Мой личный маньяк

Настоящее время.       — У вашего мужа были враги? — спросил Шерлок у Мэри Ватсон.       Инспектор Лестрейд сразу почувствовал возникшую между ними двумя мгновенную и обоюдную антипатию.       Супруга убитого (или пропавшего без вести, как предпочитал говорить детектив) была дамой, что называется, со следами былой красоты на лице.       Комната, где она их принимала, вызвала у Грегори в памяти слово «будуар». Приглушенный свет, да ещё и розовые абажуры, были призваны скрыть морщины женщины, что сумела сохранить фигуру, но только такой вот ценой. Отсутствие жировой прослойки явно не пошло на пользу лицу.       Фотографии, во множестве развешанные по стенам, показывали гостям, что в юности Мэри была очень даже хороша. Инспектор знал, бывают люди, которым старость, как ни странно, идёт, но большинству с этим не везёт.       Может, супругу пропавшего доктора выбесило, что детектив хорош как картинка, хотя вроде не намного моложе её, а, может, ей не понравилось внимание к мужу? Грег не дал себя обмануть. Это дело стало для Холмса чем-то личным, и Мэри, видимо, тоже это поняла.       — Инспектор, вроде расследования таких дел ведёт полиция? Почему со мной беседует этот клоун?       Грег с тревогой взглянул на Шерлока.       — Миссис Ватсон, уверяю вас, Холмс — лучший в своём деле. Мы привлекаем его только к делам повышенной сложности.       — Неужели такая посредственность, такая тряпка, как мой никчёмный муженёк, кому-то интересен? — Мэри хмыкнула, а Лестрейд отметил арктический холод, разлившийся в глазах Холмса.       — Прошу ответить на вопрос. Были ли у Джона Ватсона враги? — медленно проговорил Грег.       — У какого же врача их нет? — мило улыбнулась ему Мэри, игнорируя Шерлока. — Хотя… Джон был всего лишь посредственным терапевтом, лечил геморрой у старичков и ревматизм у старушек, вряд ли мог сильно кому-то насолить… и всё же, не зря говорят, что у каждого врача есть своё кладбище. Может, кто из безутешных внучат какого-нибудь мирно почившего старикашки, кто знает? Во всяком случае, чтобы кто-то угрожал ему или что-то в этом роде — я не в курсе. Мы редко общались. Да и мне плевать.       — В квартире просто побоище, — осторожно проговорил инспектор, — это не нападение с целью ограбления и не…       — Расскажите о похищении, — попросил вдруг Шерлок. Мэри словно бы не услышала.       — Расскажите пожалуйста, — повторил инспектор. — В нашу первую встречу, вы упоминали, что несколько месяцев назад его вроде как похитили.       — А! — женщина махнула рукой, — в эту чушь я не поверила. Очередная жалкая попытка привлечь внимание. Нёс какой-то бред, что в первый день отпуска на него напал какой-то маньяк и держал потом в подвале.       — И что этот маньяк с ним делал? — спросил Грегори. Шерлок хранил молчание, буравя свидетельницу взглядом. Та откровенно потешалась над этим.       — Ох, вы не поверите, если расскажу…

***

Два месяца назад.       Джон понял, что его похититель отошёл. А точнее, вообще вышел из помещения. Возможно, чтобы вынести прочь отходы его жизнедеятельности. Доктор вздохнул. Ладно, с этим они справились. А что будут делать, когда ему понадобится… он прислушался к себе. Пока позывов нет, но что если держать его тут намерены не один день? Хотя… вернётся, можно будет спросить о сроках. А главное, — о целях. Он снова подёргался в путах. Ещё немного и затечёт уже не по-детски.       Шаги. Похититель возвращается. И снова… снова это чёртово металлическое звяканье! Что бы он не затеял — маньяк не передумал. На сей раз Джон ничего спрашивать или просить не стал. Он же сам предложил, сделать, что от него требуется.       Снова толчок, жужжание, и его «стол» принимает горизонтальное положение.       — У меня всё жутко затекло, — проговорил Джон, — руки уже почти потеряли чувствительность. Может… развяжете? Я не буду пытаться драться или убегать. Если речь не о потрошении и не о расчленёнке, конечно, — он нашёл в себе силы усмехнуться.       Маньяк осторожно коснулся его подбородка и покачал его головой. «Нет». Это о потрошении или о развязывании?       Похититель коснулся его правой руки и вывел на коже: «Не бойся. Неприятно, но не больно. Потом я тебя отпущу».       Половину букв Ватсон угадывал, но не сомневался, что прав. Он ощутил, что верёвку на правом запястье развязывают.       — Оу… спасибо! — пленник принялся сгибать-разгибать руку, вращать всеми суставами и шевелить пальцами, чуть не застонав от покалывания.       Пока Ватсон восстанавливал кровоток, похититель звякал своими железяками совсем рядом. Сначала с одной стороны, где-то около плеча, затем с другой, потом переместился к ногам. Доктор предположил, что к его «ложу» добавляются какие-то детали.       Когда кровоток восстановился, и Джон сообщил об этом похитителю, положив конечность вдоль тела, маньяк взял его за запястье, заставил отвести руку чуть в сторону и уложил… да, уложил во что-то, вроде металлического желобка.        Остальные верёвки были также вскоре сняты, доктору было позволено размять и остальные части тела. Теперь пленник лежал в той же позе морской звезды, ничем не удерживаемый, но помнил своё обещание. Обе руки расположились в «желобках», как и ноги, часть стола, поддерживавшая их прежде, была убрана.       Маньяк снял с него одеяло.       «Прости, — вывели у Джона на груди, — это не на долго. Пожалуйста, полежи немного неподвижно».       Затем снова шаги и снова поворот рубильника. «Стол» чуть поехал куда-то влево, судя по звукам — по рельсам. Встал, чуть дёрнувшись. Шаги и маньяк снова рядом.       — «Могу снова привязать, но верю слову», — озвучил врач его прикосновения. Вздохнул. — Хорошо. Я тоже вам верю. Глупо, знаю… можете ещё разок меня поцеловать?       Джон не видел этого, но был уверен — маньяк улыбнулся. Пленник буквально всей кожей ощутил плеснувшую от похитителя ауру радости.       — «Когда закончим — всё что захочешь. Не только поцелуй, можем пойти дальше».       По телу Ватсона пробежала дрожь. Он сглотнул. У него никого не было кроме жены. Он понятия не имел, что и как делать с мужчиной. Он ничего об этом мужчине не знал, он был в его плену, но… Но он знал, что не откажется от этого предложения.       — «Начинаем».       — Ладно. Начинаем. Что бы это не значило.       Джон ощутил, как похититель ещё раз наклонился к нему, и, с какой-то двойной нежностью, написал: — «Не бойся», чуть погладив по груди. Джон едва сдержал порыв схватить его за руку, удержать. Притянуть к себе. Узнать хоть что-то, кроме этих вот прикосновений. Вспомнил аромат волос. Почему-то про себя решил, что они скорее тёмные чем светлые. Может, даже вообще чёрные.       — Скажите, — спросил он, — у вас тёмные волосы? Мягкие чёрные кудри?       Тишина.       — Я не знаю, с чего я так решил, — уже тише, — они так приятно пахнут…       Вздох. Его похититель снова позволил себе личный звук. Но ни кивком, ни отрицанием не двинул его головой. Отошёл дальше.       И пространство вокруг доктора изменилось. Что-то заскрежетало, но уже не как металл, а, скорее, как пластик, и он, уже привыкший ощущать всем телом простор, почувствовал себя будто внутри колбы. А затем на него что-то брызнуло. Разом с нескольких сторон. Не очень сильно, как на цветок из пульверизатора. Или на машину внутри автомойки, но нежнее.       Джон уже ждал, что, несмотря на заверения похитителя, это окажется какая-то кислота… но нет. Чуть растерев жидкость попавшую между пальцами, Ватсон сделал вывод, что больше похоже на масло. Его «ложе» стояло неподвижно, а вот «брызгалка» перемещалась, тщательно распыляя на него масляный раствор мелкодисперсными брызгами, что на коже становились капельками, затем собирались в капли побольше и стекали с тела, с рук и ног — по этим желобкам. Щекотно, но терпимо.       Сложно сказать сколько это длилось. По внутреннему ощущению Джона — минут пять. Но вот все закончилось. Снова шорох пластика, потоки воздуха. Его освободили из «колбы». Снова шаги. Похититель накрыл его одеялом, нимало не беспокоясь, что оно будет испорчено, и явно принялся возиться с тем, что стекло с доктора.       — Парфюмер, — проговорил Джон. Похититель затих. Затем продолжил свою возню. А Ватсон продолжил разговор: — Как в фильме «Парфюмер». Или в книге. Там главный герой с помощью жира снимал естественный запах с тел девушек, пытаясь превратить его в духи. Но способ был ненадежным и не отработанным. Вы его усовершенствовали, да?       Похититель не ответил.       — Но зачем вам мой запах? Тоже духи сделаете?       Тишина.       — Потому что вы одержимы мной? Будете им дышать? Господи, для чего такие сложности? Может познакомимся просто и дышите сколько угодно…       Похититель, видимо, выпрямился, снял с жертвы одеяло (оно явно впитало большую часть оставшегося на докторе масла) и написал на груди: «Обещанное. Что ты хочешь?»       У Джона будто все загорелось внутри.       — Что хочу? — он помолчал, — чтобы вы сняли с меня повязку. Хочу увидеть ваши глаза. Ваше лицо. Услышать голос.       — «Невозможно».       — Тогда… на ваше усмотрение. — Сказал и закусил губы. Интересно, что предпочитает он. Ещё один способ узнать хоть что-то…       Предпочитал похититель нечто вроде массажа. Тонкие, сильные, но чуткие пальцы теперь уже обеих рук коснулись Джона в районе плеч и началась магия. Нежные и удивительно приятные прикосновения то самых кончиков пальцев, то всей ладони. Ладони оказались длинными и узкими. Они скользили по телу, сверху вниз. От плеч, по ключицам к центру груди. Затем ещё ниже, задевая соски, чертя вокруг них замысловатые узоры, оббегая, касаясь, поглаживая и дразня.       Это было какой-то невероятной смесью выражения нежности и страсти. Его будто любили. Любили всего, целиком, таким, какой он был, совершенно открытый, не способный ничего скрыть.       Пока Джон рефлексировал, что он уже не молод, что тело успело обзавестись и животиком, и потерять упругость кожи и мышц (о чем ему не уставала напоминать жена, пока окончательно не ушла), похититель гладил и ласкал его так, будто Ватсон был самым прекрасным существом на планете, попутно втирая это необыкновенное масло без малейшего запаха.       Джон слышал своё ускоряющееся дыхание и боролся с желанием поймать одну из ласкающих рук, притянуть незнакомца к себе, уложить его на себя, обнять и целовать, целовать его бесконечно, говоря, что они могут быть вместе. Почему нет? Мир сейчас толерантен как никогда, жена его оставила, а…       Дальше он додумать не успел, потому что руки спустились к бёдрам. Похититель на миг отошёл, скорее всего, чтобы обойти ногу пленника, и теперь стоял чётко между ними, наверняка, глядя… Джон прикусил губу. Такого возбуждения он не испытывал и в свои лучшие годы. И такого стыда тоже. Чтобы хоть как-то сбросить напряжение, он снова заговорил:       — А глаза у вас светлые, да? Ох… да не бойтесь вы, не пойду я в полицию… да и как вас опознать… просто… у меня будто образ вырисовывается в голове. Раз руки тонкие, ладони узкие, пальцы… очень сильные, но нежные… вы… вы наверняка высокий, стройный и изящный. Сильный и ловкий. Вообще вы весь какой-то… необыкновенный. Не знаю почему.       Тишина. И снова нежность, сила и страсть. Джон мог оценить, как эти руки скользят по нему. Движутся по внутренней части бёдер всё ближе и ближе к самому средоточию огня. Когда Ватсон уже почти ощутил прикосновение, он вдруг попросил:       — А можно не руками?       И услышал смех. Одну секунду, но это точно был смех. Джон мгновенно влюбился в этот звук. Ничего похожего он прежде не слышал.       Он почти увидел, как высокая фигура (наверняка одетая во всё чёрное) склоняется над ним. А потом ощутил мягкое прикосновение губ. Это даже поцелуем было сложно назвать. Так, прелюдия к поцелую. Прикосновение языка, что обежал головку по кругу.       — Господи, — простонал врач, — да кто же вы? Откуда вы взялись в моей жизни и почему не хотите…       Губы, наконец, обхватили головку, как тогда, в их первый раз, язык пощекотал самую щёлочку уретры, видимо у похитителя был фетиш на это дело. И Джон ничего не имел против. Он чувствовал как незнакомец то чуть втягивает его член в рот, то снова чуть выпускает. Он не спешит, будто приучая себя…       Неужели… мысль резанула Джона. Неужели у того это впервые? Ватсон уже открыл рот, чтобы спросить… но сумел только что-то промычать. От вихря необыкновенных и непривычных ощущений способность говорить как отключилась. Да она в данную минуту и не была нужна. Руки, что гладили всюду, куда могли достать из этого положения, рот, что старался доставить как можно больше удовольствия, не избалованный всем этим Джон, составляли какую-то единую систему, не нуждавшуюся в словах. Незнакомец, наверняка понимал, как сильно пылают чувства в пленнике, должен был понимать… Когда они взорвались фейерверком он не отстранился и не выпустил Джона.       