All was well.

5 seconds of summer — Teeth. Natasha Blume — Black sea.

Юнги любит эту версию Выручай-комнаты. На первый взгляд среди абсолютно бесполезного хлама, при желании можно было отыскать действительно много интересного. Но сегодня с самого утра он пребывал в скверном расположении духа, ещё более скверном, чем обычно. И терзаемый этим неприятным зудом недовольства не имел желания разглядывать бесконечное хранилище. — Я думал, все сгорело, — удивлённый Чонгук осматривается, впервые увидевший эту вариацию чудной комнаты. — Сгорело, — кивнул Мин, подтверждая. — Все то, что было припрятано тут с незапамятных времён предыдущими поколениями. — Но, понимаешь, — подхватил Намджун, протащивший мимо ящик с позвякивающими бутылками. — Всем нам время от времени нужно такое место, поэтому очень быстро Комната Забытых Вещей появилась вновь. И с тех пор стала быстро заполняться. — Это всего за пятнадцать лет? — Чонгук удивляется. Конца и края было не видать. — У студентов и профессоров Хогвартса всегда было много тайн, — заявил Намджун, многозначительно усмехаясь. На эти слова мелкий кивнул, а затем болезненно поморщился. Юнги злорадно хмыкнул. Он знал, что друг переживает нелегкие первые обращения. Не то чтобы Мин сомневался в талантах и уж тем более в упорстве Чонгука, но все равно с тревогой отнёсся к его желанию стать анимагом. Помогал чем мог, конечно. А куда деваться-то? Упрямец и без его помощи стал бы этим заниматься, а так хоть какой-то контроль. И если держать во рту целый месяц лист мандрагоры было просто очень неудобно, то другие пункты требовали куда более внимательной подготовки. Да и первые трансформации никогда не бывали легкими. Чонгук — бледный и вымотанный, выглядел очень уставшим, но, видимо, с каждым разом получалось у него все лучше. Юнги думает о том, что послужило причиной возникшему желанию обращаться зверем. У него было стойкое подозрение, что такого рода магия очень сильно зависела от внутренней потребности кандидата. Решиться на такое без весомых причин глупо, а глупость это совсем не про Чонгука. Ему самому в своё время очень не хватало свободы. Замок давил на него, как прежде давил родительский дом, и везде ему было тесно. Поэтому он даже не удивился тому, что в итоге обрёл крылья. Намджун же, несмотря на всю свою всеобъемлющую любознательность, к трансформациям тела практического интереса не испытывал вообще. Да и в целом, до недавнего времени, друг казался Юнги очень целостной, даже монолитной личностью, громко заявляющей о себе. Ему не было нужды скрываться. Случившееся на каникулах изменило его. Хотя сейчас, глядя, как тот тягает ящик с пронесённым в школу тайно огневиски, потому что: «Юнги, не козли, пожалуйста, это последний твой день рождения в стенах школы, нужно отметить по-человечески», — пыхтит, ругаясь вполголоса и рассуждая куда бы его пристроить. И Мин думает, что изменения эти к лучшему. Они не затронули его стержень — страстную, упрямую натуру, но сделали его крепче. И теперь в глубине живого горящего взгляда, время от времени, словно свет попал на сталь и металл блеснул, отражается особая, рождённая из боли мудрость. А Юнги как тот, чей покровитель — змея, кое-что в мудрости понимал. Намджун после своего добровольного заточения все еще приходил в себя. Юнги заслужено хвалил себя за удачную идею обратиться за помощью к профессору. Теперь же, Чонгук, зачастую прибегая к шантажу, отпаивал Намджуна усиленными восстанавливающими зельями. Тэхен посылал в его спальню по ночам домовиков с перекусами, а Хосок и Чимин, объединившись, гоняли ненавидящего летать неуклюжего Джуна по полю для квиддича, приговаривая, что тренировки укрепят его физическое здоровье. Мон страдал и пытался сопротивляться, конечно. И чтобы он не отлынивал от навязчивой дружеской поддержки, Юнги использовал на нем весь свой