Аида закрыла руками глаза, осела на пол и принялась шептать проклятья.
— Черт, черт, черт… — зашипела, впиваясь ногтями в корни волос. В сознании снова и снова появлялось лицо Эрли, а после лицо чертовой новенькой.
Она не может так. Больно это. Чувство дежавю накатывает постоянно волнами, напоминая, что та бредет по кругу. Вопрос остается неизменным: на каком кругу ада она теперь? Когда же ей снова станет хорошо? Когда же ее перестанут грызть образы прошлого, настоящего и будущего? Когда же ее сестра поплатится за все свои грехи? Когда же Кира сможет искупить свои?
— Кира… — Трясет за плечо Изабель. Отрывает руки от глаз, смотрит перед собой. Брюнетка становится на колени, протягивая стакан с джин-тоником, только лайма не хватает на окантовке. — Там Кэри, кстати, пришла.
— Боже, что за дерьмо? — Аида встает на ноги. Не время ныть. Выпивает почти все в стакане с перерывами в десять секунд. — Кэри, говоришь? Отлично. — Шепчет сама себе, твёрдо ступая к двери.
— Она ждет тебя на входе.
— Отлично, — кивает она, закрывая за собой двери. — Кэри, — кивает в знак приветствия девушка, смотря как подруга проходит и садится прямо на тот самый диван. На тот самый, рядом с которым было пятна крови, рядом с которым лежали трупы охранников несколько недель назад. Ирония судьбы?
— Ещё жива? Удивительно. — Темноволосая качает головой, отводя глаза, под которыми залегли темные круги. Не у одной Киры тяжелые времена. Приятно осознавать. — Я не была на ее похоронах, если ты хочешь знать. — Складывает руки на груди.
— Тебе быть здесь как минимум не обязательно.
— Мы все когда-нибудь умрем. — Перебивает Армстронг, и Кира мгновенно хмурит брови.
Ты же знаешь, что случилось с Эрли, так какого хрена?!
— Мне будет намного спокойнее, если ты здесь больше никогда не появишься.
— Ну, а мне все-равно. — Безразлично заметила девушка, а Монтроуз глубоко вздохнула. Не помогаешь, идиотка.
— Тебе лучше уйти, — холодно попросила… или уже приказала пепельноволосая, наблюдая как Кэри напряженно смотрит на неё. Щас сказанёт что-то.
— Но ты же не уходишь? — Аида чуть-ли не со свистом вздыхает. Какая к черту разница. Не может она уйти. Не может и все. Она хочет увидеть свою сестру, хочет чтобы та заплатила за все. Она хочет довести хоть что-то до конца. Хочет уйти так, чтобы не пострадала ее семья. Разрушенная семья. Но какая к черту разница, повторяется вопрос?!
— Но я не бесчувственная тварь, которой все-равно на мать, на тебя, на весь чертов мир. Хотя, меня можно в кой-то степени назвать и эгоисткой. Я ведь тоже не хочу умирать.
— Ты можешь умереть намного раньше…
— Кэри… мне и так каждый раз по ночам снится Эрли. Мне и так каждый раз снится моя прошла лучшая подруга. Мне и так каждую ночь снится детство. Не хочу чтобы и ты мне стала снится. — Армстронг резко встала, свой рюкзак цепляя на плечо.
— Кира, что на самом деле происходит?! Что, нахуй, происходит, Аида?! — Шипит сквозь зубы темноволосая, выжидая ответ. Но проходит минута, две молчания и одноклассница просто разворачивается и уходит.
Монтроуз боковым зрением видит, как охранник качает головой, осыпая словами своего напарника. Аида сглатывает, тяжело вздыхает. Все. Нормально. Это нормально. Даже не успеет сойти по лестнице вниз, как телефон зажужжал. СМС пришла. Неужто снова отец?
Только вот нет.
Только вот сообщение от неизвестного номера.
"Я хочу снова увидеть тебя, девочка…"
Ее прошибает током от этих слов. Кто?! Кто это, блять, такой?! Следом пришла вторая смска.
