Три слова

Заветные слова всё еще пересчитывали звонким эхо плитки на стенах, полу и потолке, когда разнеженный услышанным Харди расслабленно вытянул руки вперед. Джо неторопливо шагнул навстречу и упал в крепкие объятия, подхватив блондина под ребрами и сомкнув пальцы на своих запястьях за его спиной. — Джо, — шумно выдохнул Бен, уткнувшись носом в шею мужчины, горячую и пульсирующую от волнения, покрытую красными пятнами смущения. Маццелло молчал, постепенно осознавая: он сделал это. Спустя месяцы упорной борьбы со своим собственным неугомонным «я», ему удалось наконец понять — всё это время он ждал только этих объятий. Харди гладил его медные волосы, перебирал их нервными пальцами, тихо приговаривая, не стремясь скрыть обиды «Придурок, какой же ты придурок, Маццелло», и Джо не мог поспорить с ним, ритмично кивая его словам. Влажные губы Бена оставили блестящие следы на скуле, под глазом, на горбинке носа. Джо не успел заметить, как их лица оказались так близко, что он мог пересчитать пушистые светлые реснички, видел все вкрапления в прозрачных глазах. Британец повторял его имя, кажется, уже в сотый раз, и с каждым новым произношением его тон смягчался, и пальцы на затылке Маццелло больше не дрожали — теперь они ласково гладили нежную кожу за ушами мягкими подушечками, и от этих прикосновений американцу хотелось завывать на всю округу «Бен, чертов, Харди, как же я люблю тебя», но он терпеливо молчал, ожидая, пока британец совладает с эмоциями и накроет его губы своими в слегка пугливом и вместе с этим возлюблено-нежном поцелуе, чтобы так же аккуратно ответить на него, увлекая блондина в пропасть из его кошмаров. Та сторона обрыва, ведущая к поросшей редкой травой тропинке, на которую Бен так манил Джозефа, оказалась совсем непривлекательной. Тьма же бесконечной бездны влекла его куда больше. Обхватив возлюбленного руками, Маццелло летел спиной вниз, прижимая к себе горячее тело, плавно извивающееся в его объятиях, подающееся вперёд в распаляющемся поцелуе. Отступив назад, Джо присел на край ванны, и Харди удобно расположился между его ног, упершись бедрами в его живот и обхватив ладонями лицо. — Твой нос, — жарко шепнул Бен в приоткрытые губы американца, — так мило мнётся. Джо едва не повалился назад, но удержался за противоположный край и медленно спустился, перекинув ноги через изящный изгиб ванны и маня британца за собой. Парень посмеялся, прикинул, как им уместиться вдвоём, и ловко нырнул, разворачивая товарища, и снова склонился к нему за поцелуем. Джо больно вжимался затылком в жесткую ледяную поверхность, но это было сущей мелочью, когда с другой стороны его лицо ласкали горячие губы. Голова закружилась, вдоль позвоночника пробежал холод: это ветер бил его спину во время падения в яму, из которой нельзя было выбраться, но он и не хотел, потому что если на самом дне в непроглядном мраке он будет так же нежиться в руках блондина, то другого он желать просто не мог. Бен тихо бормотал, разглаживая складки на одежде Маццелло. Тело последнего постепенно теряло чувствительность, немело, но он послушно лежал под блондином, упираясь руками в закругленные бортики. Харди навалился на него и протянул руки над его головой. — Что ты… Не успел Джо договорить, как прямо в его лицо ударила ледяная струя, и маленькая комната вмиг заполнилась громким хохотом нашкодившего ребенка. — Ты заслужил это! — сквозь смех и слёзы простонал Бен, выбираясь из ванны и даже не думая отключать воду. — Мать твою! — выругался Джозеф. С зажмуренными глазами он никак не мог найти вентиль, а эмаль под ним скользила и мешала подняться на одеревеневшие ноги. — Ты покойник, Харди! Продолжая возмущаться, Маццелло наконец принял устойчивое положение, отключил воду и осторожно встал. Смех Бена заразил его, и Джо сам не заметил, как начал еле слышно посмеиваться. Их прервал грохот снаружи: стул повалился ничком, открыв возможность освободиться из «заточения». Когда мужчины покинули ванную и обнаружили комнату совершенно пустой, Джо представил себе, как Люси, вытянувшись всем телом, опираясь о спинку кровати, шваброй оттолкнула преграду в сторону и спешно выбежала в коридор. Бен только хихикнул и подтолкнул рыжего бедром, увлекая его в подушечное безобразие, которое Маццелло устроил на постели в беспокойном сне. — Я весь мокрый! — заскулил американец, но блондин проигнорировал его и, словно забыл о их минутной потасовке, снова прижал к себе. Джо боялся открыть глаза, когда Харди быстро и жадно оставлял липкие следы на его лице, шее и плечах. Боялся открыть глаза, когда под ловкими торопливыми руками британца его торс оголялся от мокрой рубашки. Боялся, когда поцелуи переместились