.gravity smiled

— *** — 2.

bones blood and teeth erode they will be crashing low © bon iver Начало марта. Баки сидит в кафе, неловко оглядываясь по сторонам. Это была идея Шэрон. Она предложила это Баки, а тот, сидя напротив нее и Рамлоу в пабе, только пожал плечами. «Она прекрасная, я тебе говорю!» — воодушевилась Шэрон его молчанием. Она тут же начала искать что-то в своем айфоне. Рамлоу потягивал пиво, закинув руку на спинку ее кресла. — «Я дам тебе ее номер в WhatsApp!» И она так и сделала. Ванда Максимофф-Леншерр — диспетчер из отдела Шэрон — написала ему на следующий же день. С иконки аватара на Баки смотрела милая большеглазая девушка с каштановыми волосами. Она прислала дурацкий улыбающийся смайлик и короткое «Привет». Баки ответил, лежа на своем диване в гостиной в одиночестве, и они неловко разговаривали около часа, прежде чем Ванда пригласила его в кафе — посидеть, попить кофе, поболтать. Ничего такого, что обязывало бы его к чему бы то ни было, но он все равно не знал, стоит ли соглашаться. Так что он воспользовался тем, что часы уже показывали десятый час вечера, и сделал вид, что ушел спать, не ответив. Теперь он ждет Ванду в небольшом уютном кафе неподалеку от центра города и бездумно смотрит за окно, проверяет часы каждую минуту. Он не знает, чего хочет больше — остаться и заставить себя вынести это или позорно сбежать. Он понимает, что это далеко не свидание и, черт подери, не свадьба, но сердце все равно неприятно ноет. Происходящее кажется ему неправильным. Глубоко, глубоко неверным. Ванда заходит в кафе с широкой улыбкой на лице. Почти сразу найдя его глазами, она машет рукой и прямо-таки пышет радостью, доброжелательностью. Баки выдавливает улыбку в ответ. Ванда в жизни кажется моложе, меньше, чем он себе представлял, но, в общем-то, он нисколько не разочарован. Он поднимается со стула, чтобы поприветствовать ее, и они коротко обнимаются в знак знакомства. — Привет! — восклицает Ванда, снимая свою багряную кожаную куртку. Ее большие светлые глаза подведены черным карандашом, и Баки это даже нравится. Он немного ухаживает за ней, помогая повесить верхнюю одежду на спинку стула. — Рад знакомству, — отзывается Баки. Они усаживаются друг напротив друга. Ванда широко улыбается. — А я тебя себе таким и представляла, — делится она. Баки убирает черную прядь за ухо и приподнимает уголки губ. — Да, я тебя тоже, — говорит он. К ним подходит официантка, и они делают заказ. Баки берет себе сэндвич с темным пивом, Ванда предпочитает салат и сок. Официантка мило им улыбается, забирает меню и обещает через пару минут принести напитки. Баки боится, что разговор не заладится. Что Ванде станет с ним скучно, потому что он чувствует себя неловко и потерянно. Раньше, зачем-то вспоминает он, такого не было. Лет в двадцать он лучше всех знал, как справляться с девушками. Как очаровать их, разговорить, как заполучить что-нибудь посерьезнее поцелуев в щечку и кокетливых взглядов из-под накрашенных ресниц. Он умел ухаживать, считал это практически искусством, талантом. Он знал, что недурен лицом, и пользовался этим. Мама говорила, это у него от отца. А потом, после Сирии, после песка и крови, все как-то поменялось. На его теле прибавилось шрамов. В голове образовался полный кавардак. Улыбаться, юлить, обвораживать ему больше не хотелось. Не хотелось появляться на вечеринках, покупать девушкам коктейли, обещать черти что. Теперь он сидит напротив Ванды — первой девушки, с которой он пошел на свидание за последние пять лет — и не знает, стоит ли вообще все это начинать. Но Ванда, к его удивлению, оказывается вполне коммуникабельной. Она немного стесняется поначалу, но затем у них как-то сама собой образовывается беседа, которая, как ни странно, не отталкивает Баки, не вгоняет его в ступор. Он медленно ест свой сэндвич, запивает его пивом и поддерживает общение. Ванда милая. Улыбается так ярко, что Баки даже ловит себя на том, что любуется ею. Она похожа на его младшую сестренку. И это почему-то располагает его к ней еще сильнее. Но спустя час или полтора он понимает, что мысль о том, чтобы продолжить общение у кого-нибудь из них дома, приводит его в ужас. И когда Ванда в процессе разговора невзначай накрывает его ладонь своей, он дергается и напрягается всем телом. — Прости, — бормочет он. Убирает руку под стол и, вытянувшись в