Следуя донесениям

Пепел летел на мостовую. Лучи солнца играли на генеральских погонах. Тёплый ветер трепал листья деревьев. Но перед глазами стоял лишь пепел, напоминающий о сгоревших деревнях, городах, о сожжённых заживо людях. Повсюду пепел и нескончаемая тьма. Он сделал последнюю затяжку и выпустил сигаретный дым. На душе скребли кошки. Наметилась закономерность – в последнее время любой приезд в Берлин заканчивался нервотрепкой. Вот и сейчас поездка обещала обернуться очередными трудностями. Проводить собрание ночью было крайне опасно. Любой мог попасть под подозрение. Впервые участники заговора соберутся все вместе для обсуждения операции. Риск был огромен, но успех предприятия застил глаза. Райхенбах раздавил окурок каблуком сапога, сдвинул фуражку на глаза, огляделся и коротко кивнул Нойманну. Они воспользовались чёрным ходом. Нойманн дважды постучал в дверь, и пока им открывали, Райхенбах вновь огляделся. Никого. Лишь редкие прохожие, которым не было никакого дела до чужих проблем. За ними закрылась дверь. Райхенбах обвёл взглядом помещение и молча проследовал за офицером в гостиную. Там уже собралась верхушка заговорщиков: Гёрделер, Ольбрихт, Герсдорф, Штауффенберг с Хафтеном, даже Вицлебен и Гёпнер, фон Клюге и, кажется, подполковник Хофакер и ещё два полковника, фамилии которых не были на слуху. Не присутствовал Тресков – ему не удалось покинуть армию и приехать в Берлин. Райхенбах ощутил напряжение, сковавшее всех присутствовавших, и приписал его на свой счёт, тем более что подтверждение последовало незамедлительно. – Райхенбах, – сухо приветствовал сидевший в глубоком кресле Вицлебен. Он первым заметил Райхенбаха и смерил того холодным взглядом. Как и многие другие, Вицлебен не одобрял участие генерала в заговоре. Нойманн незаметно встал у стены, рядом с Хафтеном, тем более что они оба чувствовали себя неуютно – два адъютанта, волею случая оказавшиеся на этом празднике жизни. Кивнув друг другу, они обратили все внимание на военачальников. – Раз все собрались, можем начать, – объявил Герсдорф и выдержал паузу. – Валькирия. – Мы уже обсуждали это, – нетерпеливо заметил Клюге. – Мы не знаем, как поведёт себя армия резерва. Расчитывать на Фромма чрезвычайно опасно в данной ситуации. – Поставить на карту наши жизни, – поддержал Вицлебен, – и зависеть от Фромма. – Операция «Валькирия» – наш шанс, – возразил Герсдорф. – Армия резерва размещена на территории всего Берлина. План одобрил Гитлер. В случае мятежа армия резерва должна быть мобилизована. Райхенбах внимательно слушал. Ольбрихт, написавший этот план, молчал. Он был неуверен и полон сомнений. Внимание Райхенбаха привлёк Штауффенберг. – А если волнения начнутся в СС? – спросил Гёрделер. Некоторые бросили взгляды на Райхенбаха, как будто его части расквартированы в столице, и он готов был броситься на амбразуру. – Вермахт объявит военное положение, – продолжал Штауффенберг. – И начнётся операция «Валькирия». Резервная армия должна будет взять власть в Берлине, чтобы остановить путч. Таким образом, армия будет на стороне Гитлера. – И мы сможем объявить новое правительство, – сказал Герсдорф. – Тресков полностью одобряет план. – Но он должен умереть, – возразил Гёпнер, и Вицлебен согласно кивнул. – Иначе все бессмысленно, господа, – поддержал Вицлебен. – Умереть? – переспросил Гёрделер. – Таков план? – Да, – твёрдым голосом ответил Штауффенберг. – Кто устранит Гитлера? Все переглянулись. – Я сделаю это, – сказал Штауффенберг. Райхенбах смерил взглядом подполковника, сохраняя бесстрастное выражение лица. – Риск неудачи слишком велик. Вы хоть понимаете, что будет, если у вас не выйдет? – спросил Гёрделер. – Речь идёт не о вашей жизни, а о судьбе Германии! – воскликнул Штауффенберг. – Нам нужно преодолеть некоторые трудности, – с волнением произнёс Ольбрихт. – Участие войск СС в операции «Валькирия», мобилизация