Работа над ошибками

      Мелькающие фары, густой ночной ветер, звезды можно перемешать руками, как гирлянду в банке: спустать и распутать, разорвать тишину на клочки, сделать фото с места преступления. Клэр вышагивает вдоль дорожной полосы, пиная пыль мысками ботинок. Внутри нее холодеет, прямо под курткой цвета летнего кострища: наверное, стоило думать прежде, чем делать первый шаг в свое персональное никуда. Она вернется утром в свою квартирку, вновь разделит ее со Стивом, сделает себе кофе с молоком или мятный чай, может, наложит лед на его синяки или поцелует его спящего.       Может. А может, и не сможет больше.       Пустое шоссе разлетается на стекла там, где начинается город. Сейчас мирный, чуть отстраненный. Клэр оборачивается достаточно часто, чтобы не упустить ни единой детали, но даже алмазный пар от ее судорожного дыхания остается незамеченным, просто уносится вверх.       — Подвезти? — Редфилд отшатывается на месте, спотыкается о камень, налетая на него каблуком, и недоумевающе приоткрывает рот, замечая знакомое лицо в опущенном окне чуть запыленного черного пикапа.       Леон. Конечно. Клэр даже не слишком удивляется тому, что здесь оказывается именно он, потому что всевышняя канцелярия, определенно, выписала ему чек за сохранность шкуры Клэр Редфилд. Она благодарно кивает, но все же делает шаг прочь от автомобиля. Невзирая на губительную для здоровья прохладу и агрессивную окружающую среду, Клэр хочет двигаться дальше в одиночестве, но дверь не внимает желанию девушки и распахивается.       — Леон, нет, — Клэр устало и почти раздраженно отворачивается от пикапа, принимаясь вбивать в пыль гвозди каждым шагом, когда удаляется от него, и когда слезы все же застят глаза, она смахивает их импульсивно и рвано, как ребенок.       — Почему с Редфилдами так сложно?       Что-то путается и рвется между ними, когда руки Кеннеди смыкаются на ребрах Редфилд, и тащат ее назад, в этот злополучный пикап. Разум Клэр кричит: «Нет, только не туда!» Она, определенно, не готова совершать больше ошибок хотя бы до конца года и, конечно, она больше не будет пить с ним кофе, беспечно закинув ноги на бардачок, за что он даже не сделает ей замечания, а будет смотреть на нее так, словно это она спасла ему жизнь. И, конечно же, Клэр не позволит ему целовать себя ни в руку, ни в щеку, ни, уж тем более, в губы, как это было однажды давно. Она не свернет с их со Стивом общего пути, пусть дикие тропы и ведут в места абсолютно волшебные, залитые радугой и засыпанные золотой стружкой.       И когда Леон буквально кидает ее на это чертово пассажирское сидение, врезается горячими пальцами в околевшие запястья и так умоляюще, но твердо смотрит, Клэр неимоверно хочется кричать, чтобы он убирался, чтобы оставил ее в покое, чтобы вручил ей этот чудесный шанс все наладить. И она шепчет что-то о том, что ей нужно делать правильный выбор.       — Правильный выбор сделали за тебя, Клэр, — Леон непреклонен, когда напоминает своей близкой подруге о том, как Джилл уговорила Криса дать младшей сестре хоть немного свободы и позволить начать встречаться со Стивом открыто. — Чего ты хочешь? — ее бьет озноб, когда дверь с хлопком отрезает ее от звезд, и когда дорога тянется целую вечность.       Леон минует ее квартал, что уж говорить о квартире, в которой сейчас куча разбитого стекла и переломанной мебели, а среди этого хаоса, вероятно, сидит и размышляет о чем-то далеком Стив. И он, и Клэр всегда были склонны к борьбе, излишне импульсивны: часто это выливалось в то, что разбивало костяшки Стива в кровь. Клэр заметила такие же отпечатки агрессии и на костяшках Леона, но задавать вопросы не решилась, да и ни к чему они были. Ей оставалось прижать колени к груди и, максимально увеличив расстояние между собой и водителем, наблюдать заторможенный ропот далекого, славного городка.       — Можешь отвезти меня к Крису? — Клэр неприятно бьется виском о стекло, когда автомобиль налетает на неровности в автополосе, но все равно льнет к нему, боясь совершить непоправимую глупость, даже подумать о ней. Однако эта глупость ворчит и скребется, как злобный тигр, желая разодрать Клэр на кусочки, а затем ластится, внушая желание коснуться Леона, сделать хоть что-нибудь.       