.gravity smiled

—***— 1.

don't let it fool you don't let it fool you © bon iver В Бостоне мокро, холодно, пасмурно. На вокзале его встречает Рамлоу. С их последней встречи он не изменился, только волосы постриг. Он приглашает к себе, и Баки не отказывается. За последнюю неделю он был один слишком много. Теперь он хочет отвлечься, поговорить, а с Рамлоу они не виделись почти полгода. — Ну как там старый-добрый Нью-Йорк? — интересуется Рамлоу в машине. У него симпатичная черная «Шевроле». Баки нравится. — Стоит, — флегматично пожимает плечами Баки. Что ему еще сказать? Нью-Йорк останется Нью-Йорком, хоть марсиане на него напади. В машине тепло и сухо. Рамлоу предлагает ему стаканчик кофе. Он принимает, кивнув. — Немногословно, — усмехается Рамлоу. — Прямо не напарник, а мечта. Да, Фьюри постарался. Фьюри — хороший шеф. Он связался с Пирсом и попросил о переводе. Пирс согласился поставить Баки в напарники офицера Рамлоу, бывшая напарница которого недавно ушла в декрет. И это хорошо. Хороший старт. Бостон небольшой, такой простой по сравнению с Нью-Йорком, повсюду реклама. Крупные города похожи друг на друга. Везде пробки, везде люди, спешащие по своим делам. Глуповатого вида голуби выстроились в линию под фасадами зданий. Высотки, высотки, высотки. Рамлоу живет в частном доме. Это плюс, потому что Баки не хочет больше жить в квартире. По крайней мере, ближайшее время. — Как Уилсон? — спрашивает Баки невпопад. Тишина ему больше не нравится. Радио бормочет прогноз погоды. Уилсона он не видел еще дольше, чем Рамлоу. Они вместе служили в Сирии шесть лет назад. Уилсон уехал в Бостон после того, как вернулся. Так вышло, что он тоже пошел в копы. Год назад познакомился с парнем — студентом местного физико-математического — и с тех пор был занят почти все время только им. Немного странно, конечно. Насколько Баки знал, у них разница — семнадцать лет. Питер низкий и изящный, как гимнаст. Уэйд — широкоплечий, мощный, тяжелый. После взрыва на задании в Сирии у него изуродовано почти все тело. Так что рядом с Питером он смотрится весьма грозно. Но Баки видел их фото в Инстаграме — несмотря ни на что, они красивая пара. — Да мы редко видимся, — пожимает плечами Рамлоу. — Его перевели. Детектив Уилсон, мать его. Но пацан его классный. Питер, слышал? — Уилсон рассказывал, — говорит Баки. Подумав, добавляет: — Зная Уилсона, о Питере знают даже в Китае. — Точняк, — гогочет Рамлоу. — Надо будет встретиться, пива попить, вспомнить армейскую молодость. Баки пожимает плечами. Да, можно. Почему бы нет. Он ведь молодой, верно? Баки всего двадцать девять. Что делают молодые парни? Именно это. Пьют пиво, гуляют с друзьями по барам. Смотрят бейсбол. Он так долго сидел в одиночестве в четырех стенах, что теперь ему тошно от одной мысли о том, чтобы снова остаться в своих мыслях. Так что пожить немного у Рамлоу, пока не освоится — прекрасная идея. А встретиться с Уилсоном — еще лучше. Они приезжают к дому Рамлоу через полчаса. Неподалеку есть неплохая закусочная, так что они покупают себе картошку-спиральку и сэндвичи с индейкой, берут в прокате диск «Святых из Южного Бостона» и парочку новых ужастиков. Рамлоу рад компании, как и Баки. Баки почти не думает о синей кровати. И черных чулках. Они садятся в гостиной, Рамлоу включает внушительную плазму, ставит сэндвичи в микроволновку. Баки садится на черный диван и выкладывает банки пива на кофейный столик. Рамлоу приносит закуску. Они смотрят фильмы, переговариваясь и шутя. Баки спокойнее говорить. С Рамлоу ему всегда было удобно и просто. Прошедший точно так же, как и Баки, приют и непростую жизнь в одиночку в большом городе, Рамлоу остался славным парнем. Он не лезет не в свое дело, но готов помочь людям, к которым привязан (а привязывается он очень тяжело — поэтому, наверное, кроме Уилсона и Баки друзей у него можно по пальцам пересчитать). Он веселый, немного грубоватый, саркастичный и язвительный. Рядом с ним Баки чувствует уже позабытую легкость, будто