войск на фронте... Объявить тревогу я могу, но только Фромм, как начальник резервной армии, может начать операцию... – Так пообещайте ему должность, если поддержит нас, – сказал Клюге. – Должность? – уточнил Ольбрихт. – Пообещайте, – подчеркнул Клюге. – Мы должны сейчас обсудить первые шаги нового правительства, – добавил Ольбрихт. – Прекращение войны, – произнёс Гёпнер. – И как мы это сделаем? Направим директивы и инструкции? Этого мало, – усомнился Вицлебен. – Именно поэтому я пригласил Райхенбаха, – ответил Ольбрихт. Головы повернулись в сторону генерала СС. Штауффенберг смотрел с нескрываемым интересом, остальные, за исключением Герсдорфа и Ольбрихта, с подозрением. Райхенбах считал собрание бессмысленным, риск –неоправданным. В письмах не обсудишь операцию, но лететь в Берлин ради того, чтобы подтвердить своё участие в заговоре – настоящая глупость, на которую пришлось пойти. — Когда Берлин будет наш, мы свяжемся с командующими армий. Войну надлежит прекратить. – Все ещё не понимаю, причём здесь генерал Райхенбах, – проворчал Вицлебен. – Мы могли бы обратиться к Беку. Молчавший все это время Райхенбах, ответил: – При том, что именно мои части первыми прекратят боевые действия. – Вы могли поручить Трескову столь важное задание, Ольбрихт, – встрял Клюге. – Что вы хотите этим сказать? – слегка вскинув бровь, поинтересовался Райхенбах. – Я хочу сказать, что человек, у которого в биографии сплошные темные пятна за последние полгода, ненадёжен. Предлагаю поручить дело Трескову. Он в штабе 2-й армии. – У Трескова связаны руки. Он под подозрением, поэтому и не смог приехать. Из всех нас, кто владеет полной информацией, только Райхенбаху можно поручить... – Поручить армию? – перебил Клюге Ольбрихта. – Мало взять Берлин, – поддержал Гёпнер. – Округи должны подчиниться. – Они подчинятся, – ответил Герсдорф, – но генералам нужен пример. Очень важно показать, что войска переходят на сторону нового правительства. – Предлагаю проголосовать. – Проголосовать за что? – вмешался Райхенбах, потерявший всякое терпение. – Вы, как и другие, в отставке. А вы, Ольбрихт, сидите в Берлине. По правде сказать, я буду премного благодарен, если кто-то другой согласится на ваше предложение сделать себя мишенью, потому что в случае вашей неудачи, – он обвёл всех взглядом, – меня расстреляют первым. – Почему вы здесь? – спросил Вицлебен. – Вы не верите в успех. – Верить в успех и попытаться – разные вещи, – отрезал Райхенбах. – Вы были в плену, – сказал Клюге. – А вы не взяли Москву, – напомнил Райхенбах. – Кто ещё хочет обсудить старые неудачи? – Где гарантии, что вы выполните обещанное? – поинтересовался Гёрделер. – А где гарантии, что Гитлер будет мёртв? Мне придётся довольствоваться от вас директивой и верить в устранение Гитлера, ведь вы дали слово, подполковник Штауффенберг, – неожиданно обратился он к Штауффенбергу, – и от вас никто не требует гарантий. – Давайте прекратим спор, – попросил Герсдорф. – Я и Тресков верим генералу Райхенбаху. Вицлебен, Гёпнер и Клюге переглянулись. Военные неудачи и поражения – одно, возможность оказаться в плену – совсем другое. Хотя на допросе Райхенбах всячески отрицал плен, а ранение в плечо, по его словам, получил, находясь в окружении, были те, кто не верил ему. Очень быстро разлетелся слух про плен и, несмотря на попытки гестапо выбить нужную информацию, Райхенбах стоял на своём. Как человек, который сам руководил допросами, он знал – надо выстоять, оговоришь себя и уже не увидишь неба над головой. Слухи ходили самые разные – кто-то говорил, его завербовала советская разведка, кто-то, что он и не был в плену, сумел отбиться, другие поговаривали, будто ему удалось сбежать. – Как вы устраните Гитлера? – спросил Вицлебен. – Предоставьте это мне, – ответил Штауффенберг. – Значит, нам остаётся ждать? – Заручитесь поддержкой Фромма, генерал