Соль со льдом

      — Ну и о чем ты хочешь поговорить? — Устало спрашивает Кира, свято надеясь не опровергать странные замыслы рыжей, ибо все-равно проиграет в битве с этой несносной. — Я хочу поговорить с тобой о глобальных проблемах. — Так просто сказала девушка, рассматривая свои ногти.       — А под этим ты подразумеваешь…       — Саймона. — “О, черт” — думает Кира, протирая глаза пальцами.       — Может не сегодня?       — Я ждала этого разговора целый, мать вашу, год! Вот уж нет. И сегодня когда этот придурок подошел к тебе, я думала что прямо там вышвырну его из зала. Сукин ублюдок. — Прохрипела неестественным, пугающим голосом Мартин, тут же начиная смеется. — Нет, ты слышала этот голос?! — Кира мысленно закатила глаза. — Ну-ну. Так что еще? — Ах да. — Банши снова вернулась на свою волну, продолжая: — Этот слабак. Тебя. Не. Достоин. А вот Алек… — Бля, причем здесь вообще Алек? — Взбесилась Аида, садясь на соседнюю кровать, напротив напарницы. — При том, дорогая, что вы созданы друг для друга. — С гордостью объявила девушка. — А еще он тебя ревнует. Дико ревнует. И хочет. Да, он тебя очень хочет. — Качает головой, типа “да-да, я дело говорю”. — Такое бывает в подростковый период, знаешь ли. Гормоны там, стояк по утрам… — Аида, ну что ты как маленькая? Хочет, значит хочет, ревнует, значит хочет и ревнует. — Такое бывают, когда суперпопулярному пацану не достается внимание некоторой особи. — Да что ты говоришь? А кто его поцеловал на той недели?! — Ты правда об этом хочешь поговорить?! — На самом деле я пришла извиниться, что-ли. — Замялась рыжая, а Кира уже представила самое худшее развитие событий. — Я, короче, с ним переспала в начале его приезда. — Аида приоткрыла рот, закрыла рот. Ладно, допустим. С какого хрена это ей нужно было узнать? Говорить, что все-таки это было не самое приятное чувство и впечатление — лучше не стоит. — Мне стыдно. Понимаешь, я тогда уже знала, что между вами что-то будет, но вот… — Монтроуз снова пропустила это мимо ушей, пытаясь осмыслить информацию.       — так ты и… он…? — да, я переспала с Алеком. Тогда, когда ходили в бильярдный клуб, если помнишь, — Кира опять протерла глаза. — Он же тебе не нравится. — С сомнением прошептала она, видя как Лидия заерзала на месте. — И что? Он хорош в постели. К тому, же мне тогда Стайлз сознался в своих чувствах. Нужно было развеяться. — Ты не представляешь, как ты нравишься Стайлзу. И он тебе.. — Аккуратно сказал она, а Лидия рассмеялась. Истерически, на грани плача, правда говоря. Когда же до это идиотки дойдет, что Стилински влюблен в нее по-настоящему. — Я не могу быть с ним. — У Мартин логика другая. Она считает, будто он не достойнее. Ей все это говорят, а она, дура, верит. Ее слова «Я хочу, чтобы парень меня защищал, а не я его. Я хочу быть слабее своего мужчины. Хочу быть женщиной, девушкой, девочкой». И Кира где-то ее понимала. — Вы бы могли попытаться. Он сможет тебя защитить при надобности. Ты же знаешь, какой он изобретательный! Он достаточно умен для тебя, тебе ли не знать. — Лидия поджала губы. — Ну, вот ты попыталась с Саймоном. И что? — Взгляд Монтроуз перешел на кафель под ногами. — Он другое…. — Мартин перебила: — Нет, не другое. Как долго ты мучилась, жалела его, как долго ждала, пока он разлюбит Изабель, пока разлюбит твою лучшую подругу. И главное… ты отдала ему свой первый раз. Ему, блять. Ему ты отдала свое первое свидание, свой первый поцелуй, свой первый секс.