All was well.

Kodaline — Born again.

— Так и знал что между ними что-то есть! — заявил Намджун весело, стоя в дверях Большого Зала. — Что-то, — хмыкнул Юнги, — ты иногда такой дремучий, даже при всём твоём уме. Уже давно было очевидно, что Чонгук в Тэхене по самые уши. — Ты-то как это заметил? — Удивился тот. — Не с твоим аскетичным эмоциональным спектром интересоваться такими вещами. Мин ощутимо ткнул его в бок. Намджун хохотнул и примирительно бросил свою руку на узкие плечи заколдованного друга. — Вообще, очень романтично, — оценил он, — в духе английской классики. Но не хватает трагедии. Может, спектакль поставим, пока ты девчонка? Ты будешь как слизеринская Джульетта, а я — твой храбрый Ромео. Зал будет аплодировать и умываться слезами. — Грабли убрал, — проворчал Юнги, стряхивая с себя объятие друга. — Совсем умом тронулся. Намджун беспардонно ржет. Чимин, стоя за их спинами, слышит весь диалог и хмыкает. А потом, пока его не заметили, поворачивает обратно. Изначально он собирался все-таки пойти в Большой Зал и всыпать Тэхену за его опрометчивую выходку, но в последний момент передумал, очень остро ощутив смятение. Тонкий Юнги, который, слава богу, хотя бы сегодня не расхаживал в юбках, в нелепом объятии Намджуна смотрелся так правильно и органично, что Чимину стало не по себе. Он уже знал, что кроме дружбы там ничего и никогда, да и не ему возмущаться, и все же внутри удушающе завозилась ревность. Просто от очевидного факта, что Намджуну можно, а ему нет. Раньше он думал, что было бы неплохо с Юнги дружить, теперь его удручает сама мысль, что Мин когда-нибудь назовёт его другом. Всего лишь другом. Будь проклят Мин Юнги и весь род его до седьмого колена, ну почему именно он? Недобрый, непредсказуемый, несговорчивый. Он то травит Чимина, то бросается помогать Тэхену. То грубит и гонит прочь, то тянется сам. Чимина это достало. Он чувствует себя глупой мышкой, с которой играет в конец оборзевший, зажравшийся кот. Холеный, избалованный, с очень мерзким характером кот. Но такая обаятельная тварь, что он уже сам готов ему сдаться. Чимин завидует Тэхену. Немного переживает, немного опасается, немного рад. Но больше, все-таки, завидует. Чон, конечно, та ещё головоломка, но в чувствах топорный как валенок, даже сам себя не понимает. Гибкий, находчивый Тэхен будет вертеть им как захочет. А Чимину ничего, в принципе, не светит. Юнги старше и через несколько месяцев закончит школу. Даже если Чимин признается, хотя, какое там. Он и себе-то до конца признаться не может, а как представит реакцию старосты, то уж действительно лучше молчать. Поболит-поболит да перестанет, особенно, после выпускного. Чимин вздыхает и не верит сам себе. Он почти доходит до лестниц, когда ему в догонку летит глухое: — Стой. Чимин почти воет от досады. Никуда-то от него не спрятаться, никуда не деться. Но останавливается послушно и разворачивается к Юнги. — Передумал идти на ужин? — Спросил тот, подходя ближе. — Снова проблемы с аппетитом? — С нервами, — обречённо повторил реплику из их недавнего диалога, Чимин. Мин хмыкнул, оценив дежавю. — На тренировках часто бланджером по голове прилетало, вот крыша и съехала? — Подначил он. Все, как всегда. Разговоры, словно ядовитую змею друг другу перекидывают и гадают, кого же сильнее ужалит? — Какое тебе дело? — Ухмыльнулся Чимин. — Боишься, что лавры первого психа факультета утекут ко мне? — А что я? Я просто слабая беззащитная девушка… — Ага, такая же слабая и беззащитная как гремучая ива. Та тоже, просто дерево. — Это ты — дерево, Пак Чимин. Настоящая дубина, — хмыкнул Юнги. — А ты — Мисс Хогвартс. Готовишься стать королевой Выпускного Бала? Колечки-юбочки-чулочки со стрелочкой? Юнги снова сделал пару шагов к нему. Теперь они стояли совсем рядом. — О, ты оценил? Предсказуемо, но все равно приятно. Хотя чего радоваться? Последний девственник