струну, только качает головой. Он вспоминает, как они… как они со Стивом держались за руки в кафетерии колледжа. Или в кофейнях в студгородке. Или в барах. Или в кино. Или — Ничего, ничего! — тут же примирительно сияет Ванда. — Это ты прости. Мне не стоило. Она смущенно опускает взгляд. Он сглатывает ком, застрявший посреди глотки. — Так… — он прочищает горло, — Шэр рассказала тебе? Он не удивится, если да. В этом нет особой проблемы. Это же никакая не тайна. Улыбка Ванды становится виноватой. — Да, извини, — признается она. — Мне очень жаль, что так получилось. Ты такого не заслужил. Он качает головой. — Ерунда, — он хмурится. Добавляет тихо: — Никто не может знать, что я заслужил. — Брось, — Ванда пожимает плечами. — Можем поехать ко мне, если хочешь. Он знает, что это значит. На миг он видит свои руки на чужой спине. На выступающих лопатках. На мышцах, бугрящихся под кожей. Видит светлый затылок. Свои пальцы, вплетенные в короткие волосы на его макушке. Он видит это так ясно. Он молчит, тяжело смотря в стол. Затем наконец разлепляет губы, чтобы сказать: — Прости, не думаю, что нам с тобой стоит… Ну, знаешь. — Он вздыхает. Усталость внезапно наваливается на него тяжелым, душным грузом. — Прости, я не готов. Его пальцы дрожат под столом. Он не смотрит на Ванду. Но та, кажется, улыбается. — Забудь, — мягко говорит она. — Нет так нет. — Она пожимает плечами. — Просто ты мне понравился. Ты очень красивый и милый. Но, знаешь, нам ведь не обязательно. Мы можем просто общаться, верно? Как друзья. Он поднимает на нее взгляд. Ванда ласково улыбается. Эта улыбка успокаивает его. Он благодарен ей за понимание. Это не жалость, он чувствует. Это скорее похоже на какую-то сестринскую заботу. Баки кивает, изображая ответную улыбку на своем лице. — Дело не в тебе, — тут же пытается объяснить он. Ванда качает головой. — Конечно, я понимаю. — Она пожимает плечами. Немного помолчав, она вдруг признается: — Знаешь… Эм, когда умерла наша с Пьетро мама, папа был очень плох. Мы с братом плохо помним, нам было только пять, но я помню время после. Папа был уверен, что никогда больше никого не полюбит. Он и без того был довольно холодным человеком, всегда был, но когда мама ушла… Он закрылся в себе, заперся дома и никуда, кроме работы, не ходил. Стал затворником. Все думали, так будет всегда. А потом нам нужно было переехать в Лондон, и там он случайно повстречал Чарльза. И, знаешь, это стало переломным моментом. Папа сначала сопротивлялся. Они многого натворили. Но потом дали друг другу шанс, и это вдруг сработало. — Ванда улыбается. — И у нас с братом появилось два родителя. Конечно, у папы с Чарльзом не самые идеальные отношения. Я имею в виду, они иногда ссорятся, могут наорать друг на друга, обидеться, но они любят друг друга и знают это, поэтому всегда друг к другу возвращаются. Они вместе почти двадцать лет. Баки удивлен ее внезапным откровением. Но он благодарен ей за эту историю. Он слабо улыбается и кивает. — Я рад за твоих родителей, — искренне отзывается он. Ванда пожимает плечами. — Просто, понимаешь, я о том, что… Эта боль не обязательно должна длиться вечно. Боль пройдет, Джей. Вот увидишь. И он так, так хочет ей поверить. К концу вечера Баки подвозит Ванду до дома. Они коротко обнимаются на прощанье, и Ванда быстро целует его в щеку. Баки стоит огромных усилий не шарахнуться от нее подальше, и он даже горд собой. Ванда улыбается — она такая яркая, солнечная, что ему тепло рядом с ней — и выскальзывает из машины. Ее каблучки стучат по асфальту, пока она не скрывается в красивом двухэтажном бежевом доме, в котором горит свет на первом этаже. Баки уезжает домой, чувствуя себя лучше, чем было, когда он собирался на эту встречу. ~ Это немного неожиданно для него, но они с Вандой начинают неплохо общаться. Они ходят гулять и в кино, и Баки даже зовет ее выпить всем вместе — с Уилсоном, Питером, Рамлоу и Шэр. Шэр невероятно счастлива, что Баки и Ванда нашли общий язык, но немного разочаровывается, когда узнает, что их отношения несут в себе исключительно дружеский характер. «Может, со временем», — улыбается Шэр, и Баки с Вандой пожимают плечами, переглянувшись. Это нелепо — потому что Баки уверен, что не сможет, — но почему бы не подурачиться. Ванда вдруг появляется на его дне рождения, который он все равно не собирался праздновать, в компании