Хорошая девочка

      Паркер плохо помнит родительский дом. На самом деле, дом, в котором она провела первые годы своей жизни, не принадлежал ее родителям — они его снимали. Пенни он казался огромным. Большие комнаты, высокие потолки. Оранжевые обои в гостиной, белая плитка с голубыми узорами на кухне, тяжелая дверь в комнату, которая служила отцу кабинетом. Картины на стенах, полосатый диван, постоянно работающее радио.       Мама часто смеялась. Она была невысокой, стройной женщиной с копной светлых волос и глазами такими чистыми и светлыми, как небо в отражении воды. Пенни помнила ее только в платьях. Помнила ее тонкие пальцы, которыми та заплетала дочери тугие косы. Помнила, что мама часто готовила. В отличие от тети Мэй, мама умела и любила готовить, поэтому ужин у нее никогда не пригорал. Мама была похожа на героиню фильма про самую счастливую семью, и в детстве Пенни очень хотела быть похожей на нее.       Но еще больше она хотела быть похожей на отца.       Он почти всегда сидел в своем кабинете. Там пахло пылью и химикатами, но Пенни любила это место. Отец разрешал ей проводить там время, и Пенни, едва выучив алфавит, часами сидела в кресле с высокой спинкой и смотрела умные папины книжки — пыталась читать сложные слова и разглядывала чертежи и иллюстрации. Она хотела быть такой же умной, как папа, и такой же доброй, как мама, хотела тоже сделать какое-нибудь открытие и научиться вкусно готовить.       Она смутно помнит белобрысого худого мальчика, который иногда приходил к ним и не особенно хотел с ней играть, но с интересом слушал ее рассказы о том, что она вычитала в папиных книжках. Мальчику нравились поезда и насекомые. Пенни нравилось узнавать новое и мечтать о настоящем друге.       Все воспоминания из детства похожи, все они подернуты сахарной пеленой, размазаны и в конце концов сливаются в общий ком из образов и обрывков разговоров. Пенни почти не помнит времени, которое провела с родителями, и ненавидит себя за это. Последнее время поводов для ненависти к себе у нее стало еще больше.       Все что она чувствовала, это злость и отвращение к себе. День был похож на зажеванную магнитофоном кассетную пленку. По телевизору крутили одно и то же, снова и снова показывали момент взрыва, снятый очевидцами с разных точек города, но Пенни словно не видела. Ей хотелось дать волю чувствам, прореветься как следует, но слез нет, и внешне Паркер выглядела совершенно спокойной. Она собирает разбросанные по комнате осколки, под присмотром Пеппер проглатывает еду, звонит Мэй и убеждает ее в том, что все в порядке, не убедившись в этом даже сама.       Нужно просто смириться. Она не герой. Но ей придется самой разобраться с Мандарином. А потом она просто исчезнет. Переведется в другой университет, сменит имя, попросит Уэйда помочь с этим, он наверняка разбирается. Придется оборвать все связи с друзьями, но только так Старк ее не найдет. Никто не найдет и никто не заставит снова надеть спандекс. Но сперва нужно найти Мандарина и уничтожить, чего бы это ни стоило.       Происходящее нужно просто принять. Но сейчас ей чудовищно больно, страшно и тяжело, потому что Мандарин сделал виноватой ее.       Ублюдок.       — Пенни, мы приехали, — Гвен осторожно убирает ее волосы со лба, но Паркер все равно резко просыпается из-за хлопка двери. Она садится, после сна с трудом понимая, где находится, и смотрит, как выскочившая из машины Джессика отходит в сторону и говорит с Питером, который хмурится и закатывает глаза. — Сегодня занятия отменили. Хочешь, сходим поесть? — говорит Гвен негромко.       — Я… да, надо бы. Только я сначала в душ, — Пенни протирает глаза и выбирается из машины. Питер приветственно ей машет, но ничего не говорит, полностью поглощенный беседой со взвинченной Джессикой. Ощущения странные. Паркер как будто находится в мыльном пузыре, словно кто-то выкрутил звуки и краски вокруг на минимум, все ощущается далеким и нереальным, скорее всего, из-за стресса и недосыпа.       Джессика и заплаканная Гвен приехали за ней утром на машине Питера. Блондинка рассказывает, что все в порядке, но она ужасно испугалась, когда ей рано утром позвонила Джессика и попросила съездить с ней за Паркер. Пенни, борясь с комом в горле, благодарит их, и Гвен, сжимая ее руку, думает, что просто не могла не приехать.       По дороге в Кембридж Пенни то забывалась беспокойным сном, лежа у Гвен на коленях, то безразлично смотрела на бегущие за окнами машины деревья и билборды. Все было серое.       Пенни не помнит и не понимает, как пятница превратилась в субботу. Над Кембриджем тучи. Флаги приспущены. В шумном и торопящемся жить студенческом городе непривычно тихо.       Пенни на автопилоте возвращается в свою комнату в общежитии, принимает душ, переодевается, затем вместе с Гвен идет завтракать. Потом звонит Мэй, чтобы сказать, что все в порядке и она в безопасности, а после они со Стейси гуляют по набережной реки Чарльз до тех пор, пока у обеих не замерзают ноги. Отогреваются в старбаксе возле лодочной станции и все это время почти не говорят, просто пытаясь прийти в себя. К вечеру начинается дождь. Льет как из ведра, сплошной стеной, и хочется думать, что вода может смыть боль и скорбь.       Паркер тщетно пыталась отвлечься от мыслей о Мандарине, но разговор с Гвен не спасал, хоть ее присутствие и придавало спокойствия. Подруга, кажется, все понимала, и видела насквозь, что Пенни мыслями где-то далеко, и там совсем не радостно, но ничего не говорила. Они доехали до общежития на такси, так и не дождавшись, когда стихия угомонится.       В комнате пахло знакомо, в окне за стеной дождя виднелся стадион и река. Пенни заперлась изнутри, глубоко вздохнула, захлопнула приоткрытый шкаф, из которого виднелся край красно-синего спандекса, и упала на кровать прямо в одежде. Ее накрыли мысли, весь день не дающие покоя.       Кто такой Мандарин?       Зачем он это делает?       Он жестокий человек, который страдал с самого детства. Его воспитывала тетя, которая его ненавидела, он был мальчиком для битья в бедной китайской деревне. У него не было друзей и тех, кто мог бы поддержать его. Позднее у него появились единомышленники, сила и любимая девушка, и это звучало бы нормально, если бы на деле не оказалось, что Мандарин собрал вокруг себя банду отморозков, а любимую бы не похитил, как какой-то трофей. У Мандарина точно не все в порядке с головой, но он достаточно умен, чтобы вести такие игры.       Чтобы обвести вокруг пальца Старка. Или тогда это был все-таки не он, а действительно подражатель? Но если такую опасность представлял тот, кто всего лишь хотел им быть, то насколько же опасен настоящий Мандарин и почему он не хочет потрепать нервы своему старому врагу, почему пишет эти письма Пенни, почему подобрался к ней так близко?.. У Пенни не находилось ответа ни на один из этих вопросов, все действия Мандарина оставались для нее лишенными логики, но она прекрасно понимала, что некий замысел у него все-таки был. Сможет ли она разгадать его?       Она, черт возьми, понятия не имела.       Одно было ясно совершенно точно — самой ей не справиться. А кто поможет? Паркер достала из кармана куртки почти разряженный смартфон, чтобы не обнаружить от Старка ни звонка, ни сообщения. Нужно было проверить новости, но Пенни только болезненно сморщилась и отбросила смартфон в сторону на покрывало. Не удивительно, если Старк вообще больше не захочет иметь с ней ничего общего. Что бы он там не говорил, теперь было ясно, что он видит в ней всего лишь ребенка, которому ничего нельзя доверить, даже помощь в разборе завалов.       