Драбблы с Намджуном

Намджун — человек-противоречие. Холодный, обжигающе-ледяной словно айсберг, по при этом наполненный изнутри разрушительной энергией, зачастую направленной на себя. Всем известно, что эта безжизненная холодная глыба скрывает намного больше под толщами мутной воды, чем показывает на поверхности. Так и он. Всегда держится обособленно, ко всем и всему беспристрастен и даже сейчас, узнав о смерти близкого человека, он устрашающе безэмоционален. Для других. Ты же читаешь его как открытую книгу. Легко подмечаешь пальцы, нервно постукивающие по столу, и губы, зажатые в тонкую линию. Также видишь нехарактерную для мужчины бледность и полную отрешённость во взгляде. Ох, не к добру это. В непонятном даже для тебя самой порыве, легко касаешься его напряжённого плеча и чувствуешь, как молодой человек вздрагивает, будто бы до этого и вовсе не замечал, что ты уже битый час сидишь у него в кабинете и, считай, плюёшь в потолок, так как отчёт уже сдала и, вроде как, домой могла бы уже спокойно пойти. Могла бы, но не хочешь. Страшно оставлять тайный объект обожания, по совместительству своего начальника, одного. Ведь в данной ситуации нормальный человек не должен себя так вести. Так, словно ничего и не произошло вовсе. Хотя Намджун и нормальность — две параллельные, которым не суждено когда-либо пересечься. В желании приободрить, сжимаешь ладонь на его плече чуть сильнее. Удивлённо охаешь, когда чувствуешь его большую и тёплую руку на своей маленькой и холодной. Обогнув подлокотник небольшого кожаного диванчика, внимательно вглядываешься в его лицо. Сердце болезненно ёкает от увиденного. Боль и неприятие произошедшего серой тенью легли на красивые черты. Перехватываешь его руки своими и сжимаешь до хруста, чтобы самой успокоиться и не сорваться, загребая мужчину в жалостливые объятия. Ведь прекрасно понимаешь, что жалость он тебе не простит. Присаживаешься рядом и, мягко расчерчивая большими пальцами узоры на его горячей коже, пытаешься успокоить, внести какую-то ясность. Показывая тем самым, что ты вовсе его не жалеешь. Поддерживаешь — да. Но не жалеешь. Показываешь, что будешь рядом, что чувства это нормально, и боль его тебе понятна. От проницательного взгляда Намджуна по телу пробегает лёгкая дрожь. Смотрит так, будто видит впервые, будто нашёл решение задачки, над которой корпел годами, а после отчаянно впивается в твои губы, ища успокоение, лекарство от горя, тепло и ласку, и, что неудивительно, находит. Отвечаешь на поцелуй, заводишь его руки себе за спину, а своими хватаешься за широкие плечи, словно за спасательный круг, боишься утонуть и потащить вас двоих на поводу ненужной сейчас похоти. Слегка прикусываешь пухлые губы, чувственно смакуешь каждый миллиметр. Ощущение чужих рук на спине кажется чем-то правильным, нужным. Но, как бы хорошо ни было, любой сказке приходит конец. Мягко давишь на крепкую грудь и разрываешь поцелуй, упираясь своим лбом в его. Дышишь часто. Сердце как отбойный молоток бухает в груди. В безмолвной тишине сиплое «Спасибо» эхом отражается от стен и заставляет нечто внутри сладко затрепетать. Решаешь, что все вопросы по поводу происходящего явно стоит оставить на завтра, и понимаешь, что ради этого простого «Спасибо» могла бы и горы свернуть.