Соль со льдом

Кира встала в удивительно хорошем настроении. То ли это потому, что сегодня ночью она впервые за все время просто поспала, то ли по той причине, что она выспалась, а кошмары ее так и не навестили.       Но отчего-то у нее в мыслях висели только смс-ки, что вчера ей пришли от неизвестного номера. Сначала даже была мысль, будто это Теодор Рэйкен ей написал, но сразу же отбросила этот довод. Как минимум, это было бы глупо полагать, что он ей все-таки написал. Зато рядом сидящая Жаклин, которая постоянно следила за предвижениями Айрис, вызывала только раздражение. — Что ты знаешь о Рэйкене? — Темноволосая перевела на нее взгляд полон равнодушия. Боже, еще один Лайтвуд. — О каком из? — С коим я танцевала… — Кира точно знала, Жаклин видела ее с Тео. — Что ты хочешь знать? — Напряжение повисло между ними, и если раньше, в детстве точнее, Монтроуз поспешила бы отлипнуть со своими вопросами и лишний раз не доставать свою кураторшу, то сейчас она просто игнорировала эти смены настроения также, как игнорирует постоянно заспанные глаза, мешки под ними, синяки под рукавами кофт и обгрызенные ногти на руках женщины.       Просто это уже норма. Просто Жаклин изменилась. Просто Аида повзрослела и поняла ее. Все нормально. Все как и должно быть. — Оболтус, любвеобильный засранец… — Не нужна мне его характеристика. — Раздраженно отчеканила девушка, следя за Алеком, который вошел в зал, тут же переведя взгляд на Айрис, что обессилено лежала на животе, ноги и руки расставив подобно звездочке. Тяжелый вздох кураторши неприятно резанул по ушам. — Тогда конкретнее говори. — Процедила сквозь зубы. Что на нее так пагубно влияет?! Мужик отшил?! — Я хочу знать все, что знаешь ты. — Жаклин всмотрелась в нее своими голубыми глазами, которые оказались всего на тон светлее Александра. Раньше, по крайней мере, Аида над этим не задумывалась. Та фыркнула, снова отворачиваясь. Что за глупая привычка фыркать? — Не получится, Аида, не получится тебе узнать о нем все, что знаю я. — Жаклин… — Да, Аида? — Будто и не было никаких реплик до этого. — Перестань, мы обе знаем, что ты ведешь себя как самый настоящий ребенок, хоть тебе уже за тридцать. — А ты значит взрослая? — Ехидно подметила брюнетка, доставая из кармана пачку сигарет, одну из которых сразу же протянула пока еще ее подопечной. — Тебе это не понравится, но Теодор был связан с твоей сестрой. — Подожди, он встречался с девушкой, которая была на шесть лет старше него? Блин, это сколько ему тогда лет было. — Женщина невесело хмыкнула, поджигая сигарету, тут же втягивая в себя дым. — Ну, можешь добавить еще один грех Натали в список. — Это фетиш у нее такой был, что ли? — Да я бы так не сказала, они, вроде как, не имели сексуальную связь. Я бы назвала это “водить за нос”. Она хотела вырваться из этого убожества и неважно каким способом. Для нее, по крайней мере. — Кира нахмурилась, на секунду проделывая логическую цепочку, цели и достижения своей сестры и... Тео. Милого мальчика Тео. Но потом задумались над другим словами кураторши, и открытие заставило ее горделиво вскинуть голову. — Ты сказала, что она хотела вырваться из этого Убожества… Ты ни разу на моей памяти так не отзывалась об этой организации. Удивительно. И тебя, оказывается, можно добить. — Женщина напряженно промолчала. А если так подумать, то ее можно понять. Когда Кира пришла в это здание женщина тут уже была. Моложе, чем сейчас, блещущей энергией, хоть и вперемешку некоторой холодностью, может, даже жестокостью. В ее голубых глазах всегда была грусть. Всегда. И улыбки настоящей, искренней не было тоже. И тоже никогда. Разве что в особых случаях, и то… не всегда. Она потеряла верного, любящего мужа, потеряла дочь, потеряла себя… Честно говоря, Монтроуз даже не пыталась узнать подробности, но знала точно: эта боль у Жаклин навсегда. Не то чтобы она сожалела, нет, просто дань умершим. Сейчас Кира, кажется, поняла