О лекарствах и методах дозировки

Дезориентированный, Гарри не устоял на вмиг ослабевших ногах. Он бы осел на пол, но Тсунаёши, вовремя подлезший под руку, не дал ему этого сделать. Он прижал подростка к своему худому боку и протащил до диванчика, обитого чёрной кожей. — Вероятно, я погорячился с настолько масштабным перемещением, — посетовал Тсунаёши, усаживая Гарри и щупая его, куда дотягивались руки и позволяли нормы приличия. — Головокружение, тошнота, боли, судороги? — торопливо зачастил он, осторожно обследуя подростка на предмет повреждений. К своему облегчению, никаких внешних признаков, кроме слабости и дезориентации, Тсунаёши не нашёл. Он вздохнул и присел рядом, неотрывно глядя на осоловело моргающего Поттера. — Голова… кружится, — Гарри придержал идущую кругом голову ладонью, сбивая очки набок, но это беспокоило его в последнюю очередь. Первостепенной задачей было остановить вращающуюся комнату. Он зажмурился, борясь с тошнотой. — Не тошнит? Хочешь пить? Чувствуешь жар или холод? Можешь пошевелить пальцами ног? — обеспокоенно тараторил Тсунаёши, заглядывая подростку в лицо, несмотря на то, что Гарри с перекосившимися очками едва ли различал, где заканчивается его лицо и начинается стена. Он всё ещё боролся с тошнотой. — Н-нет, всё… всё в порядке. Правда, — сглотнув горькую слюну, заверил он переполошившегося Тсунаёши. Тот вздохнул с, казалось, облегчением. — Хорошо, это хорошо. Если вдруг что — сразу же говори об этом, ладно? Мистер Поттер, — Вихтенштайн резко перешёл с обеспокоенного тона на более мягкий, более спокойный. — Гарри. Не сочти за глупость и излишнюю озабоченность, но это и правда важно, — Тсунаёши удостоверился, что Поттер его понял, и сжал его ладонь в своей. — Вот и хорошо. Ты не- — Господин Вихтенштайн, надо утвердить планы на грядущие-… — торопливая отповедь, сопровождаемая грохотом настежь открытой двери, прервалась, пока девушка не осознала ситуацию, — лекции, — несколько растерянно закончила она, а потом, прижав к груди свою ношу, незаинтересованно спросила с таким профессионализмом, будто это было её работой — врываться без стука и не испытывать при этом ни капли раскаяния: — Я не вовремя? Гарри моргнул и уставился на ворвавшуюся без стука девушку. Она была высокой (даже выше Рона, а тот всегда отличался долговязостью) и очень статной, несмотря на несколько растрёпанный вид. На ней были тёмные брюки, плотно облегающие бёдра, белая рубашка с распахнутым воротом, открывающим ложбинку между грудей, а на плечи была накинута тёмно-зелёная мантия. Девушка выглядела ровесницей Флёр или постарше, но от француженки её отличала загорелая кожа, насыщенного розового цвета волосы, мутно-зелёные глаза и напомаженные ярким красным губы. У неё в руках была небольшая неаккуратная стопка с папками и бумагами, а сверху на них, опасно накреняясь, звякали чернильницы с разноцветным содержимым и перьевые ручки в отдельной стеклянной подставке. — Зайти попозже? — не дождавшись ответа, поинтересовалась она, одной рукой уже хватаясь за дверную ручку. Тсунаёши, преодолев удивление, помахал на неё рукой. — Всё в порядке, Бьянки, ты не помешала. Названная Бьянки пожала плечом и перенесла вес на другую ногу в ожидании указаний, но ручку двери отпускать не стала на случай, если её начальник внезапно передумает. — Это мистер Поттер, он-, — Тсунаёши замялся, не совсем представляя, каким образом объяснить пребывание этого мальчика. Бьянки всё ещё ждала продолжения его слов, не торопясь ни уходить, ни класть бумаги на подпись. Тсунаёши прикрыл глаза, внутренне содрогаясь от предстоящих пыток пером и чернилами. Он совершенно забыл об отчётности и прочей документации, забегавшись между лабораториями Хаято, исследованиями Верде, которых до сих пор отлавливали на минус