное душевное напряжение регулярно выплёскивалось истериками, которые Рен обрушивал на своего безжалостного ментора. Поначалу Энакин моментально прерывал эмоциональные бури и «выключал» Кайло Силой, отправляя внука в сладостное расслабляющее забытьё на пару-тройку часов. Позднее тактика поменялась: Энакин молча ждал, пока Кайло выдохнется и истерика само собой пойдёт на убыль, и лишь тогда устраивал внуку сеанс релаксации. «Как ты мне надоел!..» тоскливо вытявкивал Рен раз за разом, натыкаясь на невозмутимый, либо невозмутимо-ироничный ответ: «Неужели?» И, наконец, наступил день, когда драма стала комедией: истерика совсем прошла, а Рен, всё ещё в полном сознании, словно дрессированная собака, которой не дали сахару за выполненный трюк, обиженно таращился на деда, не понимая, отчего тот тянет с привычным «нажатием кнопки off». «Попробуй отключить себя сам.» Тут же Энакин поднял перед внуком Силовое «зеркало» -- и Рен неожиданно рассмеялся, глядя на свою возмущённую физиономию. Самовыключение оказалось совсем не трудным. Но случалось и так, что в разгар «полевых испытаний» Энакин, напротив, вмешивался без предупреждения – как раньше. Однажды, во время тяжёлых переговоров с руководством планеты, которая во время войны с Первым Порядком полугласно поддерживала Сопротивление, а теперь мотала нервы бывшему Первому Лидеру, стараясь продаться ему как можно выгодней, на своих условиях, у усталого и раздражённого Кайло противно зачесались глаза, возвещая скорую смену цвета радужек под воздействием всколыхнувшейся Тьмы. Он аккуратно загородил верхнюю часть лица ладонью и попытался навести иллюзию-маскировку. Иллюзия не давалась от разошедшихся эмоций – сказывался перегруженный рабочий график последних дней. Рена потряхивало от желания передушить примерно половину присутствующих, либо, на худой конец, долго и со вкусом молотить их мордами об стол, покуда упомянутые морды не превратятся в кровавую кашу. Он едва не упустил нить разговора – и вдруг ощутил давление Силы под нижней челюстью. Кислород ему перекрыли частично – ровно настолько, чтобы, позабыв кровожадные фантазии, всё оставшееся время Кайло сосредоточился на сути переговоров и на том, как ему произносить свои реплики достаточно свободно, не выдавая натужного дыхания. «Понравились переговоры?» спросил после призрак, наблюдая за странной улыбкой, мерцавшей на лице внука. Странной она была из-за того, что Кайло старался – не слишком усердно, впрочем – её сдержать, но улыбка не слушалась, а после заданного дедом вопроса расцвела в полную силу. «Переговоры – не очень. Хорошо другое: я не совсем безнадёжен, а?» «Разумеется, ты не безнадёжен. Неужели только сейчас это понял?» «Похоже, да. Я подумал, какой скандал ещё недавно мог закатить тебе за насилие над моим бедным горлом и психикой.» «За чем же дело стало?» «А нет желания ругаться.» хмыкнул Рен. «Метод-то эффективный – мигом в чувство приводит и понижает градус бешенства.» «Можешь освоить его и применять самостоятельно.» «Брать себя за горло? А что? Надо попробовать.» Пока учишься плавать, оказавшись на глубине, судорожно сучишь всеми конечностями, с ужасом глядя на идущую навстречу волну, и проклинаешь того, кто тебя бросил в воду. Но умение растёт – и вот уже с удовольствием скачешь на волнах, то осёдлывая их, то подныривая. И понимаешь, что своенравное море по-своему хорошо, а жизнь вообще – недурная штука. И приходит день, когда ты не только сосредоточенно пялишься в зеркало, пробуя и заучивая различные варианты улыбок и прочих гримас – для родни, для подчинённых и т.д. и т.п. – а вдруг замечаешь, что твоё отражение само себе не так уж плохо. И улыбаешься зеркалу безо всякой задней мысли. Примерно через год после Крэйта случилось то, чего Кайло так сильно хотел, но о чём едва не позабыл, захваченный непрерывной гонкой с препятствиями, когда только выдохнешь – а уже надо готовиться брать следующий барьер. Мысли окружающих уже некоторое время обнадёживали; но чёткое понимание, что важнейший на данном этапе барьер взят, пришло к Рену на очередном совещании бонз Порядка… то бишь, Фронта возрождения Республики. Да, его лидерство признали. Потом он стоял у панорамного окна своих апартаментов на Корусанте, глядя на кипящий и копошащийся внизу огромный город. В Озёрном краю он любил красоту и покой, а здесь – вид роскошной столицы, простёртой у его ног. Он давно забыл, что есть счастье. В детстве, лет до десяти-одиннадцати от роду, Бену случалось чувствовать себя счастливым – когда Хан брал его с собой в полёт, или когда он чувствовал, как возрастает в нём Сила. Но ребёнок счастлив иначе: ребёнку ещё немного нужно для радости, и радость у него лёгкая. Теперь он ощущал себя альпинистом, что взобрался на высочайшую гору. Весь год он карабкался, обдирая руки и колени, переламывая себя и подминая чужие жизни. Право на радость выгрызал и заслуживал день за днём. В его счастье присутствовал изрядный процент злости и гордыни – и всё же он был счастлив. А выстраданность результата увеличивала его радость. И Кайло, и Энакин молчали. Рену не хотелось говорить. Он переживал успех, оставив долю сомнения – и в силу своего мрачноватого характера, и осознанно придерживал внутреннее торжество, чтобы не заработать на радостях головокружение и не потерять почву под ногами. Самое главное – прочно стоять на земле (даже если в конкретный момент землёй служит пол межзвёздного корабля), не позволяя себе улетать в космические дали желаний, это он усвоил накрепко. Он не сомневался, что наставник доволен им, и рассчитывал, что Энакин произнесёт те или иные подходящие к случаю слова, попутно, как всегда, упомянув недочёты – на что Рен уже перестал обижаться, напротив, ему нравилась скрупулёзность деда. Но пока хватало и безмолвия. Прежде молчание Энакина чаще всего раздражало – о, знаменитые, душевыворачивающие паузы старого Скайуокера! Со временем, помимо педагогических пауз наставника, возникали иные ситуации и развивалась привычка молчать вдвоём, что было очень комфортно. Кайло слегка вздрогнул, когда дуновение прохлады, будто ветерок, невесть как залетевший в комнату, взъерошило ему волосы на затылке. Простые прикосновения призрака – воздействия Силой в проблемных обстоятельствах не в счёт – оставались редкими. Рен автоматически отклонился назад – навстречу ласкающему холодку. Он хотел сказать что-то, но смешался и слов не нашёл. Кайло никогда не знал чувства благодарности: ни в крайне узком круге общения своего детства, ни после, в закрутившемся немилосердном водовороте событий. Отношения с Ханом разладились прежде, чем Бен перестал быть ребёнком хотя бы формально, по возрасту – остались горьковато-сладкие воспоминания о прежней близости и детская обида на отца, который в конечном счёте устранился от решения проблемы с сыном. С матерью