это. Конечно, до сих пор хотелось бы узнать, почему пришла в это место Жаклин, женщина, чье настоящее имя Аида не знает до сих пор. — Что ты думаешь о смерти Эрли? — Внезапно слетает с языка, и девушка поклясться может, Жаклин вздрогнула. — Что я могу думать по этому поводу, а? Ты же прекрасно знаешь, что меня это не касается, собственно, как и тебя. — Жестко сказала брюнетка. — У Алека партнера по спаррингу нет. — Как бы невзначай подметила она, снова поднося сигарету ко рту. — И что ты предлагаешь? — Спросила Кира, прожигая взглядом спину парня, что безмятежно общался с Джейсом. — Я предлагаю тебе перестать прохлаждаться, и пойти тренироваться. — Ты знаешь, что я каждую ночь тренируюсь в зале. — Сегодня тебя там не было. — Заметила женщина, поворачивая голову в сторону пепельноволосой. В глазах плескалась насмешка, а грусть, как заметила Монтроуз, была притуплена и загнана в самый темный уголок сознания. — Знаешь, я так давно не веселились… прямо с той самой ночи, когда вы поцеловались с Александром. — Кривая улыбка растянулась на лице кураторши. — Откуда ты… — Я знаю все, Аида, все. — Перебила она, вглядываясь в глаза девушки, будто надеялась, что Кира там что-то увидит. Кира же сжала челюсть, вспоминая, что не ее это дело осуждать Жаклин. И уж тем более строить глупые гипотезы. — Я была пьяна. — Отчиталась, как маленькая девочка, сложив руки на груди и закинув ногу на ногу. — Не оправдывайся. Мы обе знаем, что ты не глупа и знаешь как этим воспользоваться.       — Я не стану этим пользоваться! — Чересчур громко сказала Кира, тут же ловя взгляды нескольких подростков, которые занимались растяжкой. — Я спрошу только одно: когда ты начала его ненавидеть? — Монтроуз выпрямилась, поняв, что вопрос с подвохом. — Я его не ненавижу. — Ты знаешь, что должна сейчас сделать. — Уже более равнодушно продолжила брюнетка. Кира тяжело вздохнула и поднялась со скамьи, сейчас же идя к Алеку, которой наконец перестал болтать со своим сводным братом. — И еще, больше не разговаривай с Теодором! — В вдогонку проговорила Жаклин. Аида же смяла сигарету, которую так и не закурила. Спрашивать “почему” совсем не хотелось. И вообще, Кира доверяет Жаклин очень сильно, наверное, больше всех. Эта женщина помогла ей пройти через многое, целых семь лет лепила из нее человека, что может не только полагаться на вышестоящих, но и думать, анализировать самой. Эта женщина помогла ей понять, кто Кира на самом деле такая, смогла показать истинную природу и психологию человека, а еще… Понять то, чего так боялась. И то, что кураторша знает про тот поцелуй с Алеком, совсем не плохо, может даже хорошо. Будь Аида проклята, если однажды ошибется в Жаклин. Просто допустить мысль о предательстве — невыносимо. Когда же девушка подошла к Лайтвуду ближе, стало понятно, что ее самоуверенность быстро катится по накатанной вниз. Посмотрела на Жаклин, что подошла к Айрис, беря ту под руку, что-то говоря на ухо. Фиолетоволосая тут же улыбнулась. Сегодня он был уже в майке, только вот она, к сожалению, не особо прикрывала вид на его грудь и торс в целом. Блять. Хотелось снова подойти к Жаклин и сесть рядом с ней, попросив заплести ей косички. Драться с этим ублюдком у нее желания особого не было. А уж если вспомнить о том поцелуе — так вообще желание отпало намертво. И тот факт, что за ней будет наблюдать не одна пара глаз… Так, ладно, слишком много ноет. Девушка бесшумно подходит к стенду, берет одну из тренировочных палок, с грацией кошки, считай на носочках, подходит к Александру. Конечно, он ее видел, что тут скрывать. Когда же она подставляет палку к плечу, он невозмутимо отбивает удар, даже близко не дав притронуться к себе. Кира снова делает выпад, он снова отбивает. Искусство фехтовать палками Аида приветствует всеми силами. Просто по одной причине: с помощью нее можно, обезоружить, отключить человека вдвое выше и мощнее телосложением соперника.       