Следуя донесениям

– Что вы обсуждали? Разумовский, не сбавляя шаг, глянул на Кромвеля. – Что бы я ни сказал, ты все равно не поверишь. – Ждёшь от меня кристальной честности, а у самого секреты с Коневым. – Я просил за Анну Викторовну. Кромвель схватил Разумовского за локоть. – А взамен? – Ты нервничаешь, – высвобождая руку, заметил князь. – Ты начинаешь напоминать Лоуренса, – предостерег англичанин. – Мы оба знаем, чем все закончилось. – Как ты недавно сказал, Лоуренс был малодушным идиотом. Их взгляды встретились. Губы Разумовского подрагивали в улыбке, губы Кромвеля же были плотно сжаты. – Связь с ней не принесёт ничего, кроме проблем. – Хочу спасти ей жизнь, не более. Разумовский помолчал, подбирая слова. – Присмотри за ней. Больше я ни о чем не прошу. – Сделаю все возможное. – Благодарю. – Сопровождать не поеду, – проворчал Кромвель уже будучи в доме, в котором для Разумовского отвели комнату. – И так много лишнего внимания. В пять зайду за тобой. Князь положил руку на ручку двери и вдруг обернулся. – Когда ты собираешься уехать? – Как только получу о тебе новости. Разумовский кивнул и скрылся за дверью. Кромвель ещё немного постоял и вышел на улицу, где уже ждал Лассаль. Жан повернул голову на звук шагов. – Как? – спросил он, и пар вырвался изо рта. – Бумаги у него, – спустившись с крыльца, тихо ответил Кромвель. Лассаль поравнялся и подстроился под шаг. – После задержания его обыскали, – задумчиво проговорил Жан. – Если правда то, что вы говорите, документы спрятаны. – Хитер, мерзавец, хитер. Он сообщит ей место. До тех пор, пока бумаги у неё, она в безопасности. Лассаль огляделся и, не заметив ничего подозрительного, ответил: – Какие будут указания? Кромвель походкой старой сытой утки шёл по заснеженной тропе. – Останешься здесь и будешь следить за юной мисс. – А что с ним? Англичанин остановился, переводя дыхание. – Время покажет. Жан усмехнулся и поглядел в беззвездное небо. – В каждом несчастье ищите женщину. – Твоя задача найти документы. От девки избавься, да чтоб тихо. Попадёшься – не пеняй. Они снова пошли, скрываясь в ночной мгле. Анна с беспокойством оглянулась и увидела вошедшего Райхенбаха. Он слегка вскинул брови, словно не ожидал найти её здесь, быстро прикрыл дверь и повернулся. Тускло горела лампа, едва освещая маленькую комнату. Анна поднялась со стула и обняла себя за плечи озябшими пальцами. Помещение не отапливалось и за полчаса она успела замерзнуть. – Замёрзла? – Райхенбах прошёл к столу. – Давно ждешь? Он установил походную печь и поставил греться воду. – Меня привёл Коробейников. Коробейников. В голове всплыл образ мальчишки, что вечно крутился возле Штольмана и, кажется, настроенный не столь воинство по отношению к Анне. Жаль, в распоряжении совсем нет времени изучить парня получше. Анна подошла ближе и обняла со спины. Райхенбах обернулся, улыбнулся и взял её руки в свои. – Ледышки, – поднёс к губам. – Вскипятила бы чай, согрелась, чем сидеть и мерзнуть. Ты ела? Анна улыбнулась и прильнула к нему. На мгновение его рука, поглаживающая все это время по спине, замерла. Он отстранился, не выпуская из объятий и сказал: – Присядем. Итак... – Вздохнул Разумовский и, мягко похлопав по руке, поднял голову. – После моего отъезда ты отправишься на фронт. Ты будешь под наблюдением. Не знаю, кого к тебе представят.... по правде, совсем неважно, кто это окажется. Соглядатай будет подавать командиру каждодневные отчеты. Будь готова к провокациям и оставайся хладнокровной. Придерживайся нашей версии, про плен знают немногие. Никогда, Анна, не заговаривай ни с кем на эту тему. Она чувствовала к нему такую сильную благодарность, отчего на глаза навернулись слезы. – Ну-ну, что ты, – он стёр пальцем слезы, побежавшие по щекам. – Не волнуйся о том. Я буду осторожна. Закипела вода. Разумовский налил чай и протянул Анне жестяную кружку. Она, всхлипнув, сделала глоток. Тепло разлилось по телу. – Послушай меня сейчас очень внимательно, – тихо заговорил Разумовский. – Папка с исследованиями Брауна... я не избавился от неё. – Её брови сдвинулись к переносице, и