Следуя донесениям

Об освобождении Освенцима стало известно 28 января. Анна как раз помогала Скрябину с халатом, как вошёл один из врачей сказать об освобождении города и концентрационного лагеря. О зверствах, которые немцы творили в лагере Смерти, знали все. — Освенцим освобождён, вчера наши зашли в город. Наступила звенящая тишина. Анна отложила халат и развернулась. В то время как 5-я гвардейская танковая армия совместно с другими частями овладела Мариенбургом, другие войска под командованием Конева заняли территорию Польши к западу от Вислы и плацдарм на левом берегу реки Одера, который в дальнейшем планировалось использовать при наступлении на Берлин. — Лагерь тоже, — добавил хирург. С ужасом Анна подумала о замученных людях и о тех, кому удалось выжить. Уже наверняка снарядили и отправили группу врачей. Она вздрогнула от неожиданности и обернулась на резкий звук — это Иван Евгеньевич задел рукой чистые инструменты. На нем не было лица. — Лагерь, — пауза, — освобожден? — Да, но говорят, немцы успели увести что-то около 50 тысяч узников или того больше. В лагере осталось не больше 10 тысяч, в основном старики да больные. Их осво... Мужчина замолчал на полуслове, удивленный реакцией коллеги: Скрябин, порывисто отвернувшись, шумно выдохнул, сжал кулаки. — Что с вами? — задал вопрос хирург. — Вам плохо? Иван Евгеньевич развернулся, полоснул взглядом и быстро вышел из палатки, не оглядываясь ни на врача, ни на Анну. — Что не так? — продолжал мужчина. — Что с ним? Но Анна оставила без ответа вопросы, она бросилась следом и лишь на улице вспомнила о куртке. Скрябин не успел далеко уйти, а двигался он в сторону лесной чащи. Анна решила поубавить шаг, не зная, как себя поведёт Иван Евгеньевич, и идти на расстоянии. Раньше она никогда его таким не видела, он всегда отлично контролировал эмоции и не показывал лишнего, всегда собран и сосредоточен, сегодняшнее известие выбило его из колеи. Разве он не должен радоваться? Лагерь Смерти пал! Люди освобождены. Освобождены. Анна сощурилась, смотря ему в спину. Как много она о нем знала? Только то, что он хотел, о чем делился. Возможно, у него кто-то погиб в Освенциме? Двоюродный брат-военнопленный или дальние родственники... Скрябин свернул, Анна поспешила. Несмотря на потепление, она погорячилась, выскочив на улицу без верхней одежды. От холода пальцы рук онемели, порывы ветра пронизывали тело. — Иван Евгеньевич! — позвала всё-таки Анна, но он, ожидаемо, не откликнулся. Она не понимала, куда он идёт. Дальше только лес, сугробы снега и... отсутствие людей. Анна никогда не лезла в душу людям и назвать ее нетактичным человеком можно было с натяжкой, но почему-то сейчас она чувствовала, что должна быть рядом, подставить дружеское плечо, даже если Скрябин об этом не попросит. Он спустился с холма. Совсем скоро Анна провалилась в сугробы, от налипшего снега штаны промокли насквозь. Не хватало ещё свалиться с воспалением лёгких! Хотя, видит Бог, заболев, смерть все равно не приберёт ее к рукам. — Хватит идти за мной! — прокричал зло Скрябин, не оборачиваясь. — Оставьте меня в покое! Анна не считала себя упрямой, наоборот, ей казалось, она легко идёт на компромиссы (жаль, ее мыслей не знал Штольман, он бы жестоко поспорил!), но сейчас вопреки желанию другого человека, она упрямо, как бык, шла к своей цели. Она, не обращая внимания ни на холод, ни на просьбу-приказ, продолжала идти по следам Скрябина. Когда он скрылся в лесу, Анна запаниковала и оглянулась назад, никто не шел за ними. Анна не понимала, что им движет и куда он направляется, такими темпами они