Иррен

**** Если бы хватило ума вовремя остановиться. Он ведь хотел, каждый раз, приезжая к Ястребам, Эккен хотел остановить это и не мог, да и зачем – они встречались с Лайго, по сути, в постели, и расходились тогда, когда нужно было уезжать снова в Келлин, ничего не обещая друг другу. Эккен не принимал подарков Ястреба, хотя тот хотел быть щедрым на то, что обычно дарят степняки, не исключая Аэриса – шкуры, оружие, богато убранные пояса. Эккен отказывался по всем правилам хорошего тона, зачем ему другие подарки, если лучшим из них был тот, что он брал сам из-под щитов Лайго? Аэрису подарками он мог и отдариться, а тут не желал, считая неуместным. А еще можно было понять к чему все ведет, когда Лайго начал задавать вопросы, но кто закрыл ему тогда уши и глаза?! За прошедшие годы годы он разве не стал менее легкомысленным и ветреным, когда хорошенько поучила жизнь? Не стал. - Почему ты не в браке с твоим Аэрисом? – Лайго остался в покоях Эккена до утра. - Он что, ждет пока ты найдешь что получше? - А что еще может быть лучше? – удовлетворенное довольство Эккена было нарушено этим вопросом, и он повернулся к любовнику. - Я разве где-то жаловался на него? - Нет. Но ты и не живешь с ним, как подобает супругу. Значит, тебе что-то не нравится. Я бы хотел знать – что именно. - Тебе это незачем, - Эккен зевнул так откровенно, что намек был понятен, и Лайго замолчал. Потом он спрашивал еще и еще и Эккен снова отшучивался, не задумываясь. Да и вопрос был-то обычный, как ему казалось, такой часто задавали его случайные любовники. Пока не случилось последней встречи. - Что ты думаешь, если я решу твой вопрос с браком? - Эккен только-только стал дышать ровно, зверь нажрался и успокоился, и он сам потихоньку приходил в себя, запивая вином удовольствие, и вот снова этот вопрос, другими словами! - У меня есть вопрос с браком?! – изумился Эккен, приподняв брови. - У меня нет таких вопросов. Я не в браке и мне этого достаточно. - Я поговорил с ярлом Орихом и ему очень не нравится моя идея, но она нравится мне, и это главное, - Эккен насторожился мгновенно, потому что в щитах Лайго было предвкушение и такая сильная уверенность в себе, что это просто заставляло прислушаться, - так вот, я предлагаю брак тебе, Охотник. Что ты на это скажешь?! Я все продумал, даже если ярл Орих снова не согласится - тогда я, мы, уйдем из клана. Сейчас не времена его отца, клятва не так крепко держит. Тем более, у тебя есть дом в столице, а в городской страже от меня не откажутся. Если ты не живешь с Аэрисом Линегар как супруг – значит, тебе нужен кто-то другой. Если ты не меняешь здесь любовников, то этот другой – я. Скажешь мне, что это неверно? Что сказать, Эккен нашелся не сразу, от изумления, которое не испытывал давно. Сам ход мыслей тоже был не новым, еще в старой жизни, когда в нем не умер Эккен Лойте, такое ему говорили, решив за него, решив после пятой или десятой встречи, что такое постоянство может означать только одно. Но чтобы еще и с такой уверенностью?! Да наверняка с ней Лайго уже развесил свое оружие в спальне Эккена! - Скажи мне, - Охотник даже сел на постели, - а почему ты пошел сначала с этим к Ориху Истелин, а не заручился моим согласием?! Тебе правда не приходит в голову, что оно необходимо?! Зато теперь стало ясно, отчего в голосе Ориха Истелин было еще больше неприязни, чем обычно, и почему он так внимательно смотрел Охотнику в глаза. Эккен давно научился выдерживать такие взгляды и не отводить свой. Так вот оно что, действительно "без меня меня женили!". Вот это он влип. Особенно, если Ориха Истелин уверили в его согласии. Так влип, что врагу не пожелаешь. - А почему бы тебе отказываться?! – да Ястреб просто издевается над ним! – Какие у тебя причины для этого? Тебе нужен здоровый жеребец, раз твой столичный не справляется, а мне нужен такой супруг, как ты – жадный до скачек. Я не вижу никаких сложностей для этого. Даже если мне придется уйти из клана. Вот так. Даже никаких признаний в любви, как могло бы быть. Лайго как подменили, и ведь это были его собственные слова, никто не заставлял произносить их! - И что, я, по-твоему, стою того, чтобы уйти от Ястребов?! – Эккен был уже почти взбешен, но держал лицо. - Да, стоишь, – короткий ответ не объяснял ничего, а вот вновь разгоравшееся желание в щитах Лайго - многое, но на любовные игры теперь Эккен был вовсе не настроен, и даже зверь, всегда радовавшийся щедрой добавке, молчал. - Нет, не стою, – казалось бы, сколько раз он отказывал, не боясь огрести по лицу, но вот сейчас может этого и не избежать. – Если бы я хотел быть в браке, я бы уже был там. Но я не хотел, даже когда меня туда настойчиво загнали. И вряд ли захочу впредь в будущем. И если захочу вдруг, то точно это не будет кто-то из Ястребов. Давай будем откровенны – я приезжаю сюда с княжескими поручениями, а потрахаться мне так же нужно, как и пожрать. И то, и другое – мне щедро тут дают. И это не обозначает, что в столице меня не кормят. - Ах да, желудок добра не помнит, и твоя задница тоже, так выходит? - Именно так, – уметь бы ему говорить как Иддер, но Эккен если и умел раньше ловко выворачиваться из подобных случаев, то теперь сожалел, что забыл эту науку. – И ничего больше. Я не ищу себе супруга и не желаю снова наступать в ту же ловушку. Потому что по закону жрать можно где угодно, а вот трахаться – уже нет. - Ты шлюха, каких я еще не встречал, - в голосе Лайго было такое восхищение, что Эккен едва не застонал от досады, ведь должно быть наоборот, Аэрис бы давно взбесился и хлопнул дверью, - и уж поверь, ради этого я бы сделал все, чтобы тебе не пришлось жрать где-то не дома. Знаешь, я даже подумывал, а не пригласить ли нам в постель еще кого-то? Я хочу со стороны посмотреть, как ты это делаешь. Зверь, которому досталась лишь тень от этой идеи, заурчал, голодно, словно не насытился, но Эккен взвился так, словно ему наступили на ногу. - Что??! – он спрыгнул с кровати, схватив штаны. - Как тебе это пришло в голову вообще?! Мое мнение для тебя вообще ничего не значит?! И стоит мне согласиться – как ты запрешь меня в спальне и еще будешь приглашать кого-то для случек?! Да я убью вас обоих и поверь, мне не придется брать в руки для этого меч! Убирайся! Убирайся и чтобы я тебя не видел больше! Вместе со своим предложением! Даже не передать словами возмущения от такой наглости и Эккен приоткрыл щиты – может хоть так дойдет! А ведь когда-то, в той, прошлой жизни он был и вовсе не против провести ночь втроем, но выбирал он и только он решал, кто будет в его постели ночью. Но никто не решал за него. - Хорошо, – Лайго смеялся, и смеялся именно над его щитами, и его уверенность была непробиваема. Впервые Экке столкнулся с таким непрошибаемым, - я вернусь к этому вопросу позже. Когда ты снова захочешь жрать и трахаться. "Да я лучше с голоду сдохну!" – Эккен швырнул вслед захлопнувшейся двери подушкой, и понял, что его трясет от злости и изумления. Лайго как подменили! И ведь это не игра, не задание Ориха Истелин, это он задумал давно – так как Охотник смог не учуять этой опасности?! "Подвел меня, тварь?!" – грустно подумал Эккен о собственном звере, - "Избаловал я тебя…". ***** Аэрису не составило труда забрать свои вещи – их было немного, чуть одежды и оружия, поэтому надежды на то, что он вернется и заберет еще что-то, не было. Он не вернется. И нужно было пытаться жить без него. Тогда, когда все было кончено, он еще долго сидел в купальне, вода давно остыла, но ему было не до мытья. Наверно, он сидел до ночи, а может, и до утра, пока не нашел нужного решения, не обращая внимания ни на болевшую от ушиба спину, ни на голову, которую сводило обручем от удара. Будет трудно, так трудно, что он еще взвоет и он уже почти выл, хотя прошло всего-то немного времени. Но он или справится, или сдохнет, иначе это не кончится никогда – сколько еще будет потерь? Невозможно обмануть самого себя. В управу все равно пришлось ехать, отдать письма Ориха Истелин, переданные с Охотником в зашитом конверте и рассказать о том, что следовало. И надеяться на то, что Иддер не станет спрашивать ни о чем более. Входить к главе Управы следовало без платка и Эккен оставил его на столе у Селина, увлеченно читающего чью-то жалобу. Вот уж у кого ни тревог, ни забот, подумал Эккен. В браке со Змеей, как за каменной стеной, и ничего ему больше не нужно, теплое место секретаря управы, уважение и любовь. И это все потому, что достались дары красоты и ума, а не сводящая с ума жажда чужих щитов. Иддер при нем вскрыл письма, разрезав вощеную нить конвертов острым ножом и углубился в чтение. Писем было два и Эккен чувствовал, как, читая первое, глава управы не испытывает ничего, кроме раздражения. Значит, это снова письмо об оружии. Содержание поручений он знал, хотя иногда ярл Найеха и его высочество Эаран обходились без его присутствия. Но вот то, что писал в ответ глава Ястребов, всегда было загадкой. Ярл отложил первое письмо и принялся за второе – вызвавшее у него гнев и удивление, и этот гнев Эккен чувствовал не только даром, но и собственной шкурой. - Читай! – когда дело касалось работы, Иддер, как и следовало, забывал о том, что связывало его и Эккена. - Вслух читай! А потом изволь объяснить, что Орих Истелин имеет в виду! "Впредь прошу главу управы дознания не отправлять с поручением дознавателя, который на первое место ставит свои собственные интересы в Гнезде, сеет раздор между родичами клана и ведет себя неподобающим мужчине образом. Если младший дознаватель Эккен Иррен еще раз по собственной воле переступит порог замка Истелин, именуемого Гнездом, он будет наказан за нарушение правил поведения и оскорбление членов клана или ему будет предложен поединок. Его поведение выходит за рамки морали и правил, достойных мужчины, носящего звание и оружие. Я не желаю его видеть на землях, которые находятся под покровительством Ястребов. Орих Тэген Истелин" Наверно последнее, что следовало бы делать в таком случае – это смеяться, но Эккен ничего не мог с собой поделать. Просто ничего. О, лучше бы Орих Истелин написал в этом письме ровно то, что сказал ему лично – а так, очень сдерживался и ничего ровным счетом не сказал. - Только не говори мне, - в голосе Иддера Найеха слышалась немалая досада, - что ты переспал там с кем-то женатым. Очень похоже на это. И уж будь добр пояснить, что тебе тут кажется смешным?! Может то, что это письмо ставит под угрозу исполнение нашей задачи? Или то, что мне, как главе управы, должно быть приятно, когда так пишут о тех, кто находиться под моим словом?! Что тут веселого?! Может, и я посмеюсь?! Как ты мне это объяснишь?! - Никак, – Эккен пожал плечами. – Это мое личное дело и это его письмо никак не касается работы. Орих Истелин зол на меня лично. И я тоже хочу просить избавить меня от поездок на равнины. Отвечая на первый вопрос – нет, не с женатым. - Знаешь, - Иддеру надо помнить, что сейчас он разговаривает с Охотником, а не с Эккеном Лойте, - мне тут не раз говорили, что ярл Тиадар и я слишком тебя избаловали. И кажется, они правы. - Так накажи меня, ярл. В чем же дело? – предложил Эккен глухим, чуть низким голосом, от которого, как он хорошо знал, у мужчин мысли были совсем не о проступках провинившегося и посмотрел прямо в зеленые глаза. – Я готов принять наказание за проступок и действительно раскаиваюсь в том, что произошло. Искренне раскаиваюсь. - Пошел вон. Просто, пошел вон! Как Аэрис Линегар с его бешеным нравом еще не прибил его?! Иддер Найеха еще раз прочитал письмо Ориха Истелин, силясь понять что тот имеет в виду. Нескладный текст одновременно выдавал нордеа, не привычного к дипломатическому письму, и то, что на самом деле глава Ястребов хотел сказать иное, что не стерпела бы бумага. Паршивец, знает, что его нечем наказать. Лишить жалования, как это бывает с другими дознавателями? Да плевать он хотел, имея доход от половины серебряного рудника, отстранением от работы – еще и поблагодарит, публичным порицанием – можно, но, зная Эккена – это его сломает или приведет к катастрофе для управы, которой вовсе нельзя терять Охотника. Выставить прочь – подписать смертный приговор, и даже ради спокойствия Ориха Истелин Иддер бы не сделал этого. Договор между Охотником и Управой это не просто клятва дознавателя, поступившего служить… Управа единственное, что защищает жизнь Охотника. Жаль только, что Эккен Иррен ее вовсе не ценит. И что еще хуже, тот же самый паршивец отлично знает все потаенные мысли, иначе не было бы этого тягучего, темного, вишневого взгляда и голоса, обещающего многое. - Найди мне Змею! – Иддер отложил письма и сам вышел в приемную, конечно же, Эккена уже там не было, он не склонен к болтовне с красавцем-секретарем. - И чем быстрее, тем лучше. Эккен улыбался, даже когда вышел из управы, под платком не было видно улыбки, перекашивающей его рот в гримасе гнева и одновременно смеха. Орих