пятом этаже подземелий и из-за которых пришлось закрыть всё, что находилось ниже четвёртого уровня, до отлова (крайний срок — третье сентября), а также погрязнув в жалобах Гаммы на Скалла и его методы ведения занятий. Кроме того следовало пересмотреть расходы на содержание практических теплиц, выделяемых студентам старших курсов для самостоятельных занятий, ввиду сокращения самих студентов. В последнее время ряды гербологов знатно поредели, а на пустующие теплицы положил глаз Бьякуран, у которого эти земли потом было бы не отжать с огнём и вилами. А ещё студенческие жалобы на Реборна, ПВО, кружок рукоделия и иже с ними, которые с течением года завалят несколько помещений сразу. Тсунаёши потёр веки, стараясь отрешиться от бумажной волокиты и предстоящих мероприятий по налаживанию эффективного учебного и трудового процессов. Ох, как он временами жалел, что пошёл у Джотто на поводу. Этот дьявол мог уболтать даже камень, ей-богу. Тсунаёши вздохнул и махнул на стол. — Клади сюда, разберусь позже. Это не к спеху, насколько я помню, — устало выдохнул он. Тсуна очень не любил сидеть на одном месте и многим это было известно. Именно поэтому он схватился за возможность размять кости. Ну, и потому, что Фран редко обращался напрямую к нему с просьбами о помощи подобного плана. Фран был мальчиком очень и очень талантливым и умелым, а также сообразительным и в меру трудолюбивым, несмотря на отсутствие тяги к порядку и какой-никакой систематизации. Он был одиночкой, достаточно замкнутым и самостоятельным, но одиночкой, а Хроме терпел лишь потому, что это была Хроме и была она тише воды, ниже травы и умела прикинуться ветошью. Поэтому это был интересный случай — Фран, сам, настоял на его присутствии и не прогадал. Бьянки кивнула и свалила кипу бумаг на столешницу, попутно отставляя баночки с писчими перьями и чернилами в сторону, чтобы не разлить. — Как скажете, — сухо прокомментировала она, поправляя стопку. — Хаято просил пересмотреть список закупок, животные ингредиенты за прошлый год быстро исчерпали себя, а по предварительным данным количество студентов в этом году- — Бьянки! — несчастным голосом прервал словоизлияния Тсунаёши, подскакивая с места и хватая девушку за руки. Та закатила глаза, совершенно не впечатлённая театральщиной Вихтенштайна. — Бьянки, пожалей своего бедного начальника, у меня сейчас голова треснет, милая. Всё потом, до сентября ещё три недели, мы всё успеем. Бьянки, не проникнувшись его жалобным тоном, хмыкнула. — Вы говорите так каждый раз. И каждый раз всё делается в последний момент. Тсунаёши виновато улыбнулся. — Так везде, дорогая, не дави на мою совесть. Тсунаёши, конечно, оправдывался, но зачастую и правда откладывал всё до последнего момента, пока на помощь своему директору не приходили приближённые из коллектива профессоров и смотрителей. Обычно вызывались Хроме, Хаято и Кёя, иногда присоединялись Ария и Такеши (тогда Хаято улепётывал, наглухо закрываясь в лабораториях или теплицах), а когда совсем прижимало, Верде снисходил (точнее, поднимался из своих подземелий) до простых и не очень смертных и являл свой небритый помятый лик, профессионально разгребая завалы бумаг и впихивая невпихуемое в положенные рамки. Он был гением, правда, но содержание его самого и его лабораторий, а также последствия научных изысканий… Тсунаёши подумывал о закрытии всего четвёртого уровня и ниже (вплоть до девятого), свято надеясь, что уж на третьем Джианни бедокурить не станет, хотя бы из уважения к безопасности студентов. Практика показывала, что ни стыда, ни совести у него не было, но Тсунаёши не терял надежд. — Ладно, — Велено равнодушно пожала плечами и отступила к двери. — Передам Хаято, что и в этом году ему придётся экономить. Тсунаёши застонал. — Хорошо-хорошо, я