дойдут до Берлина. Наконец, Скрябин остановился. Он, сжимая кулаки, стоял напротив огромного дерева и тяжело дышал. Анна постаралась как можно тише подойти к нему. — Иван Евгеньевич? — Ее голос начинал дрожать. — Что произошло? Она сделала шаг и вздрогнула, когда Скрябин со всей силы ударил кулаком по дереву. Он сжал кулак, желая почувствовать в полной мере боль от удара. — Что вы делаете? — Анна забыла про осторожность и подбежала. — А если руку сломаете?! Вы не сможете оперировать! Она лишь успела увидеть окровавленные костяшки пальцев, как Скрябин обрушил на неё весь свой гнев. — Да что вы понимаете? — вскричал он, его глаза горели недобрыми огнём. — Что вы знаете? — выплюнул Иван Евгеньевич. Анна никогда раньше не видела его в таком отчаянном состоянии, словно кто-то спустил курок при упоминании Освенцима. — Скажите мне. Объясните! Он, полный бессильной злобы, взглянул на неё исподлобья. — Думаете, вы самая несчастная? — чеканил Скрябин, наступая на неё. — Жалеете себя целыми днями, наслаждаетесь своим горем, несёте свою боль, как знамя. Знамя верности. Что, удивлены? В отличие от вас, я не слепой. Если бы вы хоть раз посмотрели вокруг себя, а не в себя... Привыкли, что возле вас все крутятся, что все обязаны! — Он приблизился к ней вплотную, наклонился, и Анна впервые его испугалась. — Вы ничего не знаете. Вы не знаете, какие человек может испытывать страдания, лишения! Каждый день — новая боль. Не всем везёт, как вам. Чем вы лучше? Чем вы заслужили такую благосклонность? Почему из всех вы... — Он осекся и резко замолчал. У Анны бешено колотилось сердце. Услышанное причинило ей боль, но она отмахнулась от неё, понимая, что, когда человек несчастлив, он старается сделать несчастными всех вокруг. Ему больно и он хотел сделать больно ей. — У вас кто-то был там? В Освенциме? Скрябин выпрямился и посмотрел с холодным презрением. — Вы ничего не знаете. — Поговорите со мной! Не отворачивайтесь от меня, Иван Евгеньевич! Его лицо приобрело гордый и надменный вид. — Подите прочь! — он грубо толкнул ее плечом и зашагал обратно. На этот раз Анна не последовала за ним. Она была потрясена разговором и не знала, как себя вести. Почему он упрекал ее? В чем была лично ее вина перед ним? Когда Анна вернулась в санчасть, то нигде не нашла Скрябина. Операцию, которая у них стояла следующей по плану, провёл другой хирург, причём его пришлось срочно искать. Анна буквально оббегала всю часть и перехватила только освободившегося врача. — А где же Иван Евгеньевич? — удивился пожилой мужчина. — Заболел, говорите? Гм. — Очень плох, — уверяла Анна. — Встать не может. — Утром он был здоров. Ладно, идёмте. Операция помогла отвлечься от мыслей. Анна научилась абстрагироваться и полностью уходить в работу. Она пообещала себе найти Ивана Евгеньевича после. В первом часу ночи операция завершилась. Анна закончила дела и отправилась в землянку Скрябина, но там она нашла только его соседа. — Где Иван Евгеньевич? Мужчина поднялся с походной кровати. — Разве он не должен быть на операции? Анна напряглась. Значит, Скрябин не появлялся здесь. Она лихорадочно придумывала пути отступления. — Я думала, он пришёл. — Нет. Я не видел его с самого утра. — Врач, спрятав руки в карманы штанов, подошёл ближе. — А что с его просьбой? Получилось? — Просьбой? — Ну да. Я слышал, как рассказывали, он просил начальство отправить его в Освенцим. Уж не знаю, кого он собирался там оперировать. Я удивился, где мы, а где Освенцим! 