Драбблы с Чонгуком.

Казалось, нормальная жизнь больше невозможна. Нормальная — в смысле без всего того, что происходило день за днём, словно по сценарию, написанному несводимыми чернилами на страницах толстых тетрадей. Без постоянного чувства навязчивого страха и беспокойства, не дающего нормально дышать. Без постоянного присутствия в доме посторонних безликих людей. Без нескончаемых новостей о перестрелках, ограблениях и чего-то, связанного с контрабандой и оружием. Теперь это не кажется сюжетом дешевого кино. Ты стала частью всего этого, только вот хотела ли? Сейчас это уже неважно. Важно лишь то, что ты рядом с человеком, вместе с которым начала этот путь, одновременно ступив на территорию его битвы с самим собой. Чонгук не хотел, чтобы так сложилось. Не хотел быть наследником главаря одного из самых крупных кланов мафии. И, тем более, не хотел впутывать тебя в это всё. Никогда не хотел. Только вот его никто не спросил. Поначалу всё было невыносимо. Он тонул в чувствах обязанности, долга, давления со стороны других членов клана. Казалось, ещё немного совсем — и он сломается, как догоревшая спичка раскрошится. И только ты не давала этому случиться, не пускала огонь дальше, задерживала и в итоге потушила. А потом всё встало на свои места. Он научился быть тем, кем его хотят видеть — холодным, расчетливым, резким. Таким, каким положено быть главарю. Наверное, так должно было быть. Так лучше. Власти боялись его, полиция даже имени не желала слышать. Он был главным в городе, он здесь всем управлял. Шёл по головам с маской безразличия и хладнокровия на лице, смотря вперёд сумрачным взглядом. И лишь ты могла подойти к нему, потянуть за шёлковые завязки на затылке и снять невидимую накладку, открывая настоящего человека. Того, кого ты знала, кому не чужды были настоящие, светлые чувства. — Сильно устал? — спрашиваешь, когда он глубокой ночью возвращается домой, а ты не спишь, ждёшь. — Ты почему не ложилась? Поздно уже. — Чонгук отвечает тихим голосом, развязывая галстук. В полумраке комнаты видишь его лицо, испещренное истомой, и тёплую, родную, настоящую улыбку. Искреннюю. Подходишь и медленно смыкаешь руки на крепкой спине. Ему нужно это, ты знаешь. Склоняешь голову на плечо, чувствуя спокойное дыхание. Юноша лишь прикрывает глаза, прижимает такую хрупкую фигурку к себе и целует в макушку. Он готов благодарить тебя каждый день за то, что не даёшь ему окончательно потеряться в пропасти этого мрачного мира, в котором он вынужден жить. Не будь тебя рядом — Чонгук давно бы превратился в такого же монстра, как и всё его окружение. Но ты не дала. Ты сумела сберечь в парне тот свет, которым он горел с самой первой вашей встречи. Тогда ты поняла, что, похоже, не сможешь без него, а он просто всё время смотрел на тебя, словно видел последний раз. Первый и последний. Вы — единственное, что есть друг у друга, и потеряться теперь не имеете права. — Я не смогу без тебя, знаешь? — Не говори так. — Но ведь и правда не смогу. Заглядываешь в чёрные глаза, где боль с надеждой смешались. Так хочется забрать их, а взамен оставить что-то светлое, тёплое, что никогда не даст вот так отчаиваться. — Я всегда буду рядом с тобой, слышишь? Последнее, что произносишь, когда мягкие губы касаются твоих. Тянешься ближе, даёшь усеянным рисунками рукам полную свободу, когда они снимают заколку с длинных волос. Чонгук целует, словно в последний раз, сминает губы и легонько прикусывает, сплетает ваши языки воедино в жарком пасодобле. Шёлковый халат тихо слетает на пол, являя твое миниатюрное обнажённое тело, освещенное