с ним поговорю до среды. — До понедельника, — веско выстрелила Бьянки, резко разворачиваясь на пятках. — До понедельника, я знаю о Вашей прокрастинации. Среда — последний день. Она звучала достаточно жёстко, что даже Гарри проникся её неумолимостью. Тсунаёши сокрушённо покачал головой. — Меня окружают акулы. И гиены, — Тсунаёши вздохнул и снова махнул рукой на Гарри. — Мальчик останется здесь на некоторое время. Бьянки заинтересованно приподняла брови и поглядела на Поттера оценивающим взглядом. Гарри заёрзал, до этого момента она если и смотрела в его сторону, то вскользь, как на обыденную деталь интерьера, но сейчас от её пристального взгляда хотелось скрыться. Она буквально пожирала его глазами. — Бьянки, — предостерегающе протянул Вихтенштайн, вставая на пути её пронизывающего взгляда. Та делано невинно хлопнула ресницами и кокетливо улыбнулась. — Милый мальчик, не представите? Гарри сглотнул. Если сравнивать её со всеми его новыми знакомыми, то почему-то Бьянки казалась диким смешением Тасса, Докуро, Велларе и Сасагавы. И это действительно заставляло его нервничать и жалеть, что у него язык повернулся выразить согласие. А ещё Скиттер, точно, Бьянки напоминала эту мерзкую писаку, только выглядела броско исключительно из-за своей внешности, а не одежды или макияжа. Хотя мурашки бежали по коже ещё более интенсивно, чем от вида зелёного самопишущего пера. И если Бьянки умеет превращаться в какого-нибудь жука, то Гарри официально заявит, что не останется здесь ни минутой больше. Даже если ему придётся возвращаться во Францию пешком. Бьянки расплылась в милой улыбке, от которой у Гарри мурашки побежали даже под кожей, но он стоически остался на месте, вцепившись в ткань джинс на коленях. — Гарри, это Бьянки Велено, профессор ядоварения и зелий. Девушка прихорошилась и подалась вперёд в поклоне, выставляя на обозрение своё декольте и великолепные… зелёные глаза. Гарри через силу кивнул, уперев взгляд в собственные коленки. С зельеварами у него как-то не случалось водить приятных знакомств. Он не сомневался, что и в этот раз не сладится. Ни капли не сомневался, даже не таил надежд. И был бы очень рад оказаться подальше. — Бьянки, это Гарри Поттер. И он здесь по делам, а не чтобы развлекать твоё неуёмное достоинство, — недовольно заключил Тсунаёши, неодобрительно глядя на её инсинуации. Велено выпрямилась и, поправив блузку, бросила своему начальнику дежурную улыбку, никак не отреагировав на имя мальчика, о котором в своё время свистели все газеты и радиостанции. — Раз уж всё так удачно совпало, я могу провести мальчику экскурсию, — как бы вскользь проронила она. Заметив, насколько неудобно становится Поттеру, Тсунаёши поджал губы и покачал головой. — Спасибо, Бьянки, не утруждай себя. Подготовка к сентябрю дело нелёгкое, я не хочу тебя отвлекать, — с нажимом произнёс он. И Гарри был ему безмерно благодарен. Бьянки пожала плечами и, наконец, направилась к выходу, с таким видом, будто совершенно потеряла интерес. — Ладно-ладно, Вы знаете, где меня искать, в случае чего. — Да-да, — Тсунаёши махнул ей вслед, но почти закрывшаяся за спиной ядовара дверь снова была распахнута. — До понедельника, — ещё раз повторила Велено, указывая на директора пальцем. А потом вдруг с мерзкой улыбкой пропела. — До воскресенья, в десять. — Сегодня воскресенье, — возмущённо вскинулся Тсунаёши, но Бьянки его уже не слушала, захлопнув за собой дверь. Тсунаёши пробормотал себе под нос о том, насколько обнаглели его сотрудники. Гарри не знал, улыбаться ему или сочувствовать, поэтому просто молча сидел на диванчике и разглядывал всё то, что не смог разглядеть: большой стол из тёмного дерева, заваленный бумагами, книгами и гроссбухами; ковёр с коротким ворсом, устилающий весь пол от стола до