500 километров не малый путь. Навряд ли ему разрешат. Здесь-то врачей не хватает! — Когда это было? Мужчина почесал подбородок. — Да поди днём. Анна, ничего не сказав, быстро выскочила на улицу. Она бросилась к палаткам, в которых находились прооперированные, в надежде, что Скрябин на обходе, но его там не оказалось. Его не было и на операции. Более того, пропало кое-что из его личных вещей. Тогда она поспешила к начальнику части. Схитрив, Анна попросила выделить ещё валидола, на что ей недовольно заметили, как выдали необходимое количество две недели назад. — Скрябин вас отправил? Решил не мытьем, так катаньем испортить мне жизнь! Анна похолодела. Значит, Скрябина не отпустили. Где же он? — Так дадите? — А Скрябин что сам не пришёл? — сощурился седовласый начальник. — Гордый? Ты ему, Миронова, передай, чтобы голову себе не забивал! Так и скажи. Где мы, а где его этот... кхм... ступай. — А как же... — Получишь ты свой валидол! Ступай, кому говорят! — уже мягче сказал мужчина. Медсестра, выяснив все, удалилась и задумалась. На дворе ночь. Скрябина в армии нет. Как давно он ушёл и как у него получилось пройти блокпост? Если его поймают (а его обязательно поймают), то отправят под трибунал. Анна не могла допустить такой несправедливости и побежала в совершенно другом направлении — к единственному, кто мог помочь и кому можно довериться. Она добежала до хиленькой избы, в окнах которой давно не горел свет, вприпрыжку забралась по крыльцу и начала тарабанить по двери что есть мочи. Ещё немного и Анна бы сорвала ее с петель, но с той стороны щелкнули засовом, и дверь резко распахнулась. На пороге возник сонный Штольман. Рубашка, небрежно наброшенная, была застёгнута на средние пуговицы впопыхах, нисколько не скрывая ни плоский, твёрдый живот с уходящей чёрной дорожкой из волос за пряжку ремня, ни рельефные мышцы груди. На миг Анна даже смутилась и отвела взгляд: одно дело видеть Штольмана обнаженным при оказании медицинской помощи, совсем другое — ночью, стоя у него на пороге. — Анна Викторовна? — хриплым голосом позвал полковник. Она моргнула, скидывая внезапное оцепенение. — Скрябин пропал! — Что? — не понял он спросонья. — Он ушёл! — нетерпеливо пояснила Анна. — Скорее! Нам нужно вернуть его! Штольман сощурился с непривычки к свету. — О чем вы? — Как же вы не понимаете! Быстрее, ну! — Анна толкнула полковника в дом и, влетев следом, хлопнула дверью. — Собирайтесь! — Потрудитесь об... — Некогда объяснять! Он ушёл, забрал вещи. В любой момент его может схватить патруль. Его отправят под трибунал. Одевайтесь, Яков Платонович, не стойте, рот разинув! Штольман запустил руку в волосы и шумно выдохнул. Он все ещё плохо понимал, что происходит и пытался разобраться в ситуации в то время, как Анна вихрем носилась по его скромному холостяцкому жилищу в поисках одежды. — Одевайтесь! Она бросила в него китель и только потом заметила босые ноги. — Во что вы опять вляпались? — ворчал Штольман, недовольно застёгивая пуговицы рубашки. — Честное слово, ни во что! — Это поэтому-то вы врываетесь ко мне посреди ночи? — он глянул на наручные часы. — Пятнадцать минут третьего. — Вот именно, уже почти половина третьего. Неизвестно, как далеко он смог уйти. — Куда уйти? О чем вы, товарищ Миронова? — Штольман вдруг нахмурился и шагнул к ней. — Если вы что-то замышляете... — А вы и рады, чтобы я замышляла! — Анна уперла руки в бока. — Нет, в этот раз обошлось без меня. — С трудом верится. Она отыскала и поставила перед ним сапоги. Штольман не торопился обуваться. — Если я скажу, что это дело особой важности, как быстро ваши ноги окажутся в этих сапогах? — Скрябин и дело особой важности? Что могло случиться? Я видел его вчера. — Но вы