Истелин был в ярости, когда писал это письмо, и если бы только Иддер Найеха знал, что на самом деле сказал ему Ястреб! - Вот что, - Орих Истелин, как и многие другие, подобные ему, вызывал в Эккене и звере понятное ему волнение, заставляя от напряжения вставать волосы на затылке и пробегая искрами по позвоночнику, а тут, как назло, глава Ястребов принял его лично и за Охотником закрыли дверь, на ключ. – Приложи все усилия, и меня не тревожит, как ты это сделаешь, чтобы тут больше не появиться. И не просто не появиться, слышишь, а более – ты не должен приближаться ни к одному из моих воинов. Иначе ты пожалеешь об этом, Охотник. Очень пожалеешь. - Как пожалел Иллан? – можно было засунуть язык в задницу и промолчать, но Эккен не был бы собой, если бы промолчал, да и не хотел, здесь вовсе не он виноват! – Тогда у меня будет ответная просьба, пусть ваши воины не будут детьми, которые не умеют себя сдерживать, когда тянутся к сладкому. Я никого из них насильно не приглашал в спальню. И уж тем более, меньше всего горю желанием связать судьбу с кем-то из Ястребов. Это бы огорчило моего отца. - Скажи мне, - Орих Истелин оценил сразу несколько оскорблений и они его позабавили. Наглость Лойте, - что может меня остановить сейчас от того, чтобы убить тебя здесь? Точно не возраст. Хотя таких как ты, надо убивать сразу, как только станет ясно, что вы из себя представляете. - Война. – Терять уже нечего, вовсе нечего и если будет еще одна угроза, он не станет удерживать зверя. – Если я убью вас, меня просто казнят, без затей, да и то, если я смогу дойти до лестницы за дверью. Ну, или с затеями, вы знаете в них толк. – Но убийство княжеского дознавателя и личной охраны его высочества князя Эарана тоже не сойдет с рук. Я потеряю свою жизнь, а вы потеряете много. А ведь мне даже не понадобится вынимать меч, и вы прекрасно знаете об этом. Может, мы вернемся к тому, с чего начали? С Лайго? Так вот, если я принимаю внимание ваших воинов и позволяю себе отдохнуть в их обществе – это вовсе не значит, что я готов делать это всю свою жизнь и мне казалось, что ваши мужчины, а тем более командиры отрядов, достаточно взрослы, чтобы это понять. Оказалось, что недостаточно. У Лайго Истелин нет никаких причин считать себя оскорбленным моим отказом в браке, а у меня нет никаких причин считать, что его претензии к вам – это моя вина. - О да, сын законника, - кивнул глава Ястребов, - действительно, какая может быть в том твоя вина? Но только ты о себе очень много мнишь, дрянь. Нет никакой вины сливной ямы в том, что в нее кто-то провалился из тех, кто пользовался ей. И не более. Но от опасного места следует избавляться, чтобы еще кого-то не затянуло. Ты всего лишь забава для моих воинов, и та самая яма. Думаешь, что я не знаю о том, что ты забираешь за свои услуги? Отлично знаю. Со своим воином я разберусь сам, даже если мне придется казнить его за неповиновение. Но тебя здесь быть больше не должно. И это только твоя беда – как ты будешь это объяснять своим хозяевам. Убирайся, пока жив. **** Он не вернется. Аэрис даже не стал разбирать вещи, просто швырнул кожаный мешок в угол комнаты, в которую давно не жил, в доме родни. Кому нужны тряпки сейчас?! Если бы и вернулся, то только за тем, чтобы шваркнуть тварь еще как следует об стену, а потом утопить. Как можно обладать такой наглостью?! Просто невероятно, что в тупую башку, занятую только слежкой за остальными и делами собственной задницы, не приходит понимания, что жить с двумя одновременно за пределами чести и совести?! Одноразовый трах еще можно стерпеть, с трудом, но стерпеть, тварь потом не помнит даже имен своих любовников, но это?! Весь этот год Эккен ездил к любовнику, пользуясь поручениями своего ярла, а потом честно смотрел в глаза?! Хотя… Иддер, этот холеный выродок, мог и прикрывать своего драгоценного Охотничка, посмеиваясь над ревнивцем Линегар. Да так, скорее всего и было. Они оба водили его вокруг пальца и просто насмехались, и это бы продолжалось хрен знает сколько, не доведи тварь Ястреба до предложения брака. Тоже еще один безмозглый дурак, попавшийся на то, на что и попался Аэрис – на редкую уступчивость, на страсть к жесткости и на то, что Эккен отдавал, открывая щиты, на ту легкость и свободу, что получал тот, кто любил его. Или он сам ошибается, меряя Охотника, как нордеа, как мужчину, когда тот наполовину животное, которое подчинено только своим желаниям и потребностям? Как животное может думать и думать разумно, если оно думает только о себе?! Каково так жить – подчиняя жизнь тому, что требует от тебя взламывать чужие щиты и кормить это животное, пока оно не нажрется? И это все тоже работа ярла Тиадар, который выпустил свою рабочую скотину на вольный выпас – Эккен же много раз рассказывал о своем праве брать желаемое ему с преступников, а воспользовался этим только один раз, незачем же принуждать кого-то приговоренного, когда есть выбор?! Семь выброшенных в никуда лет, законченных вот так... Почему это надо было только ему одному – раз в половину года он заводил разговор о том, чтобы вступить в брак. Почему нет – ему не найти никого другого, похожего на Экке, и Экке не раз говорил, что он, Аэрис, лучшее, что было в его жизни. Просто лгал, тварь. Отговаривался, чтобы изменять направо и налево. И только когда попал в собственную ловушку – тогда запросил, не потому что любит, а потому что испугался, напакостив. Если Аэрис хоть что-то понимал в политике и в том, что рассказывал иной раз Экке о делах управы Тиадар, а потом Найеха, то браку Иррен с Истелин не бывать ни при каких условиях – даже если вдруг старый Орих сойдет с ума и заплатит серебром за Охотника столько, сколько тот весит, а весил этот здоровый кабан немало, не бывать. Охотник не может переступить через свое слово служения престолу Келлин, а вероятности того, что престол займет вдруг Истелин – никакой. Зато может выйти раздор и скандал, а еще подозрения в том, что кое-кто нарушил данную им клятву и выбрал крепкий хер вместо бесконечного созерцания спины Эарана? Что могло выйти для Охотника – еще большая вражда с Ястребами, которым вовсе не интересно терять одного из своих командиров, нахлобучка от Иддера за испорченное наверняка дело, и возможное обвинение в предательстве. И ведь как удобно – есть влюбленный дурачок Аэрис, который так давно звал в брак, что вот он - случай прикрыть себе задницу! Только это могло заставить тварь согласиться… Только принуждение. Нет уж, дружочек. Ищи себе других. Решение пришло само. И как он только не додумался сразу?! **** - Как тебе это вот? – ярлу Наейха не пришлось долго ждать старшего дознавателя Дагейда Змею, - Читай. - Если я хорошо знаю Ориха Истелин, - Змея быстро пробежал глазами строчки почерка, который был ему прекрасно знаком, - то он хотел написать вовсе не это. - А что?! - Примерно: "Если я еще раз увижу вашу шлюху у себя дома – я его убью!" – пожал плечами Змея. - Это если сократить все ругательства. Интересно, конечно. Кто-то опять натворил дел. - Именно, - кивнул Иддер. – Я очень хочу знать - каких. И чем быстрее ты это выяснишь, тем лучше. *** Бессонница пришла не сразу, на третий или четвертый день, Эккен удивительно быстро потерял им счет. Он до утра ворочался в широкой крепкой кровати, где правая сторона была холодной и пустой, встречал ранний летний рассвет, проникающий даже сквозь пыльные шерстяные занавеси, и просто ждал утра, когда пристойный мир начинает жить – когда можно будет пойти в управу и там чем-то занять себя – поручениями Иддера или простой тренировкой. Еще начинала болеть голова, так, как она болит, если он долго обходился без чьих-то объятий, Эккену были хорошо знакомы эти признаки, но он терпел, хотя ничего не стоило бы пойти в Лежбище и найти себе утеху на ночь. Нет, иначе он никогда не выберется из этого болота и рабства живущему в нем зверю, из славы шлюхи, утехи с которой настолько хороши, что это единственный повод зазвать в брак. Никто не хочет видеть иного, кроме Охотника или шлюхи, потому что ничего иного на самом деле нет. Изо дня в день одно и то же, днем Охотник служит интересам Келлин, а по ночам утоляет собственный. Даже Аэрис не выдержал все-таки. Его так долго учили тому, что все в этом мире просто с его даром. Иллан замещал жажду насилием и жестокими допросами пленных, а Охотник Эккен должен замещать ее постелью. Это ведь так удобно было и для Змеи, и для Тиадар – убедить его в этом, и удобно для его высочества и для Иддера. Даже для Иддера. Никаких хлопот. Нужно попытаться научиться подчинять себе этот дар, а не подчиняться ему самому, ровно противоположное тому, что учил Змея. Эккен умел сдерживать, но не мог терпеть тогда, когда не требовалось этого, и попал в ловушку… "Шлюха", "дрянь", "тварь", "ненасытная задница"… Это все о нем. И он дожил, дошел до того, когда эти слова стали обидными. Потому что они стали правдой. "Таких как ты нужно убивать"… Надо терпеть. Он пытался убрать головную боль травами, помогало ненадолго, но настолько, чтобы успеть съездить в судебную управу, повидаться с Хагиром, подписать бумаги по руднику – как совладелец он обязан быть в курсе дел, хотя ничего не понимал в этом. Всем занимались Хагир Лойте и Айнар Раун, поверенный в их делах. И если бы не Хагир и не Айнар Раун, Эккен бы вовсе не знал, что делать с таким наследством и, тем более, не смог бы отстоять свое право на него. - Инце Лойте снова прислал нам протокол несогласий, - Хагир говорил о главе Серебряной управы так, как будто тот вовсе не был ему отцом, - он считает, что выработанное нами серебро хуже требуемого качества и должно стоит дешевле. Я не согласен с этим и составил все бумаги, с приложением мнений других оценщиков, мне требуется твоя подпись. Если хочешь – ты можешь прочитать их. - Нет уж, спасибо, - помотал головой Эккен, - я ничего в этом ровно не понимаю, кроме упорства Инце. Смешно быть публично предвзятым в отношении нашего рудника. Это уже третий раз и третий раз мы поставим его на место?! - Несомненно, - улыбнулся Хагир, - он не простит нам никогда этот суд и такого унижения. Но если так пойдет и дальше, то я буду просто вынужден подать за нас двоих жалобу на действия его управы. Да, главное, что ты думаешь насчет того, чтобы часть дохода потратить на расширение? Я получил письмо от управляющего, он говорит, что мы можем разработать еще часть породы. Но нам совсем не обязательно будет добывать все это серебро сразу, иначе оно упадет в цене. - Делай, как считаешь нужным, - Эккен уже много раз повторял эту фразу, - если считаешь это правильным, значит, так оно и есть. Я все равно не начну понимать в горном деле ничего. Сколько раз он предлагал Хагиру не делить доход пополам, а брать большую часть себе? Он не заслужил этот рудник, и уж тем более не заслужил, чтобы перекладывать все заботы на плечи Хагира, которому вполне хватало собственных. Как и следовало ожидать, внук Лойте ненадолго задержался в курьерах и переписчиках бумаг и уже получил под свое начало ответственность за часть судебных дел. Да и слухи о том, что Кайетан Ахола крепко держится за такого законника и не может нахвалиться им, наверняка были правдивы. И как ни странно, родич считал иное, что в планах Ойхе Лойте не было того, что рудник надо будет делить между двумя наследниками, и он достался Хагиру почем зря. Но как бы то не было – Эккен мало заботился о делах наследства и был благодарен за это. - Тогда я спрошу другое, - Хагир убрал бумаги в кожаный конверт, когда подпись высохла, - скажи, вы придете на мою свадьбу? Это будет осенью. "Вы" – кольнуло в груди болью. Хагир ведь не про Хаке спрашивает. - Наверно, я еще должен пригласить Инце Лойте... – Хагир был уверен в ответе Эккена и не стал его дожидаться, - и маму, и братьев. Как мне тут вывернуться, скажи, вот тут ты понимаешь лучше меня. - Пришли им официальное приглашение, как положено, по лучшим образцам подобных писем, - от облегчения, что не надо отвечать и говорить правду, Эккен вдохновился, - закажи его лучшим переписчикам, хотя, у тебя отменный почерк, на самой тонкой коже. И уведоми членов рода Лойте, "с коими тебя связывает родство, несмотря на все наш разногласия" о том, что прекрасное событие состоится в такой-то день, в городской управе и доме Хагира Инце Лойте на Виноградной улице. Это единственное имя, которое там стоит упомянуть. И не более. Не называй даже имени невесты. "Я думаю, Инце узнает его еще до того, как ты отправишь приглашение", но озвучивать эту мысль Эккен не стал, хотя почти сразу же пришла злость на старшего брата. Когда-то самого любимого брата, который спасал его от забав остальных братьев Лойте, выслушивал детские глупые жалобы, а потом стал совсем другим. Какой же Инце дурак! Так испортить отношения с собственным сыном, который никогда не делал ничего дурного, с одним из умнейших мужчин семьи, который может так много добиться! Хагиром Эккен не уставал