двери; высокие книжные полки, набитые вразнобой как книгами, так и скрученными рулонами пергамента и, похоже, свитками, которые на востоке заменяют книги, а также небольшими железными, глиняными и деревянными статуэтками; в углу, слева от двери, раскинула огромные буро-фиолетовые листья какая-то… хрень (Гарри не настолько хорошо разбирался в гербологии, как бы ему хотелось), шевелящаяся без ветра огромная живая хрень. Гарри резко отвернулся, стараясь не думать о плотоядных волшебных растениях и дьявольских силках в том числе. Сквозь незашторенное окно было видно внутренний двор школы (или что это за учебное заведение?), крыши теплиц, примыкающих к основному зданию (по крайней мере, Гарри предполагал, что они находятся в основном здании), водоём — канал или река? — и мощёную дорожку, уходящую в какой-то жуткий лес с тёмными не очень высокими деревьями. Гарри передёрнул плечами, это какая-то традиция, располагать школу у водоёма и тёмного запретного леса? Что дальше, они здесь разводят единорогов и драконов по выходным? Вспыхнувшее раздражение превратилось в стыд, Гарри потупил взгляд и стал выкручивать себе пальцы. Тсунаёши вздохнул и медленно выдохнул, успокаивая свой распухший от всего этого беспорядка мозг. Он поглядел на стопку бумаг, принесённых Бьянки, как на ядовитую змею. Нет, змей он, в общем-то, любил, по крайней мере, готов был мириться с тем, что приходилось делить с ними хотя бы часть своего домашнего пространства, но в данный момент… Он очень, очень не любил официальные документы, требующие детального рассмотрения, пересчёта, перепроверки и сверения с оригиналами, на которые делались ссылки. Тсуна очень не любил огромное количество действий ради одной только подписи и печати. И многие об этом знали, а если нет, то, по крайней мере, догадывались, так как увиливать от своих прямых обязанностей он наловчился мастерски. И вот теперь остались они — Тсунаёши и документы. А, и ещё притихший мальчик, которому он пообещал исцеление. Час от часу не легче, но многие также подмечали, насколько мягким у него было сердце и что простить Тсуна мог даже своего инквизитора. — Голова больше не кружится? — он присел около Поттера, в этот раз придерживая руки на своих коленях, а не на чужих. Тактильный контакт был уместен тогда, но сейчас в этом не было такой необходимости, хотя он привык «распускать свои клешни», по словам Закуро, которого активно поддерживал Кикё, а также, что странно, Бьякуран, отродясь не знающий слов «личное пространство». Впрочем, с доставляющей массу головных болей нимфой можно было разобраться и потом — в конце концов их обоюдная шутовская война длилась не первый год. Сейчас же стоило сосредоточиться на мальчике. Ситуация была не то чтобы плачевная, но промедление уже почти не влияло на финальный результат — метаться надо было раньше, когда только появился этот прославленный на всю Европу шрам. Теперь же — днём раньше, днём позже — паразит уже прочно обосновался и вытаскивать его либо радикально и напролом, либо осторожничая, посредством долгого и нудного лечения. Опять же расчёты, курс зелий и прочих медицинских операций по необходимости, ритуалы — мелкие и не очень — и, вероятно, дополнительные головные боли с изначальным владельцем кусочка души. Тсунаёши ещё раз вздохнул, когда Гарри кивнул на его вопрос. — Хорошо, давай я покажу тебе Академию поверхностно, если захочешь ознакомиться более подробно — только попроси, а сейчас давай оставим твои вещи здесь.