на грудь и живот. Боялся оттого, что это могло быть только частью очередного сна, проснувшись от которого мужчина обнаружит себя на влажной простыни, окруженный грязью собственного бесстыдства. Капли падали с кончиков волос Джо на бледные плечи британца, отражали тусклый свет из открытой ванной игривыми звездочками. Рыжий слегка оттолкнул Бена, уронил его на спину и, упираясь коленом промеж его бедер, навис над лицом блондина — всё еще широко улыбающегося, залитого свежим румянцем. Ледяные капли взрывались ударами о его заалевшие щеки на десятки более мелких капелек и катились вниз к белой простыни. Бен открывал рот, стремясь поймать их, но вместо этого поймал очередной поцелуй. Бен молчал, издавая только редкие хриплые постанывания. Джозеф же думал, что они и так сказали уже слишком много, и так же безмолвно наслаждался спешностью товарища, в темноте нащупывая его голову и зарываясь пальцами в солнечный вихрь волос на уровне своего пояса. Путаясь в наспех сброшенной одежде, сбитых простынях и одеялах, они оба наконец могли позволить себе погрузиться в тишину, прерываемую лишь звуками их долго сдерживаемых чувств. Хорошо, что выключен свет, размышлял Маццелло, укладывая голову уставшего, почти уснувшего блондина на свою шумно вздымающуюся грудь. Хорошо, потому что так Бен не мог увидеть влагу на лице американца. Не мог взволнованно спросить «Это пот или слезы?», потому что Джо не нашел бы разумного ответа — сам не знал. Задыхаясь от счастья, мужчина не находил места рукам, желая прикоснуться к каждой частичке солнца на прекрасном сливочно-сладком теле рано утомившегося приятеля. — Бен, — шептал он, покрывая поцелуями виски и щеку блондина, — не засыпай, Бен. Харди поворочался и приподнялся на локте, прижавшись грудью к груди Маццелло, и его глаза засветились в сумраке спальни. — Я не сплю, — улыбнулся британец, — так, задумался. Джо хотел было спросить, но залюбовался тонким жилистым пальцем, вычерчивающим круги на его животе. — Что теперь, Джо? Американец откинул голову назад, запрокинул одну руку и уложил ее под затылок. — А чего ты хочешь? Харди продолжал старательно что-то вырисовывать, иногда цепляя кожу ногтями и оставляя едва заметные следы, упиваясь возможностью причинить рыжему хоть немного боли. Маццелло задерживал дыхание. Его пугал возможный ответ ровно так же, как и его отсутствие. Ровно так же, как реакция Гвилима — теперь придется мириться с тем, что они наверняка ранили его. В какой-то момент Джозеф бегло подумал, что скоро начнет шарахаться от своей же тени в пустом доме. — Я хочу спать, — неожиданно ответил Харди и рухнул на бицепс возлюбленного. Джо не стал мешать ему, и, немного понаблюдав за по-детски посапывающим Беном в своих руках, еще раз клюнул губами его сладкую пушистую макушку и тоже провалился в сон. Маццелло спал непривычно крепко и проснулся донельзя бодрым, объятый теплыми солнечными лучами, прорезавшими призрачную ткань занавесок, чтобы разбудить его ранним утром. Мужчина долго не мог открыть глаза — его лицо пригрелось, и в бурлящем буром свете темноты закрытых век он наблюдал за плавными движениями разноцветных теней. Ему больше не было страшно, что произошедшее ночью было только плодом его воображения: Джо чувствовал приятную расслабленность, прохладу нежной ткани на обнаженной коже и, главное, кудри возлюбленного на своем плече. Он чувствовал, как печёт следы укусов на ключицах, как сладко ноют пятна засосов цвета космоса (потому что внутри Бена — вселенная, думал Джо) на шее и груди. Бен тихо сопел с застывшей на малиновых губах нежной полуулыбкой, и солнечные зайчики — дрожащие блики от широкого окна — танцевали на его мускулистом теле. Когда Джозеф всё же открыл глаза и увидел эту сладость, сил опустить веки обратно у него не нашлось. Настолько красивым Харди был в своем умиротворении, что хотелось смотреть на него, пока солнце не выжгло бы глаза отражением от прекрасной чистой кожи. Пальцами Джо пересчитал родинки на руке, переброшенной через его живот. Родинки — поцелуи судьбы, и американец запечатывал их своими губами. Безмолвный обряд — соединение душ, но всем и так было хорошо известно, что один был рождён для другого. Харди зашевелился, сладко мыча, разбуженный прикосновениями, и улыбка на его лице стала шире. — Доброе утро, Джо. С закрытыми глазами он подался вперёд для утреннего поцелуя. Как парочки в смазливых фильмах — нечищеные зубы, закисшие ото сна веки и урчащий живот не стали помехой для маленькой, но безмерно значительной ласки. — Доброе утро, Бен. Маццелло чувствовал всё и сразу: здесь было счастье от наконец сделанного выбора и легкость от сброшенного с плеч мёртвого груза своих