Пенни сжала челюсть так, что заскрипели зубы. Старк бесил ее, но еще больше она бесила сама себя.       Утром наступило четырнадцатое февраля.       Вообще-то к празднику готовились. В заведениях были запланированы специальные акции для пар, а в коридорах университета стояли коробки для валентинок. Но накануне, разумеется, все было отменено. Большинство заведений в принципе не работали, соблюдая траур, а в тех, что работали, никакой атмосферы романтики не наблюдалось. Однако утром Паркер получила на студенческую почту приглашение на благотворительный квартирник.       Наспех слепленная афиша обещала выступление «Твоей третьей половины» в амфитеатре, где проходил бал в честь Китайского Нового года. Вход на квартирник был платным, собранные деньги обещали направить на помощь семьям пострадавших и погибших. Следом за приглашением на квартирник прилетело сообщение от Джессики с приглашением (требованием) помочь в подготовке. Паркер, может, и хотела отказаться, сославшись на усталость или неотложные дела, но подумав минуту, решила, что лучше ей действительно сегодня отвлечься. Она собрала себя с постели, заставила себя принять души и умыться, натянула первый попавшийся свитер и джинсы, и поплелась на завтрак.       — Ты как? — вместо приветствия поинтересовался Озборн, когда Пенни шлепнула почти пустой поднос на столик. В отличие от нее, Гарри выглядел выспавшимся, хоть и не радостным, и торопливо ел овсянку с малиной и орехами, только ложка мелькала.       — Так себе. Где Гвен? — Пенни поковырялась ложкой в своей порции, не испытывая никакого энтузиазма от вида аппетитных ягод на горячей каше.       — Уже помчалась помогать Джесс. Что думаешь об этом благотворительном параде лицемерия? — имея в виду предстоящий квартирник, спросил Гарри. Паркер поморщилась. В столовой все остальные тоже обсуждали вечернее мероприятие: кто-то поддерживал идею, кто-то называл этот танцами на костях и проклинал редактора на чем свет стоит.       — Не знаю, мне сейчас не до этого, — отмахнулась девушка, у которой мозги закипели, когда она попыталась взвесить все «за» и «против» проведения концерта в нынешней ситуации. С одной стороны, у организаторов были более чем благие намерения, и так наверняка получится собрать средств больше, но с другой — о каком концерте может идти речь, если только в пятницу произошла трагедия для всей Америки? Страна скорбит, а они будут веселиться?..       — Если тебе нужно будет с кем-то поговорить, то я готов, — расценил затянувшееся молчание Гарри по-своему. Пенни вскинула брови и поднялась, так и не притронувшись к завтраку:       — Если я захочу с кем-то поговорить, я поговорю с Гвен, — огрызнулась она, хотя не собиралась.       — Ты поняла, о чем я, — услышала Паркер последние слова парня, брошенные ей в спину. Она сжала челюсть и чуть не сломала поднос от охватившей ее злости. Разумеется, Гарри имел в виду, что она хранит от своей лучшей подруги слишком много секретов, и о том, что сильнее всего беспокоит ее в сложившейся ситуации, с Гвен не поговорить. Но это не значит, что Пенни побежит плакаться в жилетку к Гарри.       Убедив себя в этом, девушка натянула куртку и поспешила к амфитеатру, где ее помощь не помешает. Может, получится отвлечься и немного привести в порядок мысли. Когда эмоции утихнут, пора будет браться за дело — тянуть уже некуда.       В амфитеатре определенно что-то происходило, но что именно — понять пока было сложно. Паркер оставила куртку на банкетке в стороне и направилась на поиски Джессики. Впрочем, искать ее долго не пришлось. Лохматая редактор, одетая в испачканную чем-то худи, ругалась на кого-то по телефону. Рядом в смиренном ожидании стоял Нед, держащий какую-то коробку.       