всегда было… странно. Заботу Скорса мальчик принимал как должное, не задумываясь. Ни светлый, ни тёмный наставник не помогали развитию у Бена, или Кайло способности благодарить не на словах, а в душе. Люка ученик сначала боготворил, затем упорно пытался присвоить кумира себе, и, наконец, возненавидел того всей душой. Сноука ненавидел практически с самого начала. Ни джедаю, ни Тёмному Лидеру Рен не был признателен за науку. При появлении деда, Кайло с отчаянием схватился за руку, что удержала его на краю пропасти; но, как ребёнку или щенку, иногда ему хотелось укусить эту руку, злясь на её мощь и собственную слабость. По мере того, как дела в политике и Силе продвигались, и продвигались успешно, Рен всё больше чувствовал себя не щенком, схваченным за шкирку, а полноценным участником процесса, и желание кусаться и брехать начало потихоньку сходить на нет. Перед лицом разных затруднений вместо прежнего истерического испуга Кайло испытывал холодноватый азарт. Азарт не слишком сильный – не такой, который толкает бросаться к цели очертя голову. Рен был опаслив, и лишнего риска не любил. Но ему нравилось брать барьеры – они закаляли его самого и позволяли переживать самые приятные моменты во взаимоотношениях с Энакином. Сначала учебный процесс сопровождался страхами и страданиями, которые регулярно компенсировал эдакий мазохистский «оргазм» от ощущения власти учителя над собой. Но, хотя Скайуокер-старший на жизненном пути неоднократно проявил садистскую жестокость, мазохизма во внуке он, похоже, никак не одобрял. И аккуратно, последовательно спускал «щенка» с поводка. Из хорошего, но изрядно подпорченного материала, каким был Скайуокер-младший, под искусным руководством Энакина за год получилось нечто вполне годное. Проснувшись на следующее утро, Кайло обнаружил, что до момента, когда он обычно покидал постель, остаётся пять минут. Режим он соблюдал всегда, хотя при Сноуке, с неожиданными вызовами от Верховного лидера и экстренными вылетами на операции, суточное расписание жизни было куда менее упорядочено, чем теперь. Если счастье для Кайло осталось далеко в детстве (вплоть до вчерашнего вечера), годы службы Первому Порядку отбили у него привычку даже к самым простым повседневным удовольствиям. Он не засыпал, а переводил организм в режим отдыха между прошлыми и будущими нагрузками. Утром, или в другое время, когда ему приходилось просыпаться, он поднимался и возвращал себя в рабочее состояние. Рен не ел, а снабжал организм необходимым топливом: по совету Сноука, в его рационе обычные продукты частично были заменены специальными питательными смесями – никакие на вкус, они зато были напичканы хорошо сбалансированными комбинациями полезных элементов. И вот – пять лишних минут. Следовало бы немедленно перейти в рабочий режим и безжалостно пожертвовать минуты ему. Но Кайло было так хорошо в то утро… Он потянулся, вспоминая, как призрачные пальцы деда прошлись вчера по его волосам. Пять минут до подъёма сенатор и признанный лидер ФвР провёл самым бесполезным образом, в обнимку с подушкой – и память об утреннем дурачестве весь день поднимала ему настроение. Новая тяга к красивой жизни дала о себе знать ещё немного раньше – когда Рен поселился на Набу. Озёрный край отвечал политическим запросам, предоставлял комфорт и уединение. Но вдобавок здешние виды разбудили долго дремавшего в Рене эстета. Вилла, на которую он нацелился, со времени смерти Амидалы стояла пустая и закрытая, наводя своей молчаливой красотой грусть, как памятник безвременно ушедшей королеве-сенатору. Появление наследника, широко освещённое Набуанскими СМИ, стало весьма удачным жестом. «Ты ведь бывал здесь?» спросил Кайло в первый вечер, стоя с Энакином на террасе после того, как осмотрел все закоулки виллы, следуя за восторженными смотрителями, хранившими владения Падме. «Да. Мы приехали сюда, чтобы уберечь Падме от покушений, перед началом Клонической войны. А у балюстрады, возле вон той вазы, она и я стояли перед жрецом – на закате, как сейчас…» К бабушке Рен относился противоречиво. Он был убеждён, что обстоятельства сложились бы куда благополучней, присоединись сенатор Наберри к мужу на Мустафаре вместо того, чтоб махать перед носом осатаневшего Энакина своими незыблемыми республиканскими убеждениями. Глядишь, и с императором бы справились, и деспотические замашки супруга Амидала могла смягчать… Но нет, куда там! Диктатура, Тьма – кошмар, невозможно! С другой стороны, сложись судьба семьи Скайуокеров счастливей, близнецы, выросшие вместе, не могли кинуться друг другу на шею однажды ночью. Идейному бабкиному упрямству Кайло обязан своим появлением на свет. По вечерам на террасе, если на Рена находил лирический стих, в плеске озёрной воды ему временами чудился тихий разговор королевы с её джедаем. Смотрители виллы рассказали Рену о портретах хозяйки и её мужа, сделанных по тайному заказу Падме (по настойчивой просьбе мужа, уточнил Энакин). Разглядев изображения, Кайло убедился, что именно с них были сняты маленькие фотокопии, которые он ребёнком видел в медальоне матери. После разгрома Республики портретами завладел Палпатин – изображение Амидалы даже держал у себя в кабинете. Когда император погиб, портреты возвратили на Набу, и они хранились в кабинете хозяйки. Почти двадцать восемь лет спустя, извлечённые из укромного угла волей Рена, изображения красовались теперь по обе стороны от главной лестницы, встречая любого, кто попадал на виллу через парадную дверь. В галерее над лестницей можно было увидеть меньшие по размеру портреты близнецов – Кайло заказал их, тщательно выверив разницу в величине и прикинув, что где повесить. Дополнить выставку собственным изображением Скайуокер Третий не торопился: наследника выдающейся семьи украшает скромность. Обустраиваясь в озёрной резиденции, Кайло подумал о Скорсе – и сначала отбросил мысль, как нелепую. Но вскоре Энакин заговорил об этом и предложил внуку присоединить старого слугу к обстановке виллы. «Мы с ним так расстались…» нерешительно возразил молодой человек. Прощание происходило бурно. Бен хорошенько приложил Скорса Силой, когда тот настойчиво уговаривал питомца хоть как помириться с родителями, только не уезжать из дома в дядькин храм. В конце концов, упрямый воспитатель в буквальном смысле стал Бену поперёк дороги – загораживая дверь комнаты -- и разошедшийся парень резким выбросом Силы препятствие убрал. Вот таким Скорс и остался в памяти Бена – лежащим на полу с непередаваемым выражением лица. А ещё перед тем… Бен с раннего детства любил возиться с камнями. Он неплохо рисовал, хотя его этому не учили – но больше всего мальчика почему-то привлекали камни. Хан привозил ему из путешествий куски различных пород: Бен коллекционировал их, потом начал пытаться обрабатывать. От матери он прятал свои