"Да, Аида, я хочу тебя увидеть и я увижу."
И она ненавидит этот момент за то, что ей хочется орать во всю глотку.
Спокойно выдыхает. Просто на одну проблему больше. Она считает до десяти и медленно входит в тренировочный зал, где рядом со Шведской стенкой разминается девчонка с фиолетовыми волосами. Ой простите, ее подопечная по имени Айрис. Это, кстати, ее псевдоним. Глупый, ничего не значащий псевдоним.
Встречается глазами с Изабель, что будто в трансе наблюдает за дев...очкой.
— У тебя подопечная, — говорит она, чуть ли визжа.
— Ужас, да? — ухмыляется, практически искренне. Но опять же… до некоторых пор. До тех пор, пока в зал не заходит Алек. Пока не встречается взглядом уже с ним. Пока не видит его перед собой без майки. Пытается отвести взгляд. Он не качает головой, растягивая губы в кривой улыбке. До тех пор, пока не понимает, что, твою мать, это снова немой вызов.
Она говорит себе: "Это нормально. Все нормально".
— Что, братик, скучно стало? — С явной издевкой спрашивает Изи.
— Ну, мне хотя бы можно выходить на улицу. — Изабель напряженно молчит, пока Кира пытается выровнять дыхание. Она смотрит на парня, думает, как это так происходит, что ей нравятся исключительно самые настоящие козлы. Явно карма. А в голове, что-то вроде восклицательного знака: "Почему он? Почему этот сукин сын?!"
Смотрит и вспоминает тот поцелуй. Прикусывает губу изнутри, чтобы скрыть порывистый вздох. Пульс бы замедлить. Она была пьяна. Он был пьян. Все нормально. Уговаривает себя, но понимает, что это обычная ложь. Ложь, одна из тех, которыми она кормит себя на протяжении нескольких лет.
— Ты что-то хотел Лайтвуд? — Вместо словесных баталий, спрашивает она. Спокойно, Кира, спокойно. Он смотрит на нее в упор, будто знает, о чем она думала несколько секунд назад. Да так смотрит, что поежится хочется.
— Ты забыла кое-что ночью… — Говорит он, несмотря на сестру, которая шокировано перевела взгляд на Аиду, что спокойно взяла у Алека бинты для рук и черную толстовку. Так значит он знает, где она пропадает до трех часов ночи, а то и больше.
— Благодарю, — подобно его аристократичной речи, поблагодарила она, не хватает только поклониться. Обойдется и так.
— Я что-то упустила? — Изабель прошлась взглядом по Кире, выискивая, наверное, засосы или что-то в этом роде.
— Нет, Изи, мы не трахались. — Прочитала мысли подруги пепельноволосая, мгновенно вспыхивая раздражением вперемешку со смущением. Отвечать на вопрос подобные Жаклин — не хочет, по одной простой причине: одиночество. Уж это она не хочет терять, ибо знала, узнают это еще множество других, так ночью теперь будут ее навещать, а днем так вообще шептаться на тему: "Oй, сегодня она такая злая, снова не выспалась. Идиотка, спать же по ночам надо, а не шастать по коридорам”. И ладно, если бы она патрулировала, так нет, прохлаждается в тренировочном зале, заматывая руки бинтом и колотя грушу до боли в мышцах, до звездочек в глазах, до скрежета зубов. И то что ее видел сегодня ночью Александр — уж точно не самый лучший знак.
Рядом с ней что-то зашуршало и та поспешно повернулась на звук. Айрис пыталась отжаться от пола, но с её хилым телосложением это выглядело как минимум глупо. Частично напоминает Клэри, частично Эрли. Два самых раздражительных факта были при ней во всей красе. Аида хотела скривится, но вовремя поняла, что девчонка может быть не так проста, коей является на первый взгляд. Может ее ниша совсем не убийства, а яд, лекарства и так далее как у Лидии, или, может, она очень прыткая, легкая и воздушная, может пролазить в невероятно узких местах, может из нее выйдет отменная шпионка… Боже, да кем она может только не быть? И все-равно, Аида не представляет, что такого могло случиться, чтобы та пришла в это осиное гнездо по собственной воле.
