Следуя донесениям

Из всех времён года она с детства предпочитала весну. Природа оживала, просыпались звери, прилетали птицы, все вокруг начинало играть яркими красками. Появлялись силы. Так и Анна — с каждым новым днём, приближавшим их к победе, чувствовала себя сильнее. Яркое мартовское солнце прогревало землю. Стоя на берегу залива Фришесс-Хафф, Анна смотрела вдаль, невольная улыбка трогала розовые губы. Она подставила лицо тёплым лучам, прикрыла на миг глаза и вдохнула чистый воздух полной грудью. Сегодня Хейльсбергская группировка была уничтожена. Предстояло наступление на Кёнигсберг. Могла ли Анна ещё год назад представить себя на немецкой земле? Противоречивые чувства обуревали ее сейчас. Она, безусловно, испытывала радость и облегчение, думая о новой победе и продвижении Красной армии, но в то же время она не переставала скорбеть. Ее родные погибли. Мама, любимая, дорогая мамочка не дожила до тех дней, когда нога её дочери вступила на побережье вражеского государства. Отец, числившийся без вести пропавшим ещё в первый год войны, никогда не узнает, чего стоило его храброй девочке оказаться сейчас здесь. Дядя, погибший зимой 1942 года, никогда не скажет племяннице, как она повзрослела за два года, что провела на фронте. Они бы гордились ею. Она никогда не вызывала их духов, так как боялась увидеть лица близких людей, не справиться с эмоциями и утонуть в боли, но Анна знала наверняка — они бы точно ею гордились. Как и он. Она справилась. Двигалась к поставленной цели ради всех погибших... и него. Конец марта. В Германии бушуют пораженческие настроения. Враг продолжает отступать. Анна дала себе слово, если будет в Берлине, то посетит его дом. Возможно, там она сможет отыскать ответы. В ее воображении вырисовывался аскетичный интерьер квартиры, никаких фотографий и лишних вещиц, по которым можно было бы судить о хозяине. За жильем обязательно следит строгая, опрятная экономка. Анна задавалась вопросом, какой Райхенбах в обычной, спокойной жизни, когда вокруг не взрываются снаряды, а Кромвель не ждёт отчётов. Она не представляла, каким он может быть в мирное время и даже не знала, какую еду предпочитает, но точно помнила — на столе у него идеальный порядок, его рубашки всегда чистые, и неважно, во сколько вернулся, на утро он гладко выбрит. В его возрасте сложно избавиться от привычек, тем более, мужчины в принципе реже идут на компромиссы, особенно такие, из какого теста слеплен Райхенбах. Жизнь научила его не сгибаться под ударами. Анна справедливо полагала, что идти на уступки чаще придётся ей, и если он решит курить у себя в кабинете с закрытыми окнами, значит, он будет курить в кабинете с закрытыми окнами. Но все это было неважно. Она легко могла примириться с его характером, жила же как-то с ним полгода, а что до сигарет, ей нравилось смотреть, как он, читая, подносил к губам сигарету, делал затяжку, вдыхал дым и медленно выдыхал. Все это не главное. Главное, чтобы он был жив и неважно, каким вернется — без рук или ног, только бы вернулся. Погружённая в свои мысли, Анна неотрывно смотрела на водную холодную, чёрную гладь, будто в глубокий колодец, и силилась разглядеть собственное отражение, но видела лишь багрянец солнца. Вода таит в себе много секретов, уносит с собой горе, забирает счастье. Анна перевела взгляд на ясное небо, перебирая в памяти нити прошлого. Отражение, порябив немного, отделилось, повернуло голову, устремляя прямой взгляд на Анну. Постояв ещё немного, девушка развернулась и побрела прочь от залива. Вода пошла рябью, чужое отражение растаяло в бездонной глади. Анна вернулась в палатку. Скрябин ещё не приходил, слишком рано, он, наверное, только-только проснулся. В отличие от неё у него хороший сон. Она бы тоже крепко спала, знай, что он жив. Перед приходом Ивана Евгеньевича Анна планировала заняться журналом, за неделю поступило большое количество раненых, они не успевали вносить данные. Анна села за стол и открыла тетрадь, приготовилась регистрировать больных, но мысли ее были далеки. Взгляд зацепился за книгу в чёрном переплёте. Ей-таки удалось убедить Штольмана отдать ее, правда, сперва полковник досконально изучил каждую страницу и, не найдя ничего важного, отдал