— Лидия покачала головой. — А ведь ты любила его, да? Думала, он лучше Джейса, Алека, Скотта, ладно, Скотт хороший… и так далее? Думала, раз он не убивает, так он лучше? — У нас разные ситуации. — Ком в горле уже перестал заботить. Когда он вообще появился? — Стайлз не Саймон. Он влюблен в тебя уже несколько лет. Всегда был влюблен, а сейчас уже любит. — А помнишь, как Саймон бросил тебя, помнишь, как пошел к Изабель? Помнишь, какой он на следующий пришел? Помнишь, как все тогда отказывались от разговора, что с ним произошло? Помнишь, как тогда Изабель сказала, что это она так его побила?! Помнишь?! — Перешла на крик Мартин, не желая слушать пепельноволосую. — Перестань! — Кричит, лишь бы заткнуть. Зачем ей снова выслушивать это?! Зачем снова напоминать о том несчастном дне?! — Так это его не Изабель побила. Отнюдь не Изабель. Это был Алек, Аида. Это был тот самый Александр Гидеон Лайтвуд, которого ты терпеть не можешь. — Остановись! — И это слушать она тоже не хочет. Зачем? — Нет, дослушай меня. Ты никогда не смотрела правде в глаза, предпочитала строить иллюзии по-поводу отношений. — И это ей сказала Лидия. Лидия, которая каждый день улыбается фальшивой улыбкой, которая притворяется дурой, которая рассказывает о своих грандиозных планах на будущие, которая делится фактами из жизни принца из ее воображения. — Не смей мне такое говорить! Не смей меня упрекать в том, что я хочу быть обычной. Не смей упрекать меня в том, что я не ты, что не строю планы, которые радуют душу, что пытаюсь построить семью с обычным человеком, что не хочу принца на белом коне! У тебя была и есть до сих пор возможность быть с человеком, которого ты любишь. — Семью с обычным человеком, говоришь? — Рыжая фальшиво рассмеялась, который раз за день. — Помнишь, как тот паренек из школы решил сводить тебя на свидание, прям как ты мечтала. Помнишь, как вы еще не успели выйти за территорию школы, как к вам пристали пьяные сволочи. Помнишь, как тебе одной пришлось с ними справляться, потому что твой ненаглядный бежал со всех ног? Помнишь, как он пытался на тебя не смотреть. Он ведь боялся тебя… — Кира закрыла уши, но звук все-равно просачивался сквозь ладони. “Блять, Лидия уйди.”— Помнишь, как он боялся тебя до дрожи в коленках, а мы с Эллисон тебя пытались успокоить? Помнишь, как ты тогда впервые попробовала виски, как тогда пила и пила, потому что тебе было больно, но не физически?! Я не хочу так! Я не хочу думать и заботиться, как долго мой парень сможет со мной продержаться. Любви то в наше время уже не достаточно… — Уходи… — Жестко говорит Аида, открывая дверь на выход. — Хорошо, только знай, что именно Лайтвуд знает тебя, только он сможет понять тебя. Никак не Саймон, никак не обычный парень. Просто передай ему бумаги и сделай то, что давно так хочешь, но не можешь себе в этом признаваться. — И тут Кира подумала,это был один из тех самых редких случаев, когда Лидия не притворялась, когда говорила серьезно, без всякой насмешки. Аида даже подумала извиниться за тот тон, в котором она говорила, но услышав единственную брошенную фразу девушки, передумала: — Я хочу увидеть завтра на твоей шее засосы! И не вздумай не пойти к нему. Я все узнаю и пошлю тебя к нему снова, даже если потребуется самолично накачать транквилизаторами и протянуть к нему в комнату! — Дверь захлопнулась. — Твою ж мать… — Прошипела девушка, смотря на бумаги.