День пролетел в хлопотах, но Паркер была этому только рада. Она все время куда-то бегала, что-то носила и расставляла, перекусывала вместе со всеми хот-догами, перебрасывалась ничего не значащими фразами с Гвен, Недом и остальными. За пару часов до начала пришли музыканты, чтобы расставить инструменты. К тому моменту амфитеатр выглядел непривычно, хоть особо и не изменился. Основное освещение было выключено, главный свет располагался над импровизированной сценой, освещая музыкантов теплым желтым неярким светом. Полумрак остального помещения рассеивал такой же теплый свет обмотанных гирляндами гипсокартонных деревьев — декораций театрального кружка, который любезно одолжил их для благотворительного квартирника. По сторонам от входа расположились столы, где можно было взять плед или подушку.       Паркер с Гвен как раз заканчивали складывать принесенные парнями разномастные пледы в аккуратную стопку, не особо следя за тем, как музыканты настраивали инструменты.       — Эй, Пенни, у них новый басист, — как бы между прочим заметила Гвен, еле заметно улыбаясь.       — У кого? — не сразу поняла Паркер, вызывав у блондинки смешок.       — У группы Уилла. Посмотри.       Пенни повернулась к сцене, не прекращая сворачивать плед. Вообще-то она не особо была знакома даже с прежним басистом и, откровенно говоря, даже не помнила, как парень выглядел. Поэтому если бы Гвен не сказала ей, Паркер бы и не заметила. Но все равно было понятно, что парнишка играет с группой недавно — он держался отстраненно и смущенно улыбался, стараясь быть с остальными на одной волне. Получалось, судя по всему, неважно.       — Ну… вроде бы ничего особенного, — промямлила Пенни, не зная, что еще сказать.       — Пенни, ты глаза открой и посмотри еще раз. Он блин красив, как бог, — заворковала Гвен. Паркер закатила глаза, но все равно порадовалась, что подруга смотрит на кого-то кроме Уилла и явно не собирается страдать по нему. Во всяком случае, сейчас. Новый басист действительно был очень даже ничего, об этом перешептывались многие девушки, пришедшие на квартирник. Паркер было трудно оценить привлекательность парня, но она догадывалась, что вьющиеся темные волосы, карамельная кожа, мужественные и вместе с тем изящные черты лица, словно вылепленные искусным скульптором, просто не могли оставить равнодушными студенток. Пенни очень хотелось уделить этому побольше времени, но разговор о парнях не мог отвлечь ее от мыслей о Мандарине и казался далеким и нереальным.       «Твоя третья половина» давала уютный акустический концерт, исполняла по большей части не свои песни, а каверы на Nirvana и Red Hot Chili Peppers. Пенни сидела на пледе рядом с Гвен, устроившись чуть в стороне от толпы, и наблюдала за тем, как пальцы Уилла перебирают струны гитары. Огоньки гирлянд и лампочек расплывались перед глазами, смазываясь в теплые пятна. За окнами остался огромный и печальный серый мир, а здесь, в амфитеатре, было тепло. Потолок терялся где-то высоко над головой, и можно было вообразить, что наверху — звездное небо. А еще можно было представить, что продолжается нормальная жизнь, в которой все в порядке.       Когда все закончилось, Паркер осталась помочь убрать помещение. После того, как унесли инструменты, музыканты вернулись, и пока Уилл хмурился и говорил о чем-то с Джесс, остальные помогали снимать гирлянды с декораций и уносить деревья в театральный клуб. Пенни замечала, что Гвен бросает на басиста любопытные взгляды, и сама улыбалась от этого. Гвен полезно отвлечься хотя бы немного. Чувства к Уиллу за короткое время успели принести девушке слишком много боли, как минимум она заслуживает возможности пострелять глазами на нового симпатичного молодого человека в окружении.       