не видели его утром. — Вот как? Постарайтесь успокоиться и объяснить, в чем дело. На вас лица нет. Что вы ищете? — Где ваш пистолет? Пока Штольман придумывал едкий ответ, Анна, вспомнив, как Райхенбах ночью всегда убирал оружие под подушку, бросилась к кровати и вытащила из-под подушки пистолет, рядом на тумбе лежала кобура. «Ох уж эти разведчики!», — подумала Анна, довольная результатом обыска. — С ним безопаснее, — пояснила Анна на удивлённый взгляд полковника. — Поверьте, случилось ужасное. Я думаю, Скрябин ушёл. — Ушёл? И куда? Дальше только немцы. — Я не говорила про немцев. Он не собирается сдаваться в плен или ещё что-то. Он направляется в Освенцим. — Освенцим? — Да, и я понятия не имею, что он там забыл. — До Освенцима 500 километров! Вы в своём уме? Да и что он там забыл! — Он покинул армию днём. Не явился на операцию, с утра его никто не видел, вещей тоже нет. Он ходил к нашему главврачу, просился в Освенцим, ему отказали. Штольман недобро сощурился. — Невозможно просто взять и уйти, его наверняка уже задержали и допрашивают. — А если у него получилось? — Его поступок лишён всякой логики. Его поймают в любом случае, не сегодня, так завтра. — Как много вы знаете о нем? — Я знаю достаточно. — Вы знаете то, что написано в личном деле, ну, присовокупим сюда ваши наблюдения. Так что вы знаете о нем? Полковник сдвинул брови. Он никогда не рассматривал Скрябина под другим углом, только как профессионального военного хирурга, так как в том не было нужды. За ним не тянулся шлейф скандалов или дел, нанёсших вред репутации. Простой врач, добросовестно выполняющий свою работу. — Вижу, вы задумались, — кивнула Анна. — К чему вы клоните? — Нам нужно его найти и вернуть обратно. — Дезертира? — вспылил Штольман. — Да за укрывательство нас с вами двоих отправят под трибунал. У Анны крутилась на языке колкость, но она сочла за лучшее промолчать. — Никто не знает о его исчезновении. Я сказала, он болен. Пожалуйста! — взмолилась Анна. — Мы должны отыскать его. Штольман поджал губы. Это какое-то безумие. Скрябин не создавал впечатление импульсивного человека, наоборот, он умел контролировать любое проявление чувств, не действовал сгоряча, говорил мало и по делу. Что же случилось? Полковник надел кобуру и убрал в неё пистолет. — И где вы прикажете его искать? — Через блокпост он точно не мог уйти, скорее всего, через лес, там малолюдно. Они вышли на улицу. Штольман огляделся. Согласно инструкции, он обязан немедленно доложить об инциденте командованию, отправиться на поиски дезертира с отрядом. Вместо этого он собирается самовольно покинуть часть и отправиться на поиски... с женщиной, уличённой в отношениях с генералом СС. За такое ему самому полагается расстрел или немаленький срок. Полковник ещё раз глянул на Миронову. Она стояла на крыльце прямо за ним и сразу вскинула голова, стоило ему обернуться. — Это всего лишь недоразумение, — начала она мягко, — с ним нужно поговорить, он образумится. — А говорить, я так полагаю, будете вы? Анна опустила глаза. — Ладно, разберёмся, — сказал Штольман и зашагал к машине. — Садитесь рядом. Говорить дважды не пришлось, Анна села в машину быстрее него. — Что вы скажете охране? — Предоставьте это мне, Анна Викторовна, — сухо ответил он и хлопнул дверью, — и перестаньте смотреть на меня так, будто я собираюсь казнить Скрябина без суда и следствия. Вы меня разбудили и самолично посвятили во врачебную тайну. — А к кому же мне ещё было идти, как не к вам? — Приятно знать, что из всей нашей армии вы выбрали меня в качестве своего поверенного. Автомобиль зажег фары и выехал