Следуя донесениям

Лассаль в какой-то момент сумел достать нож и полоснуть, рана, длиной не больше пяти сантиметров, оказалась неглубокой. Хорошо, что Штольман убил его. Плохо, что в дело влез Уваков. Анна опасалась, как бы противостояние двух мужчин не вылилось в открытый конфликт с разжалованием одного из них в должности. Часом ранее Штольман презрительно заявил Увакову, что он не подчиняется ему, возможно, они находятся в равных позициях? Анна закончила накладывать швы и критически оглядела работу: ей казалось, Нина бы справилась лучше и быстрее, работа выглядела бы чище и аккуратнее; спустя столько месяцев она все ещё была недовольна своими успехами в сестринском деле. Пока Анна покрывала рану повязкой, Штольман тоже мысленно перенесся в прошлое — осень 1943. Они никак не могли взять плацдарм, немцы окапались там основательно, выбить их не получалось, очередная попытка провалилась. Он помнил, как вёл за собой солдат, видел, как вокруг погибали сражённые пулями люди. Штольман тоже должен был умереть в тот день, волею судьбы он выжил в той мясорубке. Сквозь густой туман до него долетал обрывками приглушённый женский голос. Когда он пришёл в себя, то обнаружил наложенные швы в местах ранения, оружие не забрали. Первая мысль — кто-то из своих, но шло время, никто не возвращался, Штольман даже предпринял попытку «сбежать» и сразу отбросил, так как открылось кровотечение. Он прождал почти сутки, гадая, кому обязан жизнью, а потом пришла она — сначала раздался хруст веток, с трудом ему удалось навести пистолет, как из-за деревьев вышла девушка в немецкой форме с большими глазами, в которых поровну плескались страх и решимость. В тот момент Штольман подумал, немка позовёт своих, но она, вскинув над головой руки, неожиданно заговорила по-русски. — Легко отделались, — голос Анны, прозвучавший отдаленно, вырвал полковника из воспоминаний. — Рана неглубокая. Все чаще он задавался вопросом, была ли уже тогда Миронова представлена ему, была ли она с ним? Их встреча подтвердила догадки Штольмана, все ее чаяния не напрасны. По первости он думал, Миронова выдумала скорое воссоединение двух влюблённых, да или немец попался красноречивый, дело житейское, чего только мужчина не наговорит миловидной барышне, но сейчас Штольман убедился в твёрдости его притязаний — Райхенбах собирается забрать Анну. Каким образом? Кто ему позволит? Хотя на войне неразбериха — частое явление. Такому, как он, не составит труда вывезти человека, например, во время боев за Львов, увезти и спрятать, если только сам не погибнет. — Спасибо, — прочистив горло, сказал Штольман. Он бросил короткий взгляд на плечо и удовлетворенно кивнул. — Ещё не закончила. К тому времени на щеке полковника расцвёл синяк. Анна пододвинула стул ближе, намочила марлю и принялась очищать лицо от грязи. — Пошли в рукопашную? — Как видите. Кончиком марли девушка аккуратно удалила запекшуюся кровь с брови и губы. Анна воспринимала Штольмана, как пациента, игнорируя внимательный взгляд, ловящий каждое ее движение. Возникшая между ними тишина действовала на нервы, казалось, сейчас она делает что-то неправильное, лишнее; желая разрубить узел, Анна спросила: — Зачем вы убили его? Полковник устремил на неё пронзительный взгляд, вкладывая в него все, что думал о попытке вывести на откровенный разговор. — Так было нужно. Анна смочила перекисью марлю и приложила к разбитой брови. — Он мог многое рассказать, — добавил Штольман в знак благодарности. — Понимаю. — Куда он собирался вас отвезти? — По-вашему, он хотел меня спрятать? — Возможно, пока вы не начали задавать слишком много вопросов. Ее прикосновения были легкими, едва ощутимыми, словно боялась или не хотела касаться. Что важного Райхенбах мог передать взамен на жизнь той, которую следовало расстрелять и которую бы точно расстреляли? «У вас есть ещё одно