груз стал легче, на мгновения, но стал. Рамлоу успокаивает его. Пока не говорит: — Чего это ты вообще решил к нам перебраться? — спрашивает, не задумываясь. — Не думал, что ты когда-нибудь сможешь прожить хоть пять минут без своего Роджерса. Помнится, в академии ты всех им заколебал. — Рамлоу беззлобно улыбается. — Чего случилось? Пиво с картошкой застревает в горле, и Баки проталкивает неприятный ком глубже в пищевод. Желание есть снова пропадает. Еда кажется резиновой и безвкусной. Он думал так же. Что они никогда не расстанутся. Ему казалось, они срослись, как прекрасный симбиоз. Баки помнит — он не мог без него даже выходные у сестры провести. После их первого раза они везде были вместе. Как сиамские близнецы. Все это детская глупость. Так не бывает у взрослых людей. Чувства появляются и пропадают. Баки говорит себе это уже неделю. Рамлоу видит его изменившееся лицо. Будто одеревеневшее. Он опускает уголки губ. — Если не хочешь говорить — не надо, — тут же предлагает пути отступления. Баки пожимает плечами. — Мы расстались, — наконец говорит он. Продолжает пялиться в экран. Ничего не произошло, думает он. Он уже смирился с этим. Он провел в своем отельном номере неделю, смиряясь. Потратил почти двести пятьдесят баксов, но к Наташе не пошел. И в Департаменте больше не появился. Он говорит без единой эмоции на лице: — У него роман с одной девушкой. Рамлоу поджимает губы. — О... — выдает он. — Извини. Дерьмово, старик. Черт, вы же три года вместе. Баки кивает. Молчит. — Еще пива? — быстро меняет тему он. Рамлоу соглашается. ~ Баки работает слаженно, педантично. Пирс сразу говорит ему, что он хороший парень, толковый коп. Пирс — скользкий тип, совсем не ровня Фьюри, но Баки привыкнет. Он всегда привыкал, хорошо адаптировался: сначала в приюте в пятнадцать после самоубийства матери, потом — в двадцать один — в армии, затем — в двадцать три — в академии. Это то, что он всегда делал. Он особо не сближается с новыми коллегами. Впрочем, ему это и не нужно. У него есть друзья, и новые ему сейчас без надобности. От одной мысли о каких-либо интрижках его неприятно подташнивает. Так что — да. Он неплохо устраивается на новом месте. В основном он проводит время с Рамлоу. Почти постоянно, на самом деле. На работе и вне ее они вместе. После смены смотрят телек, спорят о главных персонажах, стараются угадать ход сюжета. Иногда играют в карты или шахматы. Минимум раз в неделю они видятся с Уилсоном. Несмотря на то, что тот везде таскает с собой своего парня, они здорово проводят время. Питер веселый и интересный малый. Умный, но немного стеснительный и действительно очень молодой. Когда Баки видит его впервые, ему даже кажется, что Питер старшеклассник, а Уэйд наврал им, чтобы они не сообщили в полицию о том, что тот совращает несовершеннолетних. Питер низкий, растрепанный, одет в привычный прикид ботаника. Баки только диву дается, каким образом Уилсон нашел его. Все идет своим чередом. Баки кажется, все станет лучше со временем. Первые и последние серьезные отношения в его жизни закончились сущим кошмаром, но что теперь делать? Может, Баки был слишком глуп, когда решил, что правда достоин его. В этом была вся ошибка. Он всегда был слишком хорош для кого-то вроде Баки Барнса, безродного щенка из бруклинского приюта. Он всегда был такой добрый, великодушный, жертвенный, находчивый, готовый помочь кому угодно, кулаки в кровь сдирающий за то, что считает справедливым и правильным, и, при всем при этом, господи, такой красивый. Высокий, широкоплечий, с узкой талией и крепкими бедрами. Русые волосы — темные у корней и светлые на кончиках. Белая кожа. Полные красные губы, из-за которых идеальные белые зубы кажутся еще более безукоризненными. Голубые глаза в кайме длинных рыжеватых ресниц. Веснушки. Родинки на шее. Когда они повстречались впервые, уже на третьем курсе академии, он улыбнулся так ярко, что сразу ослепил. Баки понял, что попал, почти мгновенно. Это было похоже на толчок изнутри