восхищаться – племянник не побоялся сделать то, чего не решился когда-то сделать Эккен. Если бы тогда он не был трусом, если бы не согласился на позорный брак с Ахола – то так многого бы не случилось! Он же ведь мог бросить играть, пить и шляться, мог бы учиться и работать в городской страже…Мог бы. А Инце даже не может сравнить и понять разницу! Инце делает вид при встрече с сыном и братом – что не знает их, но если для Хагира у него было припасено просто разочарование и гнев отца, то для Эккена - ненависть. Охотник терпеть не мог княжеские советы, когда там присутствовал глава Серебряной управы, который не мог держать свои щиты. Не стоит и сомневаться, Хагир добьется своего, всего, чего он задумал. **** Аэрис много раз пытался забыться именно так – прийти в Лежбище и рассматривать тех, из кого можно выбрать пару на ночь. Почти всегда после ссоры с Эккеном и всегда знал, чем это закончится – возвращением. Но не в этот раз, даже если не повезет, даже если все кончится в очередной раз уходом случайного любовника, он не вернется. Он будет приходить сюда столько, сколько понадобится. А может быть, последует совету отца "найти себе порядочную эрнис и не сходить с ума". В доме Линегар искренне рады такому исходу – Эккен отчего-то никому не пришелся по душе в его семье, впрочем, Эккена это только смешило, или он притворялся, как обычно – скрывая, что думает на самом деле. Когда-то Экке рассказывал о том, как его приняли в доме первого супруга и Аэрис был возмущен, во-первых, это просто неуважение, а во-вторых, непростительное хамство по отношению к Ойхе Лойте. Да Ахола должны были в задницу целовать весь род Лойте, а не корчить из себя бедных, но гордых. Он опять думает про Экке, беспрестанно, хотя следовало бы думать о том, как жить без него. Но Эккен был во всем, даже в том поясе, что сейчас стягивал талию Аэриса – подарок, в запахе одеяла – травы из купальни того дома. В Лежбище всегда было шумно, Аэрис выбирал угол поуютнее, откуда было видно всех, брал вино и рассматривал гостей. Все как обычно, молодые нордеа ищущие пару или судьбу, разного рода чиновники, под шумок решающие свои дела, деревенщина, которая перепутала с таверной и ищет сытного и дешевого ужина и такие же ловцы, как и он сам. Кто-то поудачливей, а кто-то нет. А вот годной добычи не было. Вроде, ничего нового – сынки чиновников, аристократов, стражники, незанятые на дежурстве, мальчишки из провинции – все красивы, нарядны, но не за что зацепиться. К нему подсаживались пару раз и оба раза Аэрис дал понять, что ему вовсе не интересно имя незваного собеседника. Злился сам на себя – чего приперся? Высматривать такую же высокую фигуру как у Экке, с широкими плечами и копной волос, чаще стянутой в хвост, нежели косу, с обещающим карим взглядом и шпильками в каждом слове? Такого он тут не найдет. А ничего другого не хотелось сейчас. *** Курьер из управы застал Эккена невыспавшимся и помятым, постучавшись в дом ранним утром и вручив предписание, подписанное самим главой управы – явиться после полудня в княжеский дворец, для присутствия на "большом" совете, со всеми вытекающими из этого действиями – парадной формой гвардии, при оружии и неизменном платке. Он не готов сейчас. И вчера был не готов и не будет готов завтра. Головная боль сводила виски, в желудке, давно не принимавшем пристойной пищи, тоже творилось непонятно что, тошнота постоянно подкатывала к горлу. Но отговориться нездоровьем он не может. Хотя, может быть, если дать зверю хотя бы понюхать чужие щиты – станет легче? Там будет Аэрис. Это не считая Инце и Каейтана Ахола, один из которых открыто выражал неприязнь, а второй сдержанное любопытство. Аэрис – самое трудное удержаться в присутствии Аэриса, и хорошо будет, если тот не станет играть со зверем в известные им обоим игры. Сейчас бы стоило забиться в самую глухую нору в горах, чтобы забыть, привыкнуть сдерживать зверя и справляться с ним в новых, придуманных Эккеном правилах, которые пока что зверь не принимал, но не идти на этот совет. Отказаться уже поздно, даже если написать письмо о нездоровье, то или Иддер подумает, что Охотник страдает с похмелья, за что Охотнику влетит, конечно, или, что хуже, примчится сюда вместе со Змеей и еще парой лекарей. А Змея последний, кому стоит знать о теперешнем состоянии Охотника. Эккен выпил еще трав, которые должны были бодрить, надеясь, что хоть они останутся там, где им стоит оставаться, и принялся собираться. Личная княжеская гвардия - это не просто вам придти на допрос в управу в том, что первое выкопал из сундука с одеждой, нужно выглядеть так, чтобы никто и усомниться не мог в безупречности и выучке стража, даже если все присутствующие знают, что никакой это не гвардеец. Еще несколько седмиц назад выданное ему управляющим из дворца льняное синее форменное платье гвардейца жало в плечах, а сейчас он проскользнул в ткань свободно, поморщившись от жесткого прикосновения хорошо выглаженного льна к шрамам на руках, штаны тоже пришлось затянуть потуже шнурком, тут вольностей не позволено, пояса – один его собственный с клинком Иррен, второй - гвардейский с мечом и пластинами, показывающими его высокое положение в личной княжеской охране – пояс, в отличие от звания, был настоящим. Еще влажные после купальни волосы он стянул в хвост, уложив его чуть ниже затылка – это единственное, что он может не соблюдать в правилах, потому что все равно за платком дознавателя не видно, собраны ли волосы в косу или владелец не мыл их три дня подряд. Нужно вытерпеть этот совет, никто, даже он сам себе не обещал, что будет легко. **** Чем был хорош большой совет, так это тем, что проходил в одном из приемных залов, где кресло князя Хелльстрем было расположено между двух больших окон, освещавших зал, но позволявших и ему и охране оставаться в полутени. Все здесь. Налоги, закон, Серебряная управа, армия и прочие-прочие. Кайетан Ахола, как всегда, сосредоточенно записывает поручения, не поднимая глаз от бумаги – спорит с другими, с Инце и изредка посматривает на Охотника. Инце нарочито не замечает Эккена, и Аэрис теперь тоже. Аэрис сел достаточно далеко, но Эккен хорошо чувствовал его, как и всех остальных, лучше, чем хотел бы сам – из-за долгого перерыва чувства зверя обострились и теперь он боролся с ним внутри, сдерживая и не давая сорваться на такое обилие. Аэрис сердит, очень сердит… И врет сам себе. Хотя, наверно он тоже борется с собой. От докладов глав управ можно заснуть, впрочем, иногда Эккен позволял себе такое – он дремал с открытыми глазами под бубнеж Инце о добыче руды или от занудного монотонного чтения законопроекта Кайетаном Ахола, зверь не пропустит крамолы, а Эккену можно расслабиться. Но сегодня не такой случай. Сейчас, как раз, вещал Инце, которого очень хотелось спросить о том, как серебро из лучшего рудника в Ирнисте стало вдруг негодным и не заслуживающим хорошей цены и не стыдно ли так позориться на всю столицу и подставлять свою репутацию под удар? Инце может купить оценщиков, это выгодно и ему, и оценщикам, обрушить цену на серебро из Ирнисте, но если они с Хагиром поставят его публично на место – так ведь можно и должность потерять. Не в интересах Инце вести открытую войну на этом поле. А каково будет, если эрн Раун от их имени выставит жалобу в княжеский суд? "Да что ты врешь, сволочь!" – Эккен чуть не фыркнул под платком от возмущения, когда бывший старший брат начал рассказывать о том, как хорошо работает оценка в его управе. И ведь это нарочно, он хорошо слышал злорадство главы Серебряной управы, которое тот вовсе не скрывал от Охотника. Хорошо, посмотрим, кто тут победит! Тварь здесь. Куда уж без нее на совете, как же Эаран спать будет, если не узнает, кто врет, а кто нет?! Стоит в тени, но Аэрису не надо было даже открывать глаза, чтобы знать, как выглядит Охотник – синий лен платья, оружие, синий же шелк платка, закрывающего все лицо, шею и плечи, оставляющего только глаза – глаза у Экке красивые, и уже одно это заставляет задержать на Охотнике взор. Сколько раз он дома разматывал этот шелк, стягивал строгое гвардейское платье, заставляя из холодной твари, охраняющей покой Хелльстрем, снова превращаться в Эккена, отдавая все то, что набралось внутри за день – все эмоции и чувства, и выдыхая потом, наслаждаясь освобожденным разумом. - Теперь я хочу услышать вас, эрн Линегар, когда мы говорили в прошлый раз, о состоянии пограничных застав, вы должны были подготовить доклады ответственных на местах. Так что вы нам можете сказать? – дошло дело и до него, после выступления Инце Лойте, и Аэрис ждал этого вопроса, рискуя и ставя почти все одновременно ради своей затеи. Аэрис напряжен, очень напряжен, как будто кот перед прыжком на добычу, зверь почти взвыл, и Эккен натянул поводок до предела, чувствуя как по спине бежит пот, а головная боль сжимает обручем голову, слишком много их тут – сильных, но не желающих быть щедрыми. - Ваше высочество, - начал Аэрис, понимая, что тварь чувствует его как самого себя, - верно, я получил эти доклады и крайне не удовлетворен их качеством. Не удовлетворён настолько, что даже не стал приносить их сюда, чтобы до конца не ронять достоинства моих подчиненных. Как вы понимаете, в местах, где до главного начальства далеко, правды не доискаться, пока не приедешь туда сам лично. Цифры, присланные мне, не совпадают с теми, что должны быть, количество оружия, лошадей и прочего – тоже. И более скажу, скорее они там завышены, чтобы показать свою "работу" и то, что они не зря получают жалование. Поэтому я прошу Вашего разрешения на свой отъезд из столицы, с целью личной инспекции пограничных застав. И хотел бы я начать с гор, потому что их доклады внушают мне пока наибольшее недоверие. Вот как. Держи, тварь. Повертись тут без меня, можешь пойти по всем херам столицы, если желаешь, но зато, как бы я не желал – у меня не будет пока возможности вернуться. Пусть тебя тут хоть до дыр затрахают! - Я услышал вас, эрн Аэрис, - кивнул Эаран, чуть помолчав, - мне нравится ваша идея и я ее поддерживаю. Это надо было сделать давно. Но, я вижу это чуть по другому. Сначала вы отправитесь на равнины. Раз мы построили там ружейную фабрику, то следует для начала удостовериться, что заставы за Ихтиром вооружены и обучены в полной мере. В Гнездо заезжать не надо. Вы проверите эти заставы, расскажете нам, что увидели и что скрыто, и потом мы решим, что делать дальше. Пока, в первой очереди у нас равнины. Ах ты, белобрысая дрянь, решил прикрыть родные задницы в горах? Впрочем, какая ему разница, равнины так равнины, домой можно заехать, что тоже недурно. И сроки не поставлены, что еще лучше, чем могло было быть. Голову вдруг свело такой болью, что Аэрис едва выдохнул и понял, что больно не ему одному. Вот значит как, проняло тебя?! Кровь пропитала первый слой платка и Эккен понял, что безнадежно выпускает поводок зверя из рук – настолько рассердила и его, и Охотника эта новость об отъезде, о побеге Аэриса. Как ты смеешь, уходить от меня?! Моя добыча!!! И только через несколько мгновений он смог взять себя в руки, но было уже поздно. Гнев Иддера, недоумение Эарана, боль остальных и злость Аэриса – все обрушилось разом. - Эрн Иррен, будьте добры, оставьте зал заседаний. Ваше присутствие сегодня больше не требуется! – сквозь раздирающую череп боль голос Эарана доходил, как через слой толстой ваты, но Эккен повиновался ему, выучкой воина, вышел из зала, надеясь, что не пошатнется, и уже за дверью, отойдя подальше, прислонился к стене. - Продолжим. *** - Изволь мне это объяснить! – Иддера Эккен дождался уже в управе, потому что наверняка. - Почему ты позволил себе сорваться в присутствии его высочества?! Вот теперь Иддер зол, значит от князя ему влетело. Как быстро все забывают добро – один раз такой срыв, когда Эккен почуял опасность на одном из приемов, спас Эарану жизнь, заговорщик как не прятал свои щиты – не избежал когтей Охотника, и единственным способом остановить убийцу было только выпустить на свободу зверя. Не было времени ни на что другое. Значит, Эаран был уверен в своей безопасности сегодня. Все эти размышления пробивались сквозь толщу боли и тошнотной мути, которая так и не оставляла Эккена. Больше всего ему хотелось вернуться домой и лечь в кровать, плотно задернув занавеси в доме, куда никто не посмеет войти. - Я дурно себя чувствую, - признался он, стараясь избежать причин, - и прошу прощения. Мне стало нехорошо. - Именно на моменте, когда Линегар объявил о своей поездке на равнины? – в этом разговоре не было ничего от привычного Эккену Иддера Наейеха, с его вежливой мягкостью, напротив, в голосе главы управы звучала сталь и желание дознаться до правды было очевидным. - Или ты не знал об этом?! - Не знал, – отпираться было глупо. – Мы повздорили. Но причина не в этом. Я действительно плохо себя чувствую и хотел бы отлежаться, если мне это будет позволено. Я