Следуя донесениям

В небольшом деревянном доме, выбранном для ночлега, тускло горела лампа. Пахло только что приготовленной едой. С лавки поднялись старик со старухой, как только вошли немцы. Старушка, опустив низко голову, зашаркала накрывать на стол. Старик следил исподлобья. Штандартенфюрер попробовал выгнать их на улицу, дабы те не стесняли бригадефюрера. – Пусть останутся, – сухо возразил Райхенбах. Он снял куртку и отдал на сохранение старику. Огляделся. Не худший вариант, да будет ли время на сон? Он не сразу сообразил, что Анны здесь нет. Уже давно опустилась ночь, они бросили столько сил на оборону, самое время отдохнуть, а несносной девчонки след простыл. Можно было заподозрить в побеге, но тут Райхенбах вспомнил, как велел ей не высовываться из бронетранспортёра. Он хмыкнул, удивляясь покорности, и послал за ней солдата. Райхенбах сел за стол и жестом пригласил штандартенфюрера. Гляди, и Рихтер скоро придёт. Старуха аккуратно придвинула тарелку с едой. Ему не хотелось есть. Тяжелый, изнурительный день, большое количество мертвых и раненых. Он положил фуражку на стол, также поступил Леман. – Подготовьте все необходимое, – произнёс Райхенбах. – Рихтер поедет со мной. – Будет исполнено. – Вы давно не отдыхали. – Не беспокойтесь, герр генерал. Дверь открылась, за солдатом на расстоянии шла Анна и настороженно осматривалась, но увидев в доме Райхенбаха, ускорила шаг и с уверенностью переступила порог. Правда, при виде Лемана стушевалась. Райхенбах взглядом указал на вторую лавку. Анна села. Она увидела стариков и, не зная, как себя повести, улыбнулась. Старик, поджав губы, отвёл взгляд, старуха отвернулась. Кем она была для них? Немецкой медсестрой, врагом? Анна опустила глаза. Она была им чужой и, глядя на неё, эти люди молились, чтобы свои пришли как можно скорее. Ей стало не по себе, Анна ослабила воротник. Райхенбах о чём-то неторопливо говорил с Леманом. Это был высокий, подтянутый мужчина за тридцать. Пару раз Анне доводилось встречаться с штандартенфюрером. Ничего особенного она сказать о нем не могла, по крайней мере, он не махал кулаками, как оберфюрер. Вроде его вообще там не было. Анна машинально дотронулась до щеки с синяком, отгоняя мысли о разбитом носе. Хоть чадру надевай! Бригадефюрер усмехнулся на слова Лемана. На пороге появился Рихтер. Отдав честь, он огляделся, задержав взгляд на медсестре, и с приглашения командира сел напротив. Они заговорили, и Анна в который раз пожалела, что не знает немецкого. – На войне важна отвага, а их боевой дух подорван, – продолжил Леман. – Дела на всём фронте плохи, – выплюнул Рихтер. – Одни поражения. – Есть новости от разведки? – спросил Райхенбах. – Ждём. – К утру обязательно будут. – Доложить мне, как станет что-то известно, – обратился бригадефюрер к штандартенфюреру. Они поговорили ещё немного. Оберфюрер, выслушав Райхенбаха, согласно кивнул, что-то сказал и поднялся, за ним штандартенфюрер. Рихтер и Леман ушли, и Райхенбах рукой подозвал за стол Анну. Старуха принесла тарелку еды, положила кусок хлеба. – Спасибо, – поблагодарила на русском Анна, и женщина, вздрогнув, сдвинула хмуро седые брови. Промолчала, отошла. Перед ней стояла тарелка с жаркое из говядины с картофелем. Через минуту старик принёс сладкий чай. Райхенбах к еде не притронулся. Сделав глоток горячего чая, он перевёл на неё взгляд, отчего Анна опустила голову и начала есть. – Стыдитесь боевого ранения? – нарушил тишину. – Если бы вам дали пощёчину, вы назвали бы это боевым ранением? – Стараюсь не доводить ситуацию до пощёчин. – Каким же образом? Она вскинула голову, и он увидел разбитый нос, фиолетовый синяк и рассеченную губу. Так теперь удар кулаком называют пощечиной? – До сих пор болит? – Нет, – солгала Анна. – К завтрашнему дню болеть перестанет. – Я должна вас поблагодарить. Вы спасли мне жизнь. – Не стоит. Анна молча съела ложку жаркое. Она глянула в сторону хозяев оккупированного дома, они тихо сидели за печью. Она внезапно подумала, как старикам повезло, что у них разместился Райхенбах, а не Рихтер. Её взгляд невольно встретился с глазами старушки. Что она о ней подумала? Что Анна – немецкая медсестра, знающая русский, но с бригадефюрером говорившая по-английски. Вряд ли они разглядели в ней свою. Она почувствовала себя неуютно, стало стыдно. Анна отодвинула остатки ужина. – Не хватит. – Что? – Им не хватит. Вы ведь поэтому перестали есть? Пожалели. – Вы тоже не едите, – возразила она. – Я не голоден. Ешьте или хотите, чтобы я накормил? Сейчас у неё нет сил на борьбу с ним, а если она не продолжит ужинать, то он в самом деле накормит. – Всегда делаете добрые дела громко, – заключил Райхенбах после того, как Анна вернулась к еде. – Мы можем их...