Драбблы с Чонгуком.

Жить в семье монашки и священника — это значит в будущем пойти по их стопам. Ты была не против. Обучалась в специальном учреждении для будущих священников и монашек. Тебя с самого детства учили тому, что внешний мир жесток и несправедлив, что людям нужны лишь деньги и власть, что людская жизнь ничего не стоит. А ты слепо этому верила. Когда тебе стукнуло десять, посчастливилось побывать в городе, выйти в люди, так сказать. Ты не понимала, почему тех рек крови, про которые рассказывали старшие, нет. Люди ходят и никого не убивают, свободно общаются и смеются, радуются жизни и спорят. Именно тогда ты поняла, что мама и папа были не правы, когда говорили тебе всё это, а нагло врали, чтобы сберечь свою дочь. Ты тот год запомнила очень хорошо. Это был решающий год в твоей жизни. Ты решила, для кого именно будешь служить Богом, для кого станешь отдушиной и кого именно будешь связывать с Богом. Преступников. Тех, кто заблудился в этой жизни, кто забыл, для чего он рождён. В тайне от родителей учила законы и правила общества, что можно, а что нельзя. Учила молитвы, для отпущения грехов и молилась за каждого, кто перешёл черту дозволенного. В восемнадцать тебя определили в одну из тюрем города, где ты работаешь по сей день. Ты наблюдаешь за тем, как люди раскаиваются в своих грехах перед Богом, как просят прощения и здоровья для своих семей, для детей, матерей и сестёр. Они исправно выполняют работы, уважают надзирателей и не вступают в драки, ходят каждое воскресенье в твою часовню и просят, молятся, плачут. Кроме одного. Чон Чонгук. Когда в колонию строгого режима привезли молодого парня, ты не видела в нём ничего особенного. Обычный молодой и красивый парень, который наверняка сожалеет о содеянном, но ты так ошибалась. Чонгук не только не сожалел, но и рассказывал тебе, во всех красках описывал, как и за что убивал своих жертв. Чонгука, как серийного убийцу, который лишил жизни около десяти молодых девушек, посадили в одиночную камеру. Его не выпускали на улицу, кормили в этой самой камере и тщательно за ним следили. Не подпускали никого, кроме доктора, твоего друга, и тебя. С каждым свиданием с Чонгуком, тебе становилось всё хуже и хуже. Во снах ты видела всех тех жертв, которых лишил жизни Чонгук, как они кричали и просили помощи. А ты просто стояла и смотрела, не в силах что-либо сделать. Ты начала бояться Чона, его чёрных глаз, татуировок, его низкого голоса. Всего Чонгука. Но с каждым свиданием ты чувствовала то, что нельзя чувствовать. Влечение и не простое влечение, а влечение как к мужчине, способному продолжить свой род. С каждым днём это чувство становилось сильнее, а Чон всё ближе. Ты хотела убежать, спрятаться, кричать, чтобы Чонгука от тебя убрали, но лишь смиренно приходила к нему и читала за его душу молитвы, просила Господа простить и помиловать. А потом в один день сдалась, перестала бороться и отдалась на растерзание зверю. Чонгук целовал мягко, нежно. Пальцами касался аккуратно и медленно двигался в девичьем теле, подставлял свою спину под твои царапины и томно дышал на ухо, держа за талию. Ты винишь только себя, свою слабость и любопытство. Такие, как ты, не должны иметь связей с мужчиной до свадьбы, иначе девушка считается бракованной и опороченной. И таких уже никто не берёт в жёны. Все последующие свидания с Чоном происходили именно так, ты тихо стонала под ним, пока он одаривал тебя своими нежными поцелуями. Шептал всякий пошлый бред на ухо, а потом мочку целовал. Ласкал девичьи бедра, мял грудь и игрался с сосками. В такие моменты ты не думала о Боге, ты думала о Дьяволе, что нависает над тобой и пленит своим взглядом. Ты была настолько одержима спасением души Чона, что не заметила, как влюбилась. Когда ты снова пришла к Чонгуку, его в камере не оказалось. Сердце предательски сжалось, дышать стало трудно и в переносице защипало. Охранник сказал, что он сейчас на смертной казни. Его лишат жизни через пять минут. Ты не помнишь, как оказалась в комнате для родственников, где было пусто, не помнишь как открылись шторы, ты видела лишь его испуганный взгляд. Он боится. Человек, который забирал чужие жизни, боится отдать собственную. Как иронично. Ты хочешь сказать ему так много, но времени так мало. Вы смотрите друг на друга, и ты понимаешь, что это последняя ваша встреча. Вы больше не увидитесь, он больше не поцелует так, как только умеет он. Чонгук больше не прижмёт тебя к своей крепкой груди, не коснётся шелковистых волос. Не улыбнётся той редкой улыбкой и уйдёт навсегда. Слёзы текут и, кажется, не собираются останавливаться. Хочешь кричать и биться в истерики, но видишь, как часы пробили двенадцать. Видишь улыбку на глазах Чонгука и губы, которые что-то говорят. «Прости». Ты слышишь это так отчётливо, будто он рядом, будто сейчас обнимет и поцелует. Но, к сожалению, Чонгук больше не поцелует, его больше нет. Выходишь из комнаты для родственников и выходишь на свежий воздух. На улице дождь, как из ведра льёт, а ты только и можешь, что на колени упасть и закричать во весь голос. Ты больше не веришь в Бога, потому что забрал, не позволил жить тому, кого ты любила и за кого молилась. У тебя его отобрали и ничего не дали взамен. А в голове так и крутятся его последние слова… «Прости».