Born to crawl - can not fly!

Рыжеволосая царевна не торопясь прогуливалась по безмолвным коридорам дворца. Тишина приносила умиротворение. Голова слегка кружилась после эмоционального потрясения от красоты города Богов, но это не мешало ей вполне здраво рассуждать. Снова начали возвращаться неприятные мысли, и девушка попыталась отвлечься, осматриваясь вокруг себя. Пламя в настенных чашах не давало много света, и по большей части было сумрачно, что мешало разглядывать, например, фрески или выложенную мозаику Всеотца и его семьи под потолком, но огонь трескающий в высоких чащах помогал хоть и не до конца, но все-таки рассмотреть красоту дворца. Вскоре девушка окончательно осознала, что она заплутала среди расписных коридоров, блуждая среди белесых арок и пролетов лестниц. Тихий топот босых ступней то и дело отлетал от позолоченных стен дворца, окутывая своим вроде и тихим звуком все свободное пространство, коего было и вправду много. В своих раздумьях молодая царевна все еще вальсировала где-то на грани томительного счастья и глубокого ужаса. В зеленых глазах отражались выложенные цветными драгоценными камнями фрески. Картинки передвигались медленно, в молитвенном жесте уговаривали названную дочь опального принца услышать хоть миг из жизни недвижимых картин, что запечатлели в своих камнях историю и сохранили ужас тех времен, они хотели рассказать свою историю, умоляя выслушать, а царевна была лишь заложником их молитв, не позволяя отказать. То была жизнь дворца Богов, место, где имели право быть лишь избранные, кто смог отстоять свое право на нахождение в золотом дворце. Было множество смельчаков, осмелившихся быть по обе руки от самого Одина, Всеотца и Мудрейшего девяти сказочных миров, но только не учли они одного самого незначительно, но в то же время и важного — мудрость Всеотца была не просто измерением его прожитых лет — глупость и корысть храбрейших воинов и зарыла их в землях Хейльхейма, где царит и по сей день вечный мрак и только крики смельчаков радуют хитрющий глаз Хель. Не один час опечаленная царевна топчется в коридоре сказаний, но только у единственной опечаленной фрески — что безнадежно льет слезы свои — смогла остановиться она, наблюдая за хрустальными невидимыми для чужого глаза каплями, которые растворяются в сменяющих друг друга событиях, завораживая красотой сложной работы искусного художника и чародея, но только не это заставляет замереть у этой выложенной драгоценным камнем фрески. В кипарисовых цветом глазах отражались отголоски ужасающего прошлого ее собственного отца, что посмели навсегда запечатлеть в стенах этого дворца, ставшего золотой клеткой для опаленного принца, а теперь и ее дочери, что сейчас и смотри на это своими глазами: При виде опаленного принца, Бога Лжи и Обмана, бог поэтов и скальдов умолк, а остальные гости перестали смеяться. — Почему же ты не рассказываешь дальше, Браги? — спросил его Локи, дерзко подходя к столу. Его когда-то рыжие волосы были взлохмачены от ярости, а зеленые глаза еще имели искру, выраженную сейчас только в собственной ненависти и гневе, обращенного к принцу Браги, — Или ты меня испугался? Я знаю, что говорить ты умеешь, но ты трус и боишься битв и сражений. — Когда мы выйдем отсюда, я тебе покажу, какой я трус, — отвечал Браги, краснея от гнева. — Перестаньте ссориться в чужом доме! — сурово сказал Один. — Молчи, Браги. А ты, Локи, наверное, потерял рассудок, если пришел сюда, чтобы затеять с нами ссору! — Я бы, пожалуй, послушался тебя, Один, если бы ты был действительно мудр и справедлив, — насмешливо возразил владыке мира бог огня. — Но ты не лучше нас всех. Вспомни, сколько раз ты нарушал свои клятвы и обещания; вспомни, сколько раз, решая дела и споры между людьми, ты присуждал победу не тем, кто ее достоин, а тем, кто тебе больше нравился. Ты первый пролил кровь Ванов, ты обманул Гуннлед, похитив у нее «Поэтический мед». Нет, Один, больше я не буду тебя слушаться. И только тихий шелест верной магии спас принца от неминуемого скандала, оставляя за собой лишь недоумевающих и разъеренных асов, чьи мечи уже блеснули в свете яркого солнца Ванахейма. — Никогда не понимал зачем они решили запечатлеть это. Возможно, чтобы показать всем, что принц не оправдал свои надежды перед самим Одином и его женой Фригг, — грубый голос почти силком выволок из созерцания молодую царевну, кто так и стояла спиной к главному герою данной фрески. Девушка вздрогнула и резко развернулась по направлению к голосу, который раздался из-за спины. Локи сверкнул изумрудными глазами, подойдя на шаг ближе. — Неужели Один столь… — Илва не могла подобрать правильного слова, чтобы ненароком не задеть и без того расстроенного отца. — «Столь жесток»? — трикстер тихо выдохнул, прекрасно понимание тот ужас, что застыл в глазах