Послышался оглушающий крик, что мгновенно заглох. Сначала Монтроуз даже не поняла, что это было, но стоило посмотреть на Изабель, что сжалась, побледнела, все поняла. Алек нахмурил брови, схватил сестру за запястье и повел к выходу.
Крик раздался снова. И он принадлежал никому иному как Максу — младшему из Лайтвудов…
***
— Хватит, прошу, отец! — Изабель становится на колени перед младшим братом, чья спина была исполосована и окровавлена. — Я прошу тебя! — Снова кричит сквозь слезы брюнетка, пытаясь прикоснуться к Максу менее болезненно для него.
Роберт стоял возле стены, кивая Бладрейне, чтобы женщина вышла и оставила их одних.
— Молю, папа! — Говорит она уже тише, поворачиваясь к Ворону, закрывая собой брата. Тот все также бессильно лежал на полу со слезами на лице.
Мужчина скорчился, сощурил свои глаза.
— Ты — Лайтвуд, а Лайтвуды никогда, слышишь, никогда не молят, Лайтвуды никогда не будут стоять на коленях, а главное нас нельзя сломать. — Сквозь зубы процедил он, смерив взглядом дочь. — Но ты… Ты вся в мать. Такая жалкая, такая же… — Изи встала с колен, все также трясясь как осиновый лист.
— Ты всего лишь трус… Ты такой же трус, как и все остальные. Ты не сильный, ты слабый, ты хуже меня, ты хуже всех нас взятых… И я не хочу, чтобы мои братья стали такими же, как ты! — Голос срывается на последних словах, когда видит мать за прозрачной стеной. — Я горда тем, что дочь Меризи Трублад. Но я была бы более чем горда, если бы я безоговорочно была бы дочерью Трублад*, а не Лайтвуд. — Женщина за стеклом заметно сжалась, но смотрела прямо, яростно.
— Моя ошибка в том что ты родилась, неоспорима, к сожалению. — Сказал, как плюнул “отец”, выходя из комнаты пыток и наказаний. — Александра позовите ко мне в кабинет. Срочно! — Донеслось потом.
Максимилиан лежал по-прежнему неподвижно, а слезы все стекали и стекали по его лицу.
— Дорогой… я… сейчас мама придет. Она поможет. — Дверь распахивается и в комнату, так предсказуемо, влетает Мериза, что быстро и оперативно отодвинула дочь от тела брата, стала доставать из сумки медикаменты. Бинт, перекись, заживляющая мазь, обезболивающее, пластырь, тональный крем, глина… и много чего другого.
— Почему?! Почему ты никогда ничего не делаешь?! — Срывается Изабель, когда Макс поднялся на колени.
— Ты знаешь почему… — Коротко, спокойно, без излишеств проговаривает женщина, накладывая сама швы на некоторые особые раны.
— Нет, я не понимаю. — Взахлеб говорит девушка, — я не понимаю как ты могла в него влюбиться, я не понимаю как ты могла терпеть унижение, побои и измены. Я не понимаю, как ты так просто приняла Анну, эту суку, в жалкое подобие семьи. Я не понимаю, как ты могла допустить, чтобы твоих детей избивали, унижали и доводили до потери сознания. Не могу, мама, не могу я понять тебя.
— Изабель… — Прозвучал тихий голос в уже пустой комнате.
***
Кира иногда думает, что они с Изабель похожи. Да, истории немного разные, но смысл остается тем же.
