Vivat, Veronica!

Его выход – не свет в конце тоннеля; его выход – образы, что диктуют мысли в голове. Рука невообразимо болит: стянутая ремнями, ему кажется, что они вот-вот лопнут, и посмотреть на сотворение чужих умов страшно: понимает, что гибель неизбежна, понимает, что сердце отбивает последние минуты, но сосредоточенно идёт вперёд, будто надеясь, что бегущие желания не потушатся ветром, не затухнут огнём спички последней надежды. Ему очень хочется жить. У реальности свои планы. В крови ртутью бежит проклятие: каждый шаг даётся тяжелее, дыхание учащается – горло невидимые руки держат. Леон не может более различать правду и вымысел, не может знать, что впереди: враг или попытка его спасти, замаскировав нежеланное. Замок Спенсера перекручивается калейдоскопом, под ногами словно хрустят осколки битого стекла: звук эхом бьёт по ушам – он глохнет сторонним шумом. Всё меняется ежесекундно: замок, заброшенный театр, дирижабль… невесомость! Он приваливается к стене – холодная – дышит сквозь стиснутые зубы, прислушиваясь к окружению, что меняется ежесекундно к его безумию: смех неизвестной девушки, лай собаки, шёпот толпы, аплодисменты… Хочется орать не своим голосом, что это происходит не с ним, что это просто дурной сон, но Кеннеди заходится кашлем, а затем сплёвывает. Красное. Кровь. Не игры разума. Поскорее бы всё это закончилось. Но не в этот раз; силы покидают стремительно быстро – ноги не держат, и он падает на колени, чувствуя, как рука пульсирует болью, как тело трясёт жаром, как выворачивает все внутренности наизнанку. Леон поворачивает голову и смеётся тихим шелестом: рядом располагается кукла – уродливый омерзительный пупс, смотрящий стеклянными глазами в пустоту. А затем резко, скрипя, обращается на Кеннеди, мигая бусинками-глазами-механизмами: Папа? Мы не семья. Кеннеди толкает от себя игрушечного демона, и тот от одного касания растворяется дымкой. Леону хочется выдохнуть, поверить в лучший исход, но стоит дотронуться здоровой рукой до горла, и он ощущает кончиками пальцев холодную цепь – невидимое затягивается сильнее, звенит в ушах всё чётче. Захлёбывается собственной жизнью, а затем смотрит в сторону – там, где его поджидает призрак с огромным крюком, там, где ожившие доспехи гремят металлом. А пупсы водят вокруг него хоровод, танцуют клинками-ножиками и смеются, смеются, смеются. Больше он не в силах сопротивляться. Призраки-галлюцинации приближаются к нему; тот самый свет в конце тоннеля. Отсечь бы руку, но даже этого он сделать не в силах. Леон смотрит в коридор, улыбается своей собственной смерти: там ничего нет, это всё его фантазии. Вирус Предок дарит ему последние драгоценные минуты. Кукловод сводит марионетку с ума, подарив ему желанное. Выживший в Раккун-Сити умирает. Тут всё началось. Здесь всё и закончилось.