его дочери, ведь и он когда-то сам был таким. Принц стоял по правую руку от собственной дочери, с нескрываемым разочарованием разглядывая собственный лик, что замер в сантиметрах перед ним. Сердце падшего принца всего лишь раз пропустило удар, когда названная дочь взглянула на него его собственными кипарисовыми глазам, что выражали отнюдь не злость и разочарование, только искреннее переживание за судьбу отца, коего знает даже меньше недели. Он не мог поверить в такую искренность, проживая свою жизнь подле лжецов, коим и сам являлся. Но не над этим сейчас болело сердце, только картинки сменяли друг друга, на чью долю выпала ужасная судьба — до скончания веков, покуда царский род не вымрет, нести в себе тяжелую ношу судьбы бывшего Одинсона, а ныне Лафейсона. Глаза дочери были устремлены на фреску, что неминуемо приближалась к концу своего повествования, но принц не хотел, чтобы эту историю увидел ребенок, чьи моральные устои были еще не окрепшими, а конец этой сказки был далеко не прекрасным прощением Всеотца и воссоединением семьи. К сожалению, наказание было, ведь не зря сама фреска имела золотую гравировку: «Наказание для Локи». А фреска все не заканчивала свое повествование, неминуемого приближаясь к кульминации, а лицо принца в такой же пропорции становилось все мрачнее и мрачнее, но уходить от компании дочери в такой момент он не хотел, возможно он хотел увидеть реакцию собственного чада на нелегкую судьба отца, а возможно обычный интерес останавливал его уйти из коридора сказаний о Богах. — «Много плохого сделал бог огня за свою жизнь, но еще страшнее было его наказание. Асы отвели Локи на самую высокую из скал Митгарда и приковали его там за руки и за ноги, а Скади, мстя за своего отца, повесила над его головой ядовитую змею, из пасти которой непрерывно капает яд. Правда, верная жена Локи, Сигюн, и день и ночь сидит около своего мужа, держа над ним большую чашу, но, когда эта чаша переполняется ядом и Сигюн отходит в сторону, чтобы его выплеснуть, капли яда падают на лицо бога огня, и тогда он корчится в страшных мучениях. От этого содрогается весь Митгард и происходит то, что люди называют землетрясением.» — истерзанные временем голос остановил свой монолог, возвращаясь к привычным стонам боли и отчаяния, сопровождаемые тихими всхлипами. Детское сердце остановило свой ритм всего на пару секунд, а воображение рисовала кровавые рисунки такого ужасного и несправедливого наказания за столь нормальное для человека поведение. Взгляд бегал по затухшей картинке, где ее собственный отец был прикован к ледяному валуну, истекающий собственной кровью, что была не привычного красного цвета, а черной, символизирую свою испорченность перед сказочной семьёй. И никто не приходил помочь, а глупые мидгардцы только проходили мимо со страхом и жалостью обходя опального принца, чья жена с нескрываемой болью могла стоять над умирающим любимым. Его огненные рыжие кудри со временем потеряли свою яркость, а черная кровь лишь придала своему обладателю черный как воронье крыло цвет волос. Беззвучные слезы стали стекать по фарфоровым щекам обладательницы фамилии Лафейсон. А сам Лафейсон стоял с гордо поднятой головой, высказывая свое собственное презрение окровавленным картинам в разуме дочери. — Это ты хотела увидеть здесь? А теперь просыпайся, — металлический голос ошарашил молодую царевну, а в следующую секунду она проснулась от собственного крика в королевских покоях. Душераздирающий крик вырвался из детской груди и не хотел заканчиваться, отчего подросток начала метаться по кровати в лихорадочной агонии, будто сама переживала все события, так красочно выложенные драгоценными камнями, пока чьи-то сильные руки не начали трясти в разные стороны. — Не трогай! — Нет! — редкие обрывки фраз вылетали из уст молодой царевны, в то время как старенькая служанка старалась успокоить лихорадочный припадок будущей Царицы. Ледяные руки служанки не могли охладить разгоряченное молодое тело, метавшееся на кровати словно детская юла. Сил подростка хватило лишь на едва слышимый щелчок, из-за чего побитый разум и точь-в-точь такое же тело исчезло из злосчастного дворца в плотной дымке изумрудного цвета, оставляя за собой лишь немой возглас работника замка. От испуга старушка лишь отскочила от непонятной потусторонней дымки, и прикрыла морщинистой рукой рот, чтобы ее собственные крик не посмел побеспокоить царскую читу, не хотелось ей прощаться с жизнью за пропажу молодой царевны, ой как не хотелось. Тяжелые и быстрые шаги служанки вели ее к своему господину, опальному принцу, чьи покои находились поодаль от гостевых комнат, где жила всю крайнюю мидгардскую неделю молодая царевна. -Да сохранит ее Один, Всеотец наш, — прошептала служанка и открыла резную дверь, которая вела в царские опочивальни.

