Три слова

Руки. Теплые руки с измозоленными пальцами нежно гладят лицо, ведут вниз по шершавым щекам, спускаются по шее, обводят ямочки над ключицами. Воздух. Страшно не хватает воздуха, хочется дышать и дышать, но в кромешной тьме, как в космическом вакууме. Гул. Страшный гул стоит в ушах, изнутри рвёт барабанные перепонки. Он настолько сильный, что застревает комом в горле. Хочется произнести хоть слово, но не получается издать и звука. Чьи это руки? Чьё дыхание обжигает кожу, оставляя пузырящиеся следы дорожкой от подбородка до самого сердца? Сзади за плечи обнимает вторая пара рук — крепких, мускулистых. Длинные тонкие пальцы пересчитывают позвонки. Теплые губы, окружённые колючей щетиной, осторожно касаются сутулых плеч. Джозеф подпрыгнул в кровати, отшвырнул одеяло, стараясь вместе с ним сбросить чужие прикосновения. Ему не сразу удалось осознать, что это было сном, и мужчина долго не мог унять дрожь, ползучим холодом сковавшую тело. Он проспал всего лишь пару часов, а по ощущениям прошла целая вечность. Словно кошмар, длившийся несколько дней подряд. Картонный Бен нагло усмехался над ним из своего угла, телефон разрывался от уведомлений. — Доброе утро, — голос Гвилима был настолько бодрым, что Джо начал чувствовать еще большую усталость. — Не разбудил? — Ли, скорее всего, был на беговой дорожке или секунду назад прекратил колотить грушу в зале. Джо ответил, что забыл телефон в машине, потому не отвечал, на что Гвил отреагировал взволнованным: «Все хорошо?» Но не дождавшись ответа, он тут же перешёл к сути своего раннего звонка. — Как насчёт того, чтобы ты выбрался из своей берлоги и посетил прекрасную Великобританию? — с наигранным акцентом спросил Ли. — Рами и Бен уже согласились, так что у тебя нет выбора, — приказным тоном объявил актёр. Джозеф внезапно для самого себя взбодрился. — Что за повод? Гвилим немного помолчал, его дыхание наконец стало ровным. — У Руфуса день рождения, — вернувшись к нормальному для себя темпу, заговорил актёр, — Роджер хочет видеть нас на празднике. Он звонил Бену, что-то там говорил о семье и ценностях, ну ты знаешь его, — мужчина посмеялся, и Джо заметно полегчало. — В общем, поговори с Беном сам. Он же сейчас в Нью-Йорке? Приедете вместе. Вместе. В голове отдалось колокольное эхо. — Конечно, — хохотнул Джо, — как можно отказать Роджеру, — он старался звучать естественно, непринуждённо, но телефон дрожал в руках, а собственный голос казался пропущенным через десяток фильтров. Гвил предложил приехать через пару дней, чтобы успеть провести время своей обычной компанией перед праздником Тейлоров. Джо пообещал, что сразу после их разговора забронирует билеты на самолёт для него и Бена. На самом деле Маццелло не чувствовал воодушевления от скорой поездки, несмотря на бесконечную любовь к друзьям и безмерное уважение к Роджеру. Джозефу казалось, что визит в Лондон только усугубит его и без того шаткое положение в их компании. Виной тому были его собственные мысли, чувства и неопределённость. И все же он написал Бену и забронировал для них билеты. Харди быстро отвечал на сообщения, что было совсем на него не похоже, однако он вдруг перестал использовать излюбленные им эмоджи, отчего текст выглядел холодным и вымученным. Маццелло хотел было спросить, не случилось ли чего, но вовремя схватил себя за руку: «Если бы он хотел, давно сказал бы», — подумал мужчина, совершенно упуская из виду по себе не особо болтливую натуру товарища. В итоге, все, чего он достиг — углубленное состояние потерянности и опечаленности. Казалось, что он пил соляной раствор вместо воды и дышал песком вместо обычного воздуха. Следующие несколько дней в ожидании поездки проходили в абсолютной опустошённости. Не имея, чем себя занять, Джо скитался по дому, разговаривал с картонным Беном, поглощая нездоровое количество жирной пищи, смотрел сериалы на Нетфликсе и с каждой проходящей минутой чувствовал себя всё хуже и хуже. Будто подхватил неведомый современной медицине недуг, Джозеф не знал, к кому обратиться за помощью. Стоя у открытого окна, он хотел взмолить небеса о пощаде, и от знания, что там его все равно никто не услышит, одиночество становилось ещё более невыносимым. Но хуже всего была не всепоглощающая тоска, а нежелание