Раньше она бы непременно взяла бы сразу две “ротаны”, не очень длинные палки, которыми бьют в основном по конечностям, голове и ключицам. Поскольку оружие легкое, это могут быть кости, но оно также твердое, так что это могут быть тычки по боковым траекториям. Быстрый удар, блок и тут же неожиданная контратака… По такому принципу строится поединок. Скорость поражает. Нет одиночных движений, как например, в фехтовании. Любая атака состоит из целой связки ударов, блоков и перемещений.       Но сейчас, Монтроуз предпочитает длинный шест Бо, что пользовался популярностью в древнем Китае. Палка набирает внушительную скорость, в результате, почти каждый шаг бойца отзывается характерным свистом. Техника владением шестом построена на принципе непрерывности. Им можно наносить рубящие, обрушивающиеся, колющие, сметающие и тычковые удары. А также вращения, обхваты, заломы, удары по болевым точкам, подсечки и разнообразные блокирующие действия. И все один за другим. Иногда его края немного уже, чем центральная часть и такой шест называется эллипсовидным. Это сечение помогает увеличить силу удара.       Конечно, ее обучили еще использованию ударного оружия. Обычно его применяют спецназ, агенты ЦРУ и ФБР, и так далее… С ним легче драться в маленьких помещениях. Нужно помнить, что дубинкой нельзя бить по голове, по ключицам, по боковой стороне шеи, по локтям и по коленям. Можно бить по корпусу, по предплечьям, по бедру… Да, только это правило всегда обходят стороной. В работе с полицейским оружии есть загвоздка: практически полное отсутствие связок и комбинаций. Каждый удар — отдельный прием. В первую очередь, это связано с назначением этого снаряда, только задержать нарушителя и пресечь его попытки сопротивляться. И опять же, это правило тоже многие игнорируют.       Аида снова наносит удар, палки соприкасаются друг с другом так, что по ним проходит дрожь. Как бы банально не звучало, но Жаклин ей постоянно, буквально на каждой тренировке говорила, что шест всегда должен быть будто частью тела, быть его продолжением. Девушка не раз сравнивала каратэ и другие виды единоборств именно с философией. Сосредоточься, выдохни и нанести удар, концентрируйся, почувствуй силу своего удара, сделай блок, уклонись. Как-то так напутствовала Жаклин, а Кира все никак не могла понять, как расслабиться. “Это просто бой на палках! Зачем здесь придумывать разные метафоры и эпитеты, если ты можешь получить по морде и не только, будь ты немного более расхлябан, чем должен” — говорила тогда Монтроуз, а кураторша только качала головой, проговаривая: “Главное не результат, а процесс, ибо только от него можно получить наслаждение. Момент, когда ты полностью контролируешь все свои действия, когда ты чувствуешь каждый свой удар дрожью по телу. Именно это называют боевым искусством. Стреляя из пистолета ты просто делаешь так, чтобы пуля попала в цель. Это скучно, нет никакой особой энергетики. Ты просто стреляешь, чтобы убить, просто, чтобы пуля попала в цель...” Аида снова и снова отбивала удар за ударом, ловко маневрируя из стороны в сторону, лишь бы не задело. Рука еще побаливает иногда, и когда приходится выворачивать ее для блока, мысленно кричит. Александр, кажется, это понял и сразу начал целится именно туда. Шипела, стоило ему ударить раза два-три по коленям. И он, изредка морщился, ибо ей все-таки удавалось со всей силы ударить где-то под ребра, только вот, казалось, он не чувствует ничего в полной мере. Просто вот эта маска безразличия ей не нравилась, постоянно хотелось стереть ее с лица. Также, наверное, думает и Изабель, и Джейс, и все кому не попади. Даже Кэри, хмурит брови, говоря что-то вроде: “Отмороженный. И это ты с ним флиртовала?” Кира же тогда только вздрагивала, молясь, чтобы улыбка не выползла на ее лицо. Прошло уже три с половиной недели с тех пор, как ее перестали выпускать из организации, с тех пор, как ее проверяют агенты на детекторе лжи, хотя это