князь сжал руку. – Эти бумаги я отдаю тебе. Придёт время, они обеспечат твою безопасность. Не отдавай их ни Кромвелю, ни своим, пока не встанет вопрос жизни и смерти. Только так ты сможешь выжить. Решишь сама, кому их передать. Хочешь – англичанам. За полученную информацию тебе предоставит защиту любое государство. – Он взял в ладони её лицо. – Распорядись бумагами с умом, Анна. Это твой единственный шанс спастись. Она смотрела на него так долго, будто хотела прочесть все его мысли. Химическое оружие, из-за которого было убито столько людей и неизвестно, скольким предстоит погибнуть в дальнейшем, вот-вот окажется в её непутёвых руках. Что ей делать с полученными исследованиями? Как уберечь документы, когда в любой момент её саму могут убить или сослать в лагерь? – Разве ты не выполнял приказы Кромвеля, и разве ты не должен был отдать ему папку? Разумовский крепко прижал Анну к груди и погладил по волосам. – Я рассказал Коневу про Брауна. Тебя не тронут, так как взамен я пообещал отдать исследования после войны. Пусть думают, что бумаги у меня, так лучше. Анна вскинула голову и дрожащим голосом спросила: – Но почему они действительно не могут быть у тебя? – Потому что там, где они спрятаны, стоят русские танки, и я не появлюсь уже на той земле. Мне уготован другой путь. А ты... – он провёл пальцем по щеке. – Ты остаёшься на фронте и заберёшь папку. Анна подняла голову. – Где ты её спрятал? – На том месте, где мы с тобой расстались. – Посреди дороги? – уточнила, слегка нахмурившись. – Встанешь против солнца, увидишь деревья. Четвёртое справа. Папка закопана там. Поняла? Эти документы – твой единственный шанс выжить. После отъезда Кромвеля, ты вернёшься на фронт. Следуй моим указаниям, и ты будешь жить. – Мне следует опасаться Кромвеля? – Как и всех остальных. Анна закусила губу. Ответ не успокоил, а, наоборот, посеял страх. – А фиктивный брак? – В нем нет нужды, если ты хочешь остаться. Она обняла его за плечи. – А как же ты? Он притянул за талию. – Я пообещал вернуться, забыла? В темных глазах – знакомая насмешка, брови сведены к переносице. Спокойствие и сила. Именно таким Анна впервые его увидела. От пола тянуло сквозняком, за окном – непроглядная тьма. Пригладив волосы, которые, как казалось Анне, растрепались, она потянулась и коснулась его губ. Удары собственного сердца сотрясали грудную клетку. – Возможно ли, что ты уйдёшь через несколько часов, и мы никогда не встретимся? Думать об этом не хочу, – как шелест листьев после грозы, слова слетели с губ. – Я хочу знать, что ты жив. Пальцы едва погладили щетинистую кожу, как Райхенбах их перехватил. – Ты узнаешь первой, если умру. Я приду в форме духа. Его брови взметнулись вверх, когда Анна неожиданно притянула за шею и поцеловала. Язычок скользнул ему в рот, а сама она переместилась на колени. Разумовский откинулся назад, и Анна села поудобнее, обхватив ногами его бёдра. Он разорвал поцелуй и с любопытством воззрился. Его тело казалось расслабленным, но Анна знала, сделай хоть одно неверное движение, и он моментально среагирует. – Анна Викторовна, помнится, вы считали меня подонком, – усмехнулся он. – Не припоминаю...– она вдруг осеклась, не зная, как обратиться. Склонив набок голову, раздумывала, кто сейчас перед ней – Франц Клеменс фон Райхенбах или князь Разумовский? Улыбка сошла с его лица, словно он прочел мысли. Вся она была для него как открытая книга, а вот он – тайник за семью печатями. Полгода Анна воспринимала его как немецкого генерала, и за один день, за какие-то несколько часов все изменилось. Одно – оказаться на их стороне, другое – с самого начала выдавать себя за другого человека. Да и где та грань между Разумовским и Райхенбахом? Кто помогал ей все это время – эсэсовец или русский офицер? Кто защищал и кто пошел против приказа Кромвеля? Насколько честен он с ней, и главное, когда они наедине – кто перед ней? Анна лишь знала, что, выдавая себя за Райхенбаха, он неоднократно спасал ей жизнь, уничтожил лабораторию и теперь отдаёт исследования ей. Когда-то давно он сказал, что она видит мир