***

Оказалось, что Тсунаёши вот уже как не первый год сидел в кресле директора в качестве десятого главы Академии имени первого директора Джотто Примо. Тсуна не особо распространялся насчёт известности академии, было видно, что его немного смущало повышенное внимание к учебному заведению под его началом. — Мы мало известны среди магов, в основном мы придерживаемся статуса убежища, чем учебного заведения наравне с Шармбаттоном и иже с ним. Оказалось также, что академия поддерживала дружеские отношения с французской и испанской школами и у них были налажены поставки некоторых ингредиентов для зелий и кухни. Академия не была высотным зданием или замком, а больше походила на особняк, над землёй было не больше пяти этажей, зато вглубь она уходила почти на десять. Это впечатляло, Гарри признавал, что для небольшого убежища это был широкий размах. Он следовал за неспешно шагающим директором и глазел по сторонам. Это разительно отличалось от Хогвартса, но он находил многие схожие детали. По пути им встретилось несколько парней и девушек в возрасте от тринадцати до двадцати или около того, они едва ли не лебезили перед Вихтенштайном, а потом неслись дальше по своим делам. Гарри провожал их удивлённым взглядом. Он знал по собственному опыту, что оставаться в школе на летние каникулы было запрещено. Но они были здесь, и это его почти шокировало. Тогда Тсунаёши объяснил ему, что многие студенты, будучи не в состоянии, совершенно не платили за обучение, получая льготы от совета попечителей или из фонда самой академии, но отрабатывали позже, на летних каникулах или выплачивая процент от заработной платы в течение какого-то времени. — Мы принимаем студентов из… особенных семей или просто недостаточно обеспеченных, чтобы обучаться в Шармбаттоне, Веласко или любой другой магической школе. Даже из Махотокоро, а это другой конец света. Мы даём возможность получить хотя бы минимум того, что нужно знать юному магу, чтобы выжить. И у нас не так много студентов, каждый год на первый курс поступает от тридцати до семидесяти студентов, плюс минус ещё дюжина. Заметьте, Гарри, со всего мира. Никогда ещё не было наплыва первокурсников больше сотни. Меньше трети — магглорожденные из малообеспеченных семей, для них есть отдельные летние курсы, вводящие в курс их нового мира, прости за тавтологию. Вероятно, не многие магические школы предпочитают проводить подобные мероприятия, — Тсунаёши усмехнулся и покачал головой, сворачивая из внутреннего двора, очерченного теплицами и галереями, соединяющими по обе стороны основное учебное здание и общежития, находящиеся прямо напротив. Вихтенштайн указал на высокие двухстворчатые ворота, представляющие собой чёрные кованые растительные узоры. — Сюда, здесь располагаются наши поля и пастбища. Гарри кивал, зачарованно глядя на открывающиеся наружу ворота и уже собранные поля из-под какого-то зерна. Вероятно, пшеницы или ржи (или ещё чего-то, что можно потом перемолоть в муку). Вдалеке виднелись поля кукурузы, по которым изредка сновали фигуры, как догадался Гарри, студентов. — Мы проводим эти курсы, в основном, для Шармбаттона, иногда для института Веласко в Испании, изредка для Дурмстранга. Сейчас воскресенье, и большая часть студентов, проходящих курсы, находятся дома, только некоторые остались под присмотром преподавателей. Возможно, мы увидимся с ними позже. Насколько я знаю, в Хогвартсе была подобная политика, верно? Гарри покачал головой. Он не интересовался, устраивал ли Хогвартс что-то подобное. Гермиона никогда не упоминала летних курсов для магглорожденных, Рон, казалось, тоже про них ничего не знал, а с преподавателями Гарри говорил о возможности остаться на лето лишь один раз, и ему ясно дали понять, что это невозможно. Даже причин не объяснили. Так что он сомневался, что курсы в Хогвартсе были, а если и были, то их давным-давно отменили. — Не знаю, сэр, — Гарри ещё раз покачал головой. Тсунаёши приподнял брови в любопытстве, но допытываться не стал. Он улыбнулся Поттеру и двинулся дальше, сворачивая вправо, к мосту на другой берег. Это