актёра даже пытаться бороться с ней. Словно мазохист, он снова и снова наносил себе глубокие порезы и любовно рассматривал их, пока всё тело окрашивалось в бурый цвет. Наконец, в день перед поездкой раздался телефонный звонок. До этого Джо старался игнорировать входящие вызовы, предпочитая живому общению компанию своей паранойи и бумажной копии дорогого ему человека. Увидев на экране имя «прототипа» его лучшего на то тяжелое время друга, Маццелло задрожал всем телом и несколько секунд тупо пялился на вибрирующее устройство. Поколебавшись, он все же ответил. — Привет, Джо, — голос Харди, живой и взволнованный, как солнечный луч, пронзивший чёрную низкую тучу, прояснил беспроглядную печаль. — Ты не занят? Не понимая своего оцепенения, актёр молчал. Словно отвыкший от звучания человеческого голоса дикарь, годами живший в запустении и одиночестве. — Я совсем забегался, — Бен нервно посмеялся, — не успел купить своим сувениры, — парень явно нервничал. Джо неосознанно усмехнулся, а когда поймал себя на этом, тут же залился не менее неожиданной, чем внезапная улыбка, краской. — Я за тобой заеду, — ответил Джо и положил трубку. Своим. Это слово как будто было кодом активации для детонатора в мозгу. Обратный отсчет закончился, когда Джозеф заводил машину. Пальцы сжали руль до побеления костяшек. Кто такие эти «свои»? Внутри болезненно растеклась кислота, обжигая стенки гортани, проникая в легкие, сжирая всё мясо на своем пути. Преодолевая болезненные ощущения, Джо какое-то время не мог сдвинуть автомобиль с места, упершись лбом в мягкое покрытие руля и виртуозно покрывая самого себя первосортными ругательствами. Успокоив дух, он нажал на педаль газа. Харди, как и обычно, был окружен какой-то неестественно светлой аурой. Почти всегда одетый в чёрное, почти не снимающий с лица выражения глубокой задумчивости, с почти всегда опущенными глазами, он умудрялся в любом окружении и при любых обстоятельствах выглядеть словно только что сошедший с библейской картины ангел. Переминаясь с ноги на ногу, Бен держал в зубах сигарету и часто осматривался по сторонам. Джо заметил его, только повернув из-за угла и, залюбовавшись, едва не вписался кузовом машины в бордюр. Ругнувшись, мужчина перевалился через подлокотник и открыл пассажирскую дверь. До этого казавшийся обеспокоенным блондин вдруг уверенными, приковывающими взгляд шагами направился к другу, по пути не глядя швырнув бычок в урну, и от этого его вид стал ещё более напущено самоуверенным. Показалось ли Джо, или это была его интуиция: он на мгновение подумал, будто друг лишь сыграл. Когда же он сел в машину, глаза его снова опустились, как и уголки маленьких губ. Маццелло хорошо помнил, что ещё в начале своего визита в Большое яблоко Харди хотел попасть на небольшой торговый ряд, где в основном торговали барахольщики или мелкие воришки, потому без лишних слов направился туда. Бена же, кажется, нисколько не интересовало место назначения. Он украдкой поглядывал на друга и с каждой минутой выглядел все печальнее. Словно с похорон, двое угрюмых мужчин медленно плыли по городу в чёрном блестящем корабле известной марки. Джозефа тяготила тишина, Бен же будто упивался ею, прислушиваясь к мягкому шороху от сцепления автомобильных колёс с асфальтом. Он глубоко и спокойно дышал, откинувшись в кресле и вытянув ноги, как всегда не пристегнув ремень безопасности. — Куда мы едем? — вдоволь насладившись молчанием, заговорил Харди, постепенно понимающий, что уже не узнаёт улиц, открывающихся за новыми и новыми поворотами. — За сувенирами для «твоих», — вычурно подчеркнув последнее слово, выдавил из себя Джо. — Сам же сказал. Прекрасно понимая, что смысл вопроса был вовсе не в цели поездки, а в её сомнительном маршруте, Маццелло и сам не ожидал, что его ответ прозвучит таким грубым тоном. Уголки красивых аккуратных губ Харди опустились ещё ниже, и выражение его лица окрасилось обидой. Чувствуя себя виновником этой печали, Джозеф ускорил движение автомобиля и гнал, пока они не прибыли на место, чтобы как можно скорее изменить положение дел. Ему думалось, что покупки смогут развеселить Харди, и он снова улыбнётся. Отчего-то чем тоскливее было выражение лица блондина, тем усерднее взбесившиеся кошки драли душу Джо. Едва