в черно-белых красках, и как воодушевленно Анна ему парировала! Как, наверное, смешно выглядела в его усталых глазах... Не зная ничего, она так рьяно отстаивала свою точку зрения. Как повернулась жизнь! Он единственный, кто у неё остался. Война забрала всех: дядю, родителей, Нину... Сейчас, сидя у него на коленях, Анна думала об отведённой ночи, после которой вереницей потянутся недели, перетекающие в месяцы неопределённости. Она наклонилась и сняла с него куртку, провела руками по широким плечам. – Ты снова спасаешь меня, – сорвалось с губ, и взгляд опустился на нашивки. Он поймал за запястья и заставил посмотреть в глаза. От него исходила еле сдерживаемая сила. Напряжение между ними росло и было уже чуть ли не осязаемым. Руки коснулись её тела, и то отозвалось приятной тяжестью внизу живота. Анна приблизилась. Его глаза вспыхнули, когда она поцеловала его. Он ответил на поцелуй и накрыл губами её рот. Руки поползли по бёдрам, Разумовский обхватил и подтянул Анну. Она подалась навстречу и сжала ноги на его пояснице. Райхенбах неожиданно отстранился, и она жалобно всхлипнула – ей так нужны были его прикосновения. – Нет. Не отказывайся от меня, – прошептала она и начала стаскивать с него китель. Он поймал ее дрожащие руки, и сердце Анны болезненно ударилось о рёбра. Что, если она все себе придумала, и он просто заботился о ней и его обещание вернуться ничего не значит? Может быть, его кто-то ждёт в Англии? Почему, в самом деле, у него не может быть там женщины? Разумовский взял ее за подбородок, и Анна подняла глаза. – Ты послана мне в наказание, да? Он опустил взгляд на ее влажные, блестящие губы и прижался к ним. Анна ответила глубоким поцелуем, обхватила руками шею, после чего Разумовский подхватил её на руки и отнёс на кровать. В лунном свете было видно, как он расстегнул рубашку и скинул сапоги. В чёрных глазах плавилось темное, горячее желание. Она увлекла его за собой, как песнь сирены моряка. Хваленная выдержка сдержанного генерала СС дала брешь. Матрас прогнулся под его весом, и когда Райхенбах приблизился, Анна положила руки ему на грудь. Он был тёплым, несмотря на холод за окном и в доме. Ладонь прошлась по животу, и пальцы ощутили неровный шрам. Разумовский снял с нее форму, обнажая ее, делая беззащитной перед ним. Анна улыбнулась, когда он распустил ей волосы. При первой встречи она не могла представить себе что-то подобное – так далеки были их миры. Он целовал порывисто, несдержанно и она отвечала взаимностью. Пусть возьмёт ее всю, без остатка. Его глаза пылали, сила, с которой он сжимал в объятиях, притягивала и обещала, что он всегда сможет защитить. Поцелуи переросли в цепь ласк и прикосновений. Анна нетерпеливо стащила с него рубашку. Она заерзала под ним, и он коленом развёл ее бёдра, сминая губы в поцелуе, по-хозяйски поглаживая обнаженную кожу. Анна не заметила, в какой момент Разумовский избавился от остальной одежды. Стены рухнули, тела сплелись. Она выгнулась, почувствовав его в себе, сжала его бёдрами и скрестила ноги у него на спине. Он закусил губу, понимая, что она нуждается в нем. Ее запах опьянял, и если эта женщина послана в наказание, то он готов нести свой крест. Анна отдавала всю себя, и он, носивший погоны Третьего Рейха, полковник британской разведки, ловил стоны, вырывавшиеся с горячим дыханием. Она просила его не останавливаться. Она захлёбывалась от чувства эйфории, и прижималась к нему ещё ближе. Его имя вырвалось со сладостным стоном. Не немецкое, а настоящее, русское. Как давно его никто не называл родным именем, данным отцом... Он уже и забыл, как оно может звучать в женских устах. Он углубил поцелуй, и Анна почувствовала, как он исторгся в неё. Их горячее дыхание смешалось. Разумовский перевернулся на бок и укрыл Анну одеялом, она обняла его, положив голову ему на грудь. Прикрыв от удовольствия глаза, Анна какое-то время молчала, слушая удары сердца. – А ты думал, – переплетая пальцы, тихо заговорила она, – что было, если бы мы не встретились? Разумовский приоткрыл один глаз, уставившись на Анну. – Рихтер и Шефер были бы