Слизерина — не самая искушенная публика. Чимину даже смеяться хочется. Но нечем. Юнги близко. Он и раньше Гулливером не был, а как девчонка ниже Чимина на полголовы и смотрит снизу-вверх, задрав подбородок. Руки чешутся, как хочется дотронуться. — Ну, после нашего «шикарного» поцелуя, — вместо этого язвит он, — неудивительно, что мне вообще больше ничего не хочется. Юнги изображает удивление: — В самом деле? Да гори оно все огнём! — Нет! Водился такой грешок за Чимином. Он с детства бывал порывист. Тренировал выдержку, конечно. Самодисциплина, воля, все дела. Но когда дело касалось старосты Мин, вся его импульсивность лезла наружу. Прямо целиком. Вот и сейчас, он с чувством глубоко удовлетворения, наступает на те же грабли. Держа ладонями кукольное лицо и целуя в знакомые уже губы. По-настоящему, хотя, разве он умел с его-то небогатым, вопреки всем сплетням, опытом. Но Чимин решил, что пусть уж у него будет память об этих нелепых поцелуях, чем вообще ничего. Он все ждал, когда его оттолкнут, но этот миг так и не наступил. А потом его волос осторожно коснулись чужие тонкие пальцы. Сердце зачастило, но в феерию чувств пробралось странное ощущение. Он отстранился недоуменно и тихонько охнул. Напротив были лисьи глаза, вернувшего свой облик Юнги. — Ответь-ка мне, Сокджин, почему всякий раз как ты выбираешь дорогу, мы натыкаемся на нечто, чего бы я предпочёл никогда не видеть? — Двое профессоров, разглядывали их с нескрываемым любопытством. — Уж извини. — Вроде, должна была пройти неделя? — Припомнил Юнги, осторожно ощупывал себя, морщась от неудобств, вызванных одеждой, что стала мала. — Все индивидуально, — улыбнулся ему Джин. — Вам что, сказок не читали в детстве? — Важно заявил Диаваль. — Поцелуй истинной любви снимает любые проклятия. У Юнги покраснели уши. Чимин нашёл это безумно милым, и собственное стотонное смущение его уже не так волновало. *** — Поверить не могу, что тебе разрешили остаться в этой спальне до конца года! — Все причитал Намджун, сидя на полу временного обиталища Юнги. — Это ж мечта! Умеют же некоторые из любой нелепицы извлекать выгоду. — У всех свои таланты, — с ленивым превосходством отозвался он. — Этот распространён среди представителей моего факультета. — Засранцы, — беззлобно припечатал Джун. — Я оставлю у тебя кое-какие книги, раз Тэхен спалил к хренам наше убежище. Мои соседи от них не в восторге, — он деловито выгреб из небольшой сумки не менее дюжины книг. — А кто сказал, что я соглашусь приютить твой кошмарный книжный выводок? — Поинтересовался Юнги надменно. Но Намджун вероломно проигнорировал вопрос, продолжая оккупировать его пристанище. — Я думаю, пароли изобрели, чтобы обезопасить себя от поползновений вероломных грифферов, представители остальных факультетов, — продолжал ворчать Юнги. — Вам только волю дай, алчные интервенты. Джун стонет страдальчески, видно, что ему лень пикироваться, но у Мина отчего-то сварливое настроение. Спасают Намджуна заявившиеся пятикурсники. — Юнги, я оставлю у тебя свою Мимбулус мимблетонию, — с порога даже не спрашивает, а заявляет Чонгук, демонстрируя растение гнуснейшего вида. — Она пугает моих соседей. Блядский Намджун гаденько хихикает. Возмущённый ропот Юнги никто не слушает. Чонгук светится как лампочка, словно великое открытие совершил. У Тэхена горят глаза, и губы у обоих зацеловано-припухшие. Понятно, чем они полвечера занимались. Юнги, помимо снисходительного неодобрения, с удивлением ловит отголоски чего-то похожего на зависть. Ну и дела. Во всем Пак Чимин виноват. Который, кстати, пришел с ними, но явно до этого их не видел, потому что тоже смотрит на тщетно пытающихся не палиться друзей удивлённо-негодующе. Сам такой притихший, даже помялся неуверенно на пороге, прежде чем зайти, наверное, боялся, что злобный хозяин комнаты прогонит его прочь после очередной выходки. Глупый. Эх, Чимин-Чимин, не