клетки его ребер. Он стал соседом по комнате хорошего приятеля Баки, Дугана. Предложил Баки пива, когда тот заглянул к ним в начале первого семестра, и посмотрел так, что Баки быстро понял — ради этого взгляда он горы свернет. Да что там горы, собственную шею. Без раздумий, без замешательства. Сделает что угодно. Они практически в один прыжок преодолели отметку «знакомые» и еще быстрее «друзья». Баки помнит — Ст... он был популярным парнем. Многие вились за ним, и его бисексуальность давала шанс всем. Первое время — еще до отношений, но уже около черты — Баки ревновал так сильно, что не мог спокойно спать. Тогда Баки еще не имел на него прав, и это без преувеличений его убивало. А он был тактильным, общительным, улыбчивым. Ему нравилось это внимание, потому что он был лишен его почти весь период взросления из-за слабого организма. Баки знал, что он уже переспал с несколькими знакомыми Баки на разных вечеринках и не видел в этом особой проблемы, секс всегда был просто сексом, но это будило в Баки невероятную, всепоглощающую бурю боли и ярости. Это было глупо, по сути, ведь Баки был ему никто тогда. Они были просто знакомыми. А затем все резко поменялось, и Баки караулил его на каждом углу академии в ужасе, что он правда решит, что Баки ему мало. Баки не любит думать об этом времени. О том, как скуривал по целой пачке сигарет, пока ждал его из спортзала. О том, как дрался на вечеринках с сокурсниками, потому что они предложили ему выпить. Эта любовь — она была всепоглощающей. Она сожрала Баки Барнса, ничего от него не оставив. Наверное, поэтому теперь Баки не способен произнести его имя даже у себя в голове. ~ Ему иногда звонит Наташа. Конечно, про него она тактично ничего не говорит. Она всегда такой была — чуткой и умной. Так что она рассказывает о Клинте, о прибавлении в семействе — собаке Бургер — и летучках Фьюри, на которых тот иногда вспоминает Баки добрым словом. Баки улыбается, говоря с Наташей по сотовому. Это общение сладковато-горькое. С одной стороны, она — часть той жизни, которая навсегда теперь ушла. Которая является ему во снах, и он просыпается среди ночи со стойким желанием вынести себе мозги из служебного пистолета. Чем дольше он живет в Бостоне, тем сложнее становится игнорировать пожирающее чувство беспросветного, холодного одиночества. Рамлоу, конечно, поддерживает его. Баки, правда, не ожидал такого содействия, но Рамлоу помогает ему. Следит, чтобы он поел. Отправляет спать пораньше. Звонит, когда уходит куда-нибудь с девушкой. Но это все равно не Нью-Йорк. Это не его квартира, в которой он чувствовал себя счастливым впервые за столько лет — после самоубийства матери, войны, не оставившей от него камня на камне, бесконечной психотерапии, антидепрессантов. Не его друзья, которым Баки мог доверить все, с которыми прошел такой долгий путь. И не он. Его здесь нет. Но с другой стороны, Наташа его друг. И он благодарен ей за эти звонки. За маленькие новости об участке. О новых делах. Это заставляет его чувствовать себя чуточку лучше и хуже одновременно. Баки съезжает от Рамлоу через три недели после приезда в Бостон. Его выбор падает на маленький одноэтажный домик в глубинке Саус-Энда на Аптон-Стрит. Его сдает милого вида пожилая пара за скромную цену. Одна спальня, кухня, санузел и крохотная, но обжитая гостиная. Так как дом съемный, в нем есть практически все, что нужно для жизни — стиралка, микроволновка, небольшой, зато новый телевизор. Он даже находит блендер в шкафчике на кухне. Это неплохой выбор. Хороший старт. Иногда приходится начинать все сначала. Он не замечает, как мрачная, молчаливая депрессия заполняет собою все его существо до краев — вновь, — и он тонет в ней, как в болоте. Оно приходит постепенно. Подниматься по утрам становится так сложно, что Баки всерьез думает бросить работу или хотя бы договориться об отпуске. Он просыпается в пять утра и лежит, не двигаясь, до упора, пока не начнет опаздывать, а Рамлоу — трезвонить. Он не