задание, более важное». Помнит. Он помнит о ней. Произнесённой фразой как будто поставил клеймо. Полковник заскрежетал зубами. Верно. Миронова — его задание, задание от Варфоломеева, не потрудившегося ничего объяснить, мол, вот девчонка, охраняй, следи, докладывай, отвечаешь головой. Ему стоило относиться к ней, как к заданию. В самом деле, других женщин в армии нет? На ней мир не сошёлся! Что в ней такого особенного? Разве что печать немца на лбу, только что чуть не убил англичанин, а он обязан защищать по долгу службы. По долгу ли? Анну крайне заинтересовало наличие формы СС, куда же он ездил, с кем встречался? Она вскользь бросила взгляд на плащ с мундиром. Штандартенфюрер. Лассаль говорил про Львов — что, если...? Нет, отбросила Анна навязчивую мысль, слишком удачное стечение обстоятельств, да и зачем Райхенбаху встречаться со Штольманом, и стал бы он выходить на советское командование? Зачем так рисковать? Она снова внимательно из-под полуопущенных век оглядела мужчину. — Вас долго не было. За три дня можно доехать до Львова и обратно. — Настолько, что вы наломали кучу дров. — Вы подоспели вовремя. Ещё немного... — И он бы выбил из вас дух. Штольман заметил ее взгляд и повернул голову, Анна опустила свою. Почему Лассаль считал, что Мироновой что-то известно об экспериментах? Почему над ней так трясётся Варфоломеев, почему Райхенбах вышел на их разведку? А если она всё-таки знает или имеет некую информацию, полученную от него? Какую цену немец заплатил за ее жизнь? Спроси Штольман прямо, Анна не ответит, опять закроется от него, возведёт стену. Может ли Варфоломеев знать об экспериментах, быть причастным к соглашению? — Уваков не отступит, — вновь нарушила тишину Анна. — Приподнимите голову. — Предоставьте это мне. Уваков может всего и не знать про Миронову, да и полномочий арестовывать или допрашивать у него нет, только не в его обители. — Антон Андреевич... мне очень жаль... Со смертью Лассаля Анна почувствовала облегчение, но и не подозревала, какую огромную цену придётся заплатить — он забрал с собой две жизни. — Он и Евграшин погибли из-за меня. — Они погибли, выполняя приказ. — Они были хорошими солдатами. Анна, кусая губу, опустила глаза. Ее пальцы начали дрожать, а ведь еще предстояло наложить швы на разбитую бровь. — У него кто-нибудь остался? Штольман поморщился, стоило Анне начать зашивать рану, он хотел как можно быстрее покончить с медицинской частью и приступить к отчёту. — Насколько мне известно, нет. Они молчали, пока Анна не закончила работу. Она отодвинулась, машинально приподняла лицо полковника за подбородок, дабы лучше разглядеть швы, и замерла, когда их взгляды встретились: ее изучающий и его настороженный. Из-за маски Штольман не видел ссадин на скуле и кровоточащей губы, но помнил, что о себе Анна не позаботилась. — Вы пострадали, — тихо, с нотками теплоты в голосе произнёс мужчина и накрыл ее пальцы своими. — Пустяки. — Анна отдернула руку от его лица, как от раскалённой печи. — Пройдёт за пару дней. Анна медленно отвернулась и пошла за одеждой. Штольман следил за ее неуклюжей походкой — она делала вид, будто все в порядке, однако каждое движение причиняло боль. Полковник поднялся на ноги, поддерживая здоровой рукой перебинтованную, приблизился к девушке. Вид полуобнаженного Штольмана, пусть сейчас он и был пациентом, смутил Анну, и она резче, чем хотела, протянула окровавленную рубашку. — Спасибо, — с намеком на улыбку произнёс полковник. Анна молча кивнула и потянулась к кителю. На пол выпала папка. Штольман вскинул голову. — Не трогайте, — накинул на себя рубашку. — Оставить так? — спросила Миронова и кивнула на пол. Полковник прикрыл глаза, выдохнул и посмотрел на неё. Опускаться не хотелось, схватка с Лассалем не прошла бесследно. — Дайте мне. Анна подобрала папку. Какая там хранилась информация? С кем он встречался? Если только представить его встречу с Райхенбахом...