опыты, впрочем, Лея была занята и не допытывалась о невинном хобби сына, довольствуясь надеждой, что творчество займёт мальчишку и поможет обтесать его характер, убрать «колючки». Хан одобрял, и даже пытался проникнуться темой, но помешало общее охлаждение между ним и Беном. Зато Скорс, не разбираясь изначально в предмете, всячески поддерживал юного хозяина. Желая показать, что твёрдо намерен начать новую жизнь, готовясь к отъезду в храм Люка, Бен расколол Силой почти все поделки – чему Скорс отчаянно старался помешать. Сам Бен с удовлетворением наблюдал гибель результата своих детских трудов: возня с камешками с высоты тринадцати лет показалась ему сопливой ерундой, а лёгкость, с какой он уничтожал камни, наполняла ощущением новых огромных возможностей. В эпоху Первого Порядка Кайло иногда невольно вспоминал Скорса, и тут же отметал воспоминания -- было больно. Теперь боль прошла, но её место занял стыд. Скайуокер-старший не видел в этом большого затруднения. Стыд – рудимент, от которого политику желательно избавиться. «Когда ты исчез, разрушив храм Люка, Скорс ушёл от твоей матери, наотрез отказавшись от щедрого выходного пособия, которое она предлагала. Этот человек любил тебя, Бен, и сейчас поминает не злом. Между прочим, он уберёг пару твоих каменных фигурок, они и сейчас у него.» Факультативное задание было наставником сформулировано, и Кайло заинтересовался. В ближайшее свободное время путь Рена лежал на Чандрилу. Набросив Силовую маскировку, он занял позицию у двери скромной квартиры в недорогом спальном районе Ханна-Сити, где последние восемь лет проживал его бывший «нянь». Почти сразу обнаружился то ли напарник по ожиданию, то ли конкурент – небольшой рыжий кот весьма высокомерного и наглого вида. Обычная Силовая маскировка вводит в заблуждение обладателей сознательной психики, но не является преградой для чуткого кошачьего носа и усов. Рен с котом изучили друг друга: один недружелюбно, другой – с подозрением; и раскланиваться не стали. Кот, видимо, решил, что странный сосед не несёт угрозы – и вальяжно разлёгся на полу у двери в жёлтом прямоугольнике, который нарисовало глядевшее в окно вечернее солнце. Рен решил, что кот, если не поднимает шума – деталь, не стоящая внимания. Ну, почти не стоящая. Чудилось в коте нечто знакомое. Зверь лениво облизывал бок, время от времени кидая взгляды на непрошеного соседа, но сохраняя раздражённо-презрительную мину скрытого прихлебателя, коя вызвала в памяти лидера ФвР нетленный образ покойного врага. Кайло насмешливо улыбнулся коту – тот недовольно дёрнул хвостом и отвернулся, надменно жмурясь. Когда появился хозяин осаждённой квартиры, кот, поднявшись с королевской грацией, с крайне независимым выражением начал отираться об ноги Скорса. Скорс искренне обрадовался зверю. Решив, что рыжего подлизу пора подвинуть, Кайло сбросил маскировку. Скорс дрогнул, затем сурово поджал губы. «Мастер Бен… или как там вас теперь?» «Зови как звал.» Кайло наклонил голову набок, как делал маленький Бен, когда очень настойчиво просил о чём-нибудь. «Впустишь?» «Заходите, раз пришли.» Кот тем временем посчитал, что плащ незнакомца – отличная игрушка, или точилка для когтей. А, может, выразил таким манером отношение к сопернику. Проехав немного вперёд, влекомый плащом за вошедшим в квартиру Реном, четырёхлапый паразит отцепился от визитёра, чтобы торопливой рысцой проследовать за хозяином на кухню. Скорс сердито пристукнул по столешнице чашкой крепкого кафа, налитой для гостя прямоходящего. Приготовил по собственному вкусу – Кайло крепость не любил, но вежливо отхлебнул не в меру горчивший напиток. Поблизости от ноги Рена надоедливый котяра с яростным хрустом сосредоточенно уплетал предложенное Скорсом лакомство. Подавив желание наподдать рыжей твари носком сапога, без пяти минут сенатор изобразил улыбку и похвалил аппетит хвостатого. «Твой зверь, значит?» «Да как сказать… Гуляет, где хочет, а ко мне заглядывает на огонёк.» Рен повертел ладонями чашку, подпустив на лицо детской виноватой растерянности. «Ты меня, вижу, совсем не ожидал.» «Да уж, давно думать не думал, что вы появитесь.» Кайло работал, уже без особого труда прочитывая мысли собеседника. Обида, горечь, словно заноза, пронесённая сквозь годы… но не неприязнь. И ещё много интересного… Рен объявил себе выговор. Не ценил он Скорса, не ценил. «Нехорошо мы расстались, правда?» тихо произнёс Рен. «Я с тобой обошёлся по-свински.» «Что верно, то верно.» буркнул бывший слуга, наблюдая за котом. «Вы тогда бредили своей Силой,» «Сила» прозвучало, как нецензурное слово. «что вам до меня?» «Мне было тринадцать – дури в голове больше, чем всего остального. Правда, в моей голове дурь задержалась куда дольше, чем надо.» «Выбили дурь-то?» грубоватый вопрос не выразил и десятую долю многолетней тревоги Скорса за молодого хозяина. «Выбили.» усмехнулся Рен, как бы невзначай коснувшись шрама на щеке. «Но бить пришлось долго.» Некоторое время Скорс пристально изучал лицо собеседника, потом опустил взгляд в недопитую чашку. «Может, оно и неплохо, что жизнь вас поучила. А, может, и нет… Я всегда знал: не будет добра от того, что хозяйка решила отдать вас Скайуокеру.» слово «Скайуокер» произнесено было в такой же манере, что «Сила» перед тем. «Уж как я старался её отговорить… Но разве её в чём убедишь? Всегда упрямая была, как…» не договорив, Скорс покачал головой. «Ты знал?.. Да почему?» «А что хорошего от религиозных-то фанатиков?» «Ну, контакт с Силой – не совсем религия. И…» «Ничего я не знаю о вашей Силе, и знать не хочу.» упрямо продолжил Скорс. «Но и без неё дому ваших родителей не могло быть хорошего от Скайуокера.» «С чего ты так настроен против дяди?» Задавая вопрос Кайло уже отыскал ответ на него в голове Скорса – и изумился. Надо же… Скорс довольно долго молчал. «Вы, конечно, не понимали. И отец ваш тоже. А хозяйка… не хотела понимать.» «Понимать что?» «Скайуокер неровно дышал к вашей матери.» угрюмо выдавил Скорс. Свою осведомлённость, разумеется, нельзя было показать. К счастью, о самом гнусном Скорс не догадался. Или не хотел догадываться. Он предпочитал априори верить, что перед ним сын Хана Соло, а не результат «неровного дыхания» Люка. «С ума ты сошёл! Он её брат.» «Да она его знать не знала полжизни. Он ей такой же брат, как ваш отец или ещё кто.» «Как бы там ни было, дядя Люк очень много сделал для меня.» Скорс недоверчиво зыркнул из-под косматых бровей: «Я вам лишних вопросов не задаю, мастер Бен. Но сказки, как Скайуокер хотел заслать вас в этот… Первый Порядок, а вы только поторопились и начали раньше, чем он думал, будете рассказывать другим.» Рен принял вид человека, который в замешательстве пытается что-то скрыть. Цепкий взгляд его, тем временем, уже обнаружил в комнате один искомый предмет – фигурку «Тысячелетнего