покормить? – Если только пообещаете не проболтаться Рихтеру. Она уловила в его взгляде намёк на насмешку. – О, не волнуйтесь, я не стану подставлять вторую щеку. Бригадефюрер посмотрел на стариков, скрестил руки на груди и обратился к Анне: – Скажите им, пусть заберут остатки. Там хорошие две порции. Анна сказала по-русски и, заметив нерешительность на лицах, добавила: – Пожалуйста. Возьмите. Она улыбнулась им, а старик ответил: – Спасибо, фрейлейн. Анна дернулась, будто на неё вылили кипяток, и опустила глаза. Она не видела, с каким интересом следил за происходящим Райхенбах. – Для них вы чужая. – Но вы...сами, – губы задрожали, – сами говорили, что цвет формы не имеет значения. Райхенбах вскинул брови. – Вы запомнили. – Я помню все, что говорите. – Не стоит молодой девушке забивать голову всем, что ей говорит мужчина, – с усмешкой заметил он. – Опять ваши шутки! – покачала она головой. – Я хотела попросить вас, – заговорила Анна и сбилась от его насмешливого взгляда. – Я весь внимание. – Я бы хотела бумагу. Лист бумаги, – поправилась она. – Можно два. И карандаш. – Зачем? Решили составить завещание? Как ему объяснить, что к ней приходят духи погибших красноармейцев, и она решила вести записи? На многих из них не придёт похоронка, они так и останутся без вести пропавшими. Если она скажет, что хочет вести дневник, он поверит ей? А если поверит, но откажет? – Я бы хотела вести дневник. – Исключено. – Не дневник, хорошо. Просто записи, мысли. Я могла бы писать на английском. Он придвинулся к столу и сощурился. – А вы большая врунишка, Анна Викторовна. Если вы намерены отправить послание голубиной почтой, то хочу предупредить о последствиях. Запомните мои слова, – вкрадчиво добавил Райхенбах. Анна кивнула. – Замечательно. А теперь, раз вы поели, ложитесь спать. Здесь одна кровать, воспользуйтесь ею. – А вы? – Я не хочу. Анна пристально на него посмотрела, чувствуя ложь. Из-за сражений и напряженной обстановки он потерял сон. Раньше Райхенбах вставал спозаранку, пока Анна досматривала последние сны, сейчас он либо возвращался с рассветом, отчего уснуть ему было крайне сложно, и тогда он начинал выпивать чашками кофе, пытаясь взбодриться, либо, если всё-таки засыпал, то сон был неспокойный. Под глазами пролегли тени, лицо осунулось. – Я не пойду туда спать, пусть они спят. – И, обернувшись, она по-русски сказала: – Ложитесь спать, мы не побеспокоим вас. – И где же, Анна Викторовна, вы решили почивать? – Да хоть здесь, лавок две! Райхенбах окинул ее мрачным взглядом. – Что за водевиль! Идите спать и не маячьте перед глазами. – А я весь день не маячила. Одна лавка моя. Выбираю эту. Анна сбросила сапоги, положила шапку вместо подушки под голову и укрылась курткой. – Потушите свет. От неслыханной наглости брови Райхенбаха взлетели вверх. – Может быть, – обманчиво мягко начал он, – мне выгнать вас на мороз? Анна демонстративно накрылась с головой, и раздался приглушённый голос: – Не будем же мы спать с включенным светом. – Любопытно, вы вели бы себя столь же бесцеремонно, будь на моем месте Рихтер? Надо отправить вас к нему на перевоспитание. Под курткой зашевелились, и показалась голова. – С кем тогда вы будете обсуждать мифы древней Греции и поэзию? Райхенбах, пряча улыбку, выключил лампу и пробурчал: – Неслыханно. Бригадефюрер облокотился о стену и вытянул ноги. Нужно отдохнуть. Впереди тяжёлые дни, потери, бои. Отступления? Быть может... Возможно, сегодня удастся уснуть, хотя бы на час или два. Бросив взгляд на Анну, он прикрыл глаза. Райхенбах проснулся от боли в затёкшей шее и первым делом взглянул на время. Четыре часа утра. Анна спала у него на коленях. Подложив руку под щеку, она сладко посапывала. И когда только успела устроиться на его ногах? Несколько прядей выбилось из косы, волосы разметались по лицу и плечам. Он убрал с лица и уже смог отчетливо рассмотреть щеку и нос, всё-таки за весь ужин Анна старалась сидеть с опущенной головой. Женщины... Как ни крути, а Рихтер силы не пожалел. Хоть обошлось без перелома, потому что когда он только увидел ее, то был уверен, что понадобится вправить нос и нужно будет вызвать врача. Райхенбах потянулся рукой к лицу, но быстро отдернул пальцы, услышав шаги на крыльце. – Герр генерал! С новостями ворвался Леман, и Анна подскочила, как ужаленная. Штандартенфюрер тактично сделал вид, что не заметил, как секундами ранее девушка безмятежно спала на коленях его генерала, и передал Райхенбаху донесения. В конце концов, его не касаются их взаимоотношения. Пусть с этим разбирается Рихтер, ему ведь заняться нечем. Райхенбах открыл папку и принялся читать. Анна предусмотрительно пересела. – Собираемся, – бросил отрывисто бригадефюрер и захлопнул папку.