голова шла кругом... он бы сообщил ей? Анна сглотнула, она чувствовала под пальцами листы бумаги. Ей достаточно одной секунды, понять его ли почерк — витиеватый, с сильным нажимом, наклоном букв вправо. — Держите, — никак не выдав волнения, ответила Анна и протянула папку. Штольман отложил папку в сторону, просунул, сцепив зубы от боли, руку в рукав рубашки. Он был не против, если бы Анна помогла застегнуться, но просить не хотел — пусть лучше швы разойдутся, чем демонстрация слабости. — Что вы делаете, Яков Платонович! — к счастью, Анна сама пришла на помощь. — Так-то вы цените чужой труд? Подержите китель. — Ваш труд бесценен, Анна Викторовна, — он довольно приподнял подбородок, когда ее пальчики потянулись к верхним пуговицам. — Странно видеть на вас немецкую форму. Китель тоже наденете? — Обойдусь, подайте плащ. — Уже рассвет, вас могут многие увидеть. — Делать нечего. Анна глянула на него, но спорить не стала, помогла с плащом и вручила документы. — А-а, Яков Платонович! — в операционную заявился Уваков, Анна и Штольман одномоментно отступили друг от друга. — Я так и думал, вы ещё здесь. Как ваше самочувствие, не умерли от потери крови? — К вашему сожалению, нет. Мне вовремя оказали помощь. Уваков сощурился. — Теперь, когда вашей жизни ничего не угрожает, я бы хотел обсудить... — Разумеется, — перебил Штольман. — Анна Викторовна, вы можете идти. — Она пойдёт с нами. — Ночь была тяжелая, она устала. — Она останется, — продолжал упорствовать Уваков. — Мой человек ее допросит. Она главный свидетель. — Смею не согласиться. — С чем конкретно вы не согласны на этот раз, Яков Платонович? — Вы здесь по другому вопросу, если кто и будет проводить расследование, то я, и вообще сперва не помешает доложить командованию. — Я уже ввёл в курс дела командующего. Он ждёт вас. Погибли двое наших солдат. Вы убили подданного союзнического государства, — прорычал Уваков. — Это скандал! И во всем снова замешана она. Прямо у вас под носом происходит черт знает что. Как вы прикажете понимать? — Скандал, с которым разбираться буду я, а не вы, — сохраняя крупицы хладнокровия, ответил Штольман и протянул папку. — Держите, необходимо как можно скорее передать. — Я хочу получить полный отчёт об операции. — Конечно, пройдемте. — Штольман указал рукой на выход и затем обернулся к Анне. — Вы можете идти, отдохните, за вами пришлют. — Командир требует провести расследование и немедленно допросить Миронову. — Полагаю, вы уже начали расследовать? — Этим занимается Жиляев. Медлить было нельзя. Я считаю и высказал предположение командиру о целесообразности допросить Миронову в его присутствии. Он должен лично во всем разобраться. — Похвальное рвение. Что ж... Анна Викторовна, тогда вам придётся пройти с нами, правда, мне нужно переодеться. Я не могу предстать в таком виде. Уваков смерил взглядом и ухмыльнулся. — Понимаю, товарищ Штольман. Мы подождём вас с Анной Викторовной на улице. Идёмте. Отступать было некуда. Если он будет слишком яро ее отстаивать, появятся лишние вопросы, да и он проблем на службе не оберется, неизвестно ещё, как Уваков все представит по возвращении. На перекрестном допросе он постарается помочь, но по большей части все будет зависеть от Мироновой. Штольман быстро (с учётом своего затруднительного положения) переменил одежду — привычная форма заменила эсесовскую, которая напоминала стальные тиски; на три дня он стал частью армии Третьего Рейха, и ощущения от этого были паршивые. На улице его ждали Анна с Уваковым. Бессонная ночь сказалась на ней — под глазами пролегли темные тени, складка пролегла меж бровей, теперь Миронова была без маски, и Штольман увидел следы сопротивления в борьбе с Лассалем. Он и сам валился с ног от усталости, три бессонных, напряженных дня. — Значит, командир