Сокола», выточенную из известняка – уцелевший благодаря Скорсу экземпляр погубленной коллекции Бена. «Как же я, по-твоему, там оказался, в Порядке?..» «Как-как…» Скорс отодвинул чашку. «Сами вляпались – дядьке наперекор. Я уж помню, любили вы сотворить что-нибудь назло родителям.» «Но если так…» теперь уж можно было идти в открытую (как обычно, с пометкой «почти» -- согласно Серой идеологии). «значит, я предатель, и даже больше.» «Ваши дела в храме – не моя забота.» возразил Скорс с дремучим упрямством. «Скайуокер получил своё; а вы живым остались – и спасибо. Да если б вас не турнули из дома и потом не мариновали в джедайском ордене, разве угодили б вы в лапы к… как его?» Скорс скривился, словно собираясь плюнуть. «Верховный Лидер Сноук.» «Вот-вот.» Кайло героически опрокинул в себя ещё глоток кафа. «С другой стороны, дружище, останься я дома, кем бы мог стать? Беспомощным маменькиным сынком?» «Тоже верно.» нехотя признал Скорс. «Хозяйка вас, почитай, взаперти держала – как диковину под стеклом. Говорил я ей, что нельзя так с мальчишкой… Было время, отец возил вас с собой – вот уж правильно. Но потом, как начались разговоры о Тёмной стороне Силы, всё и покатилось рафтару в зубы. Я как-то услыхал – и понял, что плохо дело.» «Ты слушал разговоры моих родителей?» «Подслушивать не люблю.» Скорс, похоже, ничуть не смутился. «Но в доме неладно было, что-то они скрывали – вот я и решил держать ухо востро. И узнал что вся возня из-за вашего деда. И ему, и дядьке мало вышло пользы от Силы.» развил Скорс свою излюбленную мысль. «Дед ваш погиб, спасая сына – а тот свихнулся на своей религии, и мать вашу перепугал. «Если в Бене возобладает Тёмная сторона…». Скорс неплохо спародировал интонацию Леи. «В человеке ещё не то возобладает, если его подозревать всё время. И что вас с дедом равнять? У него совсем другая жизнь была.» Помолчав, Скорс махнул рукой: «Ладно. Что было, то прошло. А вот фамилию Скайуокера вы зря взяли. Дело ваше – а только зря.» «Это политика. А с Силой я теперь общаюсь безо всякого религиозного рвения – успокойся.» «Оставьте вы это пойло – сейчас сделаю, как вам нравилось. Вы теперь где?» «На Набу – где жила моя бабушка. Место красивое.» Рен улыбнулся – на сей раз практически искренне. «Удивляюсь, что ты ещё не спросил, как там с питанием.» «А чего спрашивать? Глаза у меня есть.» «Да, я потяжелел с прежних времён.» Скорс понятия не имел о каких-нибудь спецдиетах. Питание подопечного его интересовало в самом простом смысле – и организовать это питание Скорс умел. Но то ли Бен не ценил усердие Скорса, только ничего не впрок ему шло – при хорошем росте он оставался худым. В ордене положение не изменилось, потому что магистр Скайуокер любил повторять мантру: «Размер не имеет значения.» Сноук придерживался иного взгляда: считал, что физическое вместилище Силы, коим служит тело пользователя, должно быть повнушительней. Осмотрев нового ученика, как скот на фермерском базаре, Тёмный Лидер вынес вердикт: «Кожа да кости», и предписал диету по собственному рецепту. Кайло поднялся и взял в руки каменную копию «Тысячелетнего Сокола». С одной стороны был отбит краешек. Рен бережно повернул фигурку с боку на бок. «Я обустроил себе мастерскую – вожусь там с камнями, когда время есть…» Рен вернул фигурку на место. «Заедешь как-нибудь? Если простил меня.» «Что мне вам прощать?» пробурчал Скорс. «Что ударил тебя и отшвырнул с дороги, как рухлядь, которая больше не пригодится – вот что.» «Обидели вы меня тогда, было. Но себе ещё хуже сделали.» «Да уж. Сноук с лихвой меня заставил расплатиться. Зато, считай, уму-разуму научил.» В итоге Скорс перебрался на постоянное жительство в Озёрный край, прихватив с собой безымянного прежде кота. Между котом и Реном установились отношения типа «худой мир» -- пока не произошло столкновение в спальне, где Кайло застал рыжего мерзавца при попытке совершить весьма дурно пахнущее дело, и обзавёлся разодранной в кровь рукой. Мысль удавить хвостатого пронеслась в голове сенатора -- и улетела. Во-первых, расправа не прибавила бы Кайло очков в глазах Скорса, а во-вторых… тот, чьё имя Рен передал коту, лишился головы в один миг, и, повторись всё, лишился бы её снова, но убивать маленькую бессловесную тварь вдруг показалось Рену недостойным делом. Кот был помилован – а его отношения с Кайло перешли в разряд неопределённых, до дальнейшего уточнения. Нельзя сказать, что за два года Кайло стал совершенно другим человеком. Но он выучился лучше ладить и правильней обращаться с проблемными участками своего нутра, и не показывать лишнего наружу. Некоторые свойства его личности нашли новое применение. Обработанные и несколько переориентированные жестокость и зацикленность на собственной персоне оказались полезны как публичному политику, так и теневому лидеру; а сохранившаяся неуверенность в себе и страх поражения не позволяли зарываться. Раньше Рена можно было назвать идеалистом – пускай и кровавым, который мечтал переделать ненавистную ему реальность. Теперь, научившись мириться с реальностью там, где это неизбежно, и прогибать её под себя, где возможно, он нашёл, что мир не настолько плох, и нет нужды всё разрушать до основания, надеясь после отстроить из пепла некую совершенную конструкцию мироустройства. Ломать – не строить, как любил повторять Скайуокер-старший; и строительство, между прочим, обходится недёшево. Когда Сноук объявил смертный приговор системе Хосниан, Рен отреагировал вполне равнодушно: лишь по привычке злобно позавидовал Хаксу, которому выпала честь внести столь впечатляющие коррективы в галактическую карту. Нынче сенатор не мог вспоминать выстрел «Звёздного киллера» без скрипа зубами. Больно думать, сколько ресурсов и кадров почём зря загубили старый урод и рыжий подонок. А что было бы дальше?.. Определённо, убийство Сноука предотвратило нанесение ещё большего ущерба Галактике. Так что лавры избавителя Скайуокер Третий носит вполне заслуженно. И почему только прежде не доходила до него простая истина – чтобы творить сомнительные дела, вовсе не нужно отрекаться от прошлого и давить в себе любые тёплые человеческие проявления? Даже от совести отказываться не обязательно, надо только ей, совестью, правильно пользоваться. О, как вдохновенно когда-то Люк расписывал ученику ужасы Тёмной стороны, вещая о том опустошении, какое ждёт душу павшего. На самом деле жизнь обедняют идеалы – что тёмные, что светлые. А отказ от идеалов делает существование куда более приятным и насыщенным. Гибкость и выгодно расставленные акценты – наше всё. Они не только примиряют тебя с отражением в зеркале, но и физиономии окружающих – сбылись слова Энакина! – постепенно становятся куда приятней. Мысль оставить позади конфликт джедаев и ситхов посещала Кайло и при Сноуке – но Рен, тем не менее, оставался