умеешь ты держать язык за зубами в любом из смыслов. Юнги в сомнениях — а стоит ли вообще в это вписываться? Он понимает, что решение все равно за ним. Смотрит на Чимина, и сомнения тают. Вскоре к ним присоединяется ещё одна парочка. В спальне становится тесно. — Мы закончили обход, — говорит Намджуну Ребекка и прячет в ладошке зевок. — Поймали несколько третьекурсников, пытавшихся выбраться к Черному озеру, — делится подробностями Хосок. — Неугомонные, — вздохнул Джун. — Ясно же было сказано: не подходить к воде в ночное время. — Кто знает, почему? — поинтересовался Чонгук. — Ходят слухи, что из-за сирены, — отзывается Хоуп. — Это не слухи, — внезапно сообщает Тэхен. — Она гостит у Муркус*. У них свои дипломатические дела. — Откуда ты знаешь? — Удивляется Бэк. — Местные рассказали, — как само собой разумеющееся объясняет тот. Заметив, что Хосок хмурится непонимающе, Чимин поясняет: — Тэхен водит дружбу с нашими русалками. — Знаешь их язык? — с живым любопытством интересуется Намджун. — Более-менее, — хаффл показывает соответсвующий жест рукой. — Мне легко даются языки иных рас, потому что я сам не совсем человек. — Видел ее? — спрашивает Чонгук. — Только мельком и через воду. Но все равно красивая, — отзывается Тэхен. — Наверняка, холодны ей наши воды после Средиземноморья-то, — заметил Юнги. — Сирены коварны, — Намджун целенаправленно ищет что-то среди своей макулатуры. — Утащит кого-нибудь на дно и скажет, что так и было. Она же не из нашей колонии, правила на неё не распространяются. Вот директор и волнуется. Поэтому и запрещено подходить к воде ночью. — Теперь толпами повалят, — предсказывает Мин. — По легендам, сирены могут исполнять желания. — Если принести им в дар нечто, что будет иметь для них ценность, — добавил Чимин, припомнив школьную программу. Впервые с появления в комнате поддержал с ним диалог. — А ещё говорят, что они чудесно поют, — мечтательно заявил Ви. — Я как раз сейчас читаю об их обычаях, — закивал Намджун воодушевлённо. — Но информации мало. Мне надо будет взять у тебя, Тэхен, пару лингвистических уроков, может удастся пообщаться лично, - он пытается достать упомянутое чтиво, и разумеется повалил все свое добро на пол. Книги недовольно зашелестели страницами. — Вот, Дилан Марвуд: «Русалки: полное руководство по их языку и обычаям». Чимин наклонился пониже, рассматривая остальные разбросанные книги. — Это что — человеческая кожа? — Спросил он брезгливо, показывая на один из переплетов. — А, эта, она вообще не волшебная. Магловский медицинский справочник девятнадцатого века, — вступился за свою жуткую книжонку Намджун. — Неприятненько, но удивляться нечему. В то время обложки из человеческой кожи были вполне привычным явлением. Кто-то добровольно завещал своё тело науке, ещё брали у преступников и у мертвых бездомных… — Умерь свой пыл, садист, у меня в гостях дама, — прикрикнул на него Юнги. — Ой, прости, Бэк. — Напугали лисицу цыплятами, — хмыкнула та. — Я же колдунья. У нас брезгливость ещё на первом курсе атрофируется, — заявила она и снова зевнула. — Мы пойдем, — посмотрев на свою девушку, заторопился Хосок. — Оставайтесь, — возразил Юнги. — Намджун больше не будет рассказывать страшилки о мире маглов. — Уже ночь — улыбнулся Хоуп. — Надо выспаться. Вы тоже не засиживайтесь. В дверях они почти столкнулись с Сокджином. — Доброй ночи, профессор. Мы уже спешим к себе. Тот кивнул им на прощание и перевёл взгляд на оставшихся в спальне. — Гони всех прочь, Юнги. Не хочу, чтобы студенты зевали на моих утренних занятиях. Пятый курс, это вас, между прочим, касается. Тэхен и Чонгук пристыжено завозились. Чимин не повёл и бровью. — Они не будут зевать на занятиях, — усмехнулся Намджун. — Они на них просто не явятся. — Крамольные речи для школьного старосты, — пожурил его Джин. — Сколько раз просил, не устраивать своих вертепов в мою