будет присутствовать на допросе? — Да. Проклятье! Не обошлось без Увакова. Штольман был уверен, тот представил все в выгодном ему свете, специально сгущая краски. Интересно, насколько силён скрепленный договор между Райхенбахом и ... и кем? Варфоломеевым? Быть может, с самим Коневым? В тот вечер они остались одни за закрытыми дверьми. Штольману вдруг пришла мысль, что нынешняя ситуация прольёт свет на некоторые вопросы, например, распространяется ли на Миронову право вето? Меж тем Анна держалась невозмутимо, походка ее была ровной, лишь иногда девушка наклонялась вбок, когда боль в теле становилась нестерпимой. — Вы доставили тело Лассаля? — уточнил Штольман. — Да, — подхватил Илья Петрович, — в темноте вы весьма метко стреляете. Анна шла на шаг позади, и создавалось впечатление, будто ведут пленницу. Именно такую картину застал Скрябин. От суматохи, поднявшейся в лагере, он проснулся раньше, уже успел узнать последние новости, сходить до землянки Мироновой, на что заступивший на пост солдат недовольно пробурчал удалиться; возражать Иван Евгеньевич не стал, лишь надменно хмыкнул, и молча пошёл на поиски медсестры. — Анна Викторовна! Анна вздрогнула, обернулась и замедлила шаг. — Иван Евгеньевич. — Что происходит? Куда вас ведут? Штольман повернул голову, Уваков проследил за взглядом. — Вы не переживайте, все хорошо. Скрябин всмотрелся в лицо, затем поднял взгляд на застывших в метре сопровождающих, его внимание привлёк Уваков, складка пролегла между бровей. — Яков Платонович, могу я узнать, куда столь суровая компания ведёт моего ассистента? Анна удивленно взглянула. Ассистента? Не безликая медсестра, молчаливо подающая инструменты? Да, он допускал ее до операций — с его разрешения Анна принимала более активное участие, чем просто стояла и подавала щипцы, но зачем назвал своим ассистентом? — Вам незачем беспокоиться, Иван Евгеньевич. — Всё-таки я бы хотел знать. На счету каждый человек, у нас много больных, раненых, сами понимаете. — А вы, собственно, кто? — вмешался Уваков. Скрябин едва удостоил взглядом, но фамилию назвал. — Простите, с кем имею честь говорить? Не видел вас раньше. — Полковник Уваков Илья Петрович. Возвращайтесь к своим обязанностям. — Анна Викторовна скоро присоединится к вам, — добавил Штольман, за что получил неодобрительный взгляд Увакова. Анна примирительно улыбнулась, кивнула на прощанье Скрябину и собралась последовать за мужчинами, как Иван Евгеньевич поймал за локоть и шепнул губами: — Все, кроме правды. Смятение захватило Анну, не разрывая зрительного контакта, она высвободила руку, гадая, правильно ли истолковала услышанное. Она уже разработала в голове план, мысленно проиграла несколько сценариев с разными комбинациями, и напутствие Скрябина выбило из колеи. Анна вдруг занервничала, хоть и понимала абсурдность происходящего, уж если ее помиловали в феврале, то ночное происшествие — сущий пустяк, который при желании можно списать на недоразумение. Они со Штольманом не успели продумать план, а она предпочитала, когда каждое слово проговорено и согласовано, как делали они с Райхенбахом. Штольман лишь сказал положиться на него и все отрицать, но, глядя сейчас на угрюмое выражение лица, Анна чувствовала, что карту разыгрывать придётся ей. Возле небольшого обычного дома, служившего штабом, и где тут же находилась комната для отдыха командующего, стояло несколько грузовиков, было оживлённо. — Ждите здесь, — холодно сказал Штольман и дёрнул ручку двери, Уваков зашёл следом; Анна осталась одна на крыльце, не считая двух караульных. За свою недолгую жизнь, подумала Анна, она успела побывать на многих допросах, теперь ещё и перекрёстный, однако ликвидация Лассаля того стоила, успокаивало ещё то, что с ней по уши увяз Штольман. Время потянулось дьявольски медленно, казалось, уже наступил полдень, ноги от стояния