Vivat, Veronica!

Она – трофей, то единственное, что разрешено ему оставить в новом мире. И он пытается слепить из глиняной куклы идеальное, нужное ему. Она терпит, не перечит, не сопротивляется – изредка молится, чтобы он остановился, чтобы убил и прекратил её страдания. Она не желает быть его марионеткой. Ему порой слишком душно рядом с ней. Сестра не в восторге от выбора брата, но Альфред знает, что она позволяет ему играться со своей жертвой голодным котом только потому, что он занят и не отвлекает её от изменения мироздания. Она – практически новый Бог, сжигающая кровью иллюзию бренного мира. Ей хорошо: её дети в колбе рождают вирус, и вскоре разлетятся волной напалма, стоит только разбить стекло. Его не интересует то, что сбудется. Его интересует она – девчонка, пытающаяся отыскать брата и явившаяся на их остров, ставшая рабыней лорда Эшфорда, ставшая… наказанием: для себя… для него?.. Альфред жуёт губами и не может понять, в какой именно момент система дала сбой, в какой именно момент ему стало… Жаль её?.. Они держат её в плену как дикого зверя; в холодной промозглой камере, потому что – сестра считает – другого она не заслуживает. Альфред перечит ей, что Редфилд – его собственность, - и позволяет девушке иногда роскошь: сам одевает, купает, ухаживает… Сначала давала отпор, а сейчас просто ждёт, когда пытка-не пытка закончится, и она вернётся в камеру. Эшфорд одевает её в красивые платья, дарит украшения, - задаваясь вопросами «зачем?» и «почему?», - принимает с ней ванну, целует в шею, в ключицы, между грудей… А потом берёт её на кровати долго и развратно; и всегда слышит всхлипы – никогда не стоны. Он злится, ругается, бьёт пощёчины за непослушание, а она стоит скалой, принимает каждый удар, будто дразнится: убей, но никогда не сдамся. Но он всё знает и чувствует, что у неё на душе скребётся. И в последний их раз он не поднимает руку – прижимает, стискивает в объятиях, не веря, что сам сделал первый шаг. И шепчет искреннее «прости», летевшее пустым звуком для Редфилд. Позже – не замечает трансформацию собственной личности; Алексия говорит, что девчонку нужно устранить – потасканная и ненужная, Альфред позорится, что вообще испытывает к ней противоречивые чувства. Эшфорд не соглашается с сестрой и приходит в камеру – через какое-то время, - чтобы посмотреть и понять: всё правда или пытается бежать от действительности?.. Поворачивает ключ в замочной скважине; она сидит на софе, закутанная в тряпки, трясётся от страха и усталости. Алексия наказывает её: выгоняет на несколько часов на мороз, чтобы она, наконец, поняла своё истинное положение в новом мире. Он смотрит – ему холодно вместе с ней. И быстро преодолевает расстояние между ними; обнимает крепко и смотрит на неё – такую куклу, такую… непохожую на остальных. Сильную духом, но сломленную физически; она на глазах крошится усталостью от всего, что с ней случилось. Единственное утешение – наверно, смерть, но Альфред не может этого допустить. Сейчас – особенно. Скульптор вылепил фигурку, скульптур сам погряз в ней. Уничтожить - сложно. Уничтожить – значит, уничтожит и себя. И потому, смотря в льдисто-голубые глаза, он мягко касается её бледных губ своими; поцелуй выходит жарким, и Клэр льнёт к нему, чувствуя немного тепла. Внутри обоих – трещины; в душе перемешиваются осколки битого стекла. Они сломали друг друга. Альфред помогает ей встать и ведёт к выходу; не в свои покои – в самолёт. Они уходят. Он позволяет себе подобную ошибку, пусть понимает, что Алексия может их найти. Предатель. Но по отношению к кому?.. С самого начала их детские игры были ошибкой. Они сбегают с острова. Он не говорит ей, что доставит её брату – маленький секрет, за которым прячется что-то большое. Понимает, что понесёт наказание, что всё будет не так, как прежде. Но для Альфреда всё становится неважным. Он не чувствует холода, в отличие от Клэр. Чувствует тепло от ожидания будущего. Именно того, которое он изначально не желал. То, где он впервые сделал правильный выбор. Принял свои чувства не как проклятие, а как… нечто новое. И когда он дотрагивается до её руки, вплетая пальцы, он не чувствует того, что она дрожит. Ей больше не холодно. Для него – сейчас – это стало особенно важно.