All was well.

Хосока увели преподаватели, хмурый и задумчивый Юнги скрылся за поворотом к подземельям Слизерина, Намджун вызвался проводить Ребекку до гостиной. Она выглядела слишком расстроенной, казалось, едва сдерживала слезы. Он был грязнющий и раздражённый, утешитель из него, мягко говоря, был так себе в данный момент, но, возможно, ему удастся подбодрить её. И самому станет спокойнее. — Это я во всем виновата, — повинилась Бэкки печально, обхватывая себя за плечи и нервно перебирая пальцами тонкую цепочку с болтающейся на ней Звездой Давида. Она была совсем легко одета, Намджун бы отдал ей свою толстовку, если бы с неё при каждом его шаге не ссыпалась подсохшая грязь. — Не говори ерунды, — возразил он мягко. — Но это так. Я пошла к директору. Хосок сказал, что вы задумали дурное, и я рассказала об этом ей, — шмыгнула носом, готовая вот-вот разрыдаться девушка. - Я поверила ему. Я всегда ему верила. — А теперь — нет? — Теперь я не знаю во что верить, — тускло произнесла она. — Знаешь, это так странно. Как староста школы я все сделала по правилам, тогда почему я чувствую себя настолько паршиво? — «По правилам» — не всегда «правильно», — отозвался Джун. — Как парадоксально это бы не звучало. Но не нужно себя винить, Бэк, ты хотела разобраться во всем так же как и мы все. — Я хотела помочь Хоупу, — едва слышно проговорила Ребекка. — Как думаешь, это действительно он сделал? — Не знаю, — вздохнув, говорит Намджун. — Слишком много совпадений, но он не похож на человека, способного на такое. Они остановились в проходе у большого натюрморта. — Теперь мне кажется, что я его совсем не знала все эти годы, — произнесла Бэк и маленькая слезинка все-таки не удержалась на длинных ресницах, скатившись по её щеке вниз. — Не надо Бэкки, все будет хорошо, — поспешил успокоить её Намджун, как и большинство мужчин, не выносивший вида женских слез. Он протянул руки и девушка уткнулась в него, несмотря на то, что он был грязный как черт и от него пованивало. Он хотел погладить её по волосам, но побоялся испачкать и просто застыл столбом рядом с низенькой Бэк. Подходящие для утешения слова не находились, он чувствовал себя неуклюжей бесполезной оглоблей, измазанной в грязи и ни на что не годной. — Попробуй уснуть, — выдавил он из себя, наконец. — Утром станет получше. Она подняла на него свои заплаканные глазищи, слабо улыбнулась, привстала на носочки и, дотянувшись, поцеловала. Он ответил, терпеливо дожидаясь, пока она отстраниться сама. От него не убудет, а ей, возможно, станет полегче. — Прости, это было глупо, — произнесла она, на шаг отступив назад. — Мне не жалко, — он сжал её маленькие пальчики своими ручищами. — Это правда, тебе никогда ничего не жалко для других, — кивнула она, сквозь высыхающие слезы. — Хорошо, что Юнги присматривает за тобой и не даёт всем пользоваться твоей добротой. — Ага, он же змея, почти дракон, а я — рыцарь и вместо того чтобы сражаться друг с другом, мы внезапно затусили вместе, проворонив всех принцесс. Ребекка засмеялась негромко, представив описанное. — Жаль, что я так и не смогла влюбиться в тебя, — сказала она с лёгким сожалением. — Мне бы этого очень хотелось. — Из меня отстойный бойфренд — отозвался Джун с улыбкой. — Зато отличный друг. Спасибо, — сказала она искренне, грусть в её глазах немного посветлела. — Топай уже, рыцарь, надеюсь, ты скоро встретишь свою принцессу. Она легонько простучала нужный ритм и скрылась в круглом проходе. В его воображении на миг возник Сокджин в роли принцессы из диснеевских мультиков и Намджун, застонав, с чувством треснул себя по лбу. Он побрел в гриффиндорскую спальню, уставший как собака за этот длинный, никак не желавший заканчиваться день. А если задуматься, то за время, прошедшее с начала этого учебного года, он утомился сильнее, чем