Пока тот заново привыкал к миру вокруг, похититель ещё пару раз провёл языком круг, чтобы уж точно ничего не упустить. Затем поднялся, упираясь руками в «стол». Ватсон чувствовал как дрожат эти руки.       — Послушайте, — еле выговорил Джон, но его призвали к молчанию уже знакомым жестом — коснувшись пальцем губ.       Затем на его груди написали: «Вставай, только осторожно».       Вставать пришлось самому, самому же нащупать пол. Затем в него ткнули стопочкой одежды. Это было понятно без слов. Пока Джон одевался (благодаря военное прошлое) вокруг было тихо, но он ощущал, что его похититель рядом. Наверняка стоит и смотрит.       — Готово, — доложил Джон, когда был полностью одет и обут, похоже, в те же вещи, что были на нём во время похищения. Затем его взяли под руку и повели. Ватсон пытался считать шаги, чтобы хоть примерно определить размер помещения, и понял, что не ошибся — это был довольно вместительный зал.       Но вот чуть изменилось дуновение ветра, вроде как, они вышли в коридор. Дальше пленника то и дело заставляли сворачивать в разные стороны, сгибаться и куда-то пролезать. Воздух становился холоднее и вот врач понял, что они на улице.       — Послушайте, — сказал он, сглотнув, — не исчезайте вот так… Почему? Что вам мешает? Вы женаты? У вас работа?       Чуть заметное сжатие руки сквозь рукав.       — Что бы там ни было, если вы только захотите…       Похититель заткнул его, видимо, самым действенным методом — поцелуем. Потом Джону что-то вложили в руки. Мобильник. И что-то ещё. Какой-то пакет. Неужели его сегодняшний (правда что ли сегодняшний) ужин.       Прикосновение к лицу.       — «Зазвонит — снимешь повязку».       — Стойте! — Джон вцепился в рукав похитителя. Похоже, на том было пальто. — Ну хоть три слова. Почему вот так? Почему вы уходите?! Я могу… я имею право знать!       Вздох. Тихий, почти беззвучный. Снова прикосновение пальцев к лицу.       — «Потому что меня нет».       — Что?       Шокированный, Джон утратил бдительность на полмига, и похититель вывернулся из его рук. Но нет, Ватсон был не намерен отпускать его из своей жизни так просто! Наплевав на инструкции, Ватсон сорвал с себя повязку… и свет так резанул по глазам, что он с криком упал на колени. Врач называется! Как можно было забыть о подобном! Джон не подумал, сколько времени прошло. И не мог этого знать.       Он проморгался как раз когда телефон принялся наигрывать мелодию подъема. Джон нащупал его, выключил, с трудом поборов желание шарахнуть об… дерево. Ватсон ещё раз осмотрелся. Он был практически в том же месте, где на него напали. Он знал этот район как ординаторскую в своей больнице. Каждый дом, каждый поворот.       Освобождённый пленник вертелся и оглядывался. Никаких катакомб, недостроенных или разрушенных домов вокруг не было.       — Где вы?! — закричал он, — отзовитесь, пожалуйста!!!       От его крика вспорхнуло несколько птиц да оглянулась пара прохожих.       Джон посмотрел на дисплей телефона. Было почти два часа дня. В это время тут, как правило, безлюдно. Судя по дате — напали на него вчера.       Доктор долго носился и кружил по ближайшим улицам, расспрашивая редких прохожих, не видели ли они здесь высокого и худого человека в пальто из жёсткой ткани. В одного благообразного старичка в толстенных очках он вцепился так, что бедолага только шамкал что-то, не в силах выдавить ни звука. Тот оказался ближе всех, самый ценный свидетель… но увы, бесполезный. Извинившись, Джон усадил его на скамейку в тени деревьев, проверил пульс, спросил не нужно ли проводить в больницу, чуть не огрёб костылём поперёк спины, и продолжил поиски.       Только окончательно выдохшись и, поняв бесполезность своей беготни, Джон двинулся заученным маршрутом к дому, каким-то шестым чувством понимая, что сейчас бегать и искать похитителя бесполезно, как и спрашивать о нём кого-то. Но, также он знал, что приложит все усилия чтобы отыскать незнакомца. Как же его может не быть? Что это могло значить?       У Ватсона почти две недели впереди и он ни минуты не потеряет зря.       Старичок, почти слившийся с тенями под деревом, пристально следил за доктором, не шевелясь и едва дыша, пока тот не скрылся за поворотом. Затем отлепился от лавочки, выпрямился и двинулся в противоположную сторону довольно бодрым и ровным шагом. Позабыв про свой костыль.