приложу все усилия, чтобы такое не повторилось. Лжет. Просто лжет. Да, выглядит Экке впрямь дурно, запавшие глаза и осунувшееся лицо. Иддер уже знал, что послужило причиной письма Ориха Истелин и это знание наводило на некие размышления… Хотя, объяснение Змеи тоже не проливало так уж много света на эту темную историю – "Ориха Истелин утомила свара между воинами за Эккена Иррен и то, что некоторые думают о нем больше, чем нужно думать о шлюхах, в ущерб делам клана". - Так уж и повздорили, Эккен, - обманчивая покорность Охотника первый признак того, что он что-то скрывает, - не в первый, и не в последний раз, как я понимаю. Но ты очень не хочешь, чтобы Линегар поехал на равнины. Почему?! - Мне наплевать, куда он поедет, – пожал плечами Эккен. – Не думаю, что он узнает там обо мне что-то, что не знал ранее. Эккен тоже умеет вести споры, этого у него не отнять. И Иддер прекрасно помнил о том, что своих измен Эккен Лойте и Иррен никогда не скрывал. Тогда в чем причина?! - Хорошо. Тогда почему ты позволил себе это?! Если Аэрис уедет надолго, не думаю, что тебе трудно найти утеху на это время. – Может, причина как раз в ссоре, если Линегар не спит с Охотником, значит, тот может маяться из-за этого?! – Чтобы не срываться на остальных. Или тебе нужна помощь в этом? Вот, значит как…. "Найти себе любого, кто тебя трахнет и работай дальше!". Достаточно откровенно даже для Иддера. Игрушка сломалась и нужно починить ее для хозяина. - А почему вы все думаете, что это мне легко?! – тихим голосом спросил Эккен, хотя хотел кричать от боли, где-то горячо и обидно стало около сердца. – Как просто, ярл, да? Раздвинь ноги, Эккен, получи свое и работай, не отвлекай его высочество от управления страной. Спи с любым, кто может тебе дать все для того, чтобы Эаран знал, кто замышляет измену или не одобряет его решения. А что, если я вдруг не хочу спать с кучей мужчин, чьих имен даже не помню. Почему я должен это делать в Гнезде, для того, чтобы лучше передать настроение Ориха Истелин его высочеству?! И что, если тот, с кем хочу спать я, не очень-то доволен положением дел, а? Что я еще должен отдать этой проклятой дыре, в которую меня превратил Змея? - Говори дальше, – Иддер Найеха закаменел лицом, давая себе время для ответа, - Это не все, что ты хочешь сказать, Экке. - Не все, - кивнул Эккен, соглашаясь. – Ты вот думаешь о том, что я всегда был шлюхой. Да, возможно. Но я мог выбирать. Я мог терпеть и без этого. Пока не понадобился в каких-то там играх. - Это были игры твоего отца, если ты помнишь. Ни моей вины, ни вины ярла Тиадар тут нет. – Спокойно отрезал Найеха. – Мне действительно до сих пор жаль, что это с тобой случилось. - Никто бы не стал искать меня у людей, не будь во мне этого "дара", как вы его называете. Но и я бы не попал в эту клетку тогда. Думаешь, я пришел в управу подслушивать щиты и потом докладывать об услышанном? Ярл Войтан ни словом не сказал об этом моему отцу, когда уговаривал его согласиться на мое обучение. Была договоренность о том, что меня пристроят, как других бестолковых сынков, развозить бумажки и быть в конвое. Я хотел именно этого. Для чего я живу, Иддер? Для того, чтобы докладывать его высочеству о настроениях в столице. И для этого мне нужно трахаться каждый день, забирать силы у других. Это все, что я делаю последние годы. Я для вас - только инструмент, который вдруг забарахлил и его нужно починить, а если он станет опасным и не подлежит починке – его уничтожат. Вот на что похоже все, что я делаю и для чего живу. И скажи, с какой радости это нужно кому-то, типа Аэриса?! - Чем я могу тебе помочь, Экке? – наверно, все же стоило остановиться на лжи о недомогании и отпустить Эккена, но они оба зашли за предел, положенный им. – Отпустить тебя не в моей власти. Я могу попробовать поговорить с Эараном о том, что тебе не стоит так часто присутствовать на этих советах, могу отправлять тебя с поручениями. Но ничего, сверх этого, я не могу. Я не могу открыть тебе дверь и сказать "свободен". Ты сам знаешь ответ на это. И, я не знаю, чем руководствовался ярл Тиадар, когда велел искать тебя везде, но я полез в эти проклятые портовые книги только из-за тебя, хотя, должен был это сделать сразу после первого пропавшего. Но только из-за тебя мне и пришла эта мысль в голову. - Я хочу отлежаться. – Гнев схлынул, уступив место головной боли и усталости. - Я хочу, чтобы хотя бы несколько дней меня никто не трогал, чтобы Эаран хоть раз бы напряг свои собственные способности, он же не глухой. – И тогда я пойму, как быть дальше. Потому что, как есть – продолжаться больше не может. - Хорошо, – кивнул Иддер, цена действительно невысока и Эккен сам дает ему время найти выход из ситуации. - Я дам тебе седмицу и постараюсь не беспокоить тебя. Оставь в канцелярии письма, их доставят твоей семье, как обычно. После мы встретимся и поговорим снова. **** - Так это ты есть Аэрис Линегар... - Ястреб бесцеремонно уселся к нему за стол, поставив свою кружку, из которой пахло кислым вином, Аэрис терпеть не мог такое. - Я много о тебе слышал. Знаешь от кого? - Знаю, - Аэрис сразу понял, кто перед ним. Эккен, видимо, только с ним изменил своему привычному вкусу выбирать жеребцов поздоровее, но этот Ястреб - прямо что-то выдающееся, конечно. - И что с того? Ты желаешь поговорить обо мне или о нем? Как противники они неравны, конечно, если дело дойдет сначала до предложения выйти, а потом и до рукопашной. А вот на оружии Аэрис бы поставил на себя – сила и вес тут не помощники. - О нем, конечно, - Лайго Истелин тоже пробежал взглядом по его лицу и плечам, давая понять, что тоже учел его как соперника. - Почему он вцепился в тебя, как кошка в дохлую мышь, но не хочет вступать в брак? Я хочу отобрать его у тебя, раз ты все равно не пользуешься им так, как стоило бы. - Да ну? – это начало и забавлять и злить одновременно. - Это он тебе так сказал? - Нет. Я сам не дурак, – Ястреб теперь смотрел на него в упор. – Так что, он тебе так сильно нужен? Первым желанием было ответить "Конечно нет, забирай и подавись!", но Аэрис не стал торопиться. Если верить, все-таки, всему тому, что успела рассказать похотливая тварь, то не все так просто обойдется. "Много о тебе слышал"... Это значит, что Эккен болтал с одним любовником о другом. Пока что сходится. - А раз ты много обо мне слышал, - Аэрис сделал вид, что не понимает сути вопроса, - так какого хрена ты сам полез туда, где занято? Я тоже кое-что слышал о тебе, и не сказать, что лестное. Друзьями они из этой ихтирской таверны все равно не выйдут, как бы оно не повернулось. Можно сказать "забери его", это самый просто выход, решить наконец-то все одной фразой и пусть тупая тварь сама выкарабкивается из той ловушки, в которую себя засунула, но Аэрис слишком хорошо знал равнины, чтобы не обольщаться. Этот бык начнет ломиться тогда напролом, вынесет ворота Гнезда и это все равно ударит по Линегар, который сейчас последняя преграда на пути к цели. И еще Аэрис хорошо знал сам себя. Пока он ехал сюда один, не взяв с собой охрану, пока лежал около костра ночью и смотрел на небо – думал о многом и о том, что не знает, как ему разорваться напополам. Эккен заслуживает наказания, заслуживает того, чтобы остаться одному, за пренебрежение и неверность, вызывающе наглую, заслуживает того, чтобы решать свои беды. И Эккен стоит того, чтобы за него сражаться. Проклятая тварь осталась единственным, чего по-настоящему желал Аэрис. Никто другой ему теперь не нужен и отказаться от твари – значит отказаться от того, чего хочешь сильнее всего. Умники говорят, что это и есть победа над собой, самая главная, что может быть в жизни мужчины. Но хотел ли он сам победить?! - Да ты что? – этот бык оказался не настолько тупым, чтобы не подхватить игру Аэриса. - А мне показалось, что наоборот. Уезжал он отсюда весьма довольным. - У меня не так много времени, которое я хотел бы тратить на бесполезные разговоры, - знакомое Аэрису бешенство уже начинало изнутри подступать к горлу, - что ты хочешь от меня? - Чтобы ты отпустил его и дал ему выбрать. Остальное все я сделаю сам, – Ястреб мгновенно уловил изменившееся настроение соперника. - Что сделаешь? Уйдешь из клана к нему? Втянешь его в свару Ястребов. Его просто убьют. Так что, ты недолго поиграешь в игрушку, даже если она выберет тебя. – Отрезал Аэрис. – Нет. Он не выберет. Он уже выбрал и это не ты. Так что, поищи себе другую забаву. Задниц в Келлин много, но именно эта нужна мне самому. - Не очень-то она тебе нужна, смотрю, - усмехнулся Лайго, и они вернулись к тому, с чего начали. Линегар известная фамилия на равнинах, старинный род и это осложняет дело. Будь при Экке кто-то другой, с гор, Лайго бы даже не задумался. Но это равнины. Хотя поединки из-за предмета раздора тут тоже приняты. – Но ты можешь доказать мне это. На оружии, завтра, до первой крови. Что скажешь? - Что-то ты дешево его оценил, в царапину. До смерти и не иначе, – Аэрис даже не задумался, соглашаясь, этим должно было кончиться. – Завтра утром, на восходе, около источника, без свидетелей. Потом у меня будет много дел. - Самоуверенное столичное дерьмо, – оставил за собой последнее слово Ястреб. **** Судя по тишине в доме, Иддер исполнил свое обещание и Хаке с Хагиром получили письма, с просьбой не беспокоить Охотника. Пошел второй день, а звенящая тишина в доме никуда не уходила, как и боль в голове. Эккен забыл, когда ел в последний раз или пил вино, только воду или настой из трав, которые в нем тоже долго не удерживались. Казалось, болело все, даже глаза слезились, и Эккен вставал с кровати только для того, чтобы проверить коня, и снова вернуться под одеяло. Он перетерпит. Это или пройдет, или убьет его, кто-то окажется сильнее, Эккен или этот зверь, которого еще называют даром. Он не жалел ни об одном из слов, сказанных Иддеру, хотя проговорился везде, где мог. Нужно просто потерпеть. И сейчас нужно встать и спуститься вниз, не зажигая свечи, потому, что на это уже нет сил, выпить отвар, который, наверное, настоялся. Встать точно так же, как он вставал когда-то после плена, в усадьбе Тиадар, прилагая к этому все усилия. Делать шаги, сначала из комнаты, а потом по лестнице, как угодно, хоть держась за стены. Надо победить себя, победить зверя или умереть, потому что и это не жизнь. Он знал, сколько прошло времени, прежде чем он смог выйти на лестницу и сделать шаг вниз, но ступенька под ногой стремительно ушла в никуда, быстрее, чем он сумел понять это, теряя сознание. **** Спал Аэрис удивительно спокойно, по закону, конечно, следовало бы известить местную власть о поединке или отправить письмо родне, чтобы победитель не был обвинен напрасно, но ничего из этого Аэрис делать не стал. Во-первых, вся главная родня и так в Келлин, а тревожить остальных, в чьем доме он остановился, он не будет, во-вторых, из местной власти можно только пойти к Эари Каррну, который пару лет уехал сюда главой дознания на равнине, и это снова история, связанная с Эккеном. Так что, пусть беспокоится Ястреб. Светало в это время рано, но Аэрис встал чуть заранее, проверить оружие. Хорошо, что он взял с собой один из самых привычных клинков, который был словно продолжение руки. Где находится источник, он же горячий Ключ, хорошо знает каждый равнинник, будь он мужчиной или эрнис – место свиданий, любовных признаний и поединков соперников за чье-то сердце. Этот поединок был не первым для Аэриса, но первым, где он сам поставил условие – смерть или победа. Этот Ястреб - не столичный прощелыга, который отступит, едва увидев на своей одежде красное. И Аэрис был уверен, согласись он на "первую кровь", Ястреб бы не оставил его в живых потом. Здесь можно вывернуться из закона… На редкость прекрасное утро, в степи только-только начинало пахнуть утренними, разогретыми летним солнцем травами, и Аэрис не мог налюбоваться этой степью, надышаться этим густым запахом. Но, около тропы, ведущей к источнику, уже паслась лошадь, а на самой тропе острием вверх стояло копье с птичьим перьями, обозначая, что место несвободно и остальным влюбленным стоит поискать себе другое. Ястреб уже был тут, но и Гнездо ближе к источнику, чем Ихтир. - А ты не торопишься, - Лайго Истелин оглядел своего соперника: Линегар известный боец на мечах, – или привык спать до полудня? - Успеется, мне некуда торопиться, - зевнул нарочно Аэрис, - Эккен меня и в столице подождет. А что, Орих Истелин отпустил тебя сюда, да? Не подождет… Воспоминание недавнее – перекошенное обидой лицо Экке и удар об стену. Но с этим можно решить. Если конечно, Эккен не решил это сам… А вот укол об Орихе Истелин оказался метким, Аэрис с удовольствием наблюдал, как самодовольную смазливую рожу Ястреба перекосило. Конечно отпустил, это дело чести, а такое Ястребы любят и, наверно, он уверен в своем воине, а особенно, если вспомнить, как сам Эккен тогда обставил Аэриса на его глазах… Они уверены в