за всю прошлую жизнь. И выпускной курс был тут совершенно не при чем. Мысли о Джине в разное время вдохновляли и воодушевляли его, радовали и смущали, пугали и дарили надежду. Почти полжизни было пронизано воспоминаниями о их коротких встречах. Это было так странно, видеть этого человека каждый день, спустя столько лет беспочвенных поисков и в то же время, находиться от него дальше чем когда-либо, будучи разделёнными обстоятельствами. Это все действительно было так глупо. Намджун, внезапно, злится. Сокджин менял его судьбу и его самого все эти годы, случайно или умышленно оставляя в их общении вакуум недосказанности, а последние месяцы и подавно только и делал, что уходил от разговора, выматывая сильнее, чем раньше, ежедневно находясь поблизости. Намджуну осточертело это терпеть, он резко разворачивается, ускоряет шаг и идёт к кабинету защиты от тёмных искусств, в комнате за которым и живёт сейчас Сокджин. Когда он вошёл в класс, тот был там, неспешно мерил шагами помещение. — Намджун, — Джин удивился, обернувшись к вошедшему. — Ты ищешь Хосока? Он ушёл недавно, вы разминулись, хотя я бы советовал вам оставить выяснение отношений до утра. — Я собираюсь выяснять отношения не с Хосоком, — ответил Намджун с вызовом. Шутки кончились, пора им было поговорить серьёзно. Сокджин напрягается, хмурит лоб. Взрослый и красивый, и в строгих с иголочки костюмах, и в ярких вязаных свитерах, которые носит по выходным. У Намджуна каждый раз до сих пор сбоит дыхание, когда он видит его. И нет, он не привык со временем. — Ты знаешь, почему я пришёл, — убежденно произносит он, отважно находя в себе силы сразу смотреть прямо в глаза. — Выскажу предположение, что это связано со случившейся неприятной ситуацией, потому как это единственный уместный предлог для беседы между студентом и преподавателем в столь поздний час, — со вздохом предположил Сокджин. — Вам это нравится, да? Каждый раз подчеркивать этот факт. Не так ли, профессор? — Нет, не так. Но я вынужден регулярно напоминать тебе об этом. — Только мне? Сокджин ответил через паузу, опять не сдержав обреченного вздоха. — Не только. — Отлично, потому что за эти пару месяцев ты почти убедил меня в том, что совершено забыл про меня. — Пожалуйста, не начинай… — Не начинай - что? — Взрывается Намджун. — Все началось давным-давно. Тогда в «Дырявом котле», когда ты пообещал мне свою помощь. Весь такой из себя, настоящий добрый колдун. Ты хоть представляешь, кем ты мне, тогдашнему мелкому, паникующему мне, казался? Я до того как узнал, что волшебник, всегда чужим себя чувствовал, пытался подружиться хоть с кем-нибудь и в школе, и во дворе, но толку-то? Меня не принимали, некоторые даже боялись, слишком много разных странностей вокруг меня происходило, а дети всегда такое замечают. Я задавал слишком много неудобных вопросов, которые нервировали взрослых, у них не было этих ответов, и они лишь отмахивалась от меня или злились. А у тебя они были! На каждый мой вопрос ты отвечал, даже если он был не связан с заклинаниями и котлами. Ты помог мне тогда гораздо больше, чем просто с покупками и даже сам не понял этого. Сокджин поднял ладонь, словно пытаясь остановить его речь, но Джун не позволил. — Дай мне договорить. Я, наконец, оказался в мире, где и должен был быть, больше не существовало преграды между мной и остальными, это было круто, пока я не понял, что тут стены между друг другом строят сами. Я мог и забить на дружбу с Юнги, повестись на мнение толпы, но не сделал этого, потому что в нашу тогда единственную встречу ты сказал мне, что главное не разочароваться в себе самом. А предать друга все равно, что предать себя. Я, первое время словно мантру повторяющий: «Хочу стать как Сокджин», не собирался делать ни того ни другого. Потому что это было правильно. Я убедил