Очень скоро амфитеатр принял прежний вид, и оставшиеся студенты стали расходиться. Пенни возвращалась в общежитие вместе с Гвен, перед этим еще долго простояв на крыльце с сотрудниками «Дейли Бьюгл». На улице снова шел мелкий дождь, и из-за туч не было видно звезд, но настроение у Пенни все же заметно улучшилось. Кроме того, им действительно удалось собрать довольно внушительную сумму денег, и теперь Паркер чувствовала себя чуть менее бесполезной.       Они разошлись с Гвен у дверей, попрощавшись и пожелав друг другу спокойной ночи. Но едва Пенни вошла в свою комнату и включила свет, поняла, что ночь спокойной не будет.       Девушка едва не вскрикнула, но инстинкты сработали быстрее: она захлопнула за собой дверь и прижала руку ко рту. В кресле возле стеллажа с книгами сидел хмурый Старк. При появлении подопечной он поднялся и скрестил руки на груди, обтянутой тканью футболки. Его куртка висела на стуле.       — Что вы здесь делаете? — ее голос показался слишком высоким и звучащим громче, чем следовало. Пенни так и топталась на пороге, не зная, можно ли ей заходить в собственную комнату. — И давно?       — Нет, — проигнорировав первый вопрос, отозвался мужчина. Он сделал еще шаг вперед, и Паркер шагнула назад, упершись спиной в дверь. Щеки тут же залились румянцем, но ее это не беспокоило — в крайнем случае, спишет на то, что только зашла с улицы, где вообще-то довольно холодно. Ее беспокоила собственная реакция на Старка. Они словно откатились на несколько месяцев назад, и то утро, когда он гладил ее руки и смотрел с нежностью, казалось далеким и нереальным. Может, его и правда не было, и Паркер его себе придумала. Или оно ей приснилось. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком страшно все, что было позже, из-за чего становится совестно даже вспоминать то утро как «счастливое». Не было там счастья. Пенни показалось.       Она глубоко вдохнула и опустилась на корточки, чтобы расстегнуть ботинки.       — Сэр, объясните пожалуйста, зачем вы приехали. Я была уверена, что у вас сейчас много дел и нет времени возиться со мной, и вообще я вам только мешаю, — выпалила она, пользуясь тем, что можно сосредоточиться на обуви и не смотреть на мужчину. Он молчит, дожидаясь, пока подопечная стянет ботинки и выпрямится.       Встретиться глазами приходится, и Паркер об этом тут же жалеет. У Старка уставшее лицо, видно, что последние дни он либо не спал совсем, либо спал катастрофически мало. Обычно аккуратная борода выглядит неряшливо, но ему эта неряшливость даже идет, но не идут залегшие под глаза тени. Он не улыбается — губы сжаты в тонкую полоску, в глазах тоже нет даже намека на радость или улыбку. Пенни замечает, что у нее сбивается дыхание от страха, пока она ждет, что он что-нибудь скажет. Вряд ли придется услышать что-нибудь хорошее, и девушку уже начинает потряхивать от ожидания, а он все молчит и стоит на месте, больше не предпринимая попыток подойти.       — Мистер Старк?.. — Пенни недоуменно наклоняет голову, всеми силами стараясь изобразить спокойствие.       — Раздевайся, — в отличие от Пенни изображать спокойствие у Старка получается лучше, к тому же, после этого слова, повисшего в воздухе, у паучихи с треском ломается маска безмятежности. Она тихо охает, но быстро одергивает себя, догадавшись, что речь идет о верхней одежде, которую она так и не сняла. Пенни стягивает куртку и проходит чуть вперед, чтобы повесить ее на вешалку. Но как только она это делает, тут же оказывается прижатой к стене рядом.       