с недовольным лицом. Наличие его вещи придавало ей сил. Теперь у нее есть хоть что-то, принадлежавшее ему. Вздохнув, Анна наклонила голову и начала писать, как книга неожиданно упала на пол. Медсестра вскинула голову и нахмурилась. Книжка не лежала на краю стола, да и сквозняка не было. Оглядевшись, она не обнаружила ничего подозрительного и наклонилась. — Элис, — выдохнула, подпрыгнув, Анна и ударилась головой о стол. Девочка, наклонив вбок голову, сосредоточенно ее рассматривала, вытянула руку и ладошкой невесомо коснулась лица. Анна, хоть и не могла почувствовать прикосновения, все равно вздрогнула. — Что с твоими волосами? Они белые, — разглядывая во все глаза девушку, заявила Элис. — Необычно. — Элис, — повторила дрогнувшим голосом Анна и сморгнула слёзы, — ты пришла. — Что с тобой? — Тебя долго не было... — ком встал в горле, Анна соскользнула с табуретки на пол. Перед ней в самом деле был дух Элис. Неужели дар вернулась к ней? Господи... Первой мыслью было позвать Райхенбаха, прояснить все разом, но Анна так перенервничала, да побоялась спугнуть внезапный приход духа, что просто сидела и смотрела на девочку широко распахнутыми глазами. — Тебе нравятся мифы? — спросила Элис. — Да. А тебе? Дух глянул исподлобья и нахмурился. — Нет. В них много неправды. — Ты так считаешь? Элис посмотрела на книгу, и та раскрылась на странице с пометками Райхенбаха. — Звезды синие во мраке, — тихо заговорила девочка, и Анна, узнав стихотворение, похолодела, — ждут, пока я упаду. — Элис... — Я иду, потеряю — не найду. Дух взглянул в глаза Анне, и та мгновенно провалилась в холодную бездну. Она увидела Райхенбаха и затаила дыхание. Анна смотрела, как он работает у себя в кабинете, записывает что-то в журнал и сверяет с листами. На нем чёрная форма СС, волосы ещё не тронула седина. Какой же тогда год? Без стука заходит женщина-секретарь, он передаёт бумаги, щёлкает зажигалкой и подносит сигарету ко рту. Зачем Элис показывает ей это? Картинка меняется. Перед ней возникает Кромвель. Он зол, напряжен и сыплет проклятиями, ходит из угла в угол, бросает взгляды на двух своих офицеров. В комнате два окна, но они плотно занавешены, одиноко горит лампа. Дверь резко открывается и ударяется о стену. Кромвель вскидывает голову и по взгляду кажется, будто решил, ему мерещится. Но чем больше сокращалось расстояние, тем он отчетливее различал в человеке Райхенбаха. — Для пущего эффекта за спиной не хватало клубов дыма и языков пламени, — бросает англичанин и шагает навстречу. Анна и сама замечает, в каком состоянии одежда Райхенбаха. Он как будто явился из преисподней. В порванной форме, с сорванными погонами на правом плече. На кителе кровь. Кромвель бегло осматривает агента. Какой же это год?! Флешбэки меняются так быстро, отчего Анна дёргается от головной боли. — Нет! Подожди, — просит она Элис, но та не слушает, — дай мне ещё посмотреть. Перед глазами вырастает поле боя: дрожит, взрывается земля, грохочут пулеметы, кругом крики, кровь. Сначала она решила, Элис показывает июль 1944 — с ужасом Анна приготовилась увидеть его смерть, но вдруг заметила на русских солдатах дореволюционную форму, орудия того времени. Первая мировая. Где-то слева раздается выстрел, ржание коня. В статном, молодом всаднике она узнает Разумовского. Его конь, раненый выстрелом в грудь, спотыкается, падает, в последний момент Разумовский успевает соскочить на землю и сохраняет равновесие. Он пригибается, стреляет. Убивает нескольких. Сходится в рукопашную и побеждает. Поднимает пистолет, и Анна видит, как немец выскакивает со спины и протыкает его штыком. Она вспоминает грубый шрам на животе и сжатый рассказ Райхенбаха. Значит, Элис отправила ее в 1916 год. Операция под командованием Брусилова. Его лицо исказилось от боли. Разумовский падает на колено, хватается за рану. Немец заносит оружие, как слышится выстрел — сражённый пулей, солдат падает замертво. — Разумовский! Молодой поручик убирает пистолет и спрыгивает с лошади, устремляется к нему. — Дай посмотрю. Князь, привалившись, убирает руку от раны, кровотечение усиливается. Поручик бледнеет. — Все хорошо. Сейчас. — Он кладёт свою руку поверх руки друга. — Угораздило тебя в самое