завтракает, не пьет кофе. В доме пусто и тихо. Тикают настенные часы. Никто не будит в четыре своими сборами на пробежку, не зовет пить утреннюю порцию чая, и не для кого готовить тосты с беконом. Он совершенно один, и ничто не способно его заинтересовать. Да, почти каждый день к нему приезжает Рамлоу, а по уик-эндам — Уилсон, но это другое. Они друзья, но одиночество они заглушить не могут. Они отвлекают от него. Но не излечивают. Шэрон, новая девушка Рамлоу, за которой тот избегал себе все ноги последний месяц, предлагает Баки сходить к врачу. Поговорить с кем-то компетентным. Она находит ненормальным то, что Баки ничего не ест и не выходит из дома. И, наверное, Рамлоу многое ей рассказывает наедине — все-таки они вместе (и Баки не против — пусть рассказывает, это их личное дело). Она милая миниатюрная блондинка из отдела по борьбе с организованной преступностью. Много улыбается, смеется. Но как-то случайно Баки узнает, что ее фамилия — Картер, и это все резко меняет, по крайней мере, на какое-то время. Видеть ее становится тяжело. Когда он смотрит на нее, он по-прежнему кристально ясно вспоминает синюю кровать. И черные чулки. Пирс доволен его работой. Они с Рамлоу трудятся в основном над чем-то бытовым. Часто ездят в патруль, разнимают драки, проверяют вызовы. Это легко и не загружает мозги, и Баки вдоволь может насладиться липкой, вязкой ненавистью к себе. Иногда он погружается в свои мысли так глубоко, что становится тяжело очнуться. Он просчитывает каждый свой шаг — перед сном в холодной кровати, молчаливой тишине или на работе, пялясь в свой стаканчик с кофе. Думает, что сделал не так. Почему он был несчастлив с Баки? Почему Баки ему стало мало? Он вспоминает его взгляды. Как он смотрел на детектива Картер, когда та только появилась в их участке. Баки тогда вновь ощутил эти чувства — позабытые со студенческих лет душераздирающую ревность и обиду, непонимание, боль и — вину. Не то чтобы у Баки Барнса когда-то были сильные проблемы с самооценкой, но после Сирии ему начало казаться, что он уже никогда не станет собой прежним — котом, который гулял сам по себе, который ходил на вечеринки, крутил с девушками и парнями, улыбался и подмигивал понравившимся прохожим на улице. Он думал, что больше ничто не колыхнет в нем яркой жажды жизни. Он почти прекратил любые интимные отношения — ему тяжело было дать к себе прикоснуться, поэтому он забросил гулянки и в основном скрупулезно занимался учебой. А потом, на третьем году обучения, повстречал его. И все в жизни переменилось, будто кто-то зажег огонь. Вспыхнувшая в его груди страсть не могла сравниться ни с чем испытанным прежде. Она быстро переросла во влюбленность, а влюбленность стала сильной, болезненной любовью. Баки так не хотел отпускать его. Никогда. Но не он сделал этот выбор. И от этого ему только хуже. ~ Так проходит два месяца. Рождество мелькает, как крошечная вспышка фейерверка в черной бесконечности неба. За праздничным столом Шэрон вновь предлагает ему пойти к врачу — хотя бы за таблетками, которые помогут ему чувствовать себя лучше. Баки сначала думает, что это все бред — он достаточно напился таблеток после Сирии, — но позднее, когда обнаруживает себя за одинокой бутылкой крепкого пятый день подряд, понимает, что, может, это не самая плохая идея. Психиатра Фила Коулсона, частного врача, ему советует Питер. Не то чтобы Баки со всеми болтает о своих проблемах, но Питер чуткий парень, он предлагает невзначай, ненавязчиво, чтобы не обидеть. Баки кивает, ничего не отвечая, нарезая хлеб для сэндвичей, пока Уилсон, Шэр и Рамлоу спорят, что смотреть на этот раз — «Зловещих мертвецов» или «28 недель спустя». Баки делает вид, что это ничего не значит — зачем бы ему идти к психиатру? — но тем же вечером ищет информацию о Коулсоне в Интернете. Он находит официальный сайт и спустя несколько часов тяжелых раздумий записывается на прием. Доктор Коулсон оказывается низким коренастым мужчиной лет сорока, с редкими русыми волосами и