победе. Хотя… Выгодна ли эта победа Ориху?! Спорный вопрос. Право первого удара Аэрис оставил сопернику. В другом бы поединке это могло бы решить все, но сейчас очень важно знать, как Лайго Истелин двигается. Хорошо двигается. Но не быстр. Аэрис увернулся от удара, который метил ему прямо в бок – Ястреб не церемонится, хочет решить все сразу и ударил вторым, намеренно промахнувшись, давая противнику расслабиться и Ястреб попался в ловушку. - А мне говорили, что ты хороший боец, – второй удар тоже был рубящим, направленным на руку, и Аэрис снова увернулся, - но ты всего лишь танцор... Без слов Аэрис развернулся, именно как танцор, делая очередной обманчивый маневр, и достал Ястреба в плечо, зная, что еще один удар будет за ним. В живот, чтобы решить дело раз и навсегда. - Иногда надо слушать других. – Тело он не повезет в Гнездо. Только копье Ястребов, которое объяснит им, что случилось. Как тебе такая цена за дурость, Экке?! Это был не первый соперник, кого убил Аэрис, но первый, о ком он пожалел. Лишил Ястребов хорошего воина… Хотя слишком самоуверенного и наглого. Пора ехать. Еще очень много дел. *** Аэрис перечитал получившийся доклад о состоянии застав на равнинах. Почти полторы седмицы ушло на то, чтобы проверить их, и результатами он был недоволен. Зачем вкладывать огромные государственные деньги в эту ружейную фабрику, чтобы новобранцы учились сражаться на копьях и мечах, а не стрелять?! Ему самому хватило нескольких дней, чтобы уметь метко стрелять, так какого хрена до сих пор мальчишки отрабатывают удары на деревянном чурбаке!? Все ружья заперты на складе и никто их не трогает даже. Хотя все Ястребы уже обзавелись ими и ловко выучились стрелять, и за спиной у каждого второго висит ружье! Интересно, а мужчины в поединках тоже перешли бы на них, вместо честного боя – тогда там, у источника, мог остаться лежать он... Друг друга нордеа могут убивать мечами и стрелами, но людей надо убивать их же оружием, тут он был целиком и полностью согласен с Эараном. На своем столе, в военном приказе Келлин, он нашел кучу бумаг и среди них - письмо, запечатанное сразу двумя печатями – судебной и дознавательской управы. В таких документах ничего хорошего не прочитаешь – это или решение о взыскании по вире, или что-то еще поганое. Предчувствия не обманули – старший судья Айнар Раун и глава управы дознания Иддер Найеха просили эрна Аэриса Линегар известить о своем приезде, а после прибыть в судебную управу во время, которое они назначат и пришлют отдельным письмом. Впрочем, необходимости в ответном письме, которое он бы так же непременно залил сургучом, не было, среди бумаг было и очередное приглашение на княжеский совет, с докладом о проделанной работе. Значит, тварь будет там, если ее не вздернули за проступок в прошлый раз. Увидимся, Эккен. Твари не было. За княжеским креслом стоял Селин Вальтегис, с незакрытым лицом и обманчиво-безразличным выражением на безупречно красивом лице. Эккен как-то проговорился о том, зачем управа дознания ставит в охрану Селина – тот обладал абсолютной памятью на имена, события, речи и лица, и если управе требовалось помнить, кто, что и когда сказал, а так же отвлечь внимание участников от чего-то, то в игру вступал Вальтегис. Не смотреть на него невозможно, будь ты хоть трижды влюблен в кого-то, эрнис или мужчину, женат или вдовец. Воплощение горского эталона красоты, только теперь на пальце юноши было кольцо, а на поясе висел фамильный нож Дагейда Змеи. Но впрочем, наличие грозного супруга никак не умалило число поклонников мальчишки и его статуса "лица управы дознания". А Эккен, значит, задница этой самой управы. Видимо, за проступок его все же наказали, раз тут стоит Вальтегис. Или куда-то отослали, но точно не на равнины. - Плохо, эрн Линегар, - этого ответа Аэрис и ожидал, потому что и сам был уверен, что дела на равнинах так себе, - будем проводить расследование, о том, почему мои приказы об обучении новобранцев огнестрельному оружию были не приняты в работу и о том, почему ваши главы застав присылают вам недостоверные отчеты. Вы слышали меня, эрн Найеха? А теперь дела стали хуже и у него самого. Эаран Хелльстрем натравил на военный приказ управу дознания, и теперь Найеха докопается до самого дна со своими ищейками. Впрочем, взгляд Иддера Найеха был неприязненным еще сразу, как только Аэрис сел в кресло совета. И эта бумага… Можно ли думать, что эта проверка была задумана еще во время его отсутствия, и теперь он сам зашел в силок дознавателей и судей? - Вы получили наше письмо, эрн Линегар? – Совет закончился, но Иддер кивнул ему, приглашая остаться. - Да, получил. Вот я, приехал, как видите. Зачем вы только меня ждали, могли бы перетряхнуть весь наш приказ сверху донизу, – сердито бросил Аэрис. На этом совете он и так остался в полном дерьме, хотя отработал свою задачу больше чем следовало, так и еще попал под око дознания. – Зачем эти формальности!? - Это письмо не касается вашего приказа, - Иддер уловил раздражение и не стеснялся показать свое, - это касается ваших личных имущественных дел и наследования. Если у вас есть время, и вы не хотите сразу бежать и готовить все к нашей проверке, то я бы просил вас пройти со мной в судебную управу. Эрн Раун очень ждет вас, и я бы хотел задать вам несколько вопросов. Если вам на это нужна бумага – она будет. Какие у него могут быть имущественные и наследственные дела в судебной управе?! Из родни никто не умирал, а Лайго Истелин вряд ли завещал ему свое добро! - Я бы, все-таки, хотел знать, о чем идет речь, – Аэрис ненавидел загадки и разговоры, в которых быстро кончалось его терпение. - Богатых незнакомых родственников у меня нет, да и еще таких, чтобы привлекли своей смертью и ваше внимание. - Речь идет об Эккене Иррен, и не более. Остальное вы узнаете в управе. Имущество и наследование?! Эккен Иррен!? Сегодняшний день не мог стать хуже, но он уже стал… Эккен? Что ты опять натворил?! В кабинете эрна Айнара Раун было тихо, как в спальне дома в деревне. Насколько помнил Аэрис, это старейший судья в Келлин, который был другом Ойхе Лойте. А еще, Айнар Раун вел дела Эккена и Хагира Лойте. - Садитесь, - в отличие от Иддера, Айнар Раун был приветлив и не враждебен, - мы позвали вас сюда потому, что Эккен Иррен назначил вас за принятие решений, касающихся его жизни. Сейчас он находится в том состоянии, когда от вас может потребоваться такое решение. Ознакомьтесь, пожалуйста, эрн Аэрис. - Что с ним?! – прежде, чем взять бумагу, спросил Аэрис, чувствуя, что голос изменился, а где-то внутри все замерло. - Сейчас идет расследование, поэтому я ничего не могу сказать, кроме того, что эрн Иррен найден в собственном доме с проломленной головой и сломанными ребрами, также на его спине обнаружен застарелый большой ушиб, – голосом Иддера Найеха можно было замораживать воду. – Ознакомьтесь с бумагой, эрн Аэрис. Завещание. Точнее, "Указание о наследовании и распоряжении". Составлено около трех месяцев назад, зимой. Длинная бумага, написанная почерком Эккена. Аэрис пробегал глазами строчки – дом отходит сыну Тессы, в девичестве Иррен, рудник переходит во владение и распоряжение Хагира Инце Лойте, личные вещи и шкатулка с украшениями, а так же накопленные средства - во владение семьи Иррен, отдельно указано про драгоценное копье и меч Ойхе Лойте, конечно же, Хагиру, и прочие бесконечные строчки. Ему Эккен завещает собственное оружие, кольчугу, а так же "передает право на распоряжение жизнью и принятие необходимых решений, с ней связанных, в случае, если сам будет не способен принять решение, вне зависимости от близости отношений между мной и эрном Аэрисом Линегар". Проклятая тварь…. Он сказал это вслух. Еще только понимая, что сейчас прочитал, и как тварь обвела его вокруг пальца, оказав безграничное доверие. Эккен отдал ему свою жизнь, зимой, молча, не сказав об этом ничего, ни единого слова, и предупредив любые попытки сбежать. Сын законника. - А что-то по существу вы нам скажете?! – эрн Иддер вырвал его из ступора. - Что я должен вам сказать?! – изумился Аэрис. – Вы думаете, что для меня это не новость?! Чего вы от меня ждете?! - Судебная управа ставит в вас в известность, эрн Аэрис, - голос Айнара Раун был таким же благожелательным, словно он и не слышал слов о "проклятой твари", - что от вас сейчас в любой момент, признанный лекарями эрна Иррен подходящим, может потребоваться решение о том, умрет ли эрн Иррен или вы решите продлить его мучения. И, после этого, наследственное завещание вступит в силу. Ничего более. Если у эрна Найеха есть к вам какие-то вопросы, то они вне компетенции моих полномочий. - Я думаю, нам следует побеседовать в месте непосредственных событий, - Иддер уловил намек мгновенно. Пока все идет так, как он и думал – эта бумага для Линегар неожиданность и с Эккеном они в ссоре. Вот только насколько серьезна эта ссора?! – Тогда вы, эрн Линегар, поймете о чем идет речь. - Что с Эккеном? И как это случилось?! – в последний раз он видел тварь вполне живой и здоровой, если считать несдержанность признаком здоровья. - Еще раз. Идет расследование, и пока мы не знаем ничего точно. У нас есть также вопросы и к вам. Сейчас Эккен Иррен находится без сознания в пограничном состоянии. У него разбита голова и сломаны ребра. Его нашли соседи, после того, как обратили внимание на долгое ржание коня. Зашли в дом. Сколько прошло времени – никто не знает. В дорогом экипаже Иддера не чувствовалось тряски дороги, но Аэрис почему-то ощущал, как руки слегка дрожат. - Давайте начистоту, эрн Найеха, – на последние две седмицы ему хватило разговоров. - Вы подозреваете меня в нападении на эрна Иррен? Нет. Я видел его последний раз тогда же, когда вы видели меня. На совете его высочества, где ваш дознаватель не сумел сдержать себя. Вы хотите допрос? Проводите. - То есть, из этого следует, что вы на тот момент не жили с ним вместе? – допросы Иддер ненавидел, и если бы этого Линегар, доведшего Эккена до срыва, можно было бы поручить Змее, он бы так и сделал. Но нет. Нельзя. - Нет. Я ушел от него тогда, когда он вернулся с равнин в последний раз. В этот же день. И я не планировал возвращаться. "А вот тут ты врешь, Аэрис Линегар!". От Иддера не укрылись сведенные в кулаки пальцы. Пока все сходится, Эккен не признался в ссоре, но она была очевидна из его пламенной речи, он был явно не в духе. - Я достаточно хорошо знаю Экке, чтобы понять, что в тот день он находился с вами в размолвке, и был не то, что не в духе, а нездоров. И всем хорошо известен ваш вспыльчивый нрав. А еще я слышал новости с равнин, совсем свежие, о вашем поединке с командиром десятки Ястребов – Лайго Истелин, из которого вы вышли победителем, как умелый боец. - Давайте я продолжу вашу мысль, эрн Найеха, – нужно быть дураком, чтобы не понять, к чему ведет этот разговор. – Если изложить ее кратко, то сначала я расправился с Эккеном, а потом, пользуясь случаем, с Лайго Истелин. Нет. Во-первых, с Эккеном это сделать не так-то просто, он здоровее и сильнее меня, и если он ответит в драке, то выиграю вовсе не я, а во-вторых, то же самое я могу сказать о Лайго Истелин. Мое везение, что он выбрал в поединке оружие. - Если вы не хотели возвращаться к Эккену, тогда отчего вы согласились на поединок с Лайго Истелин? - Потому что я передумал, – меньше всего хотелось об этом говорить Иддеру Найеха, но другого выхода не было. - А Лайго Истелин был нагл, самоуверен и настойчив. Я оказался не готов ему уступить. И да, чтобы вас еще порадовать откровениями своей личной жизни – скажу, что те самые синяки на спине Экке, это моя работа и мой прощальный подарок ему. И он знает, и вы знаете, что он мог дать мне сдачи. Но не дал. На этом мы закончим?! - Пожалуй, да. Но согласитесь: все сошлось, - Иддер кивнул, соглашаясь больше с собой, чем с Аэрисом Линегар. - Вы - самый очевидный претендент на то, чтобы быть виноватым. И это была хорошая версия, учитывая то, как вы отзываетесь о своем возлюбленном в публичном присутствии. Хотя, мне все равно неясно, почему вы убили именно Лайго Истелин, а не остальных, с кем вам изменял Эккен. - Не с кем он мне изменял, - хорошо, ты сам этого захотел, холеная мразь, получай в ответ, - а тех, с кем он был вынужден трахаться, чтобы выполнять ваши и княжеские приказы. Вы же отлично знаете, как работает его дар, и вас все устраивало. Вас устраивало то, что он находил любовника везде, где останавливался, вас устраивало то, что это не устраивает меня, как и то, что он ссорился со мной. Точнее, вам было наплевать. Вы и Тиадар решили, что это небольшая проблема. Как и то, что он был вынужден дать мне согласие на брак, только когда Лайго и Орих Истелин прижали его к стенке, а до этого не соглашался ни в какую. Потому что, с одной стороны, ваш драгоценный Эаран, который желает знать, чем завтракал Орих Истелин, и для этого нужно подставлять задницу всем Ястребам, а с другой стороны - закон, который запрещает ему это делать, и я запрещаю. Потому что мне тоже не нравится это – я не хочу видеть его с синяками от чужих рук. Уж вы, эрн Иддер Найеха, хорошо должны знать, как это у него работает, потому что познакомились с ним раньше, чем это дозволял тот же закон! Не понравилось, да? Замолчал, сузил лисьи глаза? Может хоть так до вас что-то дойдет, недоумки?! Они доехали до дома, в котором Аэрис прожил семь лет, такая знакомая дорога, дверь, окна… и только тогда Иддер ему ответил. - Все то же самое мне сказал Экке в нашу с ним последнюю встречу, и я полагаю, что вы, эрн Аэрис, еще очень сдержались. Я уже думаю, как исправить это и как сохранить Экке в рамках закона, если конечно, вы не примете того решения, о котором написано в бумаге. Столько гостей в их доме было наверно только на зимний праздник, да и то, туда вряд ли бы позвали Дагейда Змею. Однако, Аэрис видел его тут, как и Хагира, Хаке, женщин. Как и горе на лицах, которое можно было прочитать и без щитов. Лишь один Дагейд Змея, как всегда, равнодушен. - Ничего нового, - дознаватель не стал тратить время на приветствия, наградив Аэриса недружелюбным взглядом. Если Эккен был в доме, то в нем не было пустоты. Аэрис всегда чувствовал Эккена щитами, даже когда тот спал или был в купальне, через несколько стен и пару лестниц. Эта власть Охотника всегда была с ним, заставляя и отдавать и желать. Но теперь, глядя на тело, распростёртое на столешнице (так вот она где!), поставленной на лавки в той комнатке, где они бросали грязные вещи и обувь, походные войлоки, он не чувствовал ничего. Пустота... Словно никогда и не было того ощущения, что впервые заставило назвать Эккена Иррен тварью. Разбитое с одной стороны лицо, с подживающим синяком, замотанная полотном голова и так же перемотанная крепко-накрепко грудь. Руки с рубцами, лежащие поверх беличьего одеяла, не того, которым укрывался Экке обычно. Что ты сделал с собой, тварь?! - Почему он не в спальне? – обернулся Аэрис к стоявшим за его спиной Иддеру и Змее. - У нас есть хорошая кровать. - Наверху. Только позвольте вам заметить, - обычно со Змеей, знакомым Аэрису по юности, они были на "ты", но теперь дознаватель взял официальный тон, - что эрна Иррен нашли внизу этой лестницы, а поскольку он крепкий мужчина, то лечить его легче тут. - Внизу лестницы? И вы ищете виноватых? – Сколько раз он ругался с Эккеном по поводу этой лестницы? Только горские недоумки могут купить дом, где в спальню ведет крутая лестница, и такие же недоумки могут строить такие дома. Как у них дети только не расшибаются! А лестницу в этом доме строил явно умелец с самого дальнего горского села, крутую с высокими ступенями и тысячу раз он говорил Эккену, что надо ее переделать, тысячу раз предупреждал: "Вот упадешь и шею сломаешь!". - Или вам, как горцу, в голову не приходило, что с этих лестниц упасть, особенно если ты пьян, проще простого? - Тому, кто может напасть на дознавателя, тоже могла придти в голову эта же мысль, эрн Аэрис, - Иддер ответил ему в тон, - поэтому, я обязан проверить все возможности. Эта версия - одна из существующих, и пока в пользу нее говорит как нахождение тела, так и то, что в этот день Эккен чувствовал себя дурно, и я отпустил его отдыхать. - Не предложив помощи лекаря, которых у вас через одного?! – при этих словах Змея еще и делает вид, что это его не касается. Ну да, ты же у нас действуешь, только когда надо задницу Ориху Истелин лизнуть чужим языком! Судя по растерянным рожам – не предложили этой помощи. - Ах да, я забыл, он вам нужен здоровым и без бед, пусть залижет раны и возвращается на службу. - Прекратите, эрн Аэрис, сейчас не время и не место для упреков. Я не снимаю никакой вины с себя за происшедшее. - Зато попытались на меня навесить, – последнее слово Аэрис оставил за собой. – Так чего вы ждете от меня сейчас? Чтобы я дал вам волю убить его?! - Или оживить. Мы очень на вас рассчитываем, может, вы - последний раздражитель, – не поморщился Змея, - в любом случае, вы теперь главный, и он так захотел сам. У него заживают ребра, но не заживает рана на голове, он крепко ударился и с тех пор находится без сознания. Может быть все – он может умереть, а может очнуться сошедшим с ума или забывшим все, и нам тогда нечего тут делать. - Да, Экке как-то приучил всех, чтобы его выкидывали, когда он станет ненужным, – не сдержался Аэрис и тут же почувствовал укол вины. Он поступил точно так же… "Вы все пишете бумагу, что знать меня не знаете…". Так вот как ты обхитрил эти бумаги. - Я сам решу, как быть, раз уж мне это доверили. Но только тогда, когда разберусь в этом сам. Я останусь тут, а вы, эрн Иддер, можете днем вынимать душу из меня с проверкой, но ночью я буду тут. **** - Отвратительный нрав, – Иддер со Змеей возвращались в управу, после суматошного дня, - я не понимаю до сих пор, как Экке мог его выбрать. Ну, если не считать постели. - Орих Истелин в ярости, – обронил Змея, - от всей этой истории, он потерял одного из хороших воинов и может не оставить это просто так. Но зол он не на Линегар, потому что тот поступил, как и должно было поступить мужчине в этом случае. Мне жаль Лайго, если бы он знал, то не согласился бы на поединок с оружием. Только врукопашную и тут бы я не поставил на эрна Линегар. - И Аэрис отчасти прав, – вздохнул Иддер, - я действительно виноват, и в том, что не насторожился в тот день, хотя Экке был вправду нездоров, а я отпустил его, и в том, что, по сути, мы загнали его в клетку. - Он сам себя загнал в клетку! – отрезал Змея. - Имея такие способности – так глупо ими распоряжаться… Он мог бы быть свободен, если бы хотел и умел хоть немного думать! А он только небось и мечтает, как от этого избавиться. Безмозглое существо. На наше счастье… - Это твоя личная зависть, - Иддер достаточно давно знал Дагейда, чтобы так говорить, - и иногда я даже рад, что этих способностей нет у тебя. Он действительно виноват... Как он мог так легкомысленно отнестись в тот день к Экке, никогда не позволявшему себе срывов в публичном месте и, тем более, в присутствии его высочества? Впрочем, от разговора с его высочеством остался тоже неприятный осадок. Даже от двух разговоров. Первый состоялся сразу же, после срыва Охотника, и Иддер выслушал все, что можно было выслушать в этом случае – "недопустимо", "это второе предупреждение и третий случай я посчитаю нападением, эрн Найеха" и ничего не смог сказать в защиту Экке. Провинился, да. А второй разговор случился, когда Иддер пришел просить отозвать Аэриса Линегар с равнин, потому что случай требовал этого, и получил жесткий отказ. "Решения, важные для княжества, не вертятся вокруг вашего драгоценного Охотника, эрн Найеха, поэтому извольте подождать, тем более, как понимаю, эрн Линегар скоро вернется". А теперь необходим и третий разговор, который еще больше не понравится его высочеству. **** В доме остался только Хаке. Аэрис перекинулся несколькими словами с Хагиром, который, оказывается, тоже ничего не знал о бумаге. То есть, Эккен провернул это дело в одиночку, в судебной управе, наедине с судьей Раун?! Неплохо, хотя, если вспомнить чей он сын… - Они думают, что на тебя он отзовется, – Хаке был серьезен как никогда. - Эти умники из управы. Я еще сразу насторожился, когда это письмо получил. - Какое письмо?! – опять бумаги! - Обычное, – Хаке дернул плечом, - о том, что Эккена не следует беспокоить. Он такие присылает гонцом. Думал, что все как всегда – допрос и пару дней поспать. - А сколько прошло времени между письмом и тем, когда тебе сказали о несчастье?! – эти письма хорошо были знакомы Аэрису, Эккен присылал их, когда они еще не жили вместе, а потом, когда Охотнику требовалось одиночество, он просто уходил сам. - На вечер третьего дня, – Хаке помнил точно. – Я ночевал первую ночь тут, потом мы менялись с законником. Сегодня должна быть моя очередь. - Я останусь, – решил Аэрис. – Может, это и вправду поможет. Мне есть, что ему сказать. - Скажи ему, - Хаке посмотрел ему в лицо, - что пусть засунет свой дом себе в задницу и возвращается. **** В доме было полно еды – за тем и приходили женщины, но Аэрис лишь повел носом на манящие запахи. Отчего-то не хотелось есть, хотя в последний раз он ел только ранним утром. Он опять в этом доме – куда зарекался не возвращаться. Но теперь в этом доме нет Экке – почти нет. То безжизненное тело, в котором едва угадывался пульс и биение жилки на горле – Экке сейчас. Без своей силы, без огня, всегда пылавшего в нем, и который нужно было всегда поддерживать. В маленькой комнате, где устроили Экке, не было возможности сесть или прилечь, но Аэрис решил, что может спокойно переночевать и на полу, но для этого нужно было подняться наверх, чтобы достать толстое зимнее одеяло, по той самой лестнице. Наверно, некогда и некому было замыть кровь, и она запеклась пятном на одной из нижних ступеней. Аэрис наклонился и дотронулся до нее пальцами. Это кровь из головы, и, значит, Эккен упал очень неловко, а не просто оступился… Для такого он должен был быть или нетрезв, или очень плохо соображать. Но оба дознавателя сказали, что никакого запаха вина не было. Столкнуть его не могли – такого здоровенного парня, как Экке, без ущерба для себя не завалить. Здесь, в спальне, было все по-прежнему, не считая разметанной кровати, где одеяло и подушки были сбиты в ком, а одежда небрежно брошена. Копье Ойхе Лойте все так же сверкало драгоценной оплеткой в углу, там же, рядом, на гвозде был зацеплен за ножны его клинок, остальное оружие и шкатулка были на столе, где стояло стояло много стаканов, и во всех них была вода или пахло травяным настоем. Травы! Аэрис прихватил одеяло и спустился вниз, туда, где на полке с посудой стояли травы – эти травы принадлежали Эккену и делал их сам Дагейд Змея. Ну, хреновы дознаватели! Он за них делает работу! Так и есть. Тот мешочек, где была смесь трав для крепкого сна и почти выключенного сознания, которые Эккен пил только после самой тяжелой работы, был почти пуст. А ведь Аэрис помнил, что Охотник принес его только недавно. - Зачем ты это сделал, недоумок?! – Аэрис расстелил свое одеяло рядом с местом, где лежал Эккен. - А я тебе говорил про лестницу. Убиться можно было и попроще. Эккен никогда не спит на спине, почти никогда, если только сильно пьян или устал, всегда на животе или боку, подобрав под себя руки. Эта поза, в которой его уложили, чтобы ребра заживали, была настолько неестественной, что Аэрису казалось, будто он находится рядом с мертвым. Он дотронулся до холодной руки, лежавшей на меховом одеяле, и решился приподнять его – там кожа была теплее. Они зачем-то еще и раздели его. В точь-точь как убитого, приготовленного к последнему омовению, прежде чем тело завернут в погребальную белую ткань. Где-то там, в Гнезде, так наверняка заворачивали Лайго Истелин. Иддер Найеха не так уж неправ. Он мог бы убить Экке, сознавая, что делает. Тогда, когда они расстались в последний раз – наверно, Аэрис был готов это сделать, в ярости, которую едва сдержал. Но они ведь могут потребовать убить Экке сейчас – когда он беспомощен, когда не выводит из себя очередной изменой или оскорблениями, когда не может ответить на удар. Так что, все было напрасно?! Разбудил его утром Змея, пришедший проведать Охотника и ухаживать за раной. - Я-то надеялся, что он тебя почувствует, – сообщил о своем разочаровании дознаватель, сейчас не было никакой нужды в официальном тоне. - Жаль. Такого я еще не видел с ним. Даже когда мы привезли его от людей, он выглядел хуже, чем сейчас – проламывал наши щиты с легкостью. - Вот, посмотри! – Аэрис показал ему на место, где стоял отвар, давно застоявшийся и покрытый плесенью, и лежал почти пустой мешок из под трав, - и скажи мне, что это обозначает. Стаканы с этой дрянью еще и в спальне. И еще скажи, почему я должен делать за вас вашу работу?! - Твою мать… - протянул Змея, взвесив в руках почти пустой мешочек, и далее произнес такое ругательство, что даже у Аэриса заложило уши, - твою же мать… Этот мешок был полным месяц назад! И его должно было хватить на половину года! Скажи мне, а ты не думал стать дознавателем? Зачем тебе эти подсчеты мечей, копий и новобранцев? - А что, чтобы стать дознавателем у Иддера – достаточно уметь считать пальцы на руках? Я отчего-то думал, что в таких случаях вы обыскиваете весь дом и принюхиваетесь ко всему. Показалось, значит. Так что это такое?! - Погоди цедить яд, у тебя еще будет на это время, – Змея мял мешок в руках и явно думал не об оскорблении, нанесенном сейчас управе и его ярлу. - Твою мать… Теперь я догадываюсь, что происходит. И если верно то, о чем я думаю, то наши дела еще хуже, чем есть. - Что, еще есть дерьмо, которое вы не ели?! – Аэрис начинал заводиться, как было всегда, когда он не понимал, о чем речь. - У меня просто слов нет, - Змея помотал головой, - как ему вообще в голову пришло это?!. Знаешь для чего эти