адептом Тёмной стороны и не мог выбраться оттуда без посторонней помощи. Когда Рэй ему в поддержке отказала, случился очередной срыв. Из тупика вывел Серый путь. Как только резкие, однотонно окрашенные «добро» и «зло» в словаре Кайло прочно заменились более приземлёнными, почти бесцветными, но эффективными формулировками «ошибки юности», «стечения обстоятельств», «политическая необходимость», «ответственность лидера перед сторонниками» и «глобальные интересы», дело пошло на лад. В глубине души Рен во многом оставался прежним – ведь не только Галактику, но и собственное «я» в двадцать шесть лет уже не вылепить заново. Оставалась склонность к яростным эмоциям, ему приходилось скрывать свою раздражительность – он твёрдо знал, что игра стоит свеч, но тяжёлые чувства требовали выхода время от времени. Дед, как никто, умел успокаивать штормы, бушевавшие в голове Кайло, но Энакин стремился привить внуку навыки опытного рулевого, который проведёт судно через бурю, не взывая о помощи к духам; что означает такая тенденция, Кайло старался не задумываться – от некоторых страхов он и теперь предпочитал прятать голову в песок. Страсти Рен выплёскивал, в том числе, в мастерской – камни успокаивали его молчанием и надёжностью. К медитациям не прибегал – они всегда давались ему плохо. Его мятущаяся натура сопротивлялась глубокому расслаблению и очищению разума, которые предписаны идеями джедаизма. А медитации с обращением к другой стороне Силы приводили к скоплению тёмных чувств, грозившему разорвать Кайло на куски. И Серый компромисс, вопреки ожиданиям, не особенно повысил медитативные способности Рена. На втором году обучения Энакин предложил ещё один – радикальный – способ выброса негатива. «Нам нужна пустынная или малонаселённая планета, либо область планеты.» «Ач-То подойдёт?» спросил Кайло после некоторого раздумья. «Подойдёт. Но ты уверен, что хочешь именно туда?» «Почему бы нет?» «Действительно, почему нет?» Через воронку Силы, Рен ступил на площадку на выступе высокого утёса. Неподалёку зиял узкий проход в пещеру, от самых ног уходила вниз почти отвесная каменная стена с редкими травяными пятнами. Солнце просвечивало сквозь белую дымку, кругом, насколько хватало глаз, тускло блестя, плескалось прохладное -- судя по местному климату -- море. Ближе к заострённому краю площадки – небольшое грубое четырёхугольное сооружение из того же камня, вроде примитивного алтаря какого-нибудь давным-давно позабытого бога. Зацепившись за угол и щель между каменными плитами, трепетала выгоревшая на солнце шерстяная ткань; Рен поднял её и узнал балахон с капюшоном. «Значит, здесь?..» «Да.» рука призрака легла на «алтарь». «Это сиденье для медитаций. Отсюда Люк слал свою проекцию на Крэйт. Здесь и отошёл к Силе. Ты хотел попрощаться с ним?» «Да нет… Зачем прощаться? С ним же не всё кончено -- гуляет в Силе. Любопытно было увидеть это место. Но прощаться мне надо не здесь.» «Не здесь, а на «Звёздном киллере»?» «Да. Только «Звёздного киллера» нет… От Хана не осталось ни тени, ни могилы, ни даже места смерти.» «Однако, попрощаться с ним ты можешь.» «Внутри себя.» «Конечно.» помедлив, Энакин продолжил. «Но не только. Уверен, с Соло тоже не всё ещё кончено.» «То есть?.. Нечувствительные к Силе полностью растворяются в ней после смерти.» «Не все. Растворяются только те, кто ушёл с миром. Речь не о телесных страданиях. Если кто-то умирает, например, после долгой мучительной болезни, смерть для него становится избавлением. Когда воин гибнет, считая себя борцом за правое дело, он тоже уходит мирно, каким бы страшным ни был его конец физически. Нехороший уход – смерть во время душевного разлада, смерть с грузом отчаяния, чувства вины, неутешенного горя, предательства.» «Но они же не способны стать призраками Силы!..» «Полноценными – нет. Но исчезнуть в Силе не могут тоже – тяжкие чувства мешают. Они не сохраняют здравый ум и сознательную память. А вот эмоциональная память остаётся. Их можно сравнить с больными тяжёлым психическим расстройством. Они блуждают в Силе, не помня ясно, кто они и что с ними произошло – но страдать продолжают.» Кайло комкал плащ Люка. «С ними можно… поговорить?» «Представь себе разговор с невменяемым.» «Можно вернуть им рассудок?» «Нет. Смирись. Мы не боги, и не можем воссоздать душу умершего. А психиатрия рассчитана на живых. Но помочь такой несчастной душе раствориться в Силе, покончив с болью – можно.» «Как?» «Используя Силу и эмоции. Представь океан… океан из тумана, в котором скользят еле заметные тени. Кое-где видны огоньки – это души умерших пользователей Силы, которые сейчас в покое и не стремятся явиться призраками в мир живых. А остальная бесцветная масса – неприкаянные души нечувствительных. Там надо искать того, кто тебе нужен.» «Как?» «Требуется такое погружение в Силу, что, если ищущий жив, без глубокой медитации не обойтись. Твой дух нащупывает в Силе потустороннее пространство. Достигнув цели, вспомни и ещё раз переживи чувства, которые тебя связывали с тем, кого ищешь – тень отзовётся на них, между вами возникнет контакт -- и опять подключаешь Силу, опираясь на своё стремление дать скитальцу вечный покой.» «Ты видел всё сам? Ты…» молодой человек осёкся, потом спросил осторожно. «Падме?..» Призрак кивнул. «Значит, получилось?.. Прости.» «Она не узнала меня.» голос Энакина напоминал шёпот ветра в скалах. «Но она обрела покой.» «И ты мне поможешь?.. Нет!» Кайло вскинул голову. «Наверное, это я должен сделать только сам.» «Правильно.» «Но сюда мы пришли не затем, чтоб искать души. Ты обещал новый метод релаксации.» Энакин широким жестом обвёл вид, открывавшийся с утёса: «В твоём распоряжении как минимум три стихии. Возможно, и четыре. Задействуй Силу и отдай им всё, что хочется выбросить из себя.» «Одной стихии на выбор, или всем сразу?» «Для начала попробуй с одной?» «И что будет?» «Увидим.» заметил Скайуокер-старший тоном то ли философа, то ли естествоиспытателя. Кайло повернулся к морю. Водная стихия показалась ему наиболее подходящей; может, потому, что всегда беспокойное, переменчивое море напоминало его самого. Он подумал, что сейчас, пожалуй, ему пригодятся навыки ситхской медитации – стоит рискнуть. Собрать воедино весь накопившийся к данному моменту эмоциональный «мусор» -- и вон его одним броском. Рен сконцентрировался, глядя в морскую даль, внутри у него закручивался тёмный смерч. Усилие – и словно рывком вытянуло весь воздух из груди, в голове зашумело, перед глазами поплыли разноцветные пятна. Уровень моря на горизонте вдруг пошёл вверх – плавно, но быстро, будто стена воздвигалась из водной глади, неотвратимо приближаясь к Храмовому острову. «Вот и результат.» констатировал призрак. Рен попятился, машинально призывая Силу, но та едва откликалась. Успокаивающим жестом Энакин поднял ладонь: «Ты