живы. – Ты невыносим! – она легонько стукнула кулачком в грудь. Он рассмеялся, целуя в шею. Анна заворочалась, устраиваясь на узкой, жесткой кровати, неудобство которой не ощущала. Её разморило и клонило в сон. Полностью обнаженная, она кожей чувствовала шрам на боку. – Откуда? Тёплая ладонь прошлась по талии и задержалась на груди. – О чем ты? – Шрам. Откуда он? Разумовский помолчал, обдумывая ответ. – 18 июня 1916 год. Мы наступали, а немцы оборонялись. Нам тогда казалось, эта победа приблизит окончание войны. Глупо. Как глупы, наивны мы все были. Война растянулась ещё на два года, поражение следовало за поражением. – Он помолчал, устремив взгляд в потолок. – Постыдный мир... Разумовский приподнялся и потушил лампу. Он притянул Анну ближе, и её голова оказалась у него на груди. – Спи. – Разбуди меня. Анна чувствовала сильное, тёплое тело, к которому была прижата, и стальную руку на плече. Она провела ладонью по его груди и ощутила под пальцами мягкие вьющиеся волоски. Смежив веки, Анна старалась не думать о том, что утром они расстанутся. Стрелки часов показывали час ночи. Через четыре часа должен прийти Кромвель. Разумовский закрыл глаза. Вряд ли ему удастся заснуть, слишком много мыслей. Анна, задремав, закинула на него ногу и плотнее прижалась. Группа Сопротивления. Ну, надо же! Кромвель на старости лет стал чудаком и вынуждает других участвовать в водевиле. План выглядел неосуществимой, бездарно спланированной операцией. Кто в здравом уме рискнёт бросить вызов фюреру? Семью и того смельчака расстреляют в два счета. Тресков. Они виделись от силы раз или два. По-хорошему следовало отказаться, да прав был Кромвель – не сможет он долго оставаться в стороне. Он острожно высвободил руку и поднялся. Анна крепко спала и перевернулась на другой бок, стоило Разумовскому покинуть кровать. Не желая будить, он не стал включать лампу и в темноте начал одеваться. Ни к чему женские слёзы и тягостное прощание. Дал слово вернуться, а сам-то верит ли? Скоро предстоит предстать перед немецким командованием, на допросе скорее всего будет присутствовать Манштейн. Найти папку полдела, важно не проболтаться, а зная, какой доверчивой порой бывает Анна, волноваться есть о чем. Он сделал, что мог. Она сама выбрала свою судьбу. Да, нужно было настоять и либо силой, либо обманом увезти в Англию, да только как можно требовать смирения, если сам не стал бы сидеть сложа руки? Однако Разумовский все равно подстраховался, на случай, если Анна решит отдать документы Кромвелю. Женщины склонны противоречить самим себе, и кто знает, быть может, произойдёт то, чего князь опасался больше всего – в последний момент, стоя на перепутье, Анна повернётся к своим спиной и отдаст исследования англичанам. Он все предусмотрел, все рассчитал, кроме одного – своего возвращения. Ладонью проведя по плотно облегающему кителю, Разумовский застегнул последние пуговицы, повёл подбородком, ощущая твёрдый воротник-стойку. Райхенбах. Уголки губ слегка дрогнули в насмешке. Франц Клеменс фон Райхенбах. Ты, как феникс, всегда возрождаешься. Вот и сейчас – неужели? Или, быть может, ты возродился, чтобы умереть в последний раз? Что напишут на надгробии – здесь покоится верный слуга фюрера или разведчик, отдавший жизнь...? Он скривился, не желая продолжать мысль. Ни то, ни другое. Все звучит фальшиво. Легкий стук заставил обернуться. Без пяти минут. По лицу пробежала тень. На какой-то миг захотелось разбудить Анну, сжать в объятьях и зарыться носом в волнистых, мягких волосах. Разумовский стоял в паре шагов и любовался спящей женщиной, что так бесцеремонно полгода назад вторглась в его жизнь, распихивая всех и всё по разные стороны. Князь хорошо помнил, какой она была в первую встречу. Ощетинившись, она готовилась к битве, чем только позабавила. Улыбка тронула губы. Казалось, прошла вечность. Бесшумно приблизившись к кровати, Разумовский наклонился и провёл пальцем по щеке. Он запомнит её такой, и когда его, обвинённого в государственной измене, поставят перед дюжиной солдат с оружием на изготовку, он будет думать о ней.