арсенал подколов и словесных истязаний. Пусть мучается за то, что заставил его понервничать. Он бездумно прогуливается среди разномастных предметов и внезапно замечает интересную вещицу. Небольшая статуэтка, по виду что-то восточное с уклоном в индуизм, привлекает своим необычным исполнением. Одна половина у неё мужская, а вторая — женская. Он берет её в руки, чтобы рассмотреть внимательнее. Осматривает со всех сторон. Голова, венчаемая резной короной, неожиданно проседает под большим пальцем. Юнги слышит щелчок и слабый укол, но когда он одёргивает руку на коже — ни следа. «Это плохо», — думает он с досадой, припоминая, что не пил сегодня антидот. Когда живёшь со змеями — принимать противоядие в профилактических целях быстро становится привычкой. Насмерть отравить, конечно, не отравят, но устроить разного рода неприятности могут. Он чувствует лёгкое головокружение. Мир перед глазами ненадолго раздваивается, а когда снова собирается воедино, все вроде на своих местах. Никаких неприятных ощущений. Он почти расслабляется, когда за спиной громко и звонко бьются бутылки. Намджун стоит в алкогольно-осколочном болоте, но кажется, его заботит совсем другое. Потому что обескуражено он смотрит именно в его сторону. — Зачем ты это сделал? — спросил Чонгук, также севшим от удивления голосом. — Сделал — что? — Уточнил Юнги и замолк оторопело. Говорил определённо он, вот только голос… Взгляд панически запрыгал вокруг, в поисках хоть какой-нибудь отражающей поверхности. Отказываясь верить в случившееся, он разгреб заваленное барахлом косоватое трюмо и уставился в запылённое зеркало. — Твою ж… — Ардханари*, — пришел к выводу профессор Ким, когда они в рекордно короткие сроки оказались в его кабинете. — Такие розыгрыши были популярны, когда я сам учился в Хогвартсе. — Розыгрыши?! — Юнги каждый раз потряхивало от своего ставшего гораздо выше голоса. — Как снять это проклятие? — Теоретически, это нельзя назвать проклятием, — пожал плечами Сокджин. — Твоей жизни или здоровью ничего не угрожает. А изменение пола носит лишь временный характер. Кстати, если память меня не подводит, как раз лучше не пытаться его снять вовсе. Последствия могут стать необратимыми. Это заклятие, как вирусное заболевание. Знаешь, как говорят: «если лечить пройдёт через семь дней, а если не лечить — через неделю». — НЕДЕЛЮ?! — Юнги своим новым голосом смог даже истерически взвизгнуть. Обессилено рухнул на ближайший стул и с мученическим стоном стукнулся лбом об учительский стол. За его спиной Намджун давился от хохота. Стоящая с ним Ребекка тщетно пыталась не улыбаться. Сокджин же улыбался во всю, впрочем, не без сочувствия глядя на своего несчастного студент…ку. — Посмотри на это с философской точки зрения, — сделал он попытку подбодрить. — Это уникальный опыт. Твои способности и таланты не изменились, что до остального… Думаю, тебе следует съехать на время из общей спальни, чтобы не смущать соседей. Это неудобство мы уладим. А ещё стоит подобрать одежду, хотя бы по размеру. Но быть может, тебя заинтересует и женская форма. — Может даже понравится, — брякнул уже откровенно ржущий Намджун. — Мы с девочками поможем ему… ей… В общем, поможем Юнги освоиться с его новыми особенностями, — весело предложила Бэк. — Ненавижу эту школу, — простонал Юнги. Тем же вечером, в одной из спален, в которой обычно жили сессионные преподаватели, выданной ему на время «вынужденных неудобств», смирившийся со своей участью наследник семьи Мин безрадостно рассматривал своё ставшее ещё более субтильным тельце в большое напольное зеркало. Суетившаяся рядом Бьянка уверенно двигала его во все стороны, то и дело что-то поправляя и застегивая бесконечные крючки. Закончив, отступила на шаг, удовлетворенно рассматривая дело рук своих. — Шикарно, — оценила она. — Плоская, конечно, но ноги — загляденье. — Зачем