стоило машине остановиться, Бен распахнул дверь и, не успев даже одной ногой ступить на землю, закурил, внимательно оглядываясь по сторонам. Его губы наконец растянулись в сладкой усмешке, и даже если в ней была ирония или издёвка, Маццелло стал чувствовать себя на пару ступеней выше в этой сумасшедшей пищевой цепи, где пока он поедал гамбургеры, его с неистовым аппетитом пожирала его собственная глупость. — Это так мило, — голос Бена впервые звучал так ласково. — Что ты запомнил, — пояснил парень, подметив вопросительный взгляд друга. Джо пожал плечами и медленно зашаркал ботинками, осторожно ступая вперёд. — Хочу зайти сюда, — обрывисто произнёс Харди между быстрыми затяжками, чтобы успеть докурить раньше, чем они достигнут здания. Они шагали по узкому переулку, который пусть и выглядел как старый европейский рынок потерянных вещей, манил стеклянными низкими дверями и высокими стеллажами, до отказа забитыми различными статуэтками, потрёпанными книгами и прочей древней утварью, которую теперь можно было использовать только разве что в качестве музейных экспонатов. Харди шёл чеканным шагом в определённом направлении. Сориентировавшись, он быстро нашёл свою цель — полуразваленную лавку, из которой чуть ли не сыпались «ретро-вещички». Внутри актёров встретил затхлый запах отсыревшей бумаги и потолочной пыли, с шумом осыпающейся при каждом движении внутри заведения. Выставленные в два ряда до самой крыши шкафы на фоне общей разрухи выглядели весьма внушительно. В небольшом помещении тихим эхом пел голос давно покойного джаз-исполнителя. Пока Джо осматривался, Харди уже ворошил ассортимент магазинчика. Забравшись на небольшую лестницу, он с любопытством рассматривал что-то наверху. Подойдя ближе, Маццелло обнаружил несколько полок, туго набитых пластинками. — Почему именно здесь? — поинтересовался Джо. — В городе много специализированных магазинов с винилом. Ему и правда никак не приходило в голову, зачем ворошить полугнилые стеллажи в поисках прошедших через многие руки и наверняка затёртых до дыр записи, когда можно было купить их новенькие копии в красивой обёртке и отличном качестве. — Звук совсем другой, — прокряхтел Харди, с усилием вытягивая зажатую пластинку. Не рассчитав силы, он оступился и едва не рухнул с полуметровой стремянки, но Джозеф рефлекторно схватил его за талию и притянул к себе так, что блондин не упал ничком, а свалился прямиком в объятия друга, как неловкая пятнадцатилетка в школьной библиотеке. Харди внезапно залился хохотом, прижимая к груди заветный бумажный конверт и совсем не торопясь освобождаться от рук товарища. Джо, заразившись этим смехом, осторожно хихикал. Маццелло и представить не мог, что Бен на самом деле за всеми своими дорогими шмотками и аксессуарами скрывал внутри себя самого настоящего старьевщика. Вволю нагрузившись винилом с без малого столетними записями, он победно шагал по старой брусчатке. Вид его совсем преобразился, и от прежней печали не осталась и следа. За всё последующее время, что они пробыли в узком пропахшем древностью переулке, он не выкурил ни одной сигареты и ни разу с его губ не соскользнула эта приятная детская улыбка, которая выдавала в нём так старательно скрывающуюся беззаботность. — Самолёт в шесть утра, ты помнишь? — Харди трепетно укладывал покупки в багажник. Кроме винила он приобрёл ещё несколько старинных вещей, пару книг и ажурно изрезанных пепельниц с крышками, крутящимися при нажатии на ручку. — Конечно, я помню, — с напускной раздражительностью ответил Маццелло, и Бен снова рассмеялся. — Спасибо за сегодня, — на этот раз Харди задержался у открытой двери автомобиля и освещал салон своим ангельским взглядом. Джо, натянув на лицо отвратительно глупую улыбку, попрощался с парнем, едва не поблагодарив его в ответ. По пути домой все его мысли занимал этот день: как они бродили среди лабиринтов шкафов, окружённых запахами прошлого, и болтали о всякой ерунде, даже не интересуясь, как много времени прошло. Джо на несколько часов удалось забыть, что последние недели его единственным чувством было чувство непрекращающегося ливня внутри его черепа. Но тучи прояснились, и солнце взошло над его городом печали. Впервые за целую вечность Маццелло уснул сладким и спокойным сном.