***
В шесть тридцать подъем, плюс головная боль от недосыпания. — Ну что, блять, Золушка, проснись и пой! — Что ж это такое, постоянно Красными Шапочками да Золушками называют?! Кира поднялась с постели, сонно зевая и от холода ежась. Спать в комнате под землей, однако, прохладно. — Какое сегодня число? — Испуганно спрашивает она, смотря как Изабель искоса поглядывает на ее шею. — Двадцать пятое апреля… — А потом что-то вспомнив, добавила: — тебя, кстати, вчера искала Лидия. — Да? — Морщась, наивно задала вопрос. — Ага, спрашивала как давно ты ушла. — И что ты...ответила? — Осторожно поинтересовалась. — Сказала, что вообще не видела тебя целый день после тренировки. Я не знаю, правда, почему, но она улыбнулась и ушла. Не считаешь подозрительным это? — С чего бы? — Аида открыла свой шкафчик, усердно пытаясь найти среди вещей Иззи шарф. — Она же знает, кто он, да? — Пепельноволосая нахмурилась, пропуская мимо ушей реплику подруги, снова пытаясь разыскать нужную ей вещь. — Что, шарфик найти не можешь? — Ехидно поинтересовалась брюнетка, заглядывая через плечо. — Да кто бы сомневался, Мисс Я Немного Оборзела?! — Возмутилась Монтроуз, проводя рукой под своей кроватью, где вчера оставила запасной шарфик, знала же, что Лайтвуд так просто не сдастся. — Ох, хитрюга! — С ужасом и немым восхищением протянула Изабель, смотря как соседка оборачивает вокруг своей шеи хлопковый, темно-серый, с “кисточками” на концах шарфик. — Выкуси! — Показала средний палец и с улыбкой зашагала на выход.***
Первым делом Аида побежала на стадион. Не зря же надевала спортивный костюм. Угрюмо пробежала несколько кругов, перед тем как рядом с ней появилась Мартин, что с улыбкой на лице бежала трусцой рядом. — У меня сегодня такое хорошее настроение… — Подала голос она, а Кира сцепила зубы. Уже думала, когда Лидия снова начнет закидывать ее вопросами. — А ты своим хмурым выражением лица все портишь! — Достало. Монтроуз остановилась. — Блять, ты сейчас серьезно?! Нет у меня сегодня настроения, дай побегать одной, черт побери. — У тебя месячные что ли случились? — Банши тоже остановилась. — Нет, ты случилась со мной! — Ты же сплошной негатив, завернутый в шарф. Зачем тебе вообще шарф? На улице 18 градусов! — Аида смотрит на девушку перед ней с нескрываемой злостью. — Будто ты не знаешь?! — С тоской сорвала шарф, показывая свою шею. — Ну нихрена себе! — Взвыла Лидия, прикасаясь к одному из засосов… — Он не плох в постели, правда? — Так, все, хватит с меня. Пойду за Айрис. То что между мной и… ним… всего один раз, больше такого не будет. — Боже, ну что ты как маленькая?! — Давай не сегодня. — Аида? Наконец-то нашел, — Искренне обрадовался рядом остановившейся Джейс. Покачал головой с кривой улыбкой, глядя на шарф, — ночь веселая была? — Наоборот. Горло просто болит. Скоро пройдет. — Скосила взгляд на ухмыляющейся Лидию. — Да ладно тебе. Тут явно не один день должен пройти… ну, минимум неделю. — Прикинула Мартин, приложив к губам указательный палец. — Вы уверены, что мы говорим об одном и том же? — Поинтересовался Эрондейл, а Кира устало прикрыла глаза. — Да, Джейс, да. У меня просто горло болит. — Конечно. Просто горло болит. Знаешь, есть такой народный метод: грелку во весь рост и термометр поглубже. — Соглашается он, с ухмылкой на лице. Аида вспыхивает. Ладно, раскусили. Кто еще об этом знает? Александр просто не мог не сдержаться рассказать все своему брату, видимо. Сукин сын. — Ты что-то хотел? — Дааа…. — Почесал затылочные волосы, — Алек просил передать, что ты снова с ним занимаешься, — Ей не послышалось? О нет, она сгорит со стыда. — Вы случайно не видели Айрис? — Дабы перевести тему спрашивает она, а остальные переглянулись между собой. — Ну, как тебе сказать…***
