.gravity smiled

—***— 11.

you barely are blinking wagging your face around © bon iver Иногда ему это снилось. Эта встреча. Она обычно случалась где-нибудь в супермаркете или почему-то у Наташи в квартире. Или прямо в новом доме, куда Баки приходил, чтобы застать его с Мантис — что не имело смысла, верно? Ведь он даже не был знаком с Мантис. Может, это была причина, по которой Баки выбрал именно ее — она не была связана с прошлой жизнью. Она была кем-то новым, будто нехоженой тропинкой, и Баки убежал в никуда, лишь бы никогда не возвращаться. Он так не хотел возвращаться. Столь же сильно, сколь однажды не хотел пробуждаться от сладковатого сна. Иногда Баки снилось, что в той петле пятнадцать лет назад была не мама, а он сам. Что он висел на ремне, и его тело пожрало трупное окоченение, и его зрачки превратились в мутную, сухую, узкую полоску, и он смотрел распахнутыми глазами, как Стив стоит в дверях спальни, замерев, обнаружив его. Проснувшись, он словно чувствовал это наяву — холод в конечностях, дрожь по бледной коже. Он очень долго не вспоминал о нем. Очень-очень долго. — Привет, — отвечает Баки, стараясь сделать голос максимально ровным и естественным. — Что ты здесь делаешь? Стив моргает, сбитый с толку. Баки давно не произносил это имя даже в своей голове. Он наспех думает: не могло быть так, чтобы его выдал кто-то из друзей. Никто — ни одна живая душа, знавшая правду — не сдал бы Стиву его новый адрес или номер. В этом ведь не было смысла. Они были на его стороне, они бы так не поступили. Стив тут же качает головой, видя его напряженное выражение лица: — Мне… Мне никто ничего не говорил, не переживай, — отзывается он, будто сильно волнуется. — Я просто проезжал мимо, клянусь. Я ехал к маме, она живет неподалеку, в Ричмонде. Помнишь, я говорил? Баки кивает. Помнит. Сейчас вдруг очень ясно. Воспоминания вспыхивают по цепочке, одно за другим. Будто гирлянда. Баки ужасно страшно и плохо. Он быстро говорит: — Я посмотрю машину, — и тут же погружается в капот. Стив молча стоит рядом. ~ Он любит Мантис. Он думает об этом, просыпаясь следующим утром, когда она уже готовит завтрак. «Я люблю ее». Он чистит зубы. Принимает душ. Сидит немного на полу в ванной, в ужасе пялясь в одну точку. Я люблю ее. Коулсон учил, что надо радоваться счастью. Надо радоваться, даже если это не так. Даже если ты хочешь выстрелить себе в голову из револьвера, хочешь повеситься в петле ремня на дверной ручке. Если глотаешь «Прозак», не запивая, просто разжевывая. Я люблю ее. Я люблю ее. Я люблю ее. Он ест без какого-либо ощущения вкуса. Мантис щебечет что-то Себастиану, клюющему у нее из руки горстку пресного попкорна. Джеймс. Или Баки. Джеймс ей улыбается, похожий на труп. Его тошнит всю дорогу до работы. Ему нужно починить машину. Машину Стива. Поломка несерьезная, но займет какое-то время. Это ничего, думает Баки. Джеймс. Он любит Мантис. Я люблю ее. Он смотрит в зеркало, в свое усталое серое лицо. Смотрит на морщины, появившиеся за последние пару лет, и на несколько глупых седых волос на макушке. Я люблю ее. Я счастлив. ~ — Привет. Стив приходит ближе к ланчу. На улице мокро и серо, только что прошел дождь. У него в руках пакет с едой. Джеймс — или Баки — никак не реагирует, просто кивает, будто ему нечего сказать (так и есть). Сердце отчего-то очень болезненно ноет, словно кто-то ковыряет его иголкой. — Я, эм… Я принес ланч, — оправдывается Стив тихо. — Просто подумал, что ты возишься тут весь день. Может, ты голоден. Баки молчит. Стив тушуется. — Прости. Вот. Можешь выкинуть. Или отдать кому. Баки выпрямляется, вытирает руки о комбинезон. — Спасибо, — говорит он. Он любит Мантис и ему плевать, что Стив здесь. Что он все такой же, только выглядит чуть-чуть старше — от стресса из-за работы, наверное. Или погоды, серой и мрачной, и дневного света, делающего его кожу нездоровой. Его глаза такие же, какими Баки их запомнил. Губы сухие, бледные, но такие же полные и четко очерченные. Баки плевать. Он любит Мантис. — Я… Я пойду. Приятного аппетита, — быстро отзывается Стив. Он несмело улыбается, пряча руки в карманы. — Спасибо, что помогаешь. Баки качает головой. — Это моя работа, — говорит он, не смотря на него. Стив соглашается кивком головы. — Конечно. Баки плевать на то, как звучит его голос. Он любит Мантис. Он счастлив. ~ — Все нормально? — спрашивает Мантис. Они смотрят в гостиной какой-то сериал про детективов. Люцифер мурчит, свернувшись на коленях Баки в клубок. Баки гладит его механически, не ощущая мягкости его шерстки. Он знает — Мантис не в курсе о Стиве. О том, что было. Не в курсе о Пегги Картер, ее алых губах, золотисто-каштановых кудрях, черных чулках. Она ничего не знает, и это вроде как делает ситуацию безопасной. Но она все равно чувствует, а Баки ничего не может поделать. На самом деле, он думает о доке Коулсоне. О его словах, как он сказал, что нужно ценить счастье. Мама не ценила. Она не ценила ни Баки, ни Бекку. Не ценила дом, который у них был. Свою работу в музыкальной школе, в двадцати минутах езды на машине. Не ценила блинчики по утрам, любимое ток-шоу по ящику каждый четверг, китайскую лапшу, которую они всей семьей заказывали каждое воскресенье. Год назад Баки нашел ее старые медицинские справки — случайно, когда продавал их заброшенный уже много лет дом. Оказалось, у мамы всегда была эта тоска — еще с подросткового возраста — и она ужасно мучилась в послеродовой депрессии, когда родила его и потом — Бекку. Баки этого не помнит, но некоторые моменты это все же проясняет — те пилюли, что мама все время пила, ее плач, когда никто не видел. То, как уход отца убил ее. Баки подозревает, это наследственное. Эта печаль. Подступающая будто эпизодами, будто приступами. Ледяная, вязкая и колючая. Он не знает, куда от нее прятаться. Но он не повторит ее ошибки. Он будет ценить. Будет целовать Мантис по утрам, будет дарить ей подарки, говорить, что любит, заниматься с ней сексом. Сделает ей предложение через год или два. Они заведут ребенка. Все будет хорошо, и он не вынесет себе мозги из револьвера, и его труп не найдут его будущие дети, раньше вернувшись из школы. Баки будет думать, что он счастлив, даже если это не так. — Конечно, детка, — врет Баки. — Все супер. У него прекрасная жизнь.