совершенно бессмысленно. Ее учили врать, ее учили верить в свое вранье, будто это и есть та самая правда. Жаклин же это объясняет легко и просто: “Это нужно для документов. Ты сестра самой настоящей угрозы. Никому, правда, невдомек, что особой угрозы им она не составляет.” Аида внимательно слушала ее и понимала вроде бы, что Натали нужна не сама организация, а она, ее мать и отец. Но девушка до сих пор не понимает зачем. Зачем Натали хочет убить всю ее семью? Почему именно она? Кира не понимает этого, не понимает ее мотивы. Ладно, убить правительство хочет, это ожидаемо, но семью… Аида бьет снова, руку подставляя под палку, чтобы блокировать удар. Все как всегда. Ничего нового. Жаклин небось уже зевает, а другие разошлись. Пепельноволосая порядком устала, что скрыть уже невозможно. Выбившиеся пряди прилипали к липкой от пота коже, а руки уже подрагивали от напряжения. Кураторша постоянно говорит “Расслабься! Слишком много энергии уходит.” Кажется, Кира и в этот раз ослушалась ее. Вот Лайтвуд снова загнал в угол. Ничего нового. Она снова проиграет ему, как всегда. Она снова сдастся, так и не сделав ничего, чтобы победить в проигрышной ситуации. Она же привыкла проигрывать, да?       Монтроуз теперь осталась в защите. Блок за блоком, отбитый удар за отбитым ударом, пока в ушах вата, а в глазах туман от усталости. Боже, идиотка…       Но вспоминает слова Жаклин перед этим. “— Не оправдывайся. Мы обе знаем, что ты не глупа и знаешь как этим воспользоваться.”       — Ты знаешь, что должна сейчас сделать. — Повторяет себе слова женщины, лишь губы безмолвно двигаются ничего не говоря вслух.       Выкручивает палку до упора, блокируя в сотый раз палку Алека, что уставилась зауженным наконечником в мягкий пол. Парень нависает над ней, пройдет секунда и он со всей силы ударит другим концом ей по рукам. Она это знает. И знает, что эту секунду она не пропустит зря. Делает самый настоящий грязный прием, ногой резко нанося удар под коленную чашечку. Александр даже не сразу понял, что произошло, только мгновенная реакция от попадания в болевую точку, после чего оступается и припадает на одно колено.       — Нельзя менять правила игры. — Проговаривает брюнет, палкой подбивая ноги Аиды, но она знала, что так будет. Знала, что он не станет менять правила на иные, продолжая использовать только палку. Он всегда играет честно. Она — нет. Ее могут называть Милосердной сколько угодно, но она знает, если надо — выстрелит в спину, пообещав отпустить. Никто не знает, сколько таких моментов у нее было. Никто не знает, сколько раз, прикрываясь маской Милосердия она убила людей. Кира сожалеет. Она, правда, сожалеет. И то, что Алек продолжает драться честно, хоть все остальные давно перешли бы ту самую грань, ее восхищает. Она могла на него положиться… Могла бы…       — Так останови меня. — Говорит хрипло из-за пересохшего горла. Да, только из-за пересохшего горла. Тут совсем не имеет место моменту, где он посмотрел на нее потемневшими глазами, как уголок губы дрогнул, а потом тот его зубами прикусил. Он еще не понимает, что только что принял правила ее игры.       Аида косит взгляд на кураторшу, что прикрыла рот рукой. Догадалась, видно, уже. Пальцами другой руки передергивает, будто машет в знак “Продолжай, продолжай. Мне нравится к чему ты клонишь”. Айрис стоит у нее за спиной, руки сложив на груди, вглядывается в каждое движение своей молодой наставницы. Когда-то так смотрела Кира на Жаклин, во время ее поединка со Старквезером. Старквезер, на минуточку, куратор Алека.       Монтроуз прокручивается на месте, палку проворачивая вокруг своей оси. Александр снова встал на обе ноги, перемещается со стороны в сторону. Снова уходит все на круги своя. Снова все как обычно, после той маленькой передышки Аида усвоила одну вещь: она больше не станет ждать. Снова бьет палкой, надеясь попасть по ребрам, и опять же Лайтвуд отбивает, но когда она поворачивается спиной, слишком близко к нему, он не понимает, что та пытается сделать бьет уже локтем, снова оборачиваясь выставляет палку вперед. Он же шипит возмущенно, кто-то что-то кричит в толпе. Пусть кричат. Ей нет дела до них, ведь это только ее игра. Он, кажется, думает, будто понимает в чем дело. Снова улыбается. Он даже не представляет, что происходит на самом деле.       