Ольбрихт. – Генерал Райхенбах, – обратился Вицлебен, – мне хочется надеяться на ваше сотрудничество. Нойманн затаил дыхание, со всем хладнокровием, на которое был способен, он продолжал стоять за спиной генерала. Райхенбах обвёл взглядом собравшихся. Большинство не одобряло его присутствия на собрании, как и вступление в их ряды. Они будто чувствовали внутренний протест, неприятие идей о заговоре и подсознательно не принимали Райхенбаха. Последние годы сотрудничества сплотили всех участников и в то же время обнажили очевидную проблему – нарыв, который беспокоил последние месяцы, но о котором говорить было не принято. Райхенбаха легко могли исключить из приближённого круга заговорщиков, да и любого другого, пожалуй, тоже. Он единственный держался особняком, и вовсе не потому, что сама идея переворота казалась абсурдной и напомнившей о былом. Происходящее сейчас было не ново. Так в дореволюционной России поступали революционеры — собирались, подписывали бумажки направо и налево, а затем попадались с поличным власти. Слава богу, его не просили ничего подписывать, иначе из Сопротивления точно бы исключили. Зачем ему подписывать то, во что он не верит и из-за чего впоследствии, при провале военного переворота, подставится? Он не намерен рисковать всем ради чужих убеждений. – Я бы не приехал, не будь это так. – Генерал Райхенбах окажет полное содействие, – подтвердил Ольбрихт. – Рад слышать, – ответил Вицлебен. Однако тон был совсем не радостным. Тресков поручился за Райхенбаха, Ольбрихт и Герсдорф тоже. Штауффенберга тоже привёл Тресков, но тот не вызывал подозрений. Вицлебен ранее не имел с Райхенбахом никаких контактов, но уже навел справки. Странная, запутанная история с лабораторией, убийство инспектора, измена оберфюрера, плен и во всем этом замешан один и тот же человек. – Его нужно исключить, – сказал Клюге, как только Райхенбах, а с ним и Нойманн, покинул собрание. – Да, все правильно. – Совершенно верно, – раздавались голоса. – Как мы можем доверять ему? Он был в плену, – произнёс кто-то. – Не доказано, – неуверенно ответил Ольбрихт. – Он заносчив. – Он предаст нас. – Он не оставил своих солдат. Они со Штеммерманом прорывали кольцо. – Мы до сих пор не знаем, что произошло в танковой дивизии, которой он командовал, – озвучил свои сомнения Вицлебен. – Взрыв на лаборатории, убийство инспектора, расстрел оберфюрера. – Расследование установило предательство оберфюрера Рихтера, – ответила Ольбрихт. – Вы верите этому? Воцарилась тишина. – Тогда кто, – заговорил Штауффенберг, – готов первым мобилизовать свои войска? – Войска Райхенбаха не в Берлине. Мы ничего не потеряем. – И тем не менее, кто-то должен взять на себя ответственность и первым остановить боевые действия, признать новое правительство. Стать примером. На кого нам тогда положиться? – Вы отдаёте ему явное предпочтение, подполковник, – упрекнул Вицлебен. – А ведь вы никогда его не видели раньше. – В чем вы его подозреваете? – Лично я не верю в вербовку, – поделился мнением Гёпнер, – но... с ним что-то не так. – Полагаете, он может выдать нас? – уточнил Клюге. Гёпнер пожал плечами и обратился к Вицлебену: – Что вам удалось узнать? – Вы навели о нем справки? – удивился Ольбрихт. – Вас это удивляет? – Меня удивляет, что из всех людей, кто состоит в контакте с нами, вы решили проверить его. – Его одного допрашивало гестапо. Почему вы отказываете ему в игре на два фронта? Сотрудничество с гестапо взамен на жизнь. – Если это так, то уже к вечеру нас всех арестуют, – произнёс Штауффенберг. – Но если нет, то мы доверимся ему, – заключил Герсдорф. На том и порешили. Сгущались сумерки. Нойманн вёл машину, прокручивая в голове случившееся на собрании. Значит, вот какая роль им отведена. Привлечь на сторону нового правительства войска. – Могу я спросить? Райхенбах перевёл взгляд с дороги на адьютанта. – Спрашивайте. – Вы