Мужчина щелкает выключателем, позволяя комнате погрузиться во тьму, но Паркер даже этого не замечает. Ее начинает трясти еще сильнее, и в числе причин подкосившихся коленей все меньше страха. Горячие ладони сжимают ее талию, губы находят и сминают ее, и Пенни требуется еще секунда, чтобы обмякнуть и расслабиться, и ответить на поцелуй с таким же отчаянием, вцепившись пальцами в его предплечья.       Они хватаются друг за друга, как утопающие, и Пенни щиплет глаза от подступающих слез. Это кажется таким неправильным и неуместным сейчас, и она сама не знает, как находит в себе силы упереться в широкую мужскую грудь ладонями и отодвинуться. В темноте глаза Старка похожи на два черных омута, и Пенни рада бы нырнуть туда с головой, но вряд ли это избавит ее от ощущения собственной никчемности. С минуту они оба сбито дышат, так и не отодвинувшись достаточно. Затем Пенни слышит свой голос, больше похожий на шелест:       — Останьтесь.       Старк кивает торопливо, будто боится, что она может передумать, и целует ее в лоб. Его мозолистые пальцы путаются в ее волосах на затылке, и девушка находит в себе силы на вымученную улыбку. Она сама берет его за руку, переплетая пальцы, и ведет к кровати, слишком узкой для двоих. Пенни первой садится на матрас и смотрит на мужчину, нерешительно замершего над ней, снизу вверх. Как бы сильно не распалял он в ней желание, сейчас ей просто хочется оказаться в его объятиях, чтобы он отогнал ее кошмары хотя бы на одну ночь.       Девушка хочет попросить его об этом, но Старк, кажется, понимает все без слов. Он укладывается ближе к краю, помогает Пенни устроиться на своем плече, позволяя уткнуться носом в шею. От него пахнет дождем и пылью, и немного свежим одеколоном. Пенни хочет расспросить его о том, как прошли последние дни, и хочет рассказать о благотворительном квартирнике, и конечно, хочет узнать, чем она может помочь. Но все слова застревают в горле.       Пенни просто позволяет мужчине прижать ее к себе ближе, и очень скоро ее накрывают невыплаканные слезы. Она плачет почти бесшумно, и всю соль впитывает его футболка, и он делает вид, будто не слышит ее слез, а сам осторожно гладит по спине. Пенни так и засыпает, с невысохшими слезами и дыша мужчиной, в чьих руках спокойнее и безопаснее, чем младенцу в колыбели.       Когда она просыпается рано утром, в комнате нет ни Старка, ни малейшего свидетельства его визита. Пенни идет в ванную, где быстро умывается, и, вернувшись, открывает окно. Холодный февральский воздух бодрит, а сквозняк сбрасывает лежащий на столе конверт. Паучиха наклоняется, чтобы поднять его с пола и сжать в пальцах едва ли не до треска.       Конечно, она узнает письмо и сразу понимает, кто отправитель. Сердце заходится где-то в горле, и Пенни кипит от смеси ярости и страха. Какое-то время эти два чувства борются в ней, и в этот раз побеждает первое.       Паркер рукой отталкивает от себя стул так, что тот влетает в книжный стеллаж. Мебель ломается от силы удара, а книги разлетаются в стороны. Но Пенни порча имущества общежития беспокоит мало. Она вспоминает, как накануне вечером на квартирнике тихо плакали те, кто в теракте потерял близких или родных. Вспоминает, как сама плакала, прижимаясь к мужчине, которого считала своей защитой.       Она слишком многое себе позволяла. Пряталась за спины Старка и других, оправдывалась тем, что она и не хочет быть героем, что у нее ничего не получается, а сама тратила время, которое могла бы посвятить тренировкам, на всякую ерунду. Больше этого не будет. Уже не имеет значения, кем хотела быть Пенни Паркер, потому что Девушка-Паук должна защитить себя, своих близких и невиновных людей от Мандарина. Сейчас не так важно, откуда он взялся и почему выбрал себе в противники именно ее. Пенни скрипит зубами и сжимает в руке конверт.       Она просто должна разобраться с ним.       И ей понадобится помощь.