со двора. Скоро огни осветили максимальный участок дороги. На контрольно-пропускном пункте Штольман молча показал документы и их пропустили. Он думал недолго, куда поворачивать, избрав путь более сложный, и потому безлюдный. — Уж не фотографию ли самого Варфоломеева вы показали, что нас так легко пропустили? Анна уловила улыбку, спрятавшуюся в уголках губ полковника. Выпад, как можно было уже догадаться, он оставил без ответа. Они ехали по пустой, местами искореженной снарядами, дороге. Саперам потребовалось несколько дней на разминирование. — Пешком ему не дойти до лагеря, — заговорил Штольман. — Днём он не будет передвигаться, его легко могут вычислить, значит, ему пришлось где-то отсидеться. Далеко он не мог уйти. Достаньте из бардачка карту. Анна вытащила и раскрыла карту. Включила фонарик. — Посмотрите близлежащие населённые пункты. Анна навела на карту фонарик, нашла точку, где дислоцировалась сейчас 5-я гвардейская танковая армия и просмотрела рядом деревни. — Если он решил идти через лес... — Вероятно, — согласился полковник, — но и подорваться на мине шансов больше. Он будет держаться дороги, если хочет жить, конечно. Думаю, он прошёл километров пятнадцать-семнадцать. Анна закусила губу. — Вы не могли бы ехать быстрее? Штольман бросил на неё сердитый взгляд. — Пожалуйста. Скоро рассветет. Он вдавил педаль в пол, и машина понеслась по заснеженной дороге. Анна тем временем отслеживала по карте их передвижение. Скоро они будут в первой деревне. Если подсчёты Штольмана верны, Скрябин прошёл ее три-четыре часа назад. — Вы знали, что у него кто-то там есть? — нарушил установившееся молчание полковник. — Нет, это всего лишь мои догадки. — То есть, вы не уверены, что он направляется в Освенцим? — Я так думаю, иначе зачем он просил командировать туда? — Почему вы не доложили, что он не явился на операцию? — Я решила, ему нужно время... — Анна сбилась под пристальным взглядом, — время успокоиться... в том состоянии, в котором он находился, нельзя оперировать. — Если все вскроется, вы пойдёте по делу, как соучастница. — Но... — И я тоже, — невесело усмехнулся он, — поэтому нам нужно как можно скорее найти его и доставить обратно. — Если бы вы собирались быстрее... — Если бы вы формулировали свои мысли чётче, — перебил Штольман, не отрываясь от дороги. Анна насупилась и уткнулась в карту. Они вот-вот проедут деревню, выжженную немцами дотла. — Смотрите в оба, — велел полковник и сбавил скорость, — не думаю, что он здесь, но проверить необходимо. Проверять, собственно, было нечего — от бывшей деревни остались лишь угли, все дома сожжены, а в овраге, как поговаривали, три года назад были расстреляны жители, от мало до велика. Они проехали медленно, всматриваясь в темноту. — Никого. Машина вновь набрала скорость, оставляя позади обугленные скелеты изб. — Уже решили, что скажете ему? Раз Скрябин так поступил, простым словом его не переубедить. — Будем надеяться, он остыл и готов выслушать меня. В дороге они провели около двух часов. Начинался рассвет. Скоро в армии их схватятся, поднимется шум. Возможно, Скрябин решил идти через лес, тогда они его упустили... до первого патруля. — Яков Платонович, — она дождалась, когда он посмотрит на неё, и продолжила, — Иван Евгеньевич не должен пострадать. Пообещайте мне. — Не много ли вы просите? — Он не сделал ничего дурного. — Разве что самовольно покинул армию. — Я уверена, на то есть причина. Штольман не ответил. Они ехали в гнетущем молчании, пока вдали Анна не заметила чёрную движущуюся точку. Она придвинулась ближе, сощурилась. По мере того, как машина