достаточно высоко. А удар базальтовым скалам не страшен.» Море вспучилось под ними, словно в жадном броске пытаясь добраться до возмутителя, и утянуть его в серо-голубую бездну. Не хватило каких-то полутора футов; в Кайло полетели брызги. «А если бы остров раскололся?» спросил Рен, следя, как медленно, как бы нехотя, с сердитым ворчанием опадает вода. «От удара волны?» «Нет. Выброс я направил в море. А если бы в землю? Я сейчас опустошён – мне бы не удалось задействовать Силу, чтоб вытащить себя.» «Ну-ну. Без крайней нужды я не даю уроки в смертельно опасных условиях. Во-первых, я тебя страхую.» «А во-вторых?» не без труда отозвался Кайло. «Во-вторых, я, кажется, неплохо тебя знаю, Бен. В прошлом ты совершал глупости, но теперь наверняка поостерёгся бы что-то делать с твердью, на которой стоишь.» «Ты предвидел, что из трёх стихий землю я не выберу… Снимаю шляпу, учитель.» В мутной ещё воде показывались безжизненные фигурки ланэев, смытых волной. «По-моему, они не украшали здешний пейзаж.» хладнокровно заметил Скайуокер-старший, бросив беглый взгляд вниз. «Как думаешь?» «Что?..» Рен тяжело опёрся на каменную «подушку», борясь с головокружением. Казалось, все мышцы разом обмякли, и даже кости. «Я, похоже, переборщил.» «Ещё как.» Энакин обозрел зеленоватую физиономию внука. «Выброс надо контролировать. Ничего, научишься.» Призрак ещё раз взглянул на море и закончил другим тоном: «Как жаль, что такая мощь способна во внешнем мире только производить разрушения, но не созидать… Идём-ка в пещеру.» Рен устало подумал, что, если б мощнейшие всплески Силы на голых эмоциях могли принести какой-либо полезный результат – кроме, собственно, сброса негатива пользователем и установления относительного покоя в мире внутреннем – его жизнь стала бы существенно легче. Он опустил глаза на плащ Люка, который продолжал держать всё время до стремительного наступления взбудораженной стихии. Только теперь балахон выскользнул и лежал у каменного сиденья. Кайло подобрал его и, слабо размахнувшись, отдал останки отшельника морю. Преодолевая слабость, отвернулся от обрыва. «Идём. Деревню Хранительниц хорошенько промыло? Но меня вряд ли обвинят в геноциде ланэев. Здесь и впрямь самое подходящее место: никакой Галактической сети, прессы и электората. В нецивилизованном месте можно и вести себя нецивилизованно, не корча либеральную мину для прогрессивной общественности.» Пещера встретила Кайло гулкой тишиной. Но тишина оказалось обманчивой. Зайдя, Рен сразу почувствовал источник Силы, безропотно подпитавший его. Как только он перестал ощущать себя выжатым лимоном, словно кто-то убрал затычки из ушей -- молчаливая пещера наполнилась шепчущими голосами. Кайло обернулся к деду, который не показывал никакого интереса к этой природной обители Силы. «Так это и есть Первый храм джедаев?» «Он самый.» Рен сделал несколько шагов к центру пещеры: «Здесь не только чувствуется средоточие Силы… повсюду Силовые отпечатки, оставленные джедаями в разное время.» Кайло медленно обходил скальный храм. Здесь говорят на древнем языке – с трудом можно понять. И рядом тоже. Чуть дальше в хор древних вклинился куда более актуальный диалог: Люк и Рэй. Интересно… А вот ещё из недавнего… Рен остановился, прислушиваясь. Один голос принадлежал Люку, другой – кашляющий старческий тенорок, который говорил: «Зло совершил ты, когда сдался Вейдеру на Эндоре, думая душу отца спасти.» «Я надеялся вернуть его Свету.» «Невозможно это. Ни Тьме, ни Свету не принадлежал он. Спас его ты – но не так, как хотел. Не к Свету возвратил, но посмертное воплощение помог ему обрести. Если б не жалость и вера твоя, распалась бы душа его без возврата. Благодаря тебе мощным призраком Силы сумел сделаться он. Но не обрёл покоя. И юный Бен Соло непреодолимым искушением для него стал.» Люк не отвечал, и кашляющий голосок продолжил: «Не всё могу в Силе я видеть – уменьшаются возможности мои. Но чувствую изменения, и крик душ развоплощённых слышен был. К цели своей идёт Энакин, и ничего, никого не пощадит он ради внука. Остановить его ты должен – мало времени осталось. Затоплен корабль твой, но невредим – поднять его можно. Туннели гиперпространства ждут тебя. Отними у отца цель, смысл усилий его.» «Не могу.» глухо проронил Люк. «Это мой сын, а я не уверен в своей правоте.» «Да, юный Соло сын твой… Но он уже не Соло.» «Он мой сын, как бы его ни звали.» «Отцу ты уподобляешься, Люк?» «Не знаю, кому уподобляюсь; но, не будь мой отец таким, какой есть, мне бы не уйти живым со «Звезды смерти» над Эндором.» «Ещё надеешься, что раскается Рен, как прежде думал, что отец твой раскается?» «Нет. Я не так наивен и самоуверен, как прежде. Едва ли он раскается. По крайней мере, не я приведу его к раскаянию.» «Покончить с ним надо, чтобы ничего от него не осталось. Когда тебя Рен увидит, гнев он не сможет сдержать. Когда сильней всего разгорится в нём ярость, в тот момент последний удар нанеси – и дважды умрёт он, во Тьме растворившись. Если не сделаешь так, скоро завладеет им Энакин.» «Я не могу. Не настаивай. И говорю не только как родитель этого мальчишки. Ты уверен, что мой отец не знает о нашей встрече?» «За Кайло Реном наверняка наблюдает сейчас твой отец.» «Это ещё не значит, что ему ничего не известно о твоих планах. Думаешь, он отвернётся в нужный момент и позволит убить Бена?» «Я и Оби-Ван его отвлечём. Силу меняет Энакин, и одолеть его трудно – но попытаться должны мы.» «А вам известны пределы его возможностей? Я помню его ярость на руинах моего несчастного храма. Случись что с Беном, он ни перед чем не остановится, чтобы отомстить. Даже если вам удастся его победить, сколько жертв он за собой утащит? Не воинов Силы, а простых нечувствительных. Если бы всё можно было решить самопожертвованием… Я не хочу Армагеддона, Йода. Отец тревожился за Бена. Что стало его целью, будет и удерживать от выходок в духе императора и Сноука.» «Его словам ты веришь? Пешкой станет Кайло Рен, которую отец твой использует ради власти.» «Предлагаешь мне пожалеть парня? Пусть выбирает свою дорогу. Пешкой он и так был.» «Значит, своего добился Энакин? Готов ты с ним согласиться?.. Пророчество есть. На древнем языке написано оно, и по-разному некоторые слова можно понять. Квай-Гон Джинн, что юного Энакина в Орден привёл, в своей приверженности чувствам, вот как пророчество перевёл: «Тот, кто Силой зачат и ведом инстинктами, равновесие в Силу принесёт.» Но я иначе толкую: «Зачатый в насилии, страстями ведомый, Тьму и Свет перемешать может, так, что невозможно различить их будет.» Думал Квай-Гон, что Энакин без отца родился, что мидихлорианы жизнь ему дали. Ошибка это. Правда скрыта частью, но тёмный след тянулся за отцом твоим ещё в детстве. От человека он рождён, и зачат был в гневе и ярости. Если возьмёт верх Энакин, гибель