добрым взглядом. Он вежливый и тактичный, и не заставляет выкладывать все как на духу в первые три минуты приема. Он спрашивает у Баки о его самочувствии — и тот скупо описывает симптомы: то бессонница, то беспробудный сон, отсутствие аппетита, сильная апатия, панические атаки — и выписывает несколько препаратов. Оланзапин, амитриптилин, вальдоксан — неприятный, но действенный коктейль. Док предупреждает Баки о побочных действиях и периоде привыкания. Баки не считает, что это большое дело. Тошнота и сухость во рту вряд ли сильно его напугают. Он принимает таблетки слаженно, как по расписанию. Поначалу, кроме тошноты и постоянного голода, он не чувствует ничего, но затем понимает, что засыпать становится легче. На самом деле, он все время хочет спать, каждую секунду. Болезненного роя мыслей, распирающего его мозг, больше нет. Мыслей вообще мало, и это хорошо. Пустота успокаивает его. Больше не пугает. Лучше пустота, чем синее постельное белье. Смятое, влажное. нетнетнет В феврале вдруг звонит Бекка. Они не связывались уже три месяца — Бекка все занята семьей, новорожденной дочерью Мишель. Она живет в Сан-Диего, на другом конце страны, с мужем-профессором и двумя прелестными детьми. Она иногда пишет Баки в WhatsApp — потому что Баки удалил Фэйсбук — присылает фото племянников, но это все же не общение по Скайпу. Он все равно не включает камеру. — Почему ты не сказал мне, что переехал из Нью-Йорка? — в лоб спрашивает Бекка. На руках она нянчит шестимесячную Мишель, воркующую с погремушкой. Где-то на заднем плане носится трехлетний Джейсон. Баки лениво мешает омлет в сковородке. Пожимает плечами. — Как-то к слову не приходилось, — флегматично говорит он. — Я сейчас в Бостоне. — Обалдеть! — восклицает Бекка. — Что случилось? Что со Стивом? Он резко замирает над сковородкой. Горло стягивает, словно его душат. Господи, он не слышал его имени уже три месяца. Три месяца прошло. Он живет как жил, верно? Он убеждает себя в этом каждый божий день — он справился с этим. Он в порядке. Он в Бостоне, с друзьями и неплохой работой. Баки откидывает деревянную лопатку и сдавленно отвечает, изо всех сил стараясь изобразить равнодушие: — Мы расстались. Но он не может. (Он почему-то очень ярко вспоминает вечеринку у Джека Роллинса, парня с их потока в академии, и то, как он — Стив, боже — как Стив стоял один, с опустевшей сороковушкой в руках, ожидая, пока Баки принесет ему еще. Кроме него на этой вечеринке Стив никого не знал, и Баки шел к нему через толпу в нетерпении, что сделает ему приятно, принеся пива. Баки продирался через танцующих пьяных людей и вышел в гостиную, когда увидел его, Стива, стоящего в дверном проеме, а рядом — какого-то хорохорящегося парня, темноволосого, чуть ниже ростом. Он улыбался и держал в руках банку пива, и одного взгляда хватало, чтобы даже со спины понять, что это вездесущий великолепный Тони Старк. Баки слышал так отчетливо, словно вокруг не кричала музыка: «Скучаешь? Не видел тебя здесь раньше», — разулыбался он, сын манхэттенского миллионера, один из лучших умов академии. Господи, да что Баки имел против него? Против его смелой обаятельности, напористости, молодой страсти в крови? Старку было двадцать два. Стив ответил на его улыбку, пожал плечами, наклонился, чтобы ответить. Баки ощутил вспышку ревности, как неприятный укол. Он поторопился, поровнялся с ними. Старк его сначала даже не заметил, занятый Стивом, а потом окинул взглядом с ног до головы. «Что-то забыл?», — спросил насмешливо, и Баки сжал челюсти. «Это Баки, знакомься», — сказал он — Стив, его зовут Стив, как же тяжело — и добавил: «Баки, это Тони Старк». Баки кивнул ему, пожал руку. А через полчаса они со Старком подрались.) — Боже, — бормочет Бекка. — Что стряслось? Баки так не хочет говорить. Его мутит. Во рту сухо. Он снимает пригоревший омлет с плиты и идет в ванную, чтобы выпить таблетки. — У него появилась девушка, — сообщает он. — Я их застал. Нечаянно. — Какой кошмар! Мой бог, Джим, мне