смену. — Мне не хватает твёрдой руки, правильного авторитета, который бы смог сдерживать мои крамольные порывы, — сориентировался мгновенно Намджун. — Но, быть может, пара внеклассных бесед с таким ответственным учителем как вы, смогут укрепить мои пошатнувшиеся нравственные устои. — Боюсь, что моим расшатанным не без твоего участия нервам просто не выдержать упомянутых бесед, — Сокджин изобразил сожаление. — Попытка провалена, чувак, тебя снова отшили, — резюмировал Юнги. — Я упорный, — сообщил Намджун, но не ему, а Джину, вставая с ним рядом у порога. — Это так, — подтвердил Сокджин. Затем кивком поторопил оставшихся ребят. Тэхен с Чонгуком вывалились следом. Чимин поднялся за ними. Обернулся, видимо, хотел попрощаться. Юнги понял, что время принимать решение, и сделал это. Чимин поднял на него очень удивленный взгляд, когда Мин потянул его за рукав мантии назад, останавливая. Сокджин увидел это движение, но и не стал осуждать. Сказал только, вытолкнув Намджуна и закрывая дверь: — Если он пропустит урок, спрошу с тебя, Мин. — Я понял, спасибо, профессор. Они остались вдвоем. — Как учитель он, все-таки, так себе, — проговорил Чимин, пытаясь скрыть волнение в голосе. — Зато как друг отличный, — пожал плечами Юнги и отпустил его мантию. — Я жду объяснений. Чимин отвёл взгляд, выдохнул облегченно и разочарованно одновременно. — Счастливого ожидания. Легким разговор явно не получится. А то было у них когда-нибудь иначе. Юнги делает вдох поглубже и выбирает относительно безопасный окольный путь. — Нас видели учителя, и повезло что эти, а не кто-то похуже. И, скорее всего, студенты видели тоже. Наверняка гостиная гудела весь вечер. — А для тебя же это кошмар, хуже и быть не может, — Чимин выглядит уязвлённым, и Мин понимает, что со стратегией ошибся. — Чтоб сплетни про тебя и про мерзкого Чимина, с котором и рядом постоять боязно — сразу замараешься. Злопамятная сволочь. Юнги восхищён и очарован. — Я так сказал, потому что злился, — признается он честно. — Что повелся на тебя в тот раз и позволил задурить себе голову. — Не собирался я тебя дурить! — Обиженно вскинулся Чимин. — Я… Я всегда на тебя равнялся, с самого, блин, детства. Как ты вашу дружбу отстаиваешь, такой весь язвительный и остроумный. К тебе весь факультет в друзья набивался, только тебе не надо было. И я не рискнул предложиться, хотя тоже мечтал стать тебе другом! — Больше не мечтаешь? — Юнги пытливо заглянул ему в глаза. — Салазар сберёг, — отбился тот с горящей обидой. — У тебя весьма оригинальные способы подружиться, знаешь ли, — Юнги пытается не улыбаться, но выходит так себе, стоит лишь начать вспоминать. — Внезапные поцелуи — идеальный вариант для налаживания крепких дружественных связей! — Зато отличный вариант заткнуть твой непрекращающийся поток сарказма, — Пристыженный Чимин пошёл в наступление. — И вообще, кто бы говорил. Напомнить, кто испоганил мне первый настоящий поцелуй? — Показательно обличая, он ткнул указательными пальцами в центр его груди. Юнги, решив, что перебранка это, конечно, интересно, но он рассчитывает на большее, легонько шлёпнул его по рукам, а потом подался вперёд. Изумление было на руку, Чимин не отшатнулся даже, и рот приоткрыл удивленно. Очень удачно для целующего его Юнги. Коротким, жалящим, но жадным поцелуем. — Действительно, отличный вариант, — подтвердил он, совсем немного отстраняясь, чтобы увидеть глаза в которых велась борьба, кажется, сразу всех чувств одновременно. — Зачем? — Выдыхает Чимин единственное на что способен. Юнги не до болтовни. Ему снова нужно добраться до этих губ, и чтобы дольше и до исступления. Поэтому он прижимает свой рот к чужому уху и пробует объяснить максимально четко, чтобы глупых вопросов более не осталось. Чимина колотит от ощущений, он вцепляется в его плечи почти больно, когда Юнги шепчет жаркое: — Потому что, ты именно этого