было удивительно. Тсунаёши вёл его по тропинке между собранными полями пшеницы аккурат к мосту, а потом к ограждённым невысоким деревянным забором (всего-то по пояс) загонам. Это было сделано больше для антуража или для удобства распознавания границ, потому что любое животное при должном старании могло бы уйти, невзирая на не очень-то надёжную преграду. В загонах находились овцы, коровы и другой скот, кое-где встречались небольшие группы домашних птиц — кур, гусей и уток, за всеми ними приглядывало несколько студентов. Навскидку Гарри дал бы им лет пятнадцать, может, чуть меньше, также он приметил бледную девочку лет десяти (?) рядом с высоким мужчиной в чёрной глухой мантии. У неё в руках была полосатая рыжая кошка (или книзл). Гарри понял, что они здесь помогают с животными, отрабатывая свой долг академии. Звучало как-то… неправильно, но так оно и было, это наверняка меньшее, что студенты могли сделать. Кроме того, так они набирались опыта и, возможно, получали рекомендации для дальнейшей специализации или вроде того. Тсунаёши махнул кому-то из небольшой группы студентов и, вероятно, преподавателя? Или это был родитель той девочки? Один мальчик отделился и поспешил подойти к забору, смущённо поглядывая на Гарри, но стараясь не задерживать взгляд слишком долго. Он явно не был удивлён, что директор привёл ещё одного студента, но всё равно смутился из-за того, что не знал его — а они были примерно одного возраста. Гарри так же смущённо смотрел на него в ответ. Мальчик был похож на Тсунаёши формой лица, и Гарри предположил, что они происходили из одной страны. Может, Китай? Он не знал, честно говоря, потому что мало встречал иностранцев за свою жизнь. — Здравствуйте, господин директор, — тихо сказал мальчик на английском с существенным акцентом, чуть поклонившись. Гарри инстинктивно захотелось ответить поклоном и одновременно провалиться на месте от неловкости. — Здравствуй, Ишики-кун. Познакомься, Гарри, это Ишики Мори, в этом году он будет одним из кураторов по летним работам. Если возникнут какие-то вопросы, обращайся к нему. Мори с готовностью кивнул. Гарри тоже кивнул, глядя на мальчика. Ишики был выше его на полголовы, его глаза и волосы были тёмными, практически одного оттенка, а кожа имела желтоватый цвет. Он носил джинсы и тонкий сиреневый свитер с закатанными рукавами, хотя погода была достаточно жаркой, чтобы испытывать дискомфорт. Потом Гарри вспомнил про всевозможные вспомогательные чары, и оставил этот вопрос. Магия, это всё объясняло. Если не всё, то практически. — Ишики-кун, это Гарри-, — Тсунаёши на мгновение остановился, глядя на Поттера и одними глазами спрашивая, стоит ли называть его фамилию. Гарри кивнул, Тсунаёши медленно моргнул и улыбнулся, — Поттер. Он здесь по делам, вероятно, надолго. Ишики, бросив на новичка непонимающий взгляд, всё же кивнул пару раз, сначала медленно, будто обдумывая эту новость, а потом коротко и быстро, соглашаясь с директором буквально во всём. Тсунаёши тоже покивал, и хлопнул в ладоши. — Замечательно. Как проходит практика? Ишики заметно оживился, расписывая о прибытии некоторых первокурсников, которые ещё не были внесены в реестры о летних работах, но выразили желание познакомиться с ними поближе. Гарри понял, что речь наверняка шла о маленькой бледной девочке рядом с тем мужчиной. — А, Иинг, Кёя говорил о ней. Не думал, — директор бросил короткий взгляд в сторону обсуждаемой девочки, которая отпустила рыжего кота на землю, продолжая поглаживать его, присев рядом, — что она прибудет так рано. — Ну, Хибари-сан сам привёл её, — осторожно заметил Ишики, скосив взгляд за спину. — Хотя, если мне позволено будет сказать, она слишком мала для первокурсницы. Тсунаёши улыбнулся мальчику своей знаменитой знающей