ждёт джедаев, учение их и саму возможность Силу использовать, к Светлой её стороне обращаясь. Понимаешь, что сейчас в руках твоих, Люк? Джедай ты! О долге своём вспомни.» «Кому я должен?» возразил Люк угрюмо. «Я не джедай. Ордена нет, а я – ломоть, отрезанный ото всего. Бывший фанатик-дилетант. Ни дома, ни семьи, ни дела, ни веры. Спасать Галактику – не много ли берём на себя? Галактика жила, когда ещё и духу джедаев не было, и будет жить, когда о нас останется самое смутное воспоминание. Добро и зло для большинства разумных существ определяются без контакта с Силой.» «Но два человека есть ещё, которые небезразличны тебе. Оставишь сестру без помощи?» «Сестру?» голос Люка пропитался ядом. «Если б не вы…» Наступила тишина, вновь прерванная старческим тенорком: «Тёмному владыке конец пришёл от рук ученика. Теперь за матерью и Рэй гонится Кайло Рен, ненавистью к Сопротивлению он одержим.» Снова пауза, и Люк заговорил ровным, мрачным тоном, особенно сильно напомнившим Кайло Энакина: «Я не позволю, чтобы Бен убил Лею. Но сделаю это так, как считаю нужным, а после пусть Бен сам разбирается со своей жизнью… Теперь оставь меня.» Кайло убедился, что может делать хранимые пещерой звуки прошлого более или менее слышимыми для себя. Сейчас он уменьшил громкость и посмотрел на Энакина – вокруг того вихрились Силовые потоки, образуя воронку, центром коей и был призрак, притягивавший Силу, как мощный магнит, не заключённый к тому же в телесную оболочку, что служит изоляционным материалом, создавая определённое препятствие на пути Силы. В воздухе аж сверкало и потрескивало, словно искрил оголённый провод. Скайуокер-старший не обращал на буйство Силы видимого внимания. «Я прямо завидую». усмехнулся Рен. «Не стоит. Ты ведь не торопишься стать… настолько же притягательным для Силы? Цена чересчур высока.» «Кстати о ценах. Верховный магистр, значит, перед Крэйтом пытался послать Люка за моей головой… Сильно, видать, припекло, если он задумал такую авантюру, рассчитанную на авось. В цейтноте, надеясь, что сначала ты прозеваешь их с Люком разговор, затем позволишь себя отвлечь.» «Даже восьмисотлетний джедай может начать суетиться, чувствуя, что смерть всё же есть, и она идёт за ним. Ему и Оби-Вану предстояло схватиться не с потерявшим голову мальчишкой, и не с калекой, у которого притупилось Силовое чутьё. И у них больше не было возможности красиво уйти в Силу во время поединка, оставив противника с носом. Из Силы можно уйти только в никуда…. Вот он и решил рискнуть. Йода хотел закончить то, что не совсем удалось двадцать восемь лет назад. Избавиться от меня. А твоя гибель –прекрасный способ повязать Люка, так, как никогда не смогла бы связать его моя смерть, даже если б Люк прикончил меня собственноручно. Любил он тебя или нет, но ты был учеником, и за твою судьбу, в отличие от моей, он всё равно ощущал ответственность. Расправившись с тобой, Люк уже не смог бы оставаться на Ач-То – ему пришлось бы вернуться в мир и снова стараться возродить орден джедаев, чтобы загладить вину перед сестрой, чтоб доказать себе, что он убил родного сына не напрасно. А девочка с Джакку становилась для него подарком судьбы – вторым шансом доказать свою состоятельность как учителя.» «Но Люк решил иначе…» отказ Люка от обязанности палача, кажется, не вызвал у Кайло чувство благодарности, на которое, вероятно, надеялся призрак – и молодому человеку сделалось неловко перед дедом. Скайуокер-старший лишь молча наклонил голову. «Впрочем, его уход не означает, что он вовсе отказался учить девчонку.» задумчиво продолжил Рен. «А что с храмовой библиотекой? Она сгорела, но, похоже, горела уже пустой.» «Твоя маленькая знакомая успела прихватить сохранившиеся книги.» «Есть смысл мне их прочитать?» «Ну, ради красоты древнего языка…» «А ради содержания?» «Не думаю, Бен. Девочка очарована своим трофеем – но сколько книг она вообще видела в жизни? А тебе интересно перечитывать на древнем наречии моральный кодекс джедая, который, между прочим, повторяет заповеди других религий? Религий, с которыми джедаизм никогда не мог равняться по популярности. Религия, способная привлечь массу населения на многих планетах, должна быть понятна и доступна любому. Джедаизм – культ для узкого круга избранных. Орден джедаев столетиями встраивался в действующий политический режим, за счёт чего обрёл прочное влияние и вес в обществе. Такова судьба любой религии – рано или поздно её поставят на службу власти. Только джедаизм, в отличие от культов, владевших миллиардами умов, всегда оставался далёким, мутным и чуждым большинству, народам. И пал вместе со Старой Республикой. Люк горел идеей возродить орден, но не понимал практической стороны дела – и недаром в конце концов назвал себя дилетантом. Владеть Силой мало, обращаться к ней со Светлой стороны – тоже мало. Люк считал себя джедаем, не представляя, что в действительности значит это слово. Джедай – тот, кто с малого возраста воспитывался в кругу себе подобных сверстников, под надзором многих магистров, с самого детства впитал идеи и являлся членом прочной, достаточно обширной организации. Люк фактически попытался создать новую религию по мотивам прежней. Но для такого дела нужно время – очень много времени, а число возможных последователей ничтожно мало. Чтобы успешно руководить организацией вроде Ордена, необходимо идти на многочисленные сделки с совестью, от случая к случаю перетолковывать принципы собственной веры, быть политиком – а Люк никогда им не был. Он не смог воссоздать джедаизм, и никто не сумет. Йоды и Оби-Вана больше нет. Новое поколение чувствительных к Силе ещё юно и слабо – большой срок для работы на опережение. А если у маленькой Рэй всё же получится что-нибудь…» «…моё дело -- прибрать к рукам результаты её усилий, если увижу, что из этого можно извлечь пользу.» «Конечно. А содержание книг, уж если любопытствуешь, могу тебе передать. Только предостережения против гордыни, гнева и жажды власти наверняка давно набили тебе оскомину, а способы призывать Силу, описанные древними джедаями, едва ли пригодятся.» «Я представил, как древние фолианты украсят мою библиотеку на Набу. Но не стану пока пытаться отобрать у малютки Рэй её сокровище.» Ответа не последовало. Кайло посмотрел на видневшийся в светлом треугольнике храмового входа каменный «алтарь», с которого Люк шагнул за грань жизни и смерти. «Нет, не понимаю, как он жил здесь.» вдруг вырвалось. «С ума ведь сойдёшь без себе подобных. Или он общался с хранительницами?» «Практически нет.» «Скайуокеры… но мы с ним из разного теста.» «Тесто одно – выпекалось по-разному. Я узнал Силу слишком поздно, чтобы стать джедаем…. но слишком рано, чтобы избежать искушения властью. В меня не вдалбливали основы джедаизма с первых лет жизни, но я хлебнул рабства, а потом, ещё ребёнком, попал