на одном месте затекли. Наконец, дверь распахнулась, и ей кивнул молодой солдат, судя по всему, писарь. В комнате царил полумрак, отчего с непривычки пришлось сощуриться. — Все ещё стоите на своём? — полушёпотом полюбопытствовал Уваков. — Ничего не изменилось, — отвела взгляд Анна. — Гм. Штольман повернул голову, взглядом указал на стул в центре комнаты, отвернулся. Анна покорно подошла и села, положила руки на колени. В комнате кроме них никого не оказалось, ушёл даже писарь. Почему-то ее пугало смотреть в лицо командира, о котором она слышала много хорошего, но как и большинство, никогда не видела вживую. Вот-таки представился шанс, да при каких обстоятельствах... — Назовите имя, — сухо произнёс командир. — Миронова Анна Викторовна, — она удивилась, как звонко в тяжёлой тишине раздался голос. Далее последовали стандартные вопросы: дата и место рождения, информация о родителях и близких родственниках, когда ушла на фронт, в какую армию, кем и тд. — Вы понимаете, почему здесь? — Да. — Двое наших солдат погибли. Английский офицер застрелен. Вы проходите по делу, как свидетель. Расскажите, что произошло. Свидетель? Анна бросила взгляд исподлобья на полковника, но Яков Платонович хранил молчание. Значит, не допрос, а дача показаний. Анна рассказала: про неожиданное появление Лассаля, как силой увёл ее, связав руки, как угрожал ей, избивал и убил бы, если бы не появление полковника Штольмана. Командир посмотрел на Штольмана. — Товарищ Миронова говорит правду, — подтвердил он. — Более того, мы знали, что он планирует ее похищение, с этой целью я приставил к ней двух солдат, которые, защищая Анну Викторовну, погибли. — Зачем ему ее похищать? — спросил Уваков. — Если знали, почему не предприняли меры? Штольман пристально посмотрел на Увакова, или тот ничего не знает, или полный идиот. — Он надеялся, я смогу провести его через лес. — Через лес? Вы? Зачем ему это понадобилось? — Могу лишь предположить, он хотел сбежать. — И решил выбрать вас в качестве проводника? — Видимо, да. Отсутсвие медсестры мало кто заметит, по крайней мере, до утра. — А не выбрал ли он вас, потому что ваша репутация подмочена? — Вы забываетесь, Илья Петрович, — предостерёг Штольман. — Неужели? — Сейчас к делу это не относится, — добавил Яков Платонович. — Не согласен. Разве Лассаль не остался по приказу Кромвеля? Мы согласились, пошли на такой шаг. А ее отношения с... — Прекратить! — хлопнул ладонью по столу командир, от неожиданности Анна подпрыгнула на стуле. — Этот балаган. Мы не на базаре, товарищ Уваков. Мы все здесь знаем истинную причину. Повисла звенящая тишина. С лица Увакова схлынула краска, он сжал челюсти так, что желваки заходили на скулах. Штольман впился тяжелым взглядом в Анну, словно хотел залезть в голову, она же во все глаза смотрела на генерала. Выходит, он знал. Ну, конечно, как командующий мог не знать о нахождении в его армии английского офицера, а тем более, о приезде Кромвеля. Ему все объяснили сверху. Зачем тогда понадобилось устраивать допрос? — Я склонен верить словам Якова Платоновича, — закончил командир. — А расследование? — со всей ненавистью, не теряя надежды насолить Штольману, задал вопрос Уваков. — Расследовать будет товарищ Штольман, а вы возвращайтесь обратно. Вы получили то, за чем приехали. — Но... — Это приказ. — Слушаюсь, — бледнея, произнёс Уваков. — Вы можете идти, Анна Викторовна, — обратился генерал. — Вы же останьтесь, я хочу получить исчерпывающие ответы на свои вопросы. На ватных ногах Анна покидала дом командира. Ее пробивала мелкая дрожь, на последней ступеньке девушка споткнулась, но удержала равновесие. Выпрямившись, несмотря на боль в теле, она пошла вдоль дороги, думая о том, какие иногда жизнь преподносит сюрпризы.

13 июля, на несколько дней раньше запланированного, началось полномасштабное наступление Красной Армии.