столько лишнего? — Без энтузиазма поинтересовался Юнги, рассматривая чулки, атласные подвязки, кружевной пояс, полупрозрачное белье. — Если все равно толком ничего не прикрыто? — Потому что это сводит парней с ума, — сладко улыбнулась юная колдунья и отошла, усаживаясь на постель. — Тебе идёт быть девушкой, Юнги. В тебе всегда что-то такое было: самоотверженность, виктимность. — Ой ли, — хмыкнул Мин, все ещё болтаясь перед зеркалом, пытался свыкнуться с новым обликом. — Не особо-то я и женственный. Был. — А я и не про женственность говорю, — усмехнулась зеленоглазая ведьма. — Староста, ты тут? — Чимин распахнул дверь сразу, едва постучав. — Намджун так ржал, что я не… — он застыл, запнувшись на полуслове. Юнги обернулся к нему через плечо, — …понял, что он имел ввиду, — закончил младшекурсник неловко. — Пожалуй, я зайду попозже. Он круто развернулся и настолько стремительно исчез, будто его и не было. Только дверь хлопнула. — Чего это он так испугался? — Нахмурился Юнги, снова переводя взгляд на своё отражение. — Я хоть и ненастоящая девушка, но не такая уж и страшненькая получилась. Вполне себе. — Только женской проницательности тебе не досталось, — хмыкнула в ответ настоящая девчонка. — Наш Чимини увидел явно больше, чем хотел. И теперь, можешь мне поверить, этот образ не даст ему покоя. — Ты так считаешь? — искоса взглянул на неё Юнги и прислушался к себе. Чужому чутью причины не доверять не было. Но он с удивлением осознал, что и ему, пожалуй, понравился смущенный и одновременно стремительно темнеющий взгляд. Он вызвал в животе терпкое, вполне угадываемое чувство. Мысли о Чимине волновали его так долго, нервировали, мешали и видоизменялись, что в результате должны были к чему-то привести. Например к тому, что Юнги будет приятно оказаться перед ним почти голым. Пусть и в женском обличии. Досадное превращение внезапно стало обрастать заманчивыми перспективами. Дразнить младших нехорошо, но кто сказал, что Чимину не понравится в итоге? На принятие решения ушли секунды. Он встряхнул волосами, улыбнулся себе и своим мыслям. — Думаю, мне понадобится больше этих девчачьих прибамбасов, — заявил он уверенно. — Детка, да ты стерва! — С явным одобрением отозвалась Бьянка. *** Чимин страдал. Осмысленно, старательно, с особым мазохистским удовольствием. У него иногда бывало. Прочувствовать всю боль этого мира, ощутить безысходность и собственную беспомощность. Пережить в мыслях самые плохие варианты развития событий и прожить каждую эмоцию, будто это произошло на самом деле. И пожалеть себя такого несчастного максимально искренне и основательно. Год выдался диким совершенно из-за аттестации СОВ, которая с наступлением весны, казалось, приближалась не по дням, а по часам. Чимин рассчитывал на высокие баллы, поэтому приходилось с остервенением вчитываться в сложные задания и практиковать новые заклинания пока палочка не вываливалась из онемевших от усталости пальцев. Но Чимин всегда был старательным. Зубрежка давалась ему проще, чем тому же Тэхену. Зима закончилась, и Пак все же немного этого ждал, потому что с первыми весенними днями обычно расцветал и Тэхен. Расслаблялся и становился самим собой — милягой-мечтателем, склонным к веселым авантюрам и живчиком любившим животных и обниматься. Друг всегда тяготел к природе и волшебным существам. Неуловимыми для человеческих чувств гранями своей необычной натуры, Тэхен вызывал симпатию даже у тех из разумных созданий, которые не очень-то жаловали прочих волшебников. Например, Ви был единственным из студентов кто таскался к озеру, чтобы поболтать с водным народцем. Но так было раньше. Первая неделя весны почти закончилась, а Тэхен так и не стал прежним. Даже не старался сделать вид. Понимал, что Чимин не поведётся на лицедейство. Он болтал, шутил, лез под руку, вроде делал все, как