Драбблы с Юнги

— Давай ещё раз. Ты вздыхаешь, разминая шею и потягиваясь в спине, а потом оборачиваешься и смотришь на Юнги, который всё никак не отрывает от лица камеру. Он словно бы прирос к ней в самом детстве, и разделить их действительно кажется тебе невозможным. — Думаешь, это так легко? — канючишь ты, поворачивая корпус то вправо, то влево. — Это ещё не считая того, что я боюсь высоты, и ты прекрасно это знаешь. — Я не поймал солнце, — хмурится Юнги и смотрит в небо, прикрывая глаза ладонью. — Вернее, поймал не так, как хотел. Давай ещё раз, а я куплю тебе поесть. Ты вздыхаешь снова, ладонями опираясь о поясницу, и прикрываешь в нетерпении глаза. У тебя с левого бока — обрыв буквально в нескольких метрах, а с другой стороны — толпа таких же туристов, как и вы, которые глядят на вас с большим интересом и улыбаются друг другу, слыша ваши препирательства. Юнги не угодить, кажется, никогда, но ты смирилась с этим почти полностью, а потому стоически терпишь каждую его странность. — Давай, Т/и, — снова повторяет он, — я должен поймать этот закат. Ты в ответ лишь откидываешь волосы за спину, подаёшься корпусом вперёд, отводишь правую ногу назад и ловишь ступню в ладони, думая, что Юнги твоей растяжкой пользуется совсем не так, как следовало бы. — Это слишком, — говорит парень, а сам щёлкает фото без устали. — Не так сильно. Оставь больше пространства между телом и ногой. Ты послушно чуть расслабляешься, удобнее устраиваешься на левой ступне, которая никогда не отличалась особой устойчивостью, и очень надеешься на то, что твои мучения обязательно окупятся восторгом в глазах Юнги, когда он закончит работать с новыми фотографиями. — Сильнее прогнись в спине, — говорит парень, и ты со всей возможной ответственностью делаешь так, как просит он. — Чёрт, можешь отойти чуть назад? Солнце не на месте. — Да ты издеваешься, — цедишь ты сквозь зубы, однако отпрыгиваешь, подобно сломанному кузнечику, на пару шагов назад. — Вот! Стой! Стой на месте! Ты замираешь послушно и чувствуешь, как губы сами собой растягиваются в улыбке. Юнги не умеет относиться к чему бы то ни было спустя рукава, он всё делает исключительно качественно и хорошо. Тратит на это кучу времени и сил, своих и твоих нервов, однако улыбается затем так солнечно и ярко, будто ребёнок, что ты понимаешь — это всё окупается. Юнги фотографию любит больше всего на свете, а камеру, кажется, ещё сильнее. Ты миришься со своим вторым местом, потому что любишь его самого, а счастье в родных глазах кажется дороже золота. — Я поймал! — оповещает он тебя, и ты выдыхаешь свободно, опуская ногу на землю и снова потягиваясь в спине. — Чёрт, это точно лучшее, что я снимал… — тянет Юнги едва слышно, просматривая полученный результат, а ты вновь растягиваешь губы в улыбке, потому что он выглядит по-настоящему довольным. Когда он сказал тебе несколько часов назад, что собирается поймать закат, а ты обязана присутствовать на снимке — впрочем, как всегда — ты представляла себе совсем не это. Не то, во всяком случае, что Юнги приспичит солнце ловить в пространство между твоей ногой и телом, а тебе - выполнять равновесие в кольцо, дабы у него это получилось. — Ты обещал купить еды, помнишь? — говоришь ты, едва подходишь ближе. — Хочу много и разного. — Тебе надо сделать что-то со своим бездонным желудком, — хмыкает в ответ парень, позволяя обхватить свою руку ладонями и повиснуть на ней. — Потому что за еду тебя можно заставить убивать. — Никто не идеален, — усмехаешься ты и ловишь на себе полный искренней нежности взгляд. Ты глупцами считаешь тех, кто не видит в Юнги всего того хорошего, что живёт за наигранным безразличием и приподнятым в лёгкой усмешке правым уголком рта. Парень, к слову, совсем не скрывает своей чуткости и нежности, однако принимает как данность то, что большинство просто предпочитает видеть в нём то, что, кажется, хотят сами. Ты не знаешь этого, а Юнги не торопится признаваться - он, на самом деле, страшно тебе благодарен. За одно только то, что ты есть, и то, что ты рядом. — Слушай, — тянешь ты, двигаясь вслед за парнем, который почти на буксире тянет тебя за тобой, переплетя пальцы рук, — что тебе больше всего во мне нравится? — Я даже не буду спрашивать, как подобная ерунда снова пришла в твою светлую голову, — хмыкает он. — Ты пытаешься перевести тему, — щуришься ты в ответ и, прибавив шагу, обгоняешь его. — Давно бы следовало уяснить, что со мной это не проходит. Юнги вздыхает страдальчески, а ты только улыбаешься, радуясь, что узнаешь, наконец, всё то, что хочется уже слишком давно. — Так что? — спрашиваешь ты снова, позволяя приобнять себя за талию и потянуть дальше. — Глаза? Губы? Руки? Или мой нос?.. Ты, на самом деле, очень хочешь услышать что-то вроде: «Ты нравишься мне вся» или «Всё в тебе хорошо», однако с губ Юнги срывается вдруг: — Задница у тебя обалденная, — и ты пихаешь его протестующе в бок, в ответ получая один лишь смех. Тебе и самой смешно от всей нелепости этой ситуации. И от самой себя смешно тоже — с самого начала знала ведь, что от Юнги вряд ли можно было бы услышать что-то другое. — Ну ты и засранец, — фыркаешь ты недовольно, а парень губами тыкается в твою макушку в порывах загладить вину. Ты и не винишь его, если говорить откровенно. Просто Мин Юнги — это Мин Юнги, есть в нём что-то несомненно прекрасное даже со всеми его отрицательными качествами. Он правда тот ещё засранец, но засранец твой — самый любимый и самый лучший, так что остальное вряд ли должно иметь хоть какое-то значение. Юнги вдруг застывает, и ты останавливаешься вместе с ним. Парень смотрит, приоткрыв рот, на водопад, который кажется действительно красивым в лучах почти полностью скрывшегося за горизонтом солнца, а ты уже точно знаешь, что последует за этим. — Иди, — толкает он тебя вперёд, а сам перехватывает в руки камеру. — Это будет лучшим, — шепчет сам себе под нос, а ты только вздыхаешь, принимая как данность то, что ты будешь присутствовать, кажется, на каждом снимке из вашего путешествия. — Давай сделаем бомбу! Ты снова поправляешь волосы, оборачиваясь к нему лицом, чуть расстёгиваешь куртку и опираешься руками о парапет, напрочь убеждённая в том, что Мин Юнги — лучшее, что с тобой когда-либо случалось.