улыбкой. — Поверь, Ишики-кун, её возраст вполне подходит. Ишики поглядел на директора с сомнением, но вдаваться в подробности не стал. А потом, словно до него, наконец, дошло, уставился на Вихтенштайна, как на рождественскую ёлку. — Она-? — Подопечная Кёи, да, — Тсунаёши кивнул. — О. О-о-о, это в корне меняет дело. Господин Вихтенштайн, если госпожа Иинг вполне подходит по возрасту для прохождения обучения, то скоро у неё начнётся скачок роста, да? Гарри показалось странным, что прежде застенчивый и в общем и целом сдержанный мальчик вдруг начал говорить так оживлённо. Вероятно, Иинг была почему-то ему крайне интересна. Гарри не понимал, почему. Что интересного в том, что ребёнок переживает скачок роста или в этом роде? — А что же остальные первокурсники? Ишики, возбуждённо пыхтя что-то радостное, но неразборчивое, отвлёкся от своих мыслей — Гарри сделал шаг назад, этот парень начал казаться немного… маньячным — и моргнул пару раз. — О, кроме госпожи Иинг, прибыли двое мальчиков — Витале Понтедра и Жерард Бовино, и ещё трое девочек тоже из Бовино — Клаудия, Алексия и… И… — Ишики запнулся, постоял, открывая и закрывая рот, но не смог сказать ничего, кроме извинений. Он виновато опустил взгляд и пожал плечами. — Простите, я забыл её имя… как-то на А. Тсунаёши милостиво кивнул. Семья Бовино была достаточно многочисленна и почти каждый год поступало, минимум, по одному студенту с фамилией Бовино, всех и не упомнишь. И не факт, что с нормальным именем, потому что на каждого без повторений найти подходящее было трудной задачкой. Например, он помнил, что Фонси Бовино называл всех своих детей на букву А, но пока у него рождались одни только дочери, двух из которых звали Анже́лика и Анге́лика. Вероятно, эти двое тоже были из его семьи. Тсуна сочувствовал этим девочкам, и не мог не вспомнить об одном отдельном Бовино, работающем под его началом. Ламбо, конечно, насчёт своей родословной не особо распространялся, но блэковскую кровь в нём не увидел бы разве что слепой. Блэки раньше были также многочислены, как и Бовино, но, как заметил сам Ламбо, после того, как на нём сошлись две линии, Блэки заметно захирели. Вероятно, оставлять беспризорного бастарда было чревато, хотя он сомневался, что кто-то из темпераментных Блэков не отметился подобным образом ранее — черноволосых и кудрявых в своё время было, как соли в мёртвом море. Так что это было по большей части просто его не самой удачной шуткой о том, насколько значимым было его рождение. Ламбо не умел шутить. Абсолютно. И во многом преувеличивал свои заслуги. Тсунаёши покивал на слова Мори и отпустил парня с миром. Тот поклонился и вяло, со всей доступной ему на данный момент энергией, двинулся в сторону оставленной группы. Тсунаёши вздохнул, глядя Ишики вслед. Парень метался, как ужаленный, в первый месяц, летал по всей территории, контролируя каждый шаг, каждый вдох, чтобы всё было чин по чину. К августу его энтузиазм заметно упал, а оживлённость наступала только после сытного завтрака. Он уморился, но из гордости или подростковой дури не хотел признаваться. Мори мог бы стать хорошим куратором, если бы не его привычка хвататься за всё и сразу и прямая зависимость эффективности работы от настроения и степени увлечённости. Но он был неплохим парнем сам по себе, а также ответственным и в меру прилежным (по крайней мере, он слушал, что говорили ему другие, а не отмахивался). Тсунаёши гордился тем, что дарил шанс подобным людям. Он понимал, что без этой небольшой возможности, такие, как Мори, вряд ли смогли бы пробиться в люди. Не один, даже не сотню раз Тсуна был свидетелем того, как хорошие люди вынуждены были гнить в нищете и грязи, только потому, что у них не было денег на школу или возможности проявить свои таланты. Вероятно, в своё