Драбблы с Чонгуком.

— Умираю! — воешь и превращаешься в морскую звёздочку, разбросавшую конечности на одеяле. — Умираю!!! — повышаешь тон, чтобы тот, кто должен прибежать на твои стенания, тут же оказался рядом. Чонгук, повесив нос, приплетается в спальню и смотрит на своё «сокровище» пустым взглядом, говорящим: «Ох, ну не о таком я мечтал, когда начинал с ней встречаться». — Что, сладкая? — вроде, говорит милости, а произносит таким тоном, что буквально слышишь, как внутри он говорит: «Что тебе опять от меня нужно, чудовище? Какую дань я ещё обязан выплатить?!» — Оппа, а ты меня любишь? — поднимаешь бровки и пару раз моргаешь, складывая губки бантиком. Пришло время Чона стонать. Он который час готовит для тебя пирог с киви, у парня не получается от слова «совсем», он устал, потому что, кажется, кулинария не его. А ещё устал катать тебя на спине и носить на руках, ибо тело ломит в последние дни нещадно, полдня сегодня Гук провёл в магазине, покупая всё то, что ты заказала, список был огромным, он в нём нашёл вибратор, игрушечного таракана, кокосы и барабан. Ещё полдня ушло на то, чтобы уговорить тебя — это вещи бесполезные, за исключением вибратора, и он категорически против захламления вашей квартиры чем-то, что будет лишь собирать пыль, ещё сильнее. Хватит вам трёх одинаковых детских столиков, четырёх горшков и пяти искусственных петуний. И, когда он так сильно измотан, ты отрываешь его от самой сложной части приготовления блюда, чтобы спросить любит ли он тебя? Кажется, Чонгук на минуту задумывается над собственным ответом. — Оппа! — делаешь голос более сладким и улыбаешься. Чон снимает фартук, присаживаясь на стул напротив тебя. — А ты как думаешь? — Не знаю, ты никогда не говоришь, — Гук тяжело вздыхает, стягивает с себя футболку, оголяя пресс. Развратник, твой парень сущий развратник. С того момента, как узнал, что его девушка беременна, ни разу не получилось развести на секс, зато сам он расхаживает по дому в нарядах, которые ты называешь «Я всегда готов». То есть полуголый, и это выводит, у Чона хорошее тело, а вот в голове какая-то вата. И как ты вообще с ним сошлась? — Мы помолвлены. — Потому что я залетела, — чувствуешь, как настроение начинает скатываться куда-то вниз. Потому что покажите на тех, кто хотел бы сначала забеременеть, потом жениться, и всё это, не окончив обучение, слушая вечные упрёки и шептания за спиной. — Почему ты залетела? — Потому что кто-то идиот, — косишься на любимого, забираясь на подушку. — Потому что я был настолько очарован тобой, что совсем забыл про контрацепцию, если быть точным, — парень подсаживается рядом и кладёт девичью голову себе на плечо, чувствуя, как ты вот-вот начнёшь всхлипывать. У беременных постоянно меняется настроение, он уже привык. — А потом? — всё-таки плачешь, Гук откуда-то волшебным образом достаёт платок и протягивает тебе. — Что потом? — его рука гладит волосы, от этого становится немного спокойнее. — А потом будешь очарован? Мне кажется, ты меня скоро возненавидишь, — высмаркиваешься и заливаешься новой порцией слёз, которые скатываются безостановочным градом. — Боже, да с чего ты это вообще решила? — юноша посмеивается, твоё лицо оказывается в плене его больших ладоней, но из-за смеха расстраиваешься ещё больше. — Потому что я ужасна! Ты так стараешься, а я сама не знаю, чего хочу. Постоянно достаю тебя, сначала злюсь, потом плачу, а потом кричу, а уже через секунду смеюсь, и меня тошнит от твоей прекрасной стряпни, на которую затрачиваешь так много усилий! Ты три раза за последние два дня порезался, а я даже поесть не могу то, над чем ты так сильно корпел, чувствую себя предательницей, — больше говорить не можешь и видеть тоже, поэтому, возможно, к счастью, не понимаешь, что парень улыбается широко. Вытирает женские слёзы и сам высмаркивает тебя. Такая милая плакса, что сердце переворачивается кульбитом и в нормальное состояние не встаёт. Его тянет смеяться, потому как он может возненавидеть тебя потом, если сейчас, после всего, что уже пережил, сидит, вытирает твои сопли и пытается успокоить. Это нереально. Влюблённость сводит с ума. — У тебя токсикоз, я же всё понимаю, сладкая. Ну, чего ты совсем расклеилась, это нехорошо для нашего малыша, знаешь? — Чонгук уже не знает, как остановить водопад слёз, поднимается. — Дапф, — отвечаешь что-то нечленораздельное, подтирая красное лицо рукавом кофты. Парень кряхтит, но всё же доносит тебя до кухни, дабы отпоить водой. После того, как выпиваешь кружку, смотришь на Чона виновато, он стучит ногой и что-то явно замышляет. — Что для тебя ещё сделать? Я сегодня добрый. Что сделать такого, чтобы моя сладкая не плакала? — юноша превращается в плюшку, готового выполнить любую прихоть. Не знаешь, как это работает на самом деле, но слёзные железы тут же высыхают так, будто никогда больше работать вообще не собираются. — А ты точно согласишься? — почти мямлишь, кусая края кружки. — Да, обещаю. Сделаю всё, что попросишь, — Чонгук присаживается на одно колено. Заглядывая прямо вглубь тебя, где родились сомнения и желания, что юноша беспрекословно готов выполнять. Возможно, ему не стоило быть таким оптимистичным. — А ты наденешь кигуруми, которое я тебе купила? — произносишь и шмыгаешь носом. У Гука дёргается глаз, он уже готов забрать собственные слова обратно, но не может… Ты так смотришь, нет, это словно отобрать у ребёнка любимую игрушку — абсолютно нереально для сердца. Парень обречённо кивает, чтобы в следующую секунду ты повисла у него на шее, визжа. Ладно, Чон готов поносить милое кигуруми и поделать киёми, потому что когда ты так светишься, улыбаешься во все тридцать два и крепко держишь его в объятиях, он понимает, что живёт исключительно ради таких моментов.