Кеннеди незаметно сжимает руль, вдавливая педаль газа в пол и сухо сглатывая. Свободной рукой он ловит встречный ветер в окне, надеясь остудить себя. В конечном итоге, Клэр получает до ужаса очевидный и простой ответ, который не делает ее жизнь проще ни на йоту:       — Нет.       Нет, Леон Кеннеди не эгоист и вовсе не преследует цели занять собой все мысли своей подруги. Но даже если он нарочно не впускал свой яд в ее поскуливающее сердце, нечто невесомое и грязное уже облепило все мысли Клэр. Она не звала его, но патологически в нем нуждалась. Не гналась за его призраком осознанно, не искала его в толпе и, конечно же, не звонила по выходным, но Стив иногда слышал совсем не свое имя, когда она говорила во сне, а потом весь мир горел вокруг Редфилд. Маленькая, парализующая злоба знакомо закопошилась в суставах Клэр, как надоедливый паразит — она попыталась вытряхнуть его, изо всех сил вдавив лицо в пространство меж колен и помотав головой, но толком ничего не вышло: в голову полезли воспоминания-сцены того, какую ошибку она позволила себе допустить и теперь упрекала себя в том, что так и не удостоилась наказания. Но не удостоилась ли? Разве думать о человеке, который никогда не будет рядом — не самая жестокая проказа судьбы?       Клэр затошнило, когда парализующий городской ветер хлестнул по ладони, как при игре в «кулачки», правил которой он не знал. Клэр с жалким видом уставилась в окна квартиры, расположенной на третьем этаже и сжалась, как при ударе, когда Леон поторопил ее. Страстно хотелось сбежать, и даже шаг к этому был предпринят, но, очевидно, не судьба постигла Редфилд в эту холодную ночь четверга.       — О чем ты все время думаешь? — Кеннеди обнял девушку за спину, встревоженно вздохнул: она дрожала, как осиновый лист, и кожа ее лба была горячее нормы. — Крис убьет нас обоих, если узнает, что ты заболела.       — Он убьет Стива, — отрезала Клэр и взвизгнула, почувствовав, как ее ноги отрываются от земли, а здание перед глазами улетает вниз. — Отпусти меня! Поставь меня на землю. Лучше тебе отвезти меня домой, — но лестничные пролеты уже мелькают перед глазами, отсчитывая удары сердца. Так больно.       Клэр сжимает одеяло, насквозь пропитанное запахом сирени, и старается не впасть в отчаяние. В квартире Леона Кеннеди оказалось очень молчаливо, и тишина, подобно огромной злобной гусенице, жрала нервы всех здесь присутствующих. Город за окном черный, фиолетовый, синий: он мажет по задумчивому лицу Леона, обращенному к окну, блекло-желтым или белым.       — Ты будешь в порядке, — Леон проводит рукой по векам, сжимает губы пальцами, выжидающе смотрит на свою гостью и ловит ее руку, когда та пытается затеряться среди складок одеяла. — Я обещаю.       Его губы на тонком запястье, чуть выше браслета с подвеской, изображающей металлическое перо, на котором невозможно взлететь. Его губы на разбивающемся в тревоге виске. Его губы на ледяном кончике носа. Его губы везде, где Клэр хочется, чтобы они были, и его взгляды неизменно прикованы к ее глазам всегда.       — Кажется, температура поднялась, — Клэр неловко мнет ткань одеяла, и ее накрывает злая грусть оттого, что обстоятельства так несправедливы; губы Клэр на губах Леона — она чувствует дурноту, преисполненная трагической радости: она на его губах — огненная, пряная, немного безнадежная, но надежды не лишенная.       — На этой неделе я, так и быть, буду спать отдельно, — неохотно бросает Леон, чувствуя свою руку обнятой, и понимает, что в его реплике нет никакого смысла.       Клэр тянет Леона к себе за воротник футболки, когда он отстраняется, и с силой, доступной и понятной лишь человеку перепуганному перспективой остаться наедине с собой, прижимается к его груди и закидывает ногу поперек его живота. Тепло и мягко. Леон крутит ее локон на пальце и смотрит на гирлянды звезд.       — Но готовить и убирать будем по расписанию, — шепчет Клэр, уже почти не думая о своем тяжелом «завтра»; Кеннеди прячет ладонь под футболку Редфилд и улыбается, чувствуя себя завоеванным завоевателем.       — Да, мэм. Я сварю Вам кофе утром.       — С молоком.