травы? Для того, чтобы не мучили кошмары после допросов, чтобы смирить себя и успокоиться, чтобы не чувствовать той жажды, что обычно он чувствует. Она подавляет волю и рассудок, и тело заодно. Можно проспать долго, можно спокойно жить в доме, полном народу, пару дней. Он один раз спрашивал такие травы у Ястребов, чтобы спокойно перенести инициацию одного из них. Но их нельзя пить много и нельзя пить долго. Наш драгоценный Экке решил или кого-то обмануть, или для кого-то совершить то, что в здоровую голову не придет – он решил убить в себе Охотника. Решил избавиться от дара таким способом, дрянь безмозглая! Но так можно или убить себя самого, или сойти с ума. А у него его и так немного. И получается, что он выпил столько, что тело просто подвело его. - Весь этот мешок он выпил за седмицу, если не меньше, – Аэриса передернуло от объяснений Змеи, что-то начало складываться во всей этой истории… - Я знаю ответ на тот вопрос – зачем ему убивать в себе дар, – продолжал Змея, отшвырнув злосчастный мешок в угол. – Он крепко поссорился и с тобой, и с Иддером, из-за тебя. - То есть, я все-таки виноват?! – протянул Аэрис, не удивившись такому повороту. – А может, это вы его затрахали?! - Ты же бросил его потому, что он спал с Ястребами, с Лайго Истелин и другими. Потому, что он не мог вступить в брак с тобой – ты бы не простил ему измену там. Это все он сказал Иддеру, сказал, что ему надоело спать с другими, потому что это не нравится тебе, еще он сказал, что он устал быть Охотником и что так продолжаться больше не может. Вот теперь ему нечего ответить Змее. Просто нечего. Эккен говорил, что не быть Охотником – это как не дышать… Где-то в груди снова образовался горячий ком. Так оказывается, "твари" было не все равно?! Настолько не все равно?! И разве он стоил такой цены?! - А что? Может? – Аэрис проглотил еще и ком в горле. - Вам-то, конечно, надо, чтобы он был шлюхой во имя спокойствия княжества. А как я понимаю, он хотел вовсе не этого. - Пусть очнется, и я узнаю, чего он хотел! Я ему все скажу, что думаю. Ты не понимаешь, да?! Он может очнуться уже не собой. Охотника в себе нельзя убить, не убив себя или свой разум. Это часть его сути, это он сам. А этот недоумок видит это как болезнь, которая к нему привязалась! Идем, поможешь перевязать. Аэрис придерживал тяжелую безвольную голову, со спутанными несвежими волосами, пока Змея мыл рану и втирал туда какую-то резко пахнущую перетертую траву, бинтовал полосами ткани и снова опустил ее на подушку. Даже ресницы не шелохнутся. Эккен куда-то ушел, от всех и от себя самого. Больше всего сейчас Аэрис хотел остаться здесь, рядом с ним, чтобы никого не было в доме, но он уже слышал голос Хаке, пришедшего сменить его, и нужно было идти на службу. Они просто оставили его одного. И еще написали письма, чтобы никто не заходил в дом. Вместо того, чтобы насторожиться и позвать лекаря, позвать того, кто мог хотя бы поговорить с ним. Но кого бы Экке стал слушать? Не Змею… "Ты мог поговорить, но ты сам сбежал!" – голос внутри был безжалостен. Конечно, ему было плевать сейчас на проверку, и на того дознавателя, чье имя он не удосужился даже запомнить, принес список документов, которые нужно было предоставить, и весь день Аэрис что-то подписывал, гонял подчиненных, копался в бесконечных бумагах и отвечал на вопросы, отдавал приказы переписчикам. Еще ему принесли неприятное письмо от командующего гвардией, где тот требовал объяснить причины проверки. Да проще сразу подписать прошение об отставке – пусть сами хлебают все полной ложкой. А еще лучше – отдать "воинский" приказ под гвардию или Иддера – раз они самые умные. Но все равно голова была занята не этим, и когда вечером, наконец-то отпущенный домой, он вернулся в дом к Экке, то почти выдохнул от облегчения. Хаке покачал головой, говоря, что ничего не изменилось, зато оставил два кувшина вина и хорошо прожаренное мясо. - Завтра будет Хагир, мы сменяемся с ним. Он уломал Ахола отпускать его к родичу. Хотя я удивлен, что эрна Кайетана тут нет самого. - Я ему тогда голову проломлю – сообщил Аэрис, отчего-то не терпевший бывшего супруга Экке, вроде бы новый глава судебной управы был в разы спокойнее и рассудительней Ойхе Лойте и не таким хитромудрым интриганом, но ничего поделать с собой не мог. - Его тут не хватало. Говорить обо всем том, что он узнал утром от Змеи Аэрису не хотелось. Хаке не поймет… Они снова остались вдвоем ночью. Аэрис и недвижимое тело, в котором не было ни духа Экке, ни его зверя. Аэрис рассматривал шрамы на руках, гладил их пальцами, сейчас они беззащитны и не прикрыты тканью. Чудовищная боль, страшная и ему было сложно представить даже долю того, что чувствовал Эккен, когда раскаленной проволокой ему стянули руки до локтей и оставили так. Наверно он кричал, любой бы кричал на его месте. Но мало кто был на его месте. Экке умеет терпеть боль, очень хорошо умеет, до того, что это не раз выводило из себя Аэриса, обнаружившего очередной порез на теле, кое-как замазанный мазью и даже не перетянутый. Ни стоном себя не выдает. Похвальное качество для воина и удивительное для изнеженного младшего сыночка Лойте. Один раз чуть не сдох, так ведь ничему не научило. Никогда не жалуется и не ноет. Тогда насколько же ему было плохо – если он сорвался на Иддера?! И почему он не услышал? Отчего некстати вспомнилось то, что все время хотел сделать Аэрис, и чему яростно сопротивлялся Эккен – связать его и отыметь, чтобы руки за головой и можно было бы творить с этим телом что хочешь. "Что хочешь" можно было и так – Эккен не верещал, как избалованные столичные сынки, если его прикусывали, но этого иногда казалось недостаточным. Растянутый и беспомощный Охотник – одна мысль об этом заводила даже сейчас. И всегда он получал "нет!", потому что помнил о том, что с ним делали у людей, связав руки. "Какая тебе помощь нужна, шлюха?" – внутренний голос какой раз за день напомнил о себе. Ведь это он сказал Эккену, на прощание. – "Ты не просил о помощи, когда скакал на его хере?!" Просил. Но не дождался ни от кого. Четыре дня и четыре ночи. Дни Аэрис проводил на службе, отвечая на бесконечные вопросы и писал такие же бесконечные объяснительные. Он так и не нашел времени вернуться в свой дом, хотя бы забрать одежду, и поэтому носил вещи Эккена – ростом они были равны, а то, что Эккен шире в плечах, поясе и заднице, в мужской одежде не особо заметно. А ночами он сидел около Охотника и говорил ему, все что думал, отчаиваясь больше и больше. Экке не слышит. Не хочет слышать. - Дело плохо. Рана перестала заживать совсем. Он даже не борется. – Змея в очередной раз размотал бинты и нахмурился. – Это очень опасно. Сейчас у него работает только сердце и легкие, и насколько их хватит – я не знаю. Сделай мне горячей воды, я хочу проверить кое-что. Из серебряной коробки дознаватель достал тонкие иглы, от вида которых Аэриса передернуло, он поставил миску с горячей водой около Змеи, не понимая, что тот собрался делать. Дагейд же взялся за крохотный шарик на верхнем конце иглы, опустил нижний в кипяток и чуть подержав, воткнул иглу в руку чуть пониже локтя лежавшему. - Еще хуже… - Дагейд заметил непонимающий взгляд Аэриса и поспешил пояснить, попутно стерев выступившую каплю крови, – если бы все было бы хорошо, он бы дернул пальцами. Это так работает. Но не с ним. Я не знаю, что делать. И я спрашивал других – они не тоже не знают. У нас почти нет надежды. "Ну и пошел тогда вон!" – хотелось сказать Аэрису, но сказал он совершенно другое. – Он не просит у вас жрать. И он жив. Через несколько дней Змея опять заведет этот разговор, понятно к чему. Неужели он настолько ненавидит своего ученика?! Даже сам Аэрис теперь не испытывал ненависти. Семья Иррен тоже против этого – и Хаке, и Хагир, они опасаются, что он примет решение. Почему у них есть надежда, а у Змеи ее нет? - Я не хочу тебя убивать, – они снова остались наедине с Экке. – Не так, Экке. Пришибить тебя за измену другое дело, да, тварь? Но не по указке Змеи. Да тебе и самому это - как? Сначала он тебя раздевает перед Орихом Истелин, а потом – "дело плохо"?! Да пусть идет в задницу, в такую же растраханную как и твоя! Вздох. Ему послышалось? Тихий, но вздох, второй.., третий! Аэрис передвинул лампу, да, губы Экке чуть приоткрылись, обнажая полоску зубов и он дышал, так, как дышат спящие, когда легкие работают свободно. Экке! Аэрис только почему-то сейчас понял, как называется это чувство, которое он никак не соглашался признать в себе, от которого отказывался много раз и которое принимал за просто восхищение тем, как хорош его любовник. Любовь. Они никогда не признавались в этом друг другу с Экке. Экке - потому что не был склонен вообще к романтике и выражению чувств, как и сам Аэрис – все слова заменяла им постель. - Кончай дурить, Экке, – он дотронулся до руки спящего. – Теперь я не уйду. **** Весь мир состоял из боли в голове, Эккену казалось: нет больше ничего, кроме того, что сжимает стальными пальцами виски и затылок, он не мог чувствовать других, свое тело – ничего, кроме этой боли, которая не ослабевала, но становилась сильней. Он даже не мог открыть глаза, слишком много сил уходило на то, чтобы просто ощущать эту бесконечную боль. Это цена за свободу? Пусть будет так. Нужно просто потерпеть, боль будет не всегда. И только лишь стоило когтям боли отпустить его хоть на чуть-чуть, он тут же открыл глаза. Лица плыли перед ним – светлые волосы, темные, синие глаза и серые, он не узнавал их, хотя, наверно, должен был, они что-то говорили, но он не различал звуков. - А ты говорил, что он не очнется! – Аэрис был готов ударить Змею, который наверно, даже когда трахает Вальтегиса, думает о том, что лишь бы не упал, - Вот, смотри! Можете в зад засунуть свое завещание! - Это ты сам ему засунешь, - Змея рассматривал Охотника, который наконец-то открыл глаза за двое суток, которые прошли с момента, как изменилось его дыхание, - погоди еще. Ну да, Змея говорил, что даже если (если!) Экке очнется, то он может сойти с ума или потерять память, но Аэрису не хотелось в это верить. Экке рассматривает их, хоть и не может зацепиться взглядом, а Змее бы надо, чтобы он сразу встал и пошел наушничать для Эарана! - Экке? – он позвал, но карий взгляд так и не остановился на нем, Эккен смотрел словно сквозь них. Голос был ему знаком, хотя он пока не мог вспомнить имени. Уже устал, а боль снова стиснула, как и прежде, и он закрыл глаза. С ним что-то делали, он ощущал на себе чужие руки, его приподнимали, снова укладывали, но он не мог сопротивляться. Зачем они так громко говорят? Лучше бы все ушли и оставили его в покое... Он еще несколько раз выныривал из забытья, когда боль чуть отпускала его, а голоса не уходили, с ним кто-то постоянно был рядом, трогал его, никак не желая дать ему отдохнуть. - Взгляд хотя бы осмысленный. Это уже радует, – Змея снова заваривал какие-то травы в странной чашке с длинным носиком, которую принес с собой, - я начинаю понимать, что с ним происходит. Он просто отравился и чувствует это до сих пор. Скорее всего, ужасно болит голова. Смотри, когда он снова очнется – заставь его выпить это, разожми зубы и вливай, потом рукой по горлу. Должно стать легче. - Опять какая-то отрава? – Аэрис хмуро покосился на чашку, запах из которой был так же отвратителен, как и предыдущий настой. Сегодня он решил остаться в доме Экке, отослав в приказ записку. Пусть там вертятся как хотят. - Непременно. Только давай холодным. Легко сказать, Аэрис никогда никого не лечил и меньше всего предполагал в жизни, что это ему понадобится. А вот теперь попробуй напои того, кто пить не хочет! - Дай сюда, - вздохнула Тесса, оказавшаяся вовремя в доме, чтобы приготовить поесть мужчинам. - Сразу видно, детей у тебя нет и не будет. Еще травы, горький вкус оказался где-то в горле – не было даже сил закашляться, но и закрывать снова глаза не хотелось. И новое чувство – он не слышит никого из присутствующих и они не слышат его. Щиты не работают. Их нет. Что он наделал и как теперь жить? Как жить глухим и слепым?! Дела определенно шли на поправку, и Аэрис почти не отлучался из комнаты. Уже недовольно закашливается, если поить его, и взгляд стал еще более осмысленным, хотя в нем теперь был страх. И по-прежнему он не чувствовал силы Эккена. Она не вернулась и теперь это пугало его самого. Как можно было додуматься сотворить с собой такое?! Даже не посоветовавшись ни с лекарями, ни с шаманами. Хотя… С кем ему было советоваться? Со Змеей? ***** Боль уходила, разжимала обруч, по крохотному кусочку отпускала его из плена, и Эккен начал различать лица и узнавать голоса. Аэрис, Иддер, Змея, Хаке, Хагир, женщины. Зачем тут Аэрис? - Зачем ты вернулся? – слова дались нелегко и выходили медленно, пока Эккен собирался с силами. Ого! Надо же! Голос прорезался, однако, Охотник быстро идет на поправку, если он еще Охотник. - Затем, что