так жаль! — вытягивается лицо Бекки. Она выглядит и правда сожалеющей, и Баки становится ужасно, ужасно жаль себя. Это плохое чувство, он никогда себя не жалел! Но в эту минуту ему хочется забиться под кровать и ни с кем не разговаривать. Ни с кем не встречаться. Никогда. Он переводит тему. Быстро, почти впопыхах, и Бекка замечает его стремление поскорее отдалиться от этого разговора, но ничего не говорит на этот счет. Она приглашает Баки на день рождения Джейсона в июле, и Баки соглашается — почему бы ему не съездить в Калифорнию? Вряд ли будет проблемой отпроситься у Пирса. Пирсу он нравится. Они еще говорят немного ни о чем, а затем Бекка убегает кормить пришедшего с работы мужа ужином. Баки натягивает улыбку, хоть она и не сможет увидеть ее, и делает вид, что к нему пришел Рамлоу. Затем сбрасывает звонок и остается один в пустой квартире. ~ Время идет. День за днем. Баки все убеждает себя, что ему становится легче. Что таблетки помогают. Друзья и новый город излечивают его. Наташа звонит и смеется в трубку. Клинт присылает фото Лаки и Бургера в WhatsApp. Они с Рамлоу, Шэрон, Питом и Уилсоном ходят в бары, кино, собираются дома и заказывают пиццу. В эти моменты Баки чувствует себя живее. Лучше. На какое-то время это заставляет его забыть о Нью-Йорке. О его старой квартире в Бруклине. О револьвере, который теперь лежит в выдвижном шкафчике его тумбы. Пиво, чипсы, глупый ужастик — не для испуга, а скорее забавы ради. Баки нравится проводить так время. Больше, чем одинокое прозябание у телека на диване. Больше, чем одинаковые, бесцельные дни, такие мучительные в своей неизменной тоске. А еще он — он думает о нем. Почти постоянно. О Стиве. О его теле рядом в кровати. Коротких светлых волосах, щекочущих правую руку, которую Баки подкладывал ему под голову, когда они лежали вместе и смотрели сериалы по ноутбуку. Это тяжело. Тяжелее, чем что-либо. Баки обнаруживает вдруг, что помнит все. Каждую минуту, проведенную с ним. Каждый его взгляд. Каждую улыбку. Сладковатый вкус морковного сока на его языке. «Подъем, офицер Барнс, вы проспите завтрак». Тяжелые задумчивые драмы и триллеры по вечерам. Выходные на Кони-Айленд. Каждое его «Еще, боже, еще». Тепло его груди на своих лопатках, когда они спали, обнявшись. Баки не хочет этого, но прокручивает это в голове раз за разом. Словно ему нравится доводить себя до беспамятного уныния. Звонок раздается посреди ночи, в три часа, когда Баки сидит напротив ящика и бездумно смотрит TLC. Он уже принял таблетки на ночь, и сонливость наваливается на него тяжелым душным одеялом, но в спальню он не идет. Заводской рингтон его нового смартфона кажется частью дремы. Баки тянется, чтобы взять мобильник со столика, только спустя две минуты. На дисплее незнакомый номер. Он хмурится, но отвечает. На том конце провода тишина. — Офицер Барнс, слушаю, — хрипло говорит Баки, в голове перебирая варианты, кто бы это мог быть в такое время. Кто-то с работы? Срочное дело? Он трет глаза, дожидаясь ответа. Но все молчит. Тогда он хмурится и повторяет: — Слушаю, говорите. Наверное, просто помехи на линии. Наверное Резко мелькнувшее предположение будит в нем волну чудовищного ужаса. Он резко убирает трубку от уха и сбрасывает звонок. Руки начинают подрагивать, сердце колотится о ребра — бам-бам-БАМ. Он ощущает медленно, неумолимо подступающую паническую атаку. Дышать становится тяжело. Это не мог быть он. С чего бы ему звонить? Зачем ему это нужно, после стольких месяцев молчания, после того, как он... Синее белье, думает Баки. Синее белье и черные чулки. И Пегги Картер, сидящая на углу их двуспальной кровати. Он выпивает стакан воды и немного стоит над раковиной. Надо просто успокоиться, забыть об этом. Позвонить Рамлоу или Уилсону, или... Баки смотрит на часы — три часа, конечно же. Нельзя никому звонить. Нельзя никого будить. Это лишь помехи на линии. Или кто-то ошибся номером. Баки не спит до утра, сидя на своем диване перед телевизором с револьвером в руках.