обычно. Но теперь все было иначе. Тэхен повзрослел. Может, уже время пришло, хотя, скорее всего, дело было в угрюмом рэйве. Он не рассказывал как прошли их каникулы, но Чимин не был дураком. Стоя рядом, Тэхен и Чонгук никогда не смотрели друг на друга. Но каждый наблюдал за другим, пока второй его не видел. А Чимин смотрел на них обоих и видел очевидное. Друг не рассказывал словами, но по нему и так все было понятно. Тэхен мечтал о Чонгуке, Тэхен тосковал о Чонгуке, Тэхен нуждался в Чонгуке. Он влюбился. Произошедшее на каникулах нетрудно было вычислить. Ускользали лишь детали. Насилие Чимин отверг сразу. Ви размазал бы по Хогвартсу любого, кто попытался бы его принудить. Чон талантлив бесспорно, но природные способности Тэхена уникальны и разрушительны, от них не спастись. Нет, все было добровольно, скорее даже по инициативе охочей до приключений теневой тэхеньей половины. Почему потом не срослось, тоже нетрудно догадаться. Но Чимин не хотел угадывать, планировал выведать подробности. Но пока медлил, выбирая подходящий момент. Это было сложно, он уставал, а в родной гостиной с недавних пор появилось новое развлечение. Мин Юнги уже третий день выглядел как девчонка. Как бы не пытался Чимин вытравить из памяти это воспоминание, но обернувшаяся к нему девушка так и стояла перед глазами. В ней легко узнавался Юнги; то же лицо, только черты мягче, рост меньше, а волосы длиннее. Ну и ещё парочка очевидных изменений, но это почему-то так не шокировало как облик в целом. И длинные ноги в чёрных чулках, тонкие полоски подвязок на белой коже бёдер — Чимин закрывает руками лицо, щеки пылают. Образ навязчивый, поглощающий и изводящий. Почему так, он силился понять, но не мог. Смущение можно было списать на то, что он никогда не видел раньше полуобнажённых девушек вживую. Только Юнги не был девушкой. От абсурда ситуации мозг закипал. В любом случае, уже который день староста Мин была горячей темой для обсуждения. Девчонки пищали от восторга, вились рядом, наряжали софакультетника как куклу, рисовали на глазах стрелки и учили женственно откидывать за спину волосы. У флегматичного Юнги изображать неприступную принцессу на потеху девочкам получалось удивительно естественно. Неудачники, что на первых порах попытались пошутить, теперь в мучениях коротали время в больничном крыле, а некоторые быстро подхватили правила игры и стали оказывать старосте повышенное внимание. Чимин смотрел на весь этот цирк, а внутри все кипело. Блядский пубертат! Ему учиться надо, а он… Поэтому в последние дни он старался беречь себе нервы и много гулял. Вот и сегодня они с Тэхеном планировал встретиться до обеда, потому что потом у команды стояла тренировка по квиддичу, и вряд это мероприятие закончится быстро. Он переходит мост и находит друга за Каменным кругом у самого края холма, глядящего в сторону хижины лесничего. Когда Тэхен погружён в свои мысли и уходит глубоко в себя, обычно подвижное лицо застывает античной маской, красивой и пугающей одновременно. Словно искусно высеченное из камня холодное неживое изображение. В статике оно становится острее, жёстче, он выглядит старше. Крутит на запястье браслет, тянет его, будто хочет разорвать. Теоретически у него может получиться, если он захочет этого всей душой, а не только какой-то её частью. Только с чего бы вообще ему иметь такое желание? Чимин встревоженно тянет вперёд ладонь, осторожно касается чужого плеча. Друг вздрагивает и мрамор оживает за мгновение. Улыбка широкая и дурацкая, появившиеся от неё полукружия щёк сглаживают возраст и Тэхен снова становится обычным мальчишкой. — Ты в порядке? — Все-таки спрашивает Чимин. Улыбка гаснет мгновенно. — Нет. Но тему не развивает, переводит на очередные глупости типа учебы. Забалтывает, откровенничать явно не готов. Чимин чувствует, что внутренняя борьба в лучшем