хотел тогда в раздевалке, — Чимин вздрагивает и делает попытку вырваться. Он не пускает, крепко удерживая за затылок. — Я решил дождаться тебя после тренировки, спустился заранее. Но вся команда уже разошлась, и мне пришлось заглянуть в раздевалку. И я потянулся к твоим мыслям просто, чтобы поторопить. Ладно, каюсь, хотел слегка обескуражить. Но ты был так расслаблен, что просто открылся мне как книга, — на этих словах он не сдержался и прикусил Чимину мочку уха в довершении своей исповеди. Маленькой местью за то, что ему с тех самых пор от навязчивых видений было не избавиться. Коротко лизнул укус и добил жарким шепотом: — Я оставил себе чулки. — Извращенец, — простонал Чимин. — И это говоришь мне ты? — Юнги откровенно ехидничает, проводит размашисто языком под линией челюсти, одновременно отыскивая пальцами пуговицы форменной рубашки и расстёгивая их. — После всего, чему я оказался случайным свидетелем. Признайся, ты хочешь посмотреть. — В следующий раз, — тихим выходом. И в интонациях, тягучих от желания, едва уловимые вопросительные нотки. Вот как. Значит, все всерьез. — Когда попросишь, — обещает Юнги. Чимин позволяет стянуть с себя мантию и галстук, а потом послушно поднимает руки, когда Юнги тянет наверх его рубашку. И немного робеет, просто потому что не было раньше никогда и никого. Юнги ведёт от этого так, что даже немного страшно. Только моё, только со мной — собственнический инстинкт внутри бьется в экстазе. Он снова целует, мягче, просто чтобы успокоить, в том числе и себя тоже, потому что Чимину абсолютно всегда удается выводить его эмоции на какой-то запредельный уровень и он даже немного опасается, что однажды может с таким не совладать. Целует медленно, пробуя, и давая распробовать. Изучает ладонями голую кожу. Чимин тонкий и гибкий, но сильный, тренированный, рельеф мышц под гладкой кожей такой, что лишает разума. — Так просто, — неожиданно шепчет Чимин, не открывая глаз. Юнги давит ему на плечи, заставляя сесть на кровать. Кончик собственного галстука из петли вытягивает со свистом. — Просто не будет, — возражает он. — У меня мерзкий характер, а ты — беспринципный манипулятор. Мы будем постоянно пререкаться и клясть друг друга на чем свет стоит. Чимин притягивает его к себе, лезет руками под рубашку, задирает ее, целует живот. — Знаешь, это звучит как отношения. Не то чтобы Юнги как раз их собирался выяснять. Он опускается сверху ему на бёдра, прижимается близко, их носы сталкиваются. — Знаешь, - отвечает в тон, выдыхая в чужие губы, - раз уж тебе многое известно о некоторых тайнах чистокровных, думаю, ты слышал и про то, как раньше использовали легилименцию за закрытыми дверями спален. Чимин даже отстраняется, опирается на руки позади себя, глядит на него неверяще. — Ты уверен? — Спрашивает серьезно и это даже забавно, словно это он тут Юнги совратить собрался, а не наоборот. — Это очень взаимная штука. — Ага. Чимин облизывает губы, кивает, а потом замирает, даже дыхание старается выровнять, закрывает глаза. Они соприкасаются лбами и Юнги касается их палочкой. Мог бы и без нее, наверное, но в момент, когда тебя неслабо так потряхивает от желания лучше не рисковать. Чары легко отзываются. Палочка выскальзывает из пальцев и скользит по изумрудно-серебряному покрывалу. Они оказывается на нем следом и стонут синхронно, но разными тональностями, и от получившегося резонанса Юнги готов даже выть. Но ему не до этого. Они целуются как умалишённые, кажется если остановиться — сердце не выдержит, оно и так на пределе, и нутро горит, сожженное усилившимся ровно вдвое желанием. В какой-то момент Чимин все же отрывается от него, с явным усилием. Шепчет, зачаровывая смущенным румянцем: — Я не очень хорошо знаю правила, — такая сладкая пытка, слушать его этот сбивающийся голос, расстёгивать брюки лихорадочно, потому что уже даже больно. И терять нить, где