были в плену? – Я отрицал плен на допросе, думаете, вам я скажу другое? – Говорят, вы... – Говорят, земля плоская и стоит на трёх слонах. Райхенбах был раздражён и недоволен, как прошла встреча с заговорщиками. Чего стоили Клюге и Вицлебен. В отличие от них он пока на службе, а не прозябает в фамильном особняке. – Вы женаты? – вдруг спросил генерал. – Нет. – Поколебавшись, Нойманн продолжил: – Помолвлен. Мы решили пожениться, как закончится война. – Не хотите, чтобы она носила траур. – Не хочу подвергать ее жизнь опасности. – Ваша невеста знает? – Нет. Ей незачем знать. Правильное решение. Отчасти он не женился по той же причине. Они проезжали мимо книжного магазина. Образ Анны с книгой в руках, как яркая вспышка, возник перед глазами. Он часто находил ее за чтением, разумеется, если только она не бегала в близлежащие деревни спасать от голода стариков и детей. Поздними вечерами, Райхенбах, отвлекаясь от бумажной работы, наблюдал за ней. Полностью погрузившись в созданный писателем мир, Анна и не подозревала, что за ней следят. Забравшись с ногами на походную кровать и накинув на плечи пуховой платок, она, подперев рукой подбородок, читала. В такие моменты мыслями Анна уносилась далеко от войны, и выражение ее лица менялось, принимало вид задумчивой нежности. – Остановите. Нойманн затормозил и удивленно посмотрел на генерала. Книжный магазин остался позади. – Что-то случилось? – Идёмте. Райхенбах вышел из машины. Улица в такой час была безлюдной. Скоро закроется магазин. Колокольчик звякнул, возвещая о приходе посетителей. Из-за прилавка показался седовласый старик в очках. При виде СС продавец с улыбкой поздоровался и поинтересовался, может ли чем-то помочь. Райхенбах огляделся в поисках нужного стеллажа. Как давно он не посещал подобные места, и не в войне причина... а ведь в молодости он увлекался философией, научными трудами, меньше – поэзией, однако до сих пор мог декламировать стихи, строки из эпоса. У него всегда была хорошая память, слишком хорошая – порой лучше не помнить какие-то вещи. Он шёл вдоль стеллажей с современной литературой, стараясь не заострять внимание на книгах, пропагандирующих политику немецких властей. Под ногами скрипел пол, как... в библиотеке, куда мальчишкой он прибегал после занятий. Как давно то было... пятнадцатилетним, он и не подозревал, какой станет его жизнь через тридцать пять лет, а главное – кем он будет. Нойманн держался на расстоянии. Осматриваясь, адъютант не терял бдительности. Он не понимал, зачем они пришли сюда, ни разу ему не довелось застать генерала с книгой в руках и, по правде, был удивлён, что из всех мест в Берлине Райхенбах предпочёл книжный магазин. Они могли посетить кого-то из знакомых ему женщин. У любого мужчины есть на примете женщина, а у него просто не может не быть какой-нибудь миловидной фрейлейн или фрау, ждущей с войны. Так почему они торчат здесь? Генерал замер у стеллажа с книгами по Древней Греции и Риму. Нойманн и продавец остановились поблизости. Райхенбах внимательно рассматривал представленную литературу. Он увидел «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, поделенные на несколько томов, и взял первый из них. – Ищете что-то конкретное? – спросил подошедший старик. Райхенбах изучал содержание. Он действительно искал «что-то конкретное», а именно – миф о Таците и Меркурии. Когда-то он сравнил Анну с Тацитой, «Молчаливой богиней», а она в ответ парировала – вы, слава богу, не Меркурий. Улыбка на мгновение тронула уголки губ. – Уже нашёл. Продавец заглянул из-за плеча и кивнул, хоть и был несколько обескуражен выбором генерала СС. Райхенбах протянул деньги. – Здесь больше. – Сдачи не надо. Они вышли на улицу. Нойманн глянул на название книги и окончательно был сбит с толку. – Вам нравится античность? Райхенбах опустил взгляд на книгу в чёрном переплете. – Решил перечитать. Едем.