жадным месяцем сквозь окно. Не медлишь и начинаешь расстёгивать пуговицы на белой рубашке. Забираешься под неё руками, слепо ведешь по тёплой коже, очерчивая мышцы. Ваши рассудки мутнеют, крышу сносит, но лучше этого нет ничего. Чонгук отстраняется на миг, шумно выдыхая и ведет путь к шее, рассыпая мелкие поцелуи по ключицам. Оставляет по телу дорожку из невидимых, но таких чувственных ожогов, касаться которых захочется вновь и вновь. Сплетаешь руки на шее парня и разворачиваешь, ведя в направлении кровати. Он слегка замедляется, хочет возразить, но ты опережаешь. — Позволь мне. Я хочу, — шепчешь, находя в полутьме пряжку ремня, и юноша сдаётся. Избавляешь его от одежды, задевая через тонкую ткань возбуждённую плоть, от чего Чонгук глушит стон где-то внутри, а ты нервно сглатываешь. Сегодня ты будешь главной. Мгновение — и скользкие черные простыни холодят кожу. Наклоняешься к лицу Чонгука, утягивая в новый несдержанный поцелуй, добавляя больше желания и страсти. Парню откровенно хорошо от твоих действий, ты чувствуешь это. То, как он проводит подушечками пальцев по контурам тонкой талии, как сжимает ягодицы почти до синяков не может говорить об обратном. Внизу живота уже давно всё судорогой сводит, мучительным огнём пылает. Опаляешь красные губы горячим дыханием и отстраняешься, заставляя недовольный стон тихим эхом разбиться о стены комнаты. Смотришь в глаза напротив, которые словно обезумели. Спускаешься к торсу, целуешь аккуратные кубики пресса, не разрывая контакта, а Чонгуку думается, что ещё немного — и ты вырвешь, похитишь его душу. Ведешь ладошкой дальше, натыкаешься на разгорячённую плоть, поглаживая её, выбивая всё новые стоны, каждый раз громче. Такие сладкогласные, лучше любой классики, что тебе доводилось слышать. В какой-то момент воздух становится запредельно раскаленным от вашего дыхания, отчего ты пододвигаешься ближе. Не прекращая смотреть в опиумные глаза, помогаешь себе и медленно насаживаешься на член, ловя первые тёмные вспышки перед глазами. Никакой стон, крик уже не сдержать, а руки судорожно ищут опору. Двигаешься медленно, выводя телом идеальную волну, чувствуешь самые мелкие венки на органе, и это как твой отдельный вид удовольствия. Чонгук смотрит на тебя из-под полуприкрытых век и тонет в этой эйфории, которая пулей вышибает из головы все мысли до единой, оставляя лишь приятную пустоту. С катушек слетает, видя, как лунный свет разливается по твоему телу, заставляя блистать ярче любых драгоценностей. Хрипло выдыхает пересохшим горлом от того, как ты закидываешь рукой непослушные волосы. Стискивает хрупкие бедра до красных следов, зазывая приблизиться. И молит, чтобы это повторилось ещё раз. Ты — его кислород. Чистый, не пропитанный едким запахом табака, денег и дорогого алкоголя. Только им он по-настоящему дышит, только тобой. И ты отдаёшься ему полностью потому, что хочешь этого. Быть чьим-то воздухом оказалось прекрасно. Чонгук чувствует подступающую разрядку, и пару мгновений спустя изливается в тебя, запрокидывая голову назад, пока ты кончаешь вслед за ним, созерцая перед глазами самые яркие фейерверки в своей жизни. Парень тянет тебя на себя, вовлекая в ещё один ленивый поцелуй, после чего обнимает, находя твою ладонь и переплетая пальцы. И, пока восстанавливает сбитое к чертям дыхание, думает, что нет ещё таких слов, которыми он описал бы весь свой спектр чувств к тебе, если бы понадобилось. Ночью все маски пропадают, растворяются ровно с приходом полуночи, давая время до рассвета, чтобы побыть настоящими. И вы не понаслышке знали это.