время, когда Джотто только задумывался об основании этой академии, такое встречалось гораздо чаще, чем сейчас. Отбросив мысли о прошлом, Тсунаёши поглядел украдкой на мальчика, привезённого из Франции. Гарри Поттер, слава о котором бежала далеко-далеко впереди него, даже с первого взгляда не казался нахальным, зазнавшимся от вседозволенности баловнем. Он был зажат, вежлив и в общем-то кроток. Он плакал так горько, что от этого щемило на сердце. А ещё он выглядел очень несчастным, потрёпанным жизнью. Худой, постоянно сутулящийся, со взглядом, никогда не задерживающимся на чём-то дольше пары секунд. Он напоминал запуганного ребёнка, а не уверенного в себе парня, чьё лицо видели во всех газетах Европы и за рубежом. По правде сказать, Тсунаёши даже не подозревал, что могло так повлиять на него. Этот мальчик потерял близкого человека, переживал кризис идентичности и не знал, куда приткнуться, чувствуя себя нелюбимым и нежеланным, куда бы ни пошёл. — Идём, Гарри, на улице остались ещё питомники и запретная тропа. Гарри, до этого с любопытством разглядывающий пасущихся коров, со скепсисом посмотрел на Вихтенштайна. — Запретная? — Да, она начинается дальше. Никому, кроме некоторых доверенных лиц, не разрешается ходить туда, куда она ведёт. И когда я говорю никому, это значит, даже преподавателям, мистер Поттер. Я понимаю, любопытство, проверка храбрости и прочее… подобное. Но речь идёт не о простых детских шалостях и навозной бомбе в коридоре. — И что там такого? — с долей любопытства спросил Гарри, оставаясь позади на полшага. Тсунаёши мягко улыбнулся и удержал себя от желания потрепать мальчика по голове. Когда Гарри забывался в вопросах, то выглядел даже младше своего возраста. Его хотелось обнимать и дарить всё тепло мира. Тсунаёши стряхнул с себя чрезмерно миролюбивое настроение. Да, об этом ему тоже часто говорили, но он не верил, что объятиями можно было задушить. И даже пример питона и иже с ним его не убеждали. Он же не был питоном, в конце концов. — Опасные существа, Гарри. Там, на другом конце тропы, водятся опасные существа. Не каждый взрослый способен с ними справиться, что говорить о студентах. Гарри фыркнул бы, но он чувствовал больше досаду, что оказался прав в своих импульсивных догадках. — Так зачем вы их держите рядом со школой? Если они опасны. Ни за что не поверю, что не было ни одного смельчака, который бы сунулся туда. Гарри знал, о чём говорил, неисчислимое количество раз он оказывался тем, кто лез туда, где яркими светящимися буквами было написано «не лезь, дурак, убьёт!». Либо для того, чтобы кого-то спасти, либо для того, чтобы что-то сберечь. Итоги были одинаковыми, а выводы неутешительными — Гарри полез бы ещё и ещё, не потому что был смелым, а потому что боялся. — Простите, — тихо сказал он в сторону, устыдившись своих слов. Тсунаёши покачал головой. — Не надо извиняться за правду, Гарри. Это не единственное, за что не нужно извиняться и чего не нужно стыдиться, но всё же запомните на будущее. Это правда, иногда смельчаки находились, изредка, но находились, и платились за это не только баллами. На их счастье, всех храбрецов успевали отлавливать до того, как наступало непоправимое. Гарри потёр занывший шрам на ладони и отвёл взгляд, краем глаза замечая увязавшуюся за ними рыжую кошку. — Они защищают академию, — поспешил добавить Вихтенштайн. — И, предупреждая следующий вопрос, нет, на территории самой академии с ними нельзя встретиться. Это невозможно. У него щемило сердце. Тсуна приложил массу усилий, чтобы проигнорировать тихое бурчание: — Почему-то я уверен, что мне повезёт. Вероятно, Тсунаёши никому и никогда не расскажет об этом, но что-то подсказывало ему, что с этим мальчиком возможно всё. Даже Виндиче посреди обеденного зала в рождество.