***

      Кира в последний раз тяжело вздыхает, перед тем как постучать в дверь. Минута и дверь уже открыта, а перед ней стоит растрепанный парень с голубыми, нахальными и слишком серьезными глазами, что сразу же пропускает к себе в обитель, предварительно прикрыв дверь.       — Я пришла отдать документы. — Сухо сообщила она, идя за парнем. Ее глаза тут же останавливаются на широкой спине, которую обтягивала серая футболка. Вдох-выдох. Она ненавидит Лидию. — Отлично. — Также сухо говорит он, заходя в еще одну, отдельную комнату. Да сколько их тут, в самом деле?! Вот что означает старший сын главы организации. — Клади сюда и садись, а потом подписывай. — Отзывается где-то сбоку, выдвигая для нее кресло перед массивным столом. Прямо как в кабинете Роберта. Стол из черного дерева, стул из темно-серой кожи, светлый ламинат и темные стены, зато комната с окном, если что можно выпрыгнуть без проблем. Позади стола стоит шкаф из черного дерева, конечно же, во всю стену и полочки по бокам, где стоят различные книги в красивых, старинных переплетах. Кира присаживается на стул. В седьмой раз листает документы, нервно заправляя за ухо прядь, слегка покусывая губу изнутри, чтобы видно не было. — Губу не прикусывай. — Слышит и чуть не подскакивает с места, так близко слышит замечание. Но усилием воли заставляет себя продолжить ставить изредка подписи. — Ага, еще здесь. — Александр наклоняется к ней максимально близко, опираясь о спинку ее кресла и край стола, да так, что своей грудью прижимается к ее спине, отчего идет нервная дрожь. “Сука, просто не прикасайся” — молит она в уме. Просто пусть отойдет на безопасное расстояние. С придыханием ставит последнюю каракулю. Быстрее, быстрее смыться из этого места. — Все. — Провозглашает она, вставая и быстро шагая по направлению двери. Пересекает комнату, каким-то образом выходит на кухню, оттуда в спальню. Черт, где она?! Сзади слышится тихий смех. Ну да, как же без этого?       — Заблудилась, Красная Шапочка? — Издевка, блять.       — Да, Серый Волк совсем обнаглел строить лабиринты. — Язвит Монтроуз, пытаясь сориентироваться. Самое хуевое то, что уходить совсем не хочет, а этот запах, такой вкусный, который она полюбила каким-то невообразимым образом так быстро, легко засел в ее легких. Как бы там не было она идет дальше, в тайне надеясь, что Лайтвуд ее остановит. — И вот все-равно интересно, что тебя так привлекло в том ботане? — Вопрос заставляет ее врасплох, останавливается рядом со стеной, три шага и она сможет выйти в холл и оттуда в коридор. Он остановил ее. Зато теперь Кира обдумывает, что сказать. Вспоминает слова Лидии, сказанные несколько часов назад, и снова возвращается в события этого утра с участием Льюиса. — Он мне давно уже не нравится. — Отвечает спокойно, но понимает, что это ложь. Потому что в глубине Саймон занимает почетное место. Нет, не первое. Уже не первое, но не последнее. Он ей как напоминание, чего у нее никогда не будет. Алек же напоминание, чего она хочет сейчас. — Не верю. Докажи. — Подходит слишком быстро, смотрит своими колючими холодными глазами. — Ревнуешь, понять не могу? — Щурит глаза, знает, он не ответит, но попытать удачу стоит. — К кому ревновать то? К нему что-ли? Или может к твоим пальцам и вибратором? — Насмешка. Это была чудовищная насмешка и глупая ошибка с его стороны. Брюнет снова подходит ближе. Между ними от силы метр.       Кира взбросила руку, оплеуху хочет дать, но он ловко перехватывает ее, сильнее прижимая к себе. — Признайся, что ревнуешь или оставь меня в покое! — Она смотрит в эти синие глаза, которые всегда казались ей холодными, в которых плескается лишь лед с равнодушием, но не сейчас. Сейчас она видела злость и что-то темное. Прямо на самом дне зрачков. И это что-то было не что иное как похоть. Он приблизил лицо еще ближе, практически носом соприкоснулся с ее, а в глаза все еще смотрел. Смотрел и молчал. Сволочь. Ей то уже дышать нечем, признать то не хочет, что он ей интересен, что хочет, чтобы он прикоснулся к ее шее губами, чтобы засос там оставил, показал, чья она на самом деле. Лидия ведь права была. Не хочет она обычного. От обычного сердце не замирает и не начинает биться, как бешеное. От обычного не веет той силой, не хочется ей подчинится ему. Алек не Саймон, Алек не… впрочем не важно. А рука уже отекать начала, больно ведь. — Тогда ты признайся, что хочешь меня… — Тихо, но таким хриплым голосом ответил он, а она уже на простой силе воли держалась, чтобы не отвести взгляд. Запах его одурманивал, эти глаза затягивали, а по татуировкам так и хотелось провести пальцами. Она хотела его. Очень. До безумия. Она хотела больше, чем просто прикоснуться к нему, она хотела на утро проснуться в его кровати, голой, растрепанный, и в его объятиях. А он хотел этого не меньше. Алек хотел подчинить ее, хотел, чтобы она наконец сдалась, чтобы эти гребанные предрассудки покинули ее голову. Он хотел ножом пройтись по ее одежде, разрезать ее на несколько частей, чтобы сорвать лоскутки ткани с женского тела. Хотел, чтобы она хоть раз не наносила глину на кожу, чтобы провести по ее шрамам пальцами, чтобы каждую такую неровность поцеловать. — Только если ты первый… — Оба чувствовали возбуждение друг друга. Оба не хотели это признавать. Это ведь неправильно. Они ведь презирают друг друга. Презирают ведь? Это ведь неправильно, правда? И спас он ее тогда от самоубийства совсем не из-за того, что не хотел видеть ее мертвой, не потому что уже тогда хотел было чувствовать ее рядом, ведь так? И тогда, когда она большими глазами смотрела на отца, когда просила его уйти, ведь сама тряслась от избытка чувств, когда он помог выпроводить его. Это ведь из-за выгоды, совсем не из-за нее. И Саймона тогда избил совсем не из-за нее. Отнюдь не из-за нее. — Тогда давай одновременно. — Предложил он, уже ждать было тяжело. Уже выворачивать его будет от близкого контакта с ней. Ведь ближе к ней он хочет быть. Точнее в ней. — Ты знаешь, что ты самый настоящий сукин сын, которого мне когда либо приходилось встречать. — Проговорила сквозь зубы, но не отстранилась, ни черта. Ей даже некуда отходить. Стоит то она ровно между стеной и им. Уже. Прям классика жанра. — Одновременно, помнишь… — Повторяет он настойчиво. Его учили годами контролю, кто он, если сейчас будет каким-то сопливым идиотом. Его учили брать то, чего он хочет. Да, он ее хочет, и он возьмет ее, да, только вот не силой. Он хочет, чтобы это было взаимно. Он не насильник, кто бы как не думал. Он не его отец. — Я хочу… — Я ревную… — Тебя… — Тебя — одновременно вышло, каждый смаковал это у себя в голове. Он сразу же накрывает ее рот своим. Целует настойчиво, на грани боли. Так, как будто она уже его. Ткань футболки приподнята, а кожа горячая. И завтра, наверное, на ягодицах останутся следы от его пальцев. Но ей плевать — она прижимается к нему теснее, приоткрывая шире рот, позволяя ему делать все, что ему только вздумается. Дразня бедрами все сильнее. Чувствуя рядом с собой его, думая, как бы снять с себя поскорее одежду. Он ее приподнимает, заставляя обвить ногами талию, вжимает в стену, руки заносит над головой, губы зубами кусает, чтобы подчинилась, ведь освободить руки пытается, ведь пальцами хочет зарыться в его волосы. Уже даже елозить бедрами начала. Пульсирует все там, внутри нее, на грани безумия. Дышит через раз, впрочем, как и он. Его едва не накрывает с головой лавиной, фиг знает чего, стоит ему пройтись по коже девушки, стоит только проникнуть языком глубоко в рот, сплетаясь с ее. Он все никак понять не может, почему раньше так не прикасался к ней, почему раньше не приводил к себе в комнату, почему раньше не подходил к грани, которая стереться может в любое мгновение. Он оставляет ее руки в покое, сразу чувствуя женские пальцы на предплечьях, которые мучительно медленно бредут от лица к низу живота. — Я…ненавижу… тебя. — слетает с губ Аиды вместе со вздохами, но парень быстро перекрывает поток новых оскорблений. Рукой шею массируя, доставляет не меньшее удовольствие, чем прежде. — Мы уже выяснили…что ты хочешь меня. — Выходит почти без запинок. Другой рукой мягко скользя по животу вверх, к груди, пробираясь под бюстгальтер, пальцами проходясь по краю сосков. — Сукин ты сын. — Стонет она совсем тихо. — Повторяешься. — Говорит он перед тем, как языком лизнуть эрогенную зону, мурашки по коже который раз бегут. Снова стон. Рукой же дальше вниз проводит. Исследует тело, к которому ранее так близко не был. Над которым контроля ранее и в помине не было. Да, Изабель права, она изменилась. Алек остановился прямо над ширинкой ее джинс. — Скажи, чего ты хочешь. — Кира думает, как банально. Это же фраза из любовного романа, но ей все-равно. Знает, что рано или поздно эта фраза слетит с языка кого-то из них в любом случае. Смущается, правда говоря. С Саймоном никогда так не было. С ним всегда было что-то вроде «под пуховым одеялом, в кровати, с выключенным светом». Тогда мысль «хоть бы в этот раз пусть испытает оргазм». Сейчас такой мысли не возникает. Хочется только стонать, а лучше на голову надеть мешок, чтобы не было видно ее лица. На нем в этот момент столько всего прочитать можно. И вот уже нет Аиды, есть только Кира. И чувствует это все не Аида, а Кира. Ведь настоящая Аида не чувствуют ничего. — Скажи. — Повторяет Лайтвуд, растягивая на ее джинсах молнию. — Я хочу тебя там. Да… — Протяжно стонет, откидывая голову назад, фактически ударяясь о стену. Он же массирует клитор большим пальцем, проходясь остальными пальцами вскользь по промежности. — Хмм... — Что-то бормочет себе под нос. Парень прикусывает губу, смотря на возбужденную напарницу. Убирает пальцы, влагу с них не убирая, руками обхватывает талию и несет в кровать. Бросает на нее сероглазую, тут же отмечая, как она смотрит на него. Вот так надо было с ней поздороваться, как только приехал. А в голове картина, где Льюис стаскивает с нее одежду и трахает, и трахает, и трахает… Такие мысли к добру не приведут. Ревнует он ее, да! Молча стаскивает с Киры, наверняка, джинсы Изабель. Только у той можно найти такие, как вторая кожа, с прикрепленной цепью на кармашке, сантиметров так два-три. Он все понять не может, почему его это так бесит. Бесит, что на Аиде такие откровенные джинсы, под которыми контур любых трусиков будет виден. И сразу ведь понятно, что на ней всего лишь стринги. Стринги, блять, на ней, понимаете?! Черные, кружевные, оказываются. Футболку снимает, под которой лифчик уже расстегнут его стараниями, между прочим. Теперь он не целует — он терзает влажные губы, грубо прокусывает мякоть. «Бешеный» — думает девушка, когда Лайтвуд стягивает с нее последнюю вещь. Она восхитительно выглядит в черном, но пора покончить с этой чертовщиной…