приближалась, точка росла и совсем скоро стали видны очертания человека. — Там! — воскликнула Анна и указала пальцем на поле. Автомобиль резко набрал скорость, отчего Анну впечатало в сидение. Штольман старался объезжать глубокие пробоины, из-за чего они теряли скорость. Человек же, почувствовав слежку, побежал, но из-за высоких сугробов далеко не продвинулся. Полковник свернул к обочине, Анна выскочила из машины и побежала в поле. — Иван Евгеньевич! — закричала она. — Стойте! Она была уверена — это он, а когда мужчина постарался передвигаться быстрее, убедилась окончательно. — Что-то он не слишком вам рад, — съязвил Штольман, то и дело проваливаясь в сугробы. Совсем скоро полковник обогнал ее, он был в лучшей физической форме, чем она, и куда выносливее. — Постойте, Скрябин! Вам некуда идти! — крикнул он. Но Скрябин не отвечал. Штольман проклинал все на свете — подорваться в поле, преследуя хирурга, так себе перспектива! Он потянулся к кобуре, как Анна, утопая по пояс в снегу, пронзительно закричала: — Нет! Не делайте этого! Он нахмурился, посмотрел на неё, поджав губы, и опустил руку, прикидывая, что делать дальше. Стрелять в Скрябина полковник и не думал, а вот дать предупреждающий в воздух — да. Но удача была на их стороне: Скрябин провалился в воду и пока вылезал, полковник успел нагнать его. — Все кончено, бежать некуда. Их разделяли какие-то жалкие двадцать метров. Скрябин обернулся, остановился. Пот струился по лицу, чёрные глаза горели. — Оставьте меня! — И что дальше? Освенцим? Зачем вам туда? — Не ваше дело. — Ничего не выйдет. Даже если бы вы смогли добраться, в чем я сомневаюсь, вас бы взяли в городе. Вы дезертир. — Иван Евгеньевич! — позвала Анна, она почти добежала до них. — Не ломайте себе жизнь. Вернёмся вместе. В армии никто не знает о вашем исчезновении. Яков Платонович никому не скажет. — Как благородно, — усмехнулся Скрябин. — Похоже, Анна Викторовна, о своём решении вы не предупредили товарища Штольмана. — Не дурите! — резко сказал Штольман. — Ещё не поздно все исправить. Полковник грубо выругался, когда Скрябин развернулся и побежал. К тому времени Анна догнала их. — Мы будем теперь по всему полю бегать за ним? — Догоните его! — сказала Анна. — У меня есть план. Штольман подозрительно посмотрел на неё и сорвался с места. Через несколько минут он нагнал Скрябина и повалил его на землю. Они оба были в одной весовой категории. Как быстро смог убедиться полковник, Скрябин владел некоторыми приемами, в рукопашную с ним лучше не ходить. Калечить или разбивать лицо Штольман ему не хотел, он пытался перехватить руки и в то же время уклонялся от ударов. Скрябин, как Анна и думала, был увлечён борьбой и не заметил, как она подошла к нему со спины, выхватила из кармана шприц и вонзила ему в бедро. Он вскинул голову, увидев шприц в руках, сразу все понял, тем более что эффект от препарата не заставил себя долго ждать. Штольман ощутил, как хватка на его плече ослабла и удивленно посмотрел на противника. — Моими же... — сглотнул Иван Евгеньевич, прожигая Анну взглядом, — методами...против... — у него заплетался язык, — ме-ня... Его глаза закатились, и он потерял сознание. — Что вы сделали? Штольман поднялся. — Вколола снотворное, — спокойно ответила Анна и убрала шприц в карман. — Нам нужно отнести его в машину. Я, наверное, возьму за руки? Как вы считаете? Штольман ошарашенно смотрел на неё. Дьявол в женском обличии! Но делать было нечего, Скрябина нужно погрузить в машину, а там уж они разберутся, как с ним быть. Полковник ещё раз глянул на Анну. Нет, это не женщина. Это беда.