в этом Юнги, Чонгука и всех остальных, потому что когда-то ты убедил в этом меня самого. И я не уверен, что первые несколько лет сказал бы тебе за это спасибо. Джин, видимо, уже наслышанный о их нелегких реформистских первых школьных годах, хмыкнул. — Я так часто вспоминал о тебе, что это стало моей привычкой, успокаивающей в особо хреновые дни. Настолько часто, что когда увидел тебя спустя три года, подумал сначала, что ты — галлюцинация. Аврор — мечта почти каждого мальчишки, живые герои, хранящие наш покой. Не сомневайся, твой образ побил все рекорды крутости в моей голове в тот миг. Единственным моим желанием было снова поговорить с тобой. Но я и надеяться не мог, что ты нарушишь правила ради меня, не думай, я прекрасно осознавал, чем ты рисковал в тот день. Намджун вздохнул, собираясь с духом. — В тот день я влюбился в тебя. Не помню уже в какой именно миг, но когда я признался тебе тем утром, я был уже в этом убеждён. И сейчас убеждён. Оттого мне паршивее в миллиарды раз теперь, чем когда ты игнорировал меня все эти годы, посылая сов обратно с моими же письмами, даже не читая их, избегал встреч и молчал, потому что я вижу тебя каждый проклятый день, а ты ведёшь себя так, словно наши встречи остались для тебя лишь мимолетным воспоминанием. Поэтому ответь мне: это так? То, что для меня так важно, для тебя совсем ничего не значит? Сокджин долго молчит. Намджун почти отчаивается, когда он внезапно размыкает губы и говорит негромко:  — Значит. И очень много. Больше, чем ты можешь себе представить. Исстрадавшееся глупое сердце Намджуна почти ломает грудную клетку. Он делает шаг вперёд, но Сокджин качает головой, останавливая, и произносит спокойно и мягко: — Я не могу. Извини. *** В ванной полумрак, свечи на люстре почти догорели, пузыри поднимаются к ним и лопаются от жара. Намджун пялится на них бесцельно, умостив затылок на твёрдый мрамор. Он, наконец-то, стянул с себя изгвазданное шмотье и, забравшись в горячую воду, попытался забыться. Жаль, нельзя также избавиться от ненужных чувств. Отмыть в ванне сердце и чистенькое, целехонькое, положить обратно. Волшебники…как сымитировать любовь придумали, а как избавиться от настоящей — нет. Бесполезное племя. Он обречённо выдыхает, и пена, стелющаяся вокруг него, приходит в движение. Намджун осознаёт, что их короткие встречи для Сокджина могли быть как эта пена, легли на память невесомым облаком и растаяли, не добравшись до дна. Ему любой краткий миг их общения врезался в подкорку, загрубевал там рубцом, отметиной, заставляющей Намджуна бежать. Хотя, нет. Бежал бы, в любом случае, потому что двигаться вперёд в его натуре, но цели были бы другие, а так всегда и весь путь — к Сокджину. К профессору, мать его, Ким Сокджину. Садись, Джунини, твоя оценка — тролль. От открывшейся бесшумно двери сквозняк, Намджун ощущает его голыми плечами, он осознает что больше в ванной не один, хочет обернуться и посмотреть на незваного гостя, потому как точно помнит, что запирался, стремясь побыть в одиночестве. Но не успевает. Чужие руки с силой давят на плечи и он проваливается вниз под воду. Она схлопывается над ним, режет глаза, мгновенно оказывается в носу и через миг — в нем самом. Хочется закашляться, но там тоже вода, душит изнутри, а чужие ладони сверху. Он обхватывает их как можно выше, упирается ногами и спиной в твёрдое основание купальни и перебрасывает противника через себя. Он рискует, с рывком из лёгких выходит последний воздух, но то ли опасность придала сил, то ли его незадачливый топитель не слишком старался его удержать, но следующие секунды кажутся ему невероятно прекрасными от возможности снова просто дышать. С другого конца бассейна выныривает Хоуп и глядит на него со смесью ужаса и вины. Вокруг них вода идёт волнами, хаотичными, сталкивающимися, из-за