пекло! — Передай... — Разумовский с трудом разлепляет побелевшие губы. — Сам ей передашь! — перебивает офицер и достаёт чистый платок, прикладывает к ране. — Ты всех нас переживешь. Давай, помоги мне, что разлёгся! — пытаясь скрыть за ворчанием подступающую панику, говорит поручик. — Обхвати меня рукой. Анна внимательно смотрит на молодого человека и интуитивно угадывает, что тот уже мёртв. Кадр неожиданно сменяется, Анна морщится от резкого света. Пахнет лекарствами. В помещении только прооперированные. Она стоит позади трёх офицеров, которые облепили больничную койку со всех сторон. Анна обходит их и встаёт у изголовья. На загорелом лице Разумовского выступили бисеринки пота, щеки впали, под глазами темные круги. Волосы цвета вороного крыла слиплись на лбу, подбородок потемнел от щетины. Анна зачем-то отмечает, что у него над верхней губой тонкая щёточка чёрных усов. У него выразительное лицо, ему здесь не больше двадцати пяти. — Зачем ты принёс газету? — полушёпотом спрашивает один. — А если он увидит? — Убери, — говорит второй, тот, что спас. — Он все равно узнает. — Да, но не сейчас. — Павел прав, — соглашается первый. — Узнает, когда придёт время. Анна успевает заглянуть через плечо и увидеть огромный заголовок на развороте: «Состоялась помолвка». Помолвка? Неприятно сдавило в зоне сердца — ревность бушевала внутри неё. Что за девушка? Как Анна ни силилась разглядеть фотографию или хотя бы прочесть имя, у неё ничего не получилось: молодой офицер сложил газету и убрал во внутренний карман мундира. — Не сильно-то она и нравилась ему. — Не тебе судить. — Он бы не женился на ней. Павел наградил мрачным взглядом товарища, и тот замолчал. Они постояли немного в тишине. — Зато его представили к награде. Комната закружилась, будто Анна угодила в воронку. Ее начинает мутить, звенит в ушах. Какой-то кабак. Шумно, дым от сигарет, пьяные лица офицеров, продажные женщины. Рядом с ним сидят выпившие сослуживцы, у них на коленях полуобнажённые шлюхи. На его лице открыто читается презрение. Он резко подымается, задевает плечом пьяного штабс-капита, тот не держится на ногах и падает, выливая на себя под дикий смех самогон. Разумовский выходит на улицу и нервно курит. — Да здравствует Колчак! — горланит кто-то. Слышится звон разбитой бутылки. Разумовский морщится, делает глубокую затяжку. Картинка снова меняется. Анна не выдерживает и прислоняется спиной к стене. Элис буквально высасывает из неё силы. Ещё немного и она потеряет сознание. По знаменитой часовой башне Вестминстерского дворца Анна понимает, где сейчас находится Разумовский. Он сидит в одном из дорогих ресторанов Лондона, остывает заказанная еда. Напротив него Кромвель. — Подумайте над нашим предложением, — с участием говорит англичанин, — не торопитесь с отказом, Кирилл Владимирович. — А если я соглашусь, что тогда? — Вы пройдёте подготовку. — Дальше? — Не так сразу, — улыбается Кромвель. Анна читает во взгляде Разумовского сомнение. Пока что он не научился скрывать свои эмоции, но в его взгляде уже сквозит холод, а губы твёрдо сжаты. — Я подумаю. Кромвель промокает губы салфеткой и поднимается. — Мы свяжемся с вами. В конце недели. Обстановка изменяется. Анна дрожащими пальцами стирает струйку крови, бегущую из носа. — Элис... остановись... Но Элис не желает слушать. Перед глазами Анны хаотично проносятся улицы Берлина, не останавливаясь ни на одной из них, дух настойчиво перебирает переулки, площади в поисках чего-то, что известно только ему. Анну сильно тошнит. Наконец, Элис останавливается у небольшого кирпичного дома. Она стоит возле входной двери, но будто не решается войти внутрь. Девочка оборачивается, смотрит прямо на Анну и говорит: — В доме чёрная собака, роза белая в саду. — Я не понимаю, — шепчет Анна, — объясни, Элис. Вместо объяснений лицо Элис начинает принимать чужие черты, волосы редеют, кожа становится рыхлой. Перед Анной возникает голова Кромвеля, девушка отшатывается. — Наказание для предателей у нас одно! — плюет он. Кромвель исчезает так же неожиданно, как и появляется. Чернота заволакивает. Анна теряет сознание и падает на пол. Перед тем, как исчезнуть, Элис бросает взгляд на книгу, и та с громким хлопком закрывается.