тебя, недоумка, оставить больше чем на пять дней нельзя! – церемониться Аэрис не собирался, - Ты же такое вытворишь, что в голову здоровому не взбредет! А мне потом на каторге за тебя отвечать, как за стоящего. - Я еще не закончил с этим, - Эккен прикрыл глаза, одновременно говорить и смотреть было пока трудно, - но ты можешь уходить. - Позволь мне самому решить... – только Эккен, вынырнув из небытия, сразу может быть невыносимым. - Но если я уйду, то ради кого ты это затеял? Если ради Лайго Истелин – то ты опоздал. Его уже седмицу, как похоронили. Или у тебя еще кто-то есть в списке? Выкладывай, я быстро решу это дело. Как решил его с Ястребами. Я тут подумал, что это проще, чем таскать вещи с места на место. Надо было давно так начать делать. Но вот почему тебе взбрело в голову, что я буду рад пустому ведру, на которое ты сейчас похож? Раньше этот гнев будил в Эккене зверя, но теперь – ничего, кроме досады на самого себя. Лайго Истелин, всплыло в памяти насмешливое лицо и страсть, мертв. Аэрис это сделал, зачем-то решив за них обоих. - А я рад. Я могу думать головой, наконец-то. Дайте мне отдохнуть. Если тебе не нравится, ты можешь уйти. Но больше не возвращайся. Я привыкну, – в знак того, что разговор окончен, Эккен снова прикрыл глаза. Аэрис чувствовал, как дергается угол глаза – что бывало с ним при сильном раздражении и гневе. Эккен может вывести из себя даже без щитов! Какой обидчивый, надо же! И снова эта гордость и упрямство – буду страдать, натворю дел, но не буду просить прощения и признавать себя виноватым! И все же – уйти он не мог. Не сейчас, не после такого. - Я ему сам голову оторвать готов, – Змея пришел к вечеру, и был еще больше недоволен, чем раньше. – Тем более, она ему ни к чему, ты спроси его, что он теперь думает делать? Скажет "жить" – и как он себе представляет? Если он не вернет себе щиты - останется калекой. Спроси: хочет он, как человек? - Спроси его сам. Я уже поговорил. Достаточно. – отрезал Аэрис, решив отоспаться в спальне. - Я непременно спрошу. Уж не сомневайся. Пустое ведро. Он никогда не сможет привыкнуть к такому Эккену, и не сможет от него уйти, потому что вдруг оказалось – что и от калеки невозможно уйти. Как только Экке открыл глаза – сердце могло остановиться от радости, от радости, которую Экке даже не услышал. Как жить без этого слуха – неспособным себя защитить? Не почувствовать опасность, не почувствовать противника или друга? Еще более страшная участь, чем быть Охотником. **** Когда-то давно эта синева спасла его, вытащив из небытия. Теперь же она была грозовым небом и в сон не соскользнешь, потому что Змея разбудил его иголкой в локоть. - Мне жаль потраченных на тебя лет, – дознаватель вытащил иглу, как только добился своей цели, - и сил. Лучше бы тебя и вправду застрелили на равнинах, нежели ты придумал такое сделать. Я слышал о том, что ты сказал Иддеру, но ты должен понимать, что в управе ты нужен вовсе не за красивые глаза. И можно было попробовать договориться, а не только думать о том, как угодить эрну Линегар, раз он требует от тебя вывернуться наизнанку. Можно было спросить совета, но ты же не изволишь разговаривать без нужды со мной. Твои обиды тебе ценнее. Как ты хочешь теперь жить?! - Никак. Займусь рудником. - Не ври хотя бы себе, Эккен, – жалеть мальчишку Дагейд не собирался, тут одной няньки хватает. – Знаешь, что тебя ждет? Самоубийство. Очередная попытка, которая наконец-то может закончится успехом. И знаешь, как это выглядит – что ты слабый безмозглый мальчик, который решил, что сможет перекроить свою природу. Если ты хочешь надеть костюм обиженного управой и непосильной работой – не получится, и мы приложим к этому все усилия. Потому что и теперь сила на нашей стороне. Попытайся вернуть себе хотя бы щиты. Иначе, если тебе перережут горло – то это будет милостью. *** Спускаться вниз стоило только для того, чтобы поесть, говорить с Эккеном Аэрис пока не собирался. Нарываться еще на одну ссору и обмен колкостями, из которого он теперь неизбежно выйдет победителем, так что пусть около Экке толкутся Хагир и Хаке, а он, пожалуй навестит приказ. Три дня он там не бывал. Однако в приказе его ждало уведомление о том, что нужные документы получены управой дознавателей в полной мере и о результатах будет уведомлено письменно, после согласования с его высочеством князем Эараном Хелльстрем. В задницу его высочество! Должен быть выход. У каждой двери две стороны. И если Эккен может выйти из себя – значит, пусть вернется. Ночью в доме Экке так тихо, что слышно и ржание коней в конюшне, и редкие разговоры припозднившихся прохожих, и пение ночных птиц. Аэрис долго лежал в тишине, в спальне, расположившись в середине кровати, для удобства. Кое-кто сам виноват, что до сих пор лежит внизу на столешнице. Эккен еще не вставал, но уже мог садиться, ребра заживали, но Дагейд запретил ему вставать, хотя теперь никого не требовалось ночами рядом. Аэрис так же избегал разговора с ним, но теперь настало время навестить больного и вовсе не для разговоров. Если ничего не выйдет – то он уйдет из этого дома навсегда, потому что ничего другого не останется. Ошибки Эккен не простит. Да, впрочем, может не простить и успеха! Это наверно первый раз, когда он рад, что Эккен не слышит его щитами, а спит достаточно крепко. Так крепко, что Аэрис успел развести ему руки и стянуть их ремнями, привязав к крюку к стене, на который они вешали вещи. Крюк был вбит им самим пару лет назад и был вбит надежно. Можно не сомневаться. - Что… Что ты делаешь?! – Такое не могло бы присниться в самом дурном сне, потому что случилось с ним наяву, Эккен дернул руками, но связан он был крепко. - Ты с ума сошел, я убью тебя! Зачем?! - Замолчи и не трать силы, – хорошо, что темно, и Эккен не видит его лица, иначе бы затея провалилась сразу, - они тебе понадобятся. Знаешь, я избавил тебя от большой занозы, которая испортила бы тебе жизнь надолго, от Лайго Истелин, и я считаю, что ты мне должен. А долги надо выплачивать, Экке. И я счел, что заплатить его нужно сейчас. Под меховым одеялом было прохладное худое тело, Аэрис провел рукой по впалом животу, спускаясь вниз, в пах. - Я тебя пришибу! – Эккен дергал руками, впервые по-настоящему осознав, что бессилен, как бы сейчас ему пригодился дар, чтобы дать отпор! – Дай мне только встать! - А мне не нужно, чтобы ты встал, меня вполне устраивает как есть, – Аэрис кривил лицо, стараясь, чтобы Экке не различил его в темноте, - пока ты связанный и беспомощный. Он скользнул руками ниже, нащупывая то, что нужно было ему, провел рукой, еще раз и еще, заставляя оживать – о, тело Экке не подводит, он загорается всегда быстро. И в темноте не различить лица, где наверняка страх и гнев, страх должен быть, если он хорошо знает Эккена. - Прекрати! Зачем! Выпусти! – страх был даже в голосе, который скрывался под злостью. - Выпусти меня! - Не дергайся, Экке. Ты делаешь больнее только себе, - так вот каково быть подонком, Аэриса передергивало от отвращения к самому себе, но отступать было некуда. – Я давно хотел это сделать с тобой и вот самый подходящий случай. Когда ты не можешь сопротивляться, когда не можешь даже почувствовать меня. Так что, каково быть как человек? Посмотрим, изменилось ли что внутри? - Ах ты, мразь! – Эккен не мог поверить в происходящее, в то, что слышит. Это не может быть Аэрис, только не он! И только не с ним это снова должно случиться! А еще, проклятое тело предало его, отзываясь на ласку, когда ему насильно развели ноги, проводя пальцем с холодной мазью между них. Если бы хватило сил ударить, двинуть насильнику прямо по яйцам, но те подергивания, которые получались, были жалки. Он потом убьет Аэриса. - Ты с первого раза не слышишь, тварь? – Аэрис сунул для начала два пальца внутрь, понимая, что сам возбужден, но это просто для самого себя, нельзя смотреть на задницу Экке и остаться к ней равнодушным. - Что ты так разоряешься? Тебе не впервые же. Кто тебя еще только не поимел, так почему тебе жалко этого для меня? - Остановись, – он умоляет, Эккен был готов и молить, и убивать, он не знал, что может остановить Аэриса и надеялся на что угодно - Айе! Бесполезно. Он вскрикнул от боли, когда Аэрис, грубо раскинув ему ноги, вошел внутрь. - Потерпишь, тварь! Может, ты действительно просто подстилка, и это и есть та жизнь, которой ты достоин?! Может, мне и держать тебя так, в ремнях, ночью?! Раз ты сам доверил мне свою жизнь. – С каждым толчком - оскорбление, и второй рукой Аэрис не упускал органа Эккена, который был совершенно несогласен с со своим хозяином. – Вот заживут твои ребра, тогда попробуем, по-настоящему! Удар Охотника был такой силы, что Аэрис упал боком на пол, задыхаясь от нехватки воздуха и чувствуя, как кровь бежит из носа, заливая пол и ему грудь, ее соленый тяжелый вкус он чувствовал на языке и даже, казалось, в горле. И он сам не понял, сколько прошло времени, прежде чем он смог встать хотя бы на четвереньки, зажав ладонями собственные волосы. Он так и стоял, громко дыша в темноте, ощущая всю власть Охотника, его силу, заслуженно обрушившуюся на него, и понимал, что его тошнит, кровью или сразу желчью, и может быть, он умрет прямо сейчас, если это не кончится. Такой смерти он и заслужил, теперь. Зверь проснулся так внезапно, что Эккен чуть не захлебнулся от прилившей его силы, словно кто-то сдернул с него кожу, заставив чувствовать малейшие колебания воздуха, слышать чужие чувства и сомнения. И меньше всего он ожидал услышать раскаяние, раскаяние мужчины, некрасиво стоявшего на четвереньках, сплевывающего кровь. Но было раскаяние, жалость и отвращение, к самому себе, и надежда… Надежда?! - Получилось, – Аэрис с трудом поднялся на ноги, развязывая ремни на руках Эккена. - Просто получилось. Я придумаю, как загладить свою вину, Экке. Но сначала мы поговорим, не так, как говорили в прошлый раз. - Вот, - закончил Аэрис долгое и путанное объяснение, постоянно сбивавшийся с мысли и не умеющий говорить такие вещи вслух. - Я не знаю, как еще тебе сказать это, но я больше не уйду от тебя, и я хочу, чтобы ты стал моим супругом. Пусть в задницу идут и Ястребы, и Эаран. Я устал от всего этого, и мне не нравится то, что они все сделали крайним тебя, почему ты должен не иметь своей жизни, а делать то, что они захотят? Не должен. И я этого не допущу, чтоб ты калечил себя, пытаясь убежать от них. Так что, ты согласен? Эккен молчал, обдумывая услышанное. Слишком много новостей, и лиц, открывшихся не с той стороны, а еше глухо ворчал зверь, так долго голодавший и жаждавщий пищи, после такой работы, которую пришлось делать, едва проснувшись. Так много всего… И все же – он рад, что вернулся. - Наклонись, я скажу тебе мой ответ, – проронил он, поморщившись от боли в заднице и ребрах, и сводя руки на животе, забирая ладони друг в друга и резко выбрасывая вперед, прямо в нос Аэриса Линегар, охнувшего от удара. - Ты загладил вину, можешь не думать. И да, я согласен. А теперь уберись здесь. ***** - Я выторговал для тебя условия, - Иддер сел за стол, напротив Эккена и Аэриса, и не спрашивая никого, налил вино себе в стакан, стараясь не обращать внимания на свернутый набок нос эрна Линегар, - и сразу тебе скажу, что этот разговор дался мне нелегко, а кое-чем пришлось даже пожертовать, ради твоих прекрасных глаз. Во-первых, твои дежурства во время советов отменяются. Но ты обязан присутствовать во время всех больших приемов, это не обсуждается и торгу не подлежит. В свободное от этого время я повешу на тебя большую часть допросов, особенно первых, чтобы мы понимали, как работать в дальнейшем, и поездки в горы, некоторые деликатные поручения. Проще твоя жизнь не станет, это я тебе обещаю, но тебе меньше придется работать с даром. Эаран этим недоволен, но мне пришлось убеждать, что так лучше, чем совсем никак. И он выдвинул несколько условий. Во-первых, ты должен вступить в брак. Будет ли это Аэрис Линегар – ему все равно. Сделай это в ближайшее время. Во-вторых, я не знаю, как вы уладите это со Змеей, но ему второе условие не понравится – Селин Вальтегис должен перейти в статус княжеского секретаря, теперь он будет присутствовать на советах и все записывать. Место у меня пока остается пустым и в случае проступков – ты сам будешь там сидеть. - А не пошел бы он в задницу? – Аэрис высказался первым, пока Экке обдумывал сказанное. - "Все равно" ему... И это за то, чтобы просто не ходить на эти проклятые советы. Но первое условие меня устраивает. - Вы знаете, Аэрис, - Иддер вздохнул, - у людей за такие слова наказывают. Хотя я не сомневаюсь, что вас ничего бы не остановило сказать это в лицо его высочеству. - И уж не сомневайтесь. - Я согласен. – кивнул Эккен. – Хорошо, что он на этот раз обошелся без примерного публичного наказания. И на том спасибо. Мы не будем ничего праздновать, только тут. Приходи. - Я надеюсь, что это будет последняя твоя свадьба, Экке.