***

Минутное колебание девушки застало ее врасплох, голова ребенка была очень мутной, ей хватало сил лишь на беглый взгляд, что скользнул по темному коридору, где уже не было тех красивых фресок и дорогих витражей в окнах, недолго думая, девушка не спеша начала осматривать странное, доселе неизведанное место. Не такого большого количества собственных сил все-таки хватало на то, чтобы начать не спеша спускаться по холодным ступенькам, опираясь руками о шершавую поверхность камня. Вот только какое-то странное пошркрябование где-то в груди усиливало все более нарастающий страх. Грязно-черные ступеньки уводили глубоко вниз, куда-то в неизвестность, что не придавало никакого энтузиазма, но интуиция велела слепо ей верить, а девушка не могла ослушаться саму себя. Холодные каменные ступеньки уводили девушку все глубже в потайной мир Асгардского дворца. Спустившись, она заметила, что коридор расширился. Впереди оказалось огромное пространство. Молодая царевна прошла еще немного вперед, настороженно осматриваясь, но пустующее пространство все не желало делиться своими секретами, пока наконец ее внимание привлекло что-то странное. Девушка сделала пару шагов и, испугавшись, совсем позабыла о собственном бессилие. На полу лежали странные существа с изуродованными лицами. Испуг, парализовавший все тело, постепенно отступил, когда зеленющие глаза заметила еле уловимое движение в одном из углов помещения, но когда девушка набралась смелости, ее путь был прерван невидимой защитой, точнее быть барьером. Еще раз оглядевшись, подросток заметила, что некоторые участки ограждены прозрачными стенами, которые напоминали мидгардское стекло, но можно было быть уверенным, что здесь замешана более серьезная вещь, нежели обычное хрупкое стекло. На смену испугу пришло животное любопытство, которое полностью противоречило здравому смыслу. Сердце вновь вздрогнуло и отчаянно забилось, стоило подростку заметить какое-то движение среди уродливых существ, но ее взору открывалась лишь малая часть всего пространства. Это изрядно напугало и насторожило ее, но ноги сами понесли ее по грани барьера в ту сторону, где сейчас что-то шевелилось. Холод пробежался по позвонкам, забрался под кожу, заставляя кровь стынуть в жилах. Тело принцессы уже и позабыло о недавнем происшествии, поэтому слабость ушла на задворки подсознания, а азарт и адреналин заполнил все знакомое ей пространство в ее голове. Девушка в одно время была готова бежать в любую секунду, но и в это же время помочь бедному существу — странное противоречие, не так ли? Но доля любопытства удерживала ее на месте, она неотрывно смотрела на юношу, как ей показалось по очертаниям, пошевелился. Его грудь стала вздыматься чаще. Глаза вдруг медленно открылись. Илва почувствовала, как у нее пересыхает в горле от беспокойства, как холодеют пальцы. Две ладони с остервенением начали щупать барьер, на наличие хоть каких-то дырок или изъянов, но попытки были глупыми, царская темница не требовала легких побегов, это и поняла царевна, поэтому спустя пару секунд стала только наблюдать за необыкновенным существом. Парень принял сидячее положение и бросил уверенный, прямой взгляд сквозь толщу темноты на подростка, отчего по позвоночнику пробежал табун мурашек и застыл где-то у копчика. Дыхание сперло, когда невиданный гость медленно стал подходить к грани барьера, наслаждаясь первыми приступами паники молодой девушки, чьи глаза потеряли былое любопытство. Темнота не давала рассмотреть очертания узника, только лунный свет сквозь окно темницы мог помочь разглядеть довольно обычное тело простого мидгардского мальчишки, чьи очертания лица была так обыкновенны для подростка лет двадцать, не более. Только глаза были странного ядовитого голубого цвета, что словно какой-то серебряный краситель плавал в мерцающий радужках глаз обыкновенного с виду существа. Не хватало духу девушке, чтобы назвать это человеком. — Вы в порядке? — дрожащим голосом спросила