друге все ещё не утихла, но ему необходимо знать наверняка, чтобы помочь. Они медленно бродят по окрестностям, по узким протоптанным тропкам среди ещё не сошедшего грязноватого уже снега. Первое весеннее солнце очень робкое, застенчиво выглядывающее из-за облаков, иногда подсвечивает его разноцветными искрами. Под конец прогулки Тэхен снова начинает улыбаться, на этот раз искренне. Он грустный и откровенно нуждается в дружеской поддержке. У Чимина даже сердце щемит от его подавленного вида. В Большом Зале им приходится разойтись. Чимин рассказывает Тэхену про тренировку и обещает встретиться перед ужином. А себе даёт обещание поговорить с другом серьёзно. Пока он сидит, умостив подбородок на руки и думая о том, как разобраться со своей, ставшей какой-то слишком уж сложной жизнью, его совершенно вероломно пододвигают в сторону. Пак поворачивается, готовый возмутиться, но возмущение застреваете в горле, потому что рядом усаживается Юнги. Волосы заправляет за ухо, открывая длинную серебряную сережку в форме змеи. Сегодня выходной и Чимин надеялся, что Юнги сменит школьную форму. Он и сменил. Платье в крупную шотландскую клетку с кипенно-белым кружевом манжет привлекает контрастом, как и бледная кожа открытой шеи под блестящим шелком черных волос. Чимин почти зависает и, чтоб совсем не увязнуть, интересуется: — Похоже ты вошёл во вкус, — голосу явно не хватает ядовитости и насмешки, но куда уж ему до лучших представителей факультета. — Приобретаю уникальный опыт, — любезно отвечает Юнги, видимо, пародирует кого-то другого, а кривится очень привычно, очень по-своему. Чимин отмечает это и пугается, осознавая с ужасом, что разбирается в тонкостях чужих эмоций. — И много уже опыта поднабрался? — Да уж побольше, чем у некоторых, — хмыкает Юнги намекающе. Чимин вспыхивает. Снова очень невовремя. Да что же такое происходит-то?! — Не держи перчатки на столе — денег не будет, — тем временем говорит Юнги и спихивает локтем случайно забытые Чимином, упомянутые перчатки прочь. Они шмякаются, неудачно минуя скамейку, прямо на пол между ними. Чимин хмыкает, даже не говорит ничего и лезет за ними. Приходится нырнуть под высокую столешницу, а Юнги сидит близко и в этот самый момент закидывает ногу на ногу. Юбка скользит, сползая, открывая край чулок — уже других, эти со стрелками, что поднимаются от тонких щиколоток. Чимин таращится на вот это вот все со странной смесью суеверного ужаса и восторга. Потом резко пытается подняться и ощутимо бьется затылком об стол. Выпрямляется, очень надеясь, что не выглядит красным как варёный рак и пытается отсесть. Но их теснят наоборот ближе друг другу, обед вот-вот начнётся. Юнги не глядит на него, общается с кем-то с другой стороны. Это слабое утешение, потому что, все то время пока они сидят рядом и постоянно ненароком соприкасаются локтями и плечами, Чимин пытается заставить себя поесть, но терпит сокрушительное фиаско. Ему потом летать часа четыре не меньше, но пульс частит и отвлечься не получается. — Проблемы с аппетитом? — Вкрадчиво интересуется Юнги, наклоняясь к нему ближе. — С нервами, — деревянным голосом отзывается он. Тренировка, как он и предполагал, идёт по пизде. Выразиться цензурнее не получается, у него в голове мысли одна тупее другой и общее паскудное чувство надвигающегося пиздеца. Он делает несколько стремительных виражей, носится по полю, чтоб шум в ушах заглушил все посторонние мысли. Но потом едва с метлы не падает, потому что бросает короткий взгляд на трибуны, а там — Юнги. Сидит сильно в стороне от остальных редких зрителей, на самом верху, плотнее кутается в пальто с высоким воротником. Достаёт из кармана сигареты — спасибо, что не тонкие и прикуривает от щелчка. Пафосный позёр. Пусть и в платье. Чимин подлетает ближе, зависает в паре метров. — Издевательство - курить на стадионе в