Изабель лицемерит. Лицемерит, потому что с детства учили ее этикету, выдержке, хитрости, холодности разума. Но дело даже не в том, что она родилась и живет среди интриг, лжи, подлости и под полной властью своего отца, нравов. Совсем нет. Лицемерит она для того, чтобы казаться живой. Ее старший брат всегда холоден, рассудителен, правилен, всегда компетентен. Ее младший брат всегда молчалив, не особо разговорчив, говорит только когда спрашивают. Ее сводный брат может делать все что угодно в пределах разумного. Он ведь никогда не займет пост Роберта. А она… она же просто девушка, просто слабый пол, она же просто никто, с ней никто и никогда не будет считается. Она — только отметка в виде “галочки”. Лицемерие — уже часть нее. Лицемерие — это сияющая улыбка, откровенно-провокационные наряды. Это милый вид, но хитрые глаза. Это плавные и грациозные движения, но стальной стержень внутри. Это легкая улыбка на губах в присутствии других, но за вином полное отсутствие меры, где она расскажет все и обо всех.
“Лицемеры — это такой сорт людей, которые делают вид, что гладят тебя, в то время как вытирают о тебя свои грязные руки” — как сказала однажды Джулиана Вильсон.
Кира лжет. Лжет, потому что так надо. Но дело даже не в том, что никто не знает правду. Совсем нет. Лжет она для того, чтобы быть как все. Ее отец всегда казался ей идеальным, всегда с прямым взглядом. Ее мать всегда казалась зажатой в рамки предубеждений своих и всех остальных. Ее сестра была мертва, как все считали. Они все врали. Он, чтобы сохранить образ идеального человека. Она же, чтобы никто не узнал ее намерений, ее секреты, потайные датчики воздействия на нее. Старшая дочь, уж если на то пошло, чтобы найти свободу. А Кира… Кира просто обычная девчонка, которой пришлось научиться лгать ради блага родных. Она — солдат в чистом виде. Она должна уметь отменно лгать, не краснеть, знать слабости человека и уметь этим пользоваться. Ложь — уже часть нее. Ложь — это умение развернуть правду так, чтобы никто не понял насколько это перевернуто. Это умение скрыть самое важное от близких. Это хорошее воображение и умение владеть языком своего тела.
Айрис, тем временем, все так же покорно ждала указаний новой кураторши. Аида хмуро осматривала ее с головы до ног, не представляя, что ей делать с этим феолетововолосым чудом. Тактика боя ей сейчас на пользу не пойдет.
— Я могу взломать Пентагон. — Признается неожиданно девчушка, а Монтроуз косит взгляд на нее.
— И что об этом думает Ворон? — Скептически спрашивает пепельноволосая, видя как та замешкалась.
— Он не знает… — Хмуро проговаривает Айрис, а Аида сразу понимает, что глупо было полагать обратное.
— Что же в этой прогнившей организации делает такое милое чудо как ты с такими познаниями в программировании? — Едко спросила девушка, сверля взглядом подопечную. Боже, как Жаклин ее такую терпела и терпит до сих пор?
— Потому что я люблю свою страну.
Да уж, любить ты еще будешь сильнее, стоит им тебя разок выпороть и пригрозить казнью твоих родителей. Вот тогда ты поймешь, что такое патриотизм к стране.
— Задело прямо за живое. — Съязвила Кира, выходя из зала. Айрис тактично промолчала, приглаживая свои короткие фиолетовые волосы. “Их надо перекрасить. Слишком выделяются” — подумала тогда Монтроуз. — Иди домой, девочка, завтра жду в тренировочном зале в пол седьмого. Не опаздывая, ибо будет ждать наказание. — Девочка остановилась.
— Прямо фанфик какой-то…. — буркнула она, догоняя кураторшу. Аида же это услышала, чуть не растянула губы в улыбке.
— Я не лесбиянка и трахать тебя не буду, но то, что тебе будет больно — не исключено. И под этим я имею в виду не секс. — Заметила пепельноволосая, поворачивая за угол, краем уха услышав громкое фырканье Айрис, что неспешно продвигалась к выходу из здания.
А то, что завтра у Киры будет тренировка не только с ней, но еще и Алеком — лучше вообще не думать. И то, что с завтрашнего дня она сделает все возможное, чтобы научится веселится в этих четырех стенах — явно обеспечивает ей хороший сон сегодня.
— Мир жесток, но я еще хуже… — Шипит совсем тихо Аида, накидывая черный капюшон себе на голову.