Айрис шагала улице Воорхис авеню прямо к церкви, где однажды ей помогли, и наверняка, помогут снова. Год назад, в двенадцать лет, ей пришлось пойти в церковь к одному священнослужителю, однако тогда она еще не задумывалась, что придет сюда еще раз. И вот… она снова перед величественным зданием, откуда время от времени выходят женщины в платочках и мужчины, что оборачивались, крестились и уходили восвояси. Ей же надо было не просто поставить свечку за здоровье родных, а и за умершую собаку. Конечно, со священником обязательно поговорит, ибо только он может изгнать из ее души демонов, которые с каждым днем становятся все сильнее и сильнее, грызут глотку изнутри и не дают спокойно дышать. Самое ужасное так это то, что она не чувствует угрызений совести после убийства. Да, собака не человек, да еще и больная, но не так давно ей пришлось самолично перерезать горло отчиму. Двенадцать лет и она убийца. Аида ей говорила, есть шанс не стать на кровавую дорожку, ведь та мало того что разбирается в программировании так еще и может взломать Пентагон. Только вот… ее демоны были против. Помогать стране это хорошо, нет, это отлично, но не тогда когда тебя ставят перед фактом: либо забирают в детскую колонию, либо присоединяешься к организации с малолетними наемными убийцами. Честно, ей было все-равно, куда попадет в итоге, вариантов тут тоже, к сожалению, немного: в могилу, либо за решетку, а после никакой нормальной работы. Да только вот выбора ей не давали. Ни мать. “Ты убила человека, Микки!” — кричала тогда мать, зарываясь руками в свои короткие волосы. “Микки, Микки, что же ты наделала…” — шептала тогда она, обнимая дрожащими руками девочку. А уже перед судом ей попал в руки конверт с чертовым адресом организации и полная легенда, которую надо рассказать суду и тем, кто впредь будет что-либо спрашивать. Когда лезвие тронулось горла мужчины та засомневалась, но стоило посмотреть в глаза, где плескались смешинки, стоило посмотреть на кривую улыбку, и хоть рука дрогнула, но она это сделала. В одиннадцать ее впервые изнасиловал отчим. В течении года это произошло всего два раза, но ей просто повезло, что все остальное время он либо пил в захудалом клубе, либо бил ее мать, пускал ее по кругу своим друзьям, которых Айрис запомнила. Она придет за ними. Придет и отомстит. Ничего что мать теперь боится смотреть на нее, ничего что каждый раз еле слышно произносит “ты становишься как он. В точности им”. Ей тринадцать, скоро четырнадцать, а уже знает каково это быть взрослой. Интересно, Аида тоже была такой? Что случилось с ней, что та стала такой… такой…? Впервые девочка покрасилась в фиолетовый цвет совсем недавно. Наверное, месяц назад. Просто по одной причине: чтобы не забыть, кто она на самом деле, чтобы запомнить, что она личность. В тринадцать лет такие мысли, столь великие познания? Айрис помнит, как зашла в церковь спустя неделю от того самого отсчета. Помнит, как села на лавочку, как слушала хор, слушала исповеди рядом сидящих дамочек. Помнит. Она это помнит. помнит как на нее посмотрела одна из женщин, помнит как та сказала “У тебя прекрасная кожа. Оливковый цвет сейчас в моде. Но волосы… они слишком блеклые”. Помнит, как недоуменно посмотрела на незнакомку, что своими длинными ногами на высоченных каблуках да мини-юбке прошла к выходу. Помнит, как задумалась над этим, осмотрев свои темно-каштановые волосы. На следующий день эти самые волосы стали фиолетового цвета. Никто бы не посмел ее упрекать, думалось ей. Помнит отца Иосифа, который стоял с ней в углу зала и внимательно слушал, изредка хмурил брови, давал платочек, когда та начинала плакать. “У всех нас есть грехи. Все мы имеем право просить прощение у Господа и получить его” — помнит и эту фразу. — Благословите, Святой Отец. — Приветствует Айрис мужчину в черном балахоне, заходя внутрь и откидывая свой ярко-розовый капюшон. Тот качает головой, но молчит по-поводу отсутствия платка. — Да будет здравие с вами… — И она тяжело выдыхает, рассказывает, какой выбор ей пришлось сделать на этой неделе, минув несколько деталей про организацию. Так должно быть. Пусть Бог слышит ее молитвы и ее каяния, хоть демоны лишь злорадствуют, а она нервно улыбается. Аида права, в их мире нет и капли чистоты и невинности…***