она, не смея отвести взгляд от чарующих глаз. — Слышите меня? Незнакомец никак не реагировал на слова, только медленно приближался к так называемому барьеру, что отделял девушку от неизвестного узника, так похожего на человеческого подростка. Илва напряженно сжала губы, наблюдая за его действиями. Пустые глаза не выражали абсолютно ничего. Руку девушки завибрировали под натиском давящего взгляда юноши, который стоял вплотную к прозрачной грани и смотрел на девушку с любопытством дикого зверя, дыхания девушка сбилось под таким изучающим взглядом. Ей было страшно, хоть она и была за стеклом, липкое чувство сковывало ее плоть, кусало за кости и сжимало в ледяных тисках сердце. Дочь падшего принца неотрывно смотрела прямо в глаза существу, будто он что-то хотел сказать, а может сделать. Будто под гипнозом девушка не могла оторвать глаз от юноши. Парень подошел вплотную к стене. Его лицо оказалось совсем близко. Он смотрел бесстрастно и холодно. — Кричи, маленькая ведьма, кричи, — его человеческая речь была поистине устрашающа, а слезы страха заполнили уголки глаз ребенка, она отрицательно мотала головой, словно отгоняя дурные мысли, что так быстро проникли в ее подсознание, а былая слабость снова вернулась на первый план сие акта. — КРИЧИ! — злобный взгляд устремился на царевну, а еще более злой рык разорвал тишину темницы. Сильная боль сжала виски, а противный свист, коим пугают собак на дрессировке, стоял в ушах, отчего жгучие слезы лились градом из зеленых глаз молодой девушки. Собственное тело подводило, оседая на грязный пол, более не в силах удерживаться на своих двоих Стало в разы страшнее. Внутри, казалось, все замерло и напряглось, не давая возможности даже дышать. Парень, ни слова не говоря, поднял руку и, растопырив пальцы, положил их на стекло ровно напротив места, где была ладонь царевны. Та перевела растерянный взгляд на свою руку, а затем обратно на незнакомца. Губы онемели и никак не желали шевелиться. Но вольнолюбивый подросток не собиралась прогибаться под каким-то заключенным, она нашла в себе остатки сил, чтобы выговорить: — Чего ты хочешь от меня? — сквозь приступы непонятно откуда взявшейся головной боли крикнула молодая царевна. Она знала, что парень ее услышал, даже сквозь стекло, подросток не знала, почему она не бежит от чертовой темницы превозмогая боль в висках, почему не кричит, как и хотел обладатель голубых глаз. Что-то удерживало ее, заставляло смотреть ему в глаза даже снизу вверх, сквозь пелену слез и ждать, но вот чего? Поначалу юноша никак не реагировал, по-прежнему смотря на нее пронизывающим взглядом. — Эй! Кто здесь? Громкий крик откуда-то со стороны обрушился на нее, как гром с неба. Существо с нечеловеческой скоростью отпрянуло от стекла и скрылось в тени, опуская и без того раздробленный мозг девушке, она испуганно отпрянула от стекла и начала ползти на своих четверых подальше от темницы, пока ее спина не уперлась в каменную стену. Комок в горле отступил, а глупое желание уткнуться в теплое плечо было слишком сильным, вызывая новые истерические спазмы в животе. — Ваше Высочество, что вы забыли тут? О, Всемогущий Один, что с вам приключилось? — сильные руки стражники подняли легкое тело девушки, что содрогалась всем телом от нового всхлипа, а ошарашенный стражник боялся даже дышать на царскую особу, в то время как последняя обняла худощавыми руками бедного стражника. — Отпусти ребенка, глупый стражник, — по спине и без того бедного стражника прошелся холодок от неожиданного появление Бога Обмана, чьи зеленые глаза даже без зрительного контакта были ощутимо наполнены гневом. Русоволосый мужчина присутулился под властным голосом бога, совсем потеряв желание дышать, более склоняясь к тому, чтобы раствориться в темном помещении. Не успел мужчин ничего предпринять, как с рук исчез теплый комок, оставляя за собой лишь шлейф золотой магии. Обернувшись, мужчина уже никого не заметил за своей спиной, но оно и к лучшему.

