Драбблы с Чонгуком.

Чонгук чувствует себя так неловко, как никогда раньше. На него смотрит, щуря глаза, десятилетий мальчишка. Твой младший брат сидит прямо напротив, качает ногами, недостающими ещё до пола, и выглядит так, будто держит сотню подпольных казино и с десяток борделей. Ситуацию усугубляет ещё и то, что у него всё лицо в ссадинах, а самого Чонгука он, кажется, на дух не переносит с самого первого взгляда. Парень очень хочет, чтобы ты вернулась с аптечкой поскорее и избавила его от нужды сидеть рядом с маленьким монстром. Он детей вообще-то очень любит. Но исключительно в те моменты, когда они находятся как можно дальше от него. Чонгук тогда вполне может исполнять дифирамбы в их честь. — Ты кто? — спрашивает мальчишка и шмыгает разбитым носом, а у Чона невольно дёргается глаз. Он поворачивается в его сторону, локтями опирается о стол и даже жевать перестаёт от переизбытка негодования. — Не думаешь, что должен говорить со мной формально, малец? — А ты мне кто? — кривится тот в ответ и скрещивает на груди руки. — Тебе всё равно ничего с Т/и не светит, она только меня любит. У Чонгука дёргается второй глаз, но он понимает хотя бы, почему мальчишка такой побитый и подбитый. Твой брат за языком явно не следит и наверняка из-за этого огребает по полной программе. Парень знает, как сильно ты переживаешь по этому поводу, слышал не раз, как говорила по телефону, извиняясь перед родителями тех ребят, с которыми пацан дерётся снова и снова, и как поджимала затем губы в улыбке, притворяясь, что всё в полном порядке. — В отличие от тебя, — хмыкает Чонгук, полностью отзеркаливая позу мальчишки, но даже не замечая этого, — я не заставляю Т/и волноваться. Он знает, что ты бесконечно привязана к брату. Что любишь его больше всего на свете, что заменила ему по сути сразу обоих родителей, однако не может не заметить, что тому явно не хватает тяжёлого отцовского подзатыльника. — И вовсе она не волнуется, — фыркает твой брат, однако тут же весь съёживается и отводит взгляд. Мальчишка дует щёки и выпячивает в обиде губы, хотя и пытается это скрыть. Становится так явно похожим на тебя в детстве, что Чонгук невольно усмехается, вспоминая всё то счастливое время, какое вы провели вместе. Ему страшно жаль, что жизнь затем развела вас в разные, почти противоположные стороны, однако радуется, что так же неожиданно свела вновь. Парень вздыхает, смотря на лежащий перед ним кусок пирога, который теперь не лезет в глотку, и снова поднимает взгляд на твоего брата. У него в кровь разбита губа, под носом красуются засохшие её пятна, старые синяки всё ещё видны на коже, а правая бровь рассечена — там наверняка останется шрам. Совсем такой же, как у него на щеке. — Из-за чего подрался хоть? — спрашивает он сам не зная для чего. — А тебе какое дело? — кривится пацан, а Чонгук закатывает в неудовольствии глаза и откидывается на спинку стула. — Я ведь и за уши оттаскать могу, — щурится он, показательно разминая пальцы рук. — Т/и скажу, что действовал в рамках профилактики. Ещё «спасибо» мне скажет. Мальчишка тушуется в один миг, краснеет едва заметно и, отвернувшись от него, бормочет едва внятно: — Они говорят о ней всякие гадости. Сестра не виновата в том, что ей приходится возиться со мной. А эти идиоты распускают о ней слухи. Они завидуют мне — я точно знаю. Но не собираюсь позволять говорить о Т/и такие вещи. Чонгук поджимает губы и вздыхает, переводя взгляд на окно, за которым, кажется, вот-вот начнётся дождь. Парень вспоминает, что, кажется, несколько лет назад тоже шёл сильный ливень, когда он впервые ввязался из-за тебя в драку. Ты всегда переживала из-за этого много и часто, причитала забавно, называя его хулиганом, а сама тащила в школьный медпункт, чтобы обработать каждую из ссадин. А Чонгук смотрел на твоё лицо и думал только о том, каково это — целовать тебя. — Если дерёшься, — вздыхает он в итоге и снова смотрит на твоего брата, — то делай это хорошо. Так, чтобы самому не попадало, и тогда… — Чон Чонгук! Парень опускает голову вниз, съеживаясь, и делает это как раз вовремя — над самым его затылком, задев кончики выкрашенных в розовый волос, пролетает твоя ладонь, а он выдыхает, потому что наконец-то успел избежать удара. — Ты чему его учишь? — фыркаешь ты, проходя мимо него, и опускаешь на стол аптечку. — Говорю ему, что нельзя драться ни в коем случае, — врёт Чонгук нещадно и расплывается в улыбке, — а то мозги все отбить можно. — Вообще-то… — начинает парнишка, когда ты опускаешься перед ним на колени с антисептиком и ватным диском в руках, однако Чон перебивает его: — А у твоего мальца богатая фантазия! — и улыбается снова, точно зная, что ты вмиг сменяешь гнев на милость, едва только её видишь. Однако в этот раз ты только вздыхаешь тяжело, качая головой, и Чонгук сам теряет с лица всякую улыбку. Он наблюдает за тем, как кривится и шипит мальчишка, старательно сдерживая слёзы, а ты дуешь на каждую его царапину и просишь тихонько «потерпеть ещё немного». Чонгуку стыдно, но он завидует мальчишке страшно, потому что вспоминает, как сам некогда был на его месте. Эти картинки-воспоминания проносятся в голове так быстро и ярко, что грудь начинает щемить от ностальгии, и ему вдруг очень хочется снова стать шестнадцатилетним придурком, запавшим на страшно миленькую старосту. Он ловит тебя за запястье, едва только твой брат скрывается на втором этаже, а ты, прибравшись на кухне, собираешься отнести аптечку на место. — Знаешь, Т/и, — тянет Чонгук тихо, а затем поднимается на ноги и глядит на тебя уже сверху вниз, — я понял, что был идиотом. — Долго же до тебя доходило, — скептично улыбаешься ты, щуря смешливо глаза. Такая красивая, что Чонгуку хочется стать драконом и запереть тебя в башне. — Если я пострадаю, ты ведь обработаешь мои ссадины? — Вот только в драки лезть не надо, — закатываешь ты глаза и скрещиваешь на груди руки. — Или дурной пример заразителен? Чему ты там пытался научить моего брата? Жить надоело?.. — Да подожди ты ругаться, — смеётся тихо Чонгук и пальцами обнимает твои запястья, — я всего лишь пытаюсь сказать, что должен был признаться тебе ещё в школе, — ты вздрагиваешь и краснеешь так мило и так быстро, что парню хочется улыбаться, подобно идиоту. — А теперь я вряд ли найду правильные слова. Он наклоняется ниже, кончиком носа едва касается твоего и, не отрывая взгляда от твоих глаз, притормаживает, боясь сделать что-то не так и всё испортить. Однако ты несмело опускаешь веки, чуть подаёшься вперёд, и Чонгук накрывает твои губы своими, тут же обхватывая лицо ладонями. Ему сладко и невозможно приятно, а ещё стыдно немного за то, что сердце бьётся, как у влюблённой малолетней девчонки, которая получила поцелуй от самого популярного в школе парня. Чонгук целует тебя медленно и осторожно, действительно боится оказаться отвергнутым даже после того, как ты обхватываешь маленькими ладошками его шею в ответ. Ему хорошо рядом с тобой и очень спокойно. А ещё внезапная острая боль пронзает колено так неожиданно, что он стонет прямо в твой рот, разрывает поцелуй и, прыгая на одной ноге, оборачивается назад. Твой брат, сощурив глаза, глядит на него снизу вверх, а ещё ухмыляется так, что сомнений не остаётся — точно будущий мафиози. — Ты чего?! — выдыхаешь ты потрясённо, и мальчишка тут же пучит глаза, моргает часто, строя из себя святую невинность, и тянет: — Я ещё ничего не одобрял. Он затем разворачивается с чувством выполненного долга и удаляется в гостиную, заставляя Чонгука шипеть недовольно, потирать ноющее колено и цедить сквозь зубы: — Маленький дьявол. — Никого не напоминает? — хмыкаешь ты, приподнимая бровь. Чонгук действительно не находит, что ответить.