переживаний, но рядом — колкие подначки совести за чужое раненое сердце. — Ты не должен переживать о нём, — словно прочитав его мысли, медленно, еще не окрепшим голосом прошептал Харди, — он большой мальчик, справится. Интересно, думалось Джозефу, как справлялся бы Бен. В столовой их уже ожидали хлопочущие у стола три прекрасные дочери Роджера в компании вездесущей Люси. Завидев парней, девушка с широкой улыбкой поприветствовала их, и теперь всё внимание было обращено на взъерошенного Джо, так и уснувшего с мокрыми волосами, и необычайно тихого Бена. — Мы как раз заканчиваем накрывать на стол, — Бойнтон явно уже чувствовала себя членом семьи, — садитесь, остальные скоро придут. Не успела она договорить, как стали подтягиваться остальные обитатели дома: Брайан и Роджер что-то обсуждали, как будто не прекращали дискуссий и во время сна, а их жёны плавно ступали рядом, словно светские дамы в окружении софитов, прекрасные даже в шелковых халатах, небрежно наброшенных поверх пижам. Друзья понимали, что долго пользоваться гостеприимством Тейлоров было нельзя, и Рами за завтраком первым поднял эту тему. — У Джо ведь уже забронированы билеты, верно? Об этом он, конечно же, и думать забыл, но его возвращение было запланировано на вечер следующего дня. Маццелло растерянно кивнул, расстроившись от необходимости покидать как дом Тейлоров, так и Англию в целом. — Мы отправимся после обеда, если вы не возражаете, — подал голос Гвилим, которого Джо сначала даже не заметил, а теперь и вовсе боялся столкнуться с ним взглядом. Американец приподнял ворот рубашки, чтобы наверняка скрыть следы прошлой ночи, за которую как-то запоздало накрыло смущение. — В самом деле, — Брайан явно помрачнел, — в следующий раз жду вас у себя! Решительный настрой гитариста зарядил Маццелло энергией. Так же, как и понимание своей причастности — кто еще мог похвастаться семейным завтраком с легендами музыки? Страх остаться забытым постепенно покидал рыжего. После этого слегка затянувшегося приема, он с точность мог сказать — их здесь ждали и ждут в будущем. Оставаться в памяти — вот что было для Маццелло главным во всей его жизни и карьере в частности, и вот за что он боролся своими бесконечными постами в социальных сетях и неуместных мельканиях в объективах камер во время премий. Ли уговорил всех ехать на его машине. «Серьезно, когда еще так соберемся?», но Джо не оставляли сомнения. Мужчина вёл себя в своей обычной манере, выглядел даже более возбужденным, сверкал улыбкой во все стороны и смеялся едва ли не громче всех. — Тут такое дело, — Люси чесала затылок. Джо сидел на её чемодане не в силах понять, зачем этой принцессе так много вещей для короткой поездки. «Эй, тут и вещи Рами вообще-то!» — в ответ возмущалась она стоило сделать ей замечание. — Я даже не знаю, как тебе сказать, — девушка была сильно обеспокоена, и Маццелло не торопил ее, пусть и сгорал от любопытства и скрытой тревоги. — Гвил нам вроде как помог. Джозеф вскинул брови, ожидая продолжения, не силясь и представить, о какой такой помощи шла речь. — Это я попросила его прикинуться, что он… ну, влюблен в тебя, — Люси неловко теребила шнурок на занавеске, нарочно стараясь держаться от Маццелло подальше и не встречаться с ним взглядом. — Мы хотели заставить тебя ревновать, но ничего не менялось, и он немного переиграл. В ее голосе слышались колокольчики слёз. Рассыпаться перед ней и Гвилимом в благодарностях Джо был готов ровно настолько же, насколько закрыть их в машине и поджечь заживо. — Еще раз? — переспросил он, надеясь услышать новую версию. Чемодан хрустнул — это мужчина не удержался на полусогнутых ногах и потерял опору, рухнув на него всем весом. — Только не сердись на него! — Бойнтон рывком в два шага преодолела комнату и присела перед другом на корточки. — Это я всё придумала, Джо, — взмолила Люси, накрывая ладони Маццелло своими, — иначе вы бы и не подумали шевелиться! Недоумение сменялось обидой, а та в свою очередь — злостью. — Ты не считаешь, что такие вопросы должны решать только двое? — сквозь зубы цедил мужчина, всё же продолжая держать пальцы подруги с особой осторожностью. — Не обманывай себя, — Люси вздохнула. — Я не могла видеть, как ты себя изводишь. Джо не отвечал. В его голове всё никак не укладывалось: всё это было идиотским спектаклем, и он страдал впустую всё это время, тогда как мог сразу просто объясниться с Харди. «Но ты бы не стал», — сам себе сказал он и так же самому себе коротко обиженно кивнул. — И Бен тоже, ты же знаешь, какой он гордун! — Люси защищалась, пытаясь придумать своему ужасному плану гуманное объяснение. «Хочешь как лучше, что называется», — про себя усмехнулся Маццелло.