Vivat, Veronica!

Она бежит на крик; ей кажется, что её зовёт другой, но реальность оборачивается иначе, - и застывает на месте, наблюдая за тем, как плетёный человек давится в сетях, которые возжелал связать сам. Щупальца, точно верёвки, сдавливают его, растягивают, заставляют кричать до оглушения; и выпутаться нет возможности, как и, наверно, желания. И всё равно она читает по глазам немую просьбу, в зрачках плескается страх вперемешку с ненавистью: к ней самой, к собственной жизни. Клэр тянется рукой к кобуре, пальцами нащупывает холодный металл пистолета – схвати да выстрели, закончи со всем этим… А в голове дятлом стучит выбор: либо он, либо… он. Времени катастрофически мало: отсчёт идёт на секунды, и Редфилд борется с внутренними противоречиями, продолжает наблюдать за исходом конца того, кто устроил всё это: виновник, но… оправдана ли жертва?.. Чужое, мутированное, оно выстреливает шипами из стен, обхватывает его, заставляет склониться, заставляет в присутствии другой дышать надрывно, рвано; ещё немного, и собственные рёбра вопьются кольями в него самого. Существо, которое нынче не человек, словно хочет сложить его в причудливую форму – мастер-кукольник придаёт своему детищу окончательный вид. Он больше не нужен ей; только мёртвым. Клэр вытягивает руки, держит пистолет, направляет его на монстра, держащего в заложниках другого монстра; и закусывает губу, не в силах решиться. Человек смотрит на неё хрустальными от слёз глазами, шевелит тонкими губами последнее, и ей хочется вернуться в прошлое: именно из-за него они оказались все здесь, именно из-за него Стив Бернсайд возможно мёртв, из-за него… Палец сжимает спусковой крючок: Редфилд хочется за всё отомстить, пойти на поводу собственных эмоций, спустить всю обойму на этого сукиного сына, но… Разве она убийца?.. В голове проносятся кометой события минувших дней: от её рук пали многие, но те уже потеряли остатки человечности, а Эшфорд – он почти такой же, но не оживший мертвец, не чудовище, не мутант… Просто глупец, не видевший дальше своего отражения; впрочем, и оно взорвалось трещинами, показав ему его истинное обличие. Клэр закрывает глаза; в голове отсчитывает последние секунды, думает о том, каковы будут последствия её выбора. Что за чужой смертью грядёт? Спасение или же что-то другое? Выдыхает, а затем делает шаг вперёд: для себя, для другого… И сомнений больше не остаётся. Снаряды огненными точками взрываются на теле монстра; боль приглушает, боль заставляет его отступить, и в этом раунде Редфилд одерживает мнимую победу: плетёный человек высвобождается от оков, падает с метровой высоты и пытается отдышаться; верно, в его голове сейчас настоящий фейерверк. Клэр просто наблюдает за ним, ждёт, когда он придёт в себя; она не сожалеет о произошедшем, но до конца не понимает, что чувствует: радость или огорчение – Редфилд спасает своего врага, где гарантия, что он не начнёт охоту вновь?.. Но убить она бы всё равно не смогла. Клэр прячет пистолет обратно, ей пора уходить. Она оборачивается, хочет сделать шаг к выходу, но хриплый голос останавливает её: - Стой! – и затем следует судорожный кашель. Ему не следует ничего говорить: слова – пустышки, и не изменят её мнение касательно него. Пусть этот эпизод отчасти разрушил грани их вражды, но Клэр не сможет всё просто так забыть; если не через время, если не через противоречащие первоначальному поступки. Но почему-то она улыбается и, обернувшись, бросает ему: - Не за что. Последнее послание для него; Редфилд убегает дальше, а сама думает о том, что, наверно, каждый из них заслуживает по второму шансу на искупление. Может, всё действительно шло к лучшему, но… это лишь предстояло выяснить. Впереди слишком много всего. Она не убийца, но и он – не плетёный человек.