двух потревожащих её человеческих тел. А на полу она растекается пятнами по мрамору, те в рваных пенных ранах и пористые ошмётки летают кругом. — Я хотел… — шепчет Хосок бескровными губами. — Не хотел, — фыркает Намджун, все ещё отплевываясь. — Хотел бы убить меня, использовал бы палочку, ты ж, блять, волшебник, а не маньяк. Хоупа его речь не успокаивает, он наверное, и не слышит её, садится на приступ в ванне, где неглубоко, обхватывает голову руками. Выглядит так, словно намеревается теперь утопиться сам. Намджун фыркает, у него, на удивление, в голове звонко и ясно, встряска здорово прочищает мозги. Он выбирается из бассейна, топает к своим вещам, Хосок смотрит на него с обречённостью, наверное, думает, что он за палочкой пошёл и мстить собирается. Но Намджун сначала находит в кармане сигареты, отсыревшие, зараза, но одна вроде ничего и только потом достаёт палочку. Прикуривает от её кончика. Обходит бассейн и опять забирается в воду, рядом с Хосоком. В глазах у того такой коктейль из эмоций, что становится даже немного смешно. — Я действительно не хотел, — внезапно говорит он. — Но тут это все…все сразу. А потом увидел вас с ней и словно резьбу сорвало. — С ней? — Удивляется Джун, но тут же догадывается, не удивляется почти, кстати. — Ну тогда все понятно. — Если обидишь её, тогда точно убью, — предупреждает Хоуп, действительно с убийственной честностью. — Можешь попытаться хоть сейчас, — предлагает Намджун, затягиваясь. — Мы не встречаемся. Она попыталась выдавить из себя чувства, которых у неё нет и это не вышло, а я, как и прежде, предложил ей дружбу и ничего больше. Хосок смотрит на него изумленно. — Кстати, карма таки настигла меня раньше твоего возмездия, — внезапно решает признаться Намджун. — С полчаса назад меня отверг человек, которого я люблю, так что, добейся ты успеха, я б тебе ещё может спасибо сказал. Стал бы призраком и отблагодарил как следует. — Полчаса назад ты был у профессора Кима, — говорит Хосок недоверчиво. Намджун смотрит на него и красноречиво молчит. — Ого, — хрипит тот, догоняя. — Ага, — подхватывает он. — Держи, — протягивает ему сигарету, — обычные. Хосок тянется за ней мокрыми дрожащими пальцами, делает затяжку, кашляет, задыхаясь. — Это с непривычки, — определяет Намджун. — Да и откуда ей взяться, ты ж спортсмен. Хоуп снова сникает. — Я не делал того, в чем меня подозревают. — Верю, — соглашается Намджун, просушивает переместившуюся к нему пачку сигарет заклинанием. — Но чтобы тебя амнистировать, нужно найти виновного. Добавляет, подумав: — Я тебе помогу. Хосок опять хмурится. — Почему? — А это не ради тебя, — заявляет Намджун. — Ради Бэк, мы же друзья, а она сильно расстроилась из-за случившегося. И тут же спрашивает без перехода: — Ты бы правда убил за неё? — Не знаю, — честно задумывается Хосок. — Сейчас кажется уже, что нет, но тогда… Знаешь, я почти всю жизнь её люблю, не сразу это понял, может, но когда Шляпа распределила нас на один факультет, я уж точно был самым счастливым человеком в Хогвартсе. — Она знает? — Уточнил Джун. Хаффл мотнул головой. — Ну и не признавайся, — советует Намджун мрачно. — Херня все эти признания. — Ты псих, — убеждается Хосок. — Говорит мне человек, который едва не утопил меня, а теперь сидит прямо в одежде в горячей ванне, рядом с голым курящим мной и рассуждает о любви. Хоуп снова пялится на него в немом изумлении. Потом неожиданно прыскает и через секунду уже вовсю хохочет. — А псих все ещё я, — заканчивает Джун, но тоже улыбается. — Какие потрясающие страсти, какие потрясающие парни, — раздаётся у них над головами. — Я все дрожу от волнений. Призрак хмурой девочки болтает ногами, сидя на витражном окне. — Миртл, — вздыхает Намджун обречённо. — Тебя-то нам и не хватало. Хосок рядом, все ещё смеясь, ныряет под воду.