в Орден, членство в котором сулило могущество. Ты с самого рождения оказался в близком соседстве с властью, хотя твоя мать старалась не посвящать тебя ни во что, и держать в башне из слоновой кости – тем самым в тебе только взращивали снобизм. Люк столкнулся с Силой, когда ему было уже двадцать: он вырос неиспорченным – на свободе, с моралью обычных людей. Потому он не похож на нас с тобой. Он искренне хотел справедливости, счастья жителям Галактики. Но его мечты разбились о реальность. Его мужество в борьбе держалось на вере -- когда вера ослабела, и мужество пошло на убыль. Он похоронил себя здесь, возле истоков религии, которой опрометчиво пытался следовать. Но одновременно, думаю, как раз здесь он был счастлив.» «Как на Татуине когда-то?» «Не так. Помнишь, что он говорил мне? На Татуине он был юн и любопытен. Жизнь на ферме казалась скучной и однообразной, он хотел увидеть другие миры, хотел летать. На Ач-То он укрылся от жизненных бурь и разочарования, и нашёл удовольствие в одиночестве, молчании дикого края, во вкусе собственноручно загарпуненной рыбы… Тебе не понять его, Бен, как и ему тебя. Ты стал воплощением всего, что он не мог принять. И он надеялся исправить джедайским смирением жестокого высокомерного человека, каким ты уже был в тринадцать лет. Застенчивый мальчик… На самом деле, застенчивость не мешает ни высокомерию, ни жестокости. К чему я говорю? Простишь его или нет, ты всё-таки помни – даже не о том, что он дал тебе жизнь, но о том, что выпало на его долю.» Через некоторое время после визита на Ач-То Кайло отыскал Хана в безбрежном тусклом океане неприкаянных душ – и простился, как мог. Тяжёлое было зрелище… но Рен успел достаточно вооружиться Серостью, чтобы пройти испытание с честью. После упокоения души Хана Энакин предложил внуку заняться световым мечом – заново зарядить кристалл. С медитациями, как уже упоминалось, у Кайло имелись проблемы. В прошлый раз мучительный для молодого ситха процесс зарядки растянулся на трое суток, в итоге кристалл треснул и начал выбрасывать избыточную энергию. Меч был детищем, рождённым в муках, и расстаться с ним Кайло не хотел -- тем более, не факт, что другая попытка не закончилась бы ещё хуже. Пришлось думать об отводе лишнего тепла, и, вдохновлённый изображениями древних моделей оружия, что принимали участие в Великой резне на Малакоре, Рен оснастил меч подобием гарды, через которую уходили излишки. Клинок всё равно получился неровным, а боковые лучи создавали опасность для владельца, но Кайло привык к мечу и дорожил им. После Крэйта жизнь Рена пошла так, что личное оружие он использовал в основном для тренировок, а «перекраска» хозяина в серый цвет сделала отношение к мечу менее трепетным. Готовясь к новой медитации над кристаллом, Кайло настраивался терпеливо выдержать всё, что последует – только цейтнот сильно смущал сенатора. Зря смущал – наставник и здесь не изменил утилитарной идее: «Вовсе не нужно готовиться к длительной медитации – ты не в храме, чтобы понапрасну терять время. Теперь ты не можешь себе позволить выпадать из реальности на сутки.» «Но качество зарядки…» «Качество не пострадает, если настроишься правильно. Помни – ты должен использовать Силу, как инструмент. Цель – полноценная перезарядка кристалла за минимальный срок. И в конце концов, это просто оружие.» Оперативно «нагнув» Силу, Кайло управился с мечом за полтора часа. Рукоять выбросила немного дрожащий луч металлического цвета. Гарда не светилась. Удивлённый Рен хотел взять оружие, но Энакин потянул меч к себе. «Я этого ждал…» Скайуокер-старший не изучал, а любовался мечом вопреки недавним словам о «просто оружии». «Трещины в кристалле больше нет – Сила заделала её.» он перевёл странно блестевшие глаза на внука. «Недаром я надеялся, что древо, корнем которого стал Реван, принесёт достойные плоды.» Кайло приблизился, ощущая торжественность момента. Призрак передал меч из руки в руку – прохладные невесомые пальцы скользнули по кисти молодого человека. «Серый клинок… Не знаю, стоит ли кому-то его видеть.» В тот же миг луч полыхнул красным (гарда не зажглась), затем обрёл холодный голубой оттенок, и, сменив в произвольной последовательности все цвета радуги, завершил неожиданное лазерное шоу, вернувшись к цвету металла. Меч-обманщик, меч-хамелеон для Серого лидера. Рен улыбнулся клинку, и, подняв глаза от хитрого оружия, встретил улыбку деда. *** Уже совсем стемнело, горы за озером матово, призрачно чернели в лунном свете. Вынырнув из воспоминаний, сенатор ещё раз просмотрел статьи о давешнем приключении на Корусанте, что красовались в Галактической Сети. Мисс Гай не теряла времени даром. «Цена беззубой власти: жертвы Новой Республики», «Герои, боровшиеся за свободу Галактики, доведены до крайности!», «Вечный конфликт: принцесса Органа не хочет мириться с Республикой», «Все два года лорд Рен прекрасно знал, где скрывается его мать, но не сообщил Сенату. Может ли Республика доверять сыну сепаратистов?». Под заголовком последней статьи стояло имя одного из самых известных и зубастых оппозиционных журналистов, который прославил себя разгромными статьями, клеймившими членов нового Сената – всех разом и многих по отдельности. Журналист оказался достаточно расторопным, чтобы по своей инициативе попроситься к Рену на жалованье. И отрабатывал на совесть… на совесть – ха! Карманная оппозиция – вещь нужная. Даже необходимая. Миновало время диктаторов старого образца, откровенно не терпевших общественного протеста. Современный диктатор просто обязан быть демократом, так что без оппозиции никак. Кайло не раз с чувством признавался кузине-королеве в своей искренней любви к оппозиционным деятелям: «Даже если они кричат слишком много, громко, и часто не по делу, всё лучше, чем молчание.» Солита серьёзно кивала, а он потешался про себя. Рен, естественно, прикармливал многих оппозиционеров; подпись прыткого журналюги сейчас особо привлекла внимание сенатора, поскольку мисс Гай сообщила – именно этому красавцу она планирует поручить дело Дэмерона. Кайло хмыкнул в предвкушении. Немного откинул голову, полузакрыв глаза, почти бездумно поглаживая датапад, словно лаская все выступы на поверхности гаджета. Пухлые губы сенатора удовлетворённо изгибаясь, мяли одна другую. Мысли Рена подробно рисовали перед ним мисс Гай: полноватое большеглазое лицо с орлиным носом, упрямым подбородком и маленьким капризным ртом. Чистая, очень белая кожа, глаза цвета аквамарина. Светло-рыжие волосы гладко зачёсаны и закручены в тяжёлый узел на затылке. Под строгим серым комбинезоном угадывается довольно аппетитная фигура… Пальцы дёрнулись вверх и нерешительно замерли над датападом. Не стоит увлекаться такими мыслями. Не стоит, верно?.. Станцевав в воздухе нервный танец, пальцы Рена вновь жадно стиснули гаджет.