Уэйда, Питера, Рамлоу, Шэр, выпивки, пиццы и торта. Это воскресенье, его день рождения в понедельник, так что они приходят поздравить заранее, перед дежурством. Баки ловит себя на мысли, что рад их визиту. Они здорово проводят время, слушают музыку, выпивают и общаются. Баки звонят Наташа, Клинт, Сэм, Бекс, даже старые армейские приятели — Дуган, Морита, Джонс, Монти. Баки чувствует себя как никогда нужным, и это помогает ему. Он старательно, невероятно тщательно врет себе, что не ждет еще одного звонка или СМС. Конечно, из-за таблеток ему нельзя напиваться, но пиво он себе позволить может. Ближе к часу ночи все разбредаются по домам, еще раз поздравив теперь уже с наступившим. Баки провожает последнего гостя — Ванду, удостоверившись, что она благополучно села в свой Убер — и закрывает дверь с внезапно образовавшимся чувством опустошенности внутри. Оставаться вновь в одиночестве кажется ему тяжелым ударом. Он поспешно включает телевизор и прибавляет громкость, создавая иллюзию чьего-то присутствия. Надевает старую толстовку и заваливается на диван с остатками пиццы. Он не спит до четырех утра, немного лениво смотрит на часы и отмечает, что вот-вот стукнет час его появления на свет — 4:20 утра, — и внезапно, в 4:21, его телефон пиликает входящим СМС. Он думает, что это кто-то с работы — хотя еще и рань ранняя, — и лениво тянется к смартфону, чтобы прочитать, сонно снимает блокировку. Но, стоит ему увидеть текст, как сонливость мигом пропадает, и он сидит на своем диване, натянутый, как струна, с ощущением, будто его ледяной водой окатили. «С днем рождения, Бак» — гласит короткое сообщение с незнакомого номера. Баки стискивает зубы до боли. Он дрожащим пальцем быстро удаляет СМС и откладывает телефон подальше. Только один человек во всем чертовом мире называл его «Бак». И теперь в его жизни этого человека больше нет. ~ Может, это именно Ванда та, кто оберегает его от самого глупого, самого отчаянного шага во всей его сраной жизни. Как-то так выходит, что каждый раз, когда он начинает думать о револьвере в тумбочке в спальне, Ванда пишет ему или звонит. Зовет погулять, предлагает выпить, посмотреть «МастерШеф» под пиццу, сходить в кино. Баки немного стыдно от того, что она постоянно вынуждена писать ему первая — просто потому, что он не успевает ее опередить, — и маленький кусочек жизни, что она будит в нем, дарит ему мотивацию ответить, согласиться, позвать ее к себе. Она становится его маяком. В такой непроглядной тьме, с которой Баки никогда не сталкивался прежде. Она не Стивен Грант Роджерс. Она не его первая и единственная во всем мире любовь. Но она становится его другом, и он понимает, что может доверить ей все. Ближе к маю Ванда даже пытается познакомить его со своим братом-близнецом, совершенно недвусмысленно уверяя, что он бисексуал. Пьетро чертовски красивый высокий парень с белыми волосами. Он выглядит эффектно, Баки это признает, он веселый и язвительный, но. Черт. Баки просто не может. И это не в его силах. Не в его власти. Это просто есть и все. Как якорь. Как груз в самом его сердце. Такой естественный, как сама гравитация. Так что с Пьетро у них дальше просмотра фильма — вместе с Вандой — не заходит. Зато Баки знакомится с родителями Ванды. Чарльз — низкий красивый мужчина с плавными, мягкими чертами лица и темными мягкими волнистыми волосами. Он вежлив и добр, и говорит с английским акцентом. Эрик — высокий, жесткий, с рыжеватой щетиной, очень внимательными, проницательными глазами и лицом, которое Баки почему-то находит исключительно по-немецки строгим. И они с Чарльзом красивая пара, Баки не может не признать. Они достаточно тепло принимают Баки, особенно когда Ванда уверяет, что в зятья — ни с одной стороны — тот к ним не напрашивается. Баки кажется, все становится… лучше, чем было. Не то чтобы он готов отказаться от таблеток. Или что он лучше спит. Или не дергается каждый раз, когда посреди ночи звонит телефон, и на дисплее незнакомый номер пугает его до чертиков, и он потом пьет таблетки и не спит до самого будильника, думая, что было бы, ответь он. Что бы он услышал? Опять тишину? Нет, вряд ли он исцелился. Но ему полегче. И он реже думает о револьвере. Реже думает о черных чулках и синей постели. И о Стиве тоже. А потом вдруг раздается звонок от Фьюри, и все рушится так стремительно, что это даже смешно.