Vivat, Veronica!

Образ рушится: парик на деревянной голове манекена пушится, наэлектризованный тишиной, и, кажется, что и собственное сердце бьёт молнии с каждым стуком. Догадка складывается в единое целое, и она решить для себя не может, принимает ли такой пасьянс действительности или пусть лучше карты разлетятся по ветру возможного будущего? Искать ответы надеется в зеркале, но мелкие шаги бьют набатом в ушных перепонках, но ещё громче – чужое дыхание, окружающее капканом. Звучит отовсюду, и Клэр поворачивается, ищет, понимая, что не одна, и хищник прячется в тени, желая поставить точку в их отношениях красным снайперским прицелом. Первый должен выступить, но никто не хочет выходить на сцену, и Редфилд пытается успокоить себя, что воображение играет галлюцинациями, но в реальности лучше бы было по-другому. Он предупреждает: - Крыса! Это даёт ей возможность спастись. Клэр отпрыгивает в сторону, и Альфред – как полтергейст – появляется из-за шкафа, надеясь не выстрелить, а ударить девушку прикладом огнестрельного оружия, обвиняя её в саботаже. Всё не так – качает головой Редфилд – Эшфорд не хочет её слушать, связав в голове нити своей правды. Юный лорд, ничтожный директор – просто мошка, над которой все потешаются, пока она бьётся головой о стенки стеклянной банки. Муравей – тут же мысленно открещивается Клэр, услышав чужой болезненный вздох: он падает прямо на столешницу, бедром задевая острый угол, но остаётся стоять на месте, сгорбившись перед зеркалом. Она видит его трясущуюся спину, слышит тихий смех, похожий больше на истерику, и надеется, что это просто подарок судьбы: бежать и спасаться, но Редфилд не пользуется шансом. Сглатывает и тянется рукой, когда чужие эмоции, как отражения в зеркале, рассечённые трещинами, дублирует душа. - Альфред?.. Вердикт, принятие, истина. Подтверждение режет на сухую, вспарывает до кровавого фонтана, но оно лезет в мир иной - настоящий - через слёзы отчаяния. Правда в том, что сестры нет в живых. Он придумал себе этот образ, надеясь так унять боль, которая продолжает сводить его с ума. Психопат; такова ли цена на самом деле? - …Это я, это всё я! – в панике сознаётся он, стирая со своего лица маску другого человека. А макияж, как чернила татуировки, въедается в кожу, слезами не смыть. – Я… Я… Я… И поворачивается, будто ища в Редфилд утешение. - Алексия? Клэр вздыхает, сжимает кулаки, смотрит в сторону, пока Альфред под тяжестью собственной ненависти прогибается, падает на колени, остервенело трёт лицо ладонями, царапает кожу короткими ногтями, будто до крови хочет избавиться от душевных мук, держащих его массивными кандалами. Её сердце пробивает удар и не выдерживает; это странно, но она падает к нему и обнимает, прекрасно осознавая собственную ошибку: думает, что так они способны уйти от проблемы вместе, поговорить, помочь друг другу, наконец, услышать, пойти одной дорогой и спастись от того груза, что на них навалился. Она позволяет тому, кто пытался её застрелить, выплакаться ей в плечо; Клэр жмурится: кто из них сумасшедший?.. - Всё будет хорошо, - гладит по спине. – Ты не виноват… - Я… Я… Редфилд прикрывает глаза, надеясь, что Альфред скоро успокоится, но не ожидает, когда всхлипы сменяются искренним хитрым смехом. Клэр не успевает ничего предпринять, как худые пальцы, словно паучьи лапки, ловко хватают её за шею, чуть сжимая. Редфилд в панике выдыхает, но не сопротивляется, увидев перед собой жуткое лицо: заплаканное и грязное – Эшфорд жутко скалится. Улыбка её пугает. - Я знаю, кто я есть, - и надавливает сильнее. – И ты об этом никому не расскажешь. Темнота обволакивает мгновенно до последнего вздоха. До последнего пропуска в сердце.