***

Головная боль встретила царевну с распростертыми объятиями, будто после стоящей пьянки, на которой она была лишь пару раз по своей глупости. Девушка не смогла быстро сообразить, что что-то с ее собственными покоями было не так, куда-то пропал светлый тюль с шарообразного объемного окна, не было и ее мидградских гаджетов, которые она втайне пронесла вместе с другими вещами. Да и сама комната была выполнена в довольно странных цветовых гаммах — золотой и зеленый. Было слишком сложно додумать всю цепочку до конца. До одного момента. — Что происходит с твоим сном, дитя? — хриплый голос не выражал ни родительского беспокойства, ни простого волнения, только научное любопытство. Неприятный укол обиды попал куда-то на уровне с местом, где находится сердце, жгучая обида разливалась по телу, помогая отвлечься от фантомной головной боли. Чувство обиды не заставило себя долго ждать, даже собственный отец видит в ней лишь игрушку для экспериментов, что уже и говорить об остальных. Дискомфорт от легких покалываний не придавал никакой радости, а только ухудшил и без того ужасное состояние молодой царевны. Подросток заерзала на изумрудных простынях, но так и не встала с мягкого ложа, только сильнее укуталась в теплое одеяло, которое явно не принадлежало бывшему принцу, слишком оно казалось детским на фоне золотых коридоров, что украшали вход в опочивальни принца. Неудобная одежда для детей прислуги не особо нравилась девушке, но пока никому не стоило узнавать о новом выродке падшего принца, поэтому для всех девушка была лишь дочерью обычгой слуги. Глупая усмешка сама изобразилась на лице — горько было. — Неужели я всего лишь объект исследований для вас, Локи Лафейсон? — девушка из последних сил сдерживала глупые слезы, что уже откровенно надоели девушке за прошедшую неделю, но, к ее собственной радости, голос ее не предал, он как и всегда выражал сплошной холод и безэмоциональность. — Ты ведешь себя глупо, — констатировал факт вышеупомянутый. — Потому что я веду себя подобно тебе? Да, жалкая иллюзия, ты правда подумал, что я не смогу отличить эту хлипкую иллюзию от тебя? — ехидное выражение лица стало настолько привычным в общении, что девушка уже не разбирала с кем она разговаривать так имеет право, а с кем нет. — Ты даже перед дочерью появится не можешь воочию, так почему я должна с тобой этим делиться? — девушка в один щелчок, превозмогая головокружение и сильную слабость, приблизилась к ненастоящему отцу и в одно прикосновение рассеяла иллюзию, от нее осталась только пыль, что осела на бледные ладони. Она вдохнула поглубже, чтобы сильнее прочувствовать тонкие ауры энергии, летающие словно бабочки по комнате. Девушка хотела сделать шаг в сторону источника частых всплесков энергии, но не удержалась на собственных двоих, отчего налетела на близстоящую тумбочку, чудом удержавшись о нее. Взгляд не мог сосредоточиться на чем-то, кроме цветных кругов, что кружили перед глазами, но стоило молодой царевне включить и другие органы чувствуенного познания, ее невидящие глаза смотрели ровно на то место, где находился падший принц. Он не мог не увидеть в неумелом подростке самого себя: горделивая забитая и забытая всеми девочка, чьи силы нестабильны, а недоверие ко всему миру становится все сильнее с каждым днем. В очередной раз девушка, не взирая на собственную незрячесть, уверенно поднялась на ноги. — Я веду себя может и глупо, но только одно «НО» — мне всего пятнадцать лет, а вам уже более нескольких тысяч лет, а теперь подумайте сами: чья глупость смешнее? Больше у девушке не было сил на собственную защиту, организм требовал покоя, длительного покоя, но некому его даровать. Головная боль окончательна взяла верх над разумом, уступая место только инстинктам, коим и повиновалось тело девушки, уже знакомый щелчок и тело исчезло с изумрудных простыней, оставляя отца в своих покоях наедине с самим собой. — «Не сегодня состоится этот разговор» — шальная мысль проникла в разум как червяк, но девушка была согласна с этой мыслью. Не сегодня, пока не то время. Молодая царевна наконец смогла успокоить бушующее сердце, а разум смог впервые за ночь окунуться в приятную негу без сновидений.