свои ощущения, а где — чужие, потому что все поделилось на двоих. А все страхи-сомнения, также разделённые поровну, вдруг перестали быть важны и погасли в одном одинаковом, фундаментальном чувстве, потопившем обоих. — Я тебя научу, — обещает Юнги. И учит. А сам он, и предмет, и перо, и экзамен. Чимин сдаёт его блестяще. Просыпается Юнги на рассвете, хотя никогда жаворонком не был. Да и спал едва ли пару часов. Им сложно было остановиться этой ночью. Может, таков был эффект от заклинания. Когда чувствуешь все то же, что и партнёр, видишь все его желания, как он — твои, сложно оторваться, сложно хоть на миг оказаться порознь. Пока обессиленные не уснёте в тесном переплетении объятий. Сейчас ему откровенно зябко, потому что Чимина рядом нет. Тот стоит у окна, закутанный в покрывало, и изображённая серебряная змея ползёт по его плечам, хвостом обвивая ноги. А еще он стащил его сигареты и теперь дымит в узкую форточку. — Едва светает. Вернись в постель, — просит Юнги. Хмыкает, потому что голос он сорвал к херам. — Никогда не прощу Слизерину спальню в подземельях, — Чимин не оборачивается, смотрит на ещё тонкую полосу светлеющего горизонта. — У нас уютно и безопасно, — Юнги подгребает к себе все подушки. — Это действительно так, другим не понять, — со смешком отзывается Пак. — Я взял у тебя сигарету, решил попробовать. — Будешь курить — уши оторву. — Не буду, — мотает головой Чимин. — И ты не будешь. Не хочу целоваться с пепельницей. — Не наседай, а? — Юнги возражает по привычке. — Нормально же общались. — Зря ты это все затеял, — вздыхает Чимин. Юнги с интересом прислушивается к ноткам обречённости в незамысловатом обвинении. — Не то чтобы ты сильно сопротивлялся, — резонно замечает он. — Я не мог сопротивляться. И не хотел. Но через несколько месяцев ты закончишь школу. А мне осенью придётся вернуться, пока вы с Намджуном наверняка будете путешествовать и пускаться во все тяжкие. Юнги любопытно, как Чимин, ощутивший буквально всем собой всю глубину его ответных чувств, мог вести подобные рассуждения. И он решает подыграть. — Так не возвращайся, — предлагает, — осенью в Хогвартс. Поедешь с нами. Чимин оборачивается. — Ты это серьёзно? — От надежды в его голосе Юнги хочется завопить. Видимо, устоявшийся образ «сволочи Мин» из дурной чиминьей головы придётся выбивать ещё долго. Он кивает: — Почему нет? Чимин облизывает губы взволнованно. — Конечно, это не очень удобно. И родители придут в ужас. Папенька особенно. Наследства не лишит, но… Дальше Юнги слушать отказывается. — Прекрати уже нести чушь, — стонет он умоляюще. — Но ты же сам предложил, — Чимин выглядит растерянным. Угораздило же связаться с ребёнком. Это Юнги кармой прилетело, за то что стебал Намджуна Сокджином. — Естественно, ты не бросишь Хогвартс, откуда вообще такие мысли? С ума сошёл? Гораздо проще мне будет снять коттедж в Хогсмиде на пару лет. Да и какой из Мона путешественник, куда он от своего профессора рыпнется? Вот закончишь школу, отправимся вместе. — Ты правда сделаешь это для меня? — Спрашивает Чимин с таким недоверчивым восторгом в голосе, что даже слов достойных не подберется описать всю обреченность тяжёлого вздоха, который так и рвётся из груди. — Почему это для тебя? — Возражает Юнги. — Я делаю это для себя, — но потом, все-таки, добавляет. — Для нас. На Чимине улыбка дурацкая, влюблённая, а больше и нет ничего — покрывало осталось валяться у окна. Он заползает на кровать, обнаженный, нереально красивый, оплетается вокруг Юнги не хуже любого змея. — Что ты будешь делать в Хогсмиде? — спрашивает он, усмехнувшись. — Захандришь же от скуки. — Барменом пойду к Аберфорту, — фыркнул Юнги в ответ. — Да, это может и выгореть. Говорят, он с теплотой относится ко всяким козлам, примет тебя как родного — заявляет его бесстыжий мальчишка и смотрит лукаво. В одном Юнги уверен: скучно ему точно не будет.