разгар тренировки. — А мне это кажется скорее сатиричным противоречием, — Юнги зажимает сигарету между пальцев, выдыхает дым, вытягивает стройные ноги. Чимин упорно на них не смотрит. — Боюсь, что без сигарет, — продолжает староста Мин, — я попросту не вынесу этого бездарно потраченного времени, — ехидный старшекурсник с лицом девчонки смотрит на него с усмешкой. — Будто кто-то притащил тебя сюда силой, — бурчит Чимин обижено. — Ты когда-то посоветовал больше интересоваться квиддичем, — как бы невзначай напоминает Юнги. — Решил прислушаться. И издевается, издевается откровенно, но действительно ведь пришел. Зачем? Для чего? Сидит вот на трибунах, словно те девчонки, что ждут своих парней после тренировки. И даже нелепое перевоплощение в девушку вписывается в ситуацию идеально. У Чимина голова кругом, даром что на метле в воздухе завис и это вообще-то чревато. — Староста, не отвлекай мне ловца! — Орет кэп с другого конца поля. — У нас матч на носу. После победы, он весь — твой. Юнги жмёт плечами невозмутимо, делает Чимину ладонью жест, мол, вперёд, но губы дрогнули на миг, выдавая улыбку. Чимин уходит в пике, бросает себя в поток ледяного ветра, пытается включиться в игру, но какое там. В любом случае, чтобы заставить себя не смотреть в сторону трибун силы воли у него хватает. Иначе он действительно навернется. Знатно погоняв и поматерив свою команду, капитан их отпускает, прописав Чимину назидательных лещей за раздолбайство. Чимин тащится в раздевалку последним и все-таки оглядывается. Юнги уже нет. Это хорошо, но плохо то, что Чимин хотел бы, чтобы он там был. Чтобы дождался его даже. Все очень-очень плохо. Задумчивый и несчастный он копается дольше всех, а купаться идет вообще оставшись в одиночестве. Чему в сложившейся ситуации только рад. Окоченевшие конечности отогреваются в горячей воде, а мышцы расслабляются. Почти все, потому что упрямая сердечная мышца продолжает качать его кровь с двойным усердием. Чимин пару раз несильно бьется о стену головой, в потом стоит, прикрыв глаза, чувствуя как вода затекает в уши. Его память бесконтрольно и явно злонамеренно подкидывает его воображению образ Юнги. И в виде девушки и до. Чимин осознаёт, что хочет снова увидеть того в привычном облике. Что он даже тоскует. Но чтобы Юнги-парень улыбнулся ему так, как сейчас это делает она — насмешливо и в тоже время будто бы призывно. Возможно, что Чимину уже мерещится и он это сам придумал, но ему нравится. Как же ему, твою мать, это нравится! Воображение по сговору с сердцем, очевидно, тоже подводит его, потому что Юнги снова она — полуголая девчонка в нижнем белье, смотрит на него без неприязни или злости. Миг — и девушка исчезает, на ее месте обычный Юнги, но... в чулках. И чёрные подвязки по белым бёдрам и пояс на маленьких крючочках. И ничего больше. И он… не только смотрит, а делает шаг навстречу. И подходит вплотную. И позволяет потрогать. И трогает сам. Это край. Это горючая беда и черная бездна, в которую Чимин свалился с готовностью, разве что не распевая гимн Хогвартса во всю глотку. Тело, куда более разгоряченное жаркими образами из головы, чем горячим душем требует своё. Чимин сдаётся и дает волю своим мыслям и своим рукам. На ужин он не идёт, хоть и обещал Тэхену. Наверное, он плохой друг, но просто не чувствует в себе хоть какой-то стабильности. Все внутри такое уязвлённое и уязвимое. А увидит Юнги и вовсе раскиснет. Принимает решение пораньше лечь спать, задолго до отбоя, накрывшись с головой. Бежит от очевидной истины. Долго ворочается, пытаясь уснуть. А просыпается темной ночью резко, с острым чувством, что случилась беда. Наплевав на школьные правила, он проносится по коридорам школы, застывая перед окнами в ужасе. На улице пляшет метель, беснуется в ночи свежими снежными перьями. Чимин уже знает, что Тэхена в Хогвартсе нет.