Аида делает так, чтобы сбить его с ног и он зная это, позволяет себе упасть, но тянет ее за собой. Кира зло упирается по обе стороны от него. Брюнет стискивает ее талию, знает, стоит ему только захотеть и она будет под ним лежать на этих жестких матах, знает, что сейчас игра закончится, стоит ему только придавить ее к полу и палку положить поперек горла, прямо под подбородком, слегка надавливая для убедительности, досчитать до трех и сказать “игра окончена”. Она это тоже знает. Но девушка кроме всего прочего этого и добивалась, добивалась, чтобы он почувствовал победу и сделал поспешный вывод, что совсем не присуще ему.       Кира растерянно переводит взгляд на его лицо, а потом резко с полулежачего состояния переходит в сидячее, удобно устраиваясь на его животе, ни на сантиметр не смещаясь вниз, к бедрам. Не дай Господь. Он надрывно смеется.       — Это глупо, Аида. Я выиграл. Раз... — Начинает вести отсчет он, а пепельноволосая подается вперед, целуя в губы. Черт побери, оно того стоило. Сегодня вечером уже пойдут различного рода слухи, но сейчас… сейчас она выиграла.       Алек, наверное, просто опешил от такого развития событий. При чем тут же сжав ее тело пальцами. Девушка даже на мгновение подумала, к черту все. И стоило ему ответить, на первый взгляд, трепетно, но в то же время слишком уж собственнически, она перестала предполагать, чем все это может закончится. Потому как его язык скользил по ее губам, и как она отвечала ему, и то как он сжимал ее талию всё сильнее, придавливая к себе теснее… Кира несмотря на свое состояние, усилием воли тянется незаметно к рядом лежащей палке, все-также медленно и аккуратно приставляет ее к шее. Алек вздрагивает, распахивает глаза, по-прежнему держа ее. Аида отстранилась назад, вдыхая воздух. Смотрит на парня сверху-вниз победно улыбаясь, всем видом говоря: “Ты проиграл. Слышишь, проиграл.” Руки ее лежат теперь на палке, что находится прямо перед его вздрагивающим кадыком. В его помутневших глазах начинает появляться осознание, только что произошедшего.       — Три… секунды… уже… прошли. — С придыханием проговаривает, наслаждаясь ситуацией. Чувствуя покалывание губ она приказывает себе успокоиться, ничего ведь такого не произошло. Она готова до конца стоять при мнении, что этот поцелуй не имеет никакого значение, будто он только что не вызвал у нее самый настоящий всплеск самых разнообразных, и приятнейших эмоций. Признаваться, что она хочет продолжение, что ее тело горит — не станет, даже себе.       Когда же его руки отпускают ее, лишая тепла, сдерживает себя, лишь бы не застонать от тоски. Она встает с него с натянутой победной улыбкой. Быстро одергивает себя, палку оставляя на специальном стенде. Не оглядываясь на парня, проходит через толпу людей, которые скопились во время их поединка. Все, как не странно, молчат. Джейс вообще стоял в ахуе, опираясь о стену.       — Твою мать… — обескураженно смотрит ей вслед. Что уж говорить о тринадцатилетней Айрис, что смотрит неотрывно на то место, где только что целовалась с Лайтвудом Монтроуз. Жаклин же улыбается, должно быть искренне, но знать точно Кира не может. Видеть, как ее кураторша идет за ней с легкой улыбкой на лице, кажется Аиде непривычным.       — Ты играешь с огнем… — Задумчиво щурит глаза брюнетка, ступая рядом с подопечной, что покусывала губу то ли от волнения, то ли от возбуждения, то ли от рвущейся улыбки.       — Он первый зажег спичку… — В тон женщине ответила “охотница”, закрывая за собой дверь в комнату. Да, блять, она осознанно поцеловала его…