Мириза остановилась напротив стола Роберта, сжимая пальцы в кулаки. — Это неправильно. — Говорит она осипшим голосом. Мериза покачивает головой в сторону. — Они же все дети. — Это война. — Роберт положил по обе стороны от женщины руки. — Я знала тебя не таким, когда выходила за тебя замуж. Что произошло с нами, с тобой? Как ты смог дойти до того, чтобы собственных детей вести на какую то войну, где правил априори не существует. — Они каждую неделю убивают людей! Каждую чертову неделю есть жертвы! Это моя обязанность! — Твоя обязанность защищать и обучать этих детей, а не калечить и убивать! — Вспылила она. — Это меры дрессировки. Ты знать не знаешь о таком термине. — Спокойно ответил мужчина, потирая рукой запястье с часами, чтобы отвлечься. — Ты избил своего тринадцатилетнего сына до обморочного состояния, исполосовал его спину! Ты морально унижаешь свою дочь, а старшего сына загоняешь в настолько жесткие рамки, что как бы ему не свихнуться. Он не робот, как бы ты этого не хотел. Они люди, личности, а ты их выжигаешь! — А где же ты была все это время? — Спросил тихо, зная ответ заранее. Он знает ее хорошо, он знает ее всю без остатка. Роберт с ней с самого детства, с тех пор как ее привели в эту организацию более двадцати пяти лет назад. Отец предупреждал его “Не связываясь с такой как она. Душа ее не красит, а тебе придется принимать решения, которые ей никогда не понять. Любовь не настолько сильна, чтобы выдержать такое” — говорил отец, пока был жив, а тот не верил. А сейчас смотря на монитор, где на повторе крутится видео с Алеком и Аидой, тот самый момент, когда она целует его, внезапно понял, ситуации вполне могут стать похожими. Разве что девчонка уйдет, а он… он захочет пойти за ней. Только вот Роберт хорошо знает таких как Монтроуз. Та не будет с его сыном… — Я залечиваю раны, нанесенные тобой! — Крикнула Мериза. Глаза запылали прежней злостью, прежнем огнем, что ранее так будоражило все в нем. Ему нравилось, когда она была строга, серьезна, понимал же, что маска это. Ему нравилось, когда она злилась, кричала, потому что тогда выражала эмоции, потому что живой тогда была. Нравилось, когда та ослушивалась его приказов, чтобы позлить, потому что хотела быть независимой, хотела показать свою силу и доказать свою свободу. Он так ее любил! Любил всю и все в ней! Но сейчас перед ним лишь сломанная игрушка с печальными глазами, что не может ничего сделать. Сейчас перед ним простая слабая женщина, такая же как и все. — Да, Мериза, потому что не можешь ничего сделать. Кроме того, мне стоит заботится не только о детях и своих наследниках, а еще и о стране. Я люблю свою страну. — Любишь больше своих родных детей? — Мериза… не усложняй ситуацию, мы оба знаем что тебе здесь делать нечего. — Здесь мои дети и они в опасности. И не только со стороны повстанцев. — Мне насильно вывести тебя из кабинета? — Бывшая жена затаила дыхание, не веря ушам. Он выгоняет ее. — Ты пожалеешь… — Смотрит прямо в глаза. — Кажется, я больше не осуждаю Натали. — С ядом произносит, разворачивается и уходит. — Да, иди. Но запомни, если я узнаю, что ты связана с повстанцами то, поверь мне на слово, я превращу твою жизнь ад. Это не составит никаких трудностей. — Женщина резко срывается с места и выходит за дверь, громко захлопнув ее за собой. А тот быстро настрочил сообщение “Хочу тебя на этом столе”, отправил Анне. Ничего нового. Ибо и в этот раз кукла в красном шелковом халатике придет к нему и снова и снова эти разговоры о новой машине, снова и снова все идет по кругу. Все стало таким, каким это видел когда то его отец. Все будет таким и во время правление Александра. Тот не сомневается, сын его точная копия, а значит история повторится. И путь Алек еще не понимает этого, но они схожи как две капли воды. Ему надо это лишь принять. — Натали, я жду тебя. Надеюсь, ты все-таки станешь моим концом… — Шепчет он, закуривая сигарету, смотря